Шестой

— Детектив Флойд, вернитесь в свою палату! — вторит вслед бредущему по коридору Барри доктор Найджел Миллер, как и всегда, курирующий лечение госпитализированных офицеров Шестого участка. Но Барри только отмахивается, на ходу застёгивая пуговицы потрёпанной в результате взрыва рубашки. Никакой другой одежды при себе у него не было, а расхаживать в больничной пижаме по улицам города не менее нелепо, чем появляться голым вообще. Лечащий врач пробует его догнать и, когда у него это получается, то преграждает ему путь, мягко коснувшись ладонью груди Барри. Та мгновенно отзывается притуплённой болью. Что говорить: этот проклятый взрыв его чуть не убил и оставил на теле очаги нестерпимой боли. Покинув палату, Барри лишился инъекций обезболивающего, и каждый шаг сопровождается вспышками перед глазами и ощущениями, будто к коже прислоняют раскалённый до красна прут. Доктор Найджел Миллер снова просит его вернуться в палату, куда уже стягиваются силы местного медперсонала: две медсестры и один довольно крупный и угрожающего вида медбрат, очень сильно напоминающий санитара в психушке, которых там держат для усмирения буйных пациентов. Все трое топчутся в коридоре в нерешительности и вопросительно переглядываются друг с другом. Доктор Миллер поглядывает за плечо Барри и подзывает троицу к себе. — Послушайте, детектив, — вновь начинает доктор, пока младший медицинский персонал приближается к Барри со спины. Рефлекторно он оглядывается назад и встаёт так, чтобы держать всех в поле зрения, особенно крупногабаритного медбрата. Они ведь не станут силком затаскивать его обратно в палату? Это ведь больница, а не психиатрическая клиника, и он всего лишь пациент, — раненый офицер полиции — а не психически больной. Возможно, новость, связанная с Айзеком, и вскрывшаяся о нём правда попросту вынуждают быть бдительным как никогда раньше и видеть угрозу даже там, где её в принципе нет. — Вы перенесли мощнейший взрыв и только чудом уцелели, — продолжает говорить доброжелательной интонацией доктор, при этом расставляя акценты так, будто пытается убедить ребёнка в необходимости вылечить кариес. — В вашем состоянии необходим покой и строгий постельный режим. Ваша моторика и координация нарушены!.. Словно подтверждая его слова, Барри одолевает жуткое головокружение. И лишь вовремя успев опереться ладонью о холодную бетонную стену, он спасает себя от встречи с плиточным полом. Вряд ли кто-то из медицинского персонала успел бы это предотвратить. Доктор Миллер делает недолгую паузу и вздыхает, с пока ещё лёгким упрёком поглядывая на Барри, который отмахивается, делая вид, что это вышло случайно и никак не связано с его крайне хреновым состоянием. — Детектив Флойд, я вынужден настаивать, — чуть тверже подчёркивает доктор. — Мы несём ответственность за жизни и здоровье вверенных нам сотрудников правоохранительных органов. Поймите, мы не имеем права отпускать вас в таком тяжёлом состоянии — вы можете в любой момент потерять сознание! Уилл, будь добр, сопроводи детектива Флойда обратно в палату, — велит он медбрату. Медбрат — здоровенный и широкоплечий афроамериканец — не говоря ни слова, мягко хватает Барри за локоть, намереваясь сопроводить обратно. Но Барри отдёргивает руку и едва не отпихивает медбрата, благо тому удаётся вовремя отскочить. Это возмущает доктора Миллера, который уже требует от Барри прекратить этот спектакль и добровольно вернуться в палату. — Следующему, кто меня тронет, я сломаю руку, — едва не рычит Барри. Тяжело дыша, он опирается одной ладонью о стену, затравленно поглядывая на окруживших его мужчин и женщин во врачебных одеяниях. Теперь он действительно напоминает психически больного, всеми силами пытающегося сбежать из лечащего учреждения. — Я веду расследование. В здании, возможно, находится опасный преступник, ответственный за сегодняшний взрыв и гибель десятков полицейских. Так что если попробуете мне помешать, то окажетесь в одной с ним камере. Пыл доктора Миллера ослабевает. Темнокожий медбрат вопросительно, даже скептично поглядывает на врача, ожидая дальнейших указаний, в то время как две медсестры, обеспокоенно переглянувшись, отступают назад. Ещё бы, ведь такие молодые — наверняка, практикантки из местного медицинского колледжа — не горят желанием терять бесценные годы своей молодости в тюремной камере да ещё и в компании, возможно, последнего мерзавца на свете. А ведь Барри им устроит нелёгкую жизнь, если кто-то из них предпримет ещё хоть одну попытку вернуть его в палату против воли. Доктор Миллер молча кивает медбрату куда-то в сторону, как бы говоря, чтобы детектива полиции оставили в покое, на что медбрат сдержанно и недовольно выдыхает, так же отходя назад и давая пространство для манёвра. Барри одаривает врача недовольным взглядом, словно услышав от него оскорбления, и молча проходит мимо них, двигаясь в сторону лифта. Каждый шаг даётся с невероятным трудом и отзывается звенящей, сводящей с ума всё тело болью. Поэтому спуск на первый этаж больницы, пусть и при помощи лифта, по итогу оказывается тем ещё испытанием, которое, правда, Барри успешно преодолевает. В фойе больницы он сталкивается с агентом Лэндвудом, отдающим распоряжения подтянувшимся к зданию лечебного учреждения агентам ФБР и бойцам уцелевших групп спецназа. Те принимаются блокировать все входы и выходы из больницы, а также осматривают помещения. Возмущённый такой бесцеремонностью медицинский персонал, тем не менее, вынужден беспрекословно подчиниться требованиям федералов и охраны больницы. По громкой связи дежурные администраторы просят пациентов не покидать свои палаты и сохранять спокойствие. Однако внутренний голос подсказывает Барри, наблюдающему за всей этой суетой вокруг, что уже слишком поздно. Айзек далеко не дурак. И если он действительно как-то связан с сектой, то совершенно точно не стал бы здесь задерживаться, прекрасно зная, что его могут в любой момент разоблачить. И этот момент настал. — Чёрт, ты хреново выглядишь, детектив, — не сдерживается от комментариев агент Лэндвуд, подошедший к Барри, и протягивает ему пластиковый стаканчик с водой. Тот лишь одаривает его хмурым взором и, ухватив стаканчик, снова переключает внимание на группу бойцов спецназа в тёмно-зеленой форме, которые отправляются на нижние ярусы больницы, где расположены подсобные помещения, операционные и морозильники для временного хранения трупов. — Мы оцепили всю больницу. Все улицы, ведущие к ней, заблокированы. Район взят под усиленную охрану. — Агент сверяется со своими наручными часами. — Слишком поздно, — сухо резюмирует Барри и делает несколько робких глотков воды. — Где можно посмотреть записи с камер видеонаблюдения? Едва услышав эту просьбу, Лэндвуд подзывает к себе одного из агентов — молодого вихрастого парня в форменной куртке Бюро. Тот, в свою очередь, приводит к ним помощника шерифа, приставленного к этой больнице в качестве охраны. Зрелого возраста помощник шерифа отводит их в комнату охраны рядом со стойкой администрации больницы, где за мониторами сидит его коллега. Услышав просьбу просмотреть записи с камер за последние полчаса, помощник живо выводит нужный материал на один из мониторов видеонаблюдения. Морщась от неугасающей боли, к которой прибавилась ещё и головная, Барри, допив воду и с хрустом пластика смяв стаканчик, всматривается в чёрно-белую запись, мысленно отметив, что больнице не помешает обновить оборудование для наружного наблюдения. Однако даже сквозь зернистую рябь и помехи удаётся разглядеть силуэт Айзека, спускающегося с крыльца больницы и бредущего в сторону автобусной остановки. С учётом пробок, которые успели сковать весь Лос-Анджелес на фоне взрыва и просто сломали всю транспортную систему, устроив настоящий коллапс, выбор Айзека в пользу общественного транспорта более чем странный. Хотя, возможно, он и не садился на автобус вовсе. Как бы то ни было, но вместо обещания навестить Нэнси и побыть с ней какое-то время, Айзек ускользнул прямо у них из-под носа. И ведь никто не стал задавать лишних вопросов. Да что там: Барри сам предложил ему отправиться домой как ни в чём не бывало. От этой мысли он раздосадовано ударяет кулаком по столу, отчего слегка подпрыгивает металлическая ложка в пустой чайной кружке, а оба помощника шерифа настороженно переглядываются. Барри приподнимает ладонь, как бы говоря, что всё в порядке, и закусывает нижнюю губу. На самом деле ни хрена не в порядке. Айзек ушёл, и даже если они разошлют его ориентировку всем полицейским Лос-Анджелеса, он может быть где угодно. Он может запросто залечь на дно. И если он плотно повязан с «Рассветом», то те наверняка позаботились о том, чтобы безопасно вывезти его из города или предоставить надёжное убежище на случай такой вот облавы. Им предстоит искать крысу посреди кукурузного поля, коим и является многомиллионный Город Ангелов. От таких перспектив хочется взвыть, но Барри лишь просит агента Лэндвуда отозвать своих людей и направить все оставшиеся в распоряжении Бюро ресурсы на то, чтобы перехватить Айзека где бы он ни был. А ещё он просит приставить охрану к Нэнси — кто знает, насколько тесно эти двое были связаны, и что Айзек под видом пошлых и не очень шуточек мог ей наговорить. Возможно, его подозрения излишни и безосновательны, однако Барри решает перестраховаться. — Руководство дало мне двадцать четыре часа, чтобы найти виновных во взрыве, — мрачно сообщает агент Лэндвуд, когда они покидают помещение охраны и снова оказываются посреди порядком опустевшего фойе больницы. У входа дежурят вооружённые до зубов и экипированные с ног до головы бойцы спецназа. Именно такие ребята и погибли во время штурма общины секты. Никакое обмундирование их не спасло, в то время как Барри, одетый в один лишь стандартный полицейский бронежилет, выжил. Насмешка судьбы, никак не иначе. — Найти виновных? — переспрашивает Барри, вопросительно поглядывая на агента Лэндвуда. Похоже, Бюро решило разыграть новые карты и сменило подход. — За этим стоит секта под названием «Рассвет», разве не очевидно? — добавляет с лёгкой иронией в голосе. Агент Лэндвуд не оценивает его ехидства и лишь кривит губы, недовольный. — Причина взрыва ждёт официального подтверждения у специалистов из Министерства внутренней безопасности, — поясняет агент. — Но я разговаривал с нашими взрывотехниками, и они пришли к выводу, что такие разрушения характерны для объёмных взрывов. Когда Барри пробует проследить за его мыслью, то понимает, что агент Лэндвуд говорит о том, о чём подумал и он, находясь ещё в палате. Сколько же баллонов газа было в штаб-квартире секты? От этого взрыва людей буквально разорвало на части. И куда только смотрели власти, зная, что посреди Сан-Фернандо находится набитый газом дом, который в любой момент мог взлететь на воздух вместе с доброй половиной квартала? Наверняка этот ветхий домишка, куда постоянно съезжались члены паствы, привлекал внимание местных жителей. Наверняка им интересовались и застройщики. Но неужели все предпочли закрыть на это глаза? Чем больше Барри пытается вникнуть в обстоятельства произошедшего, тем больше возникает вопросов, особенно к федералам, штурмовавшим штаб-квартиру секты. Каким же идиотом нужно быть, чтобы при прицельной стрельбе не заметить здоровенные газовые баллоны, которые сложно с чем-то спутать, не говоря уже об их специальной маркировке? Но ещё больше вопросов вызывает собственное решение привлечь к ответственности Айзека. Это его подчинённый. Его птенец, из которого он пытался вырастить толкового детектива полиции. И что в итоге? В итоге предпочёл спустить на него всех собак, в том числе и федеральных. Конечно, после его сбивчивого и даже спутанного рассказа, многое, особенно касающееся секты, совершенно не клеится, однако Барри всё сильнее кажется, что он поторопился с вердиктом. Он рубит с плеча, не став привычным образом разбирать каждое обстоятельство по косточкам. Он попросту устал гоняться за правдой. — Никакого взрывного устройства не было, — заключает агент Лэндвуд, вырвав Барри из дум. — Во время перестрелки могли быть задеты газовые баллоны, а их было предостаточно, чтобы устроить… такое. — Значит, взрыв бытового газа? — хмыкает Барри и водит головой, точно раздосадованный такими выводами. Со стороны федералов максимально глупо списывать собственные ошибки на волю случая, которым и оказались газовые баллоны. — Такие разрушения... Белому дому это не понравится, как и общественности. — Белый дом — это уже не ваша забота, — парирует агент Лэндвуд и взирает на Барри. — Если по истечении двадцати четырёх часов я не закую в наручники виновного, дело передадут моим коллегам из другого отдела. И, поверьте, вас они без внимания не оставят. Но Барри только мрачно усмехается: — Стало страшно за свой жетон, агент Лэндвуд? Или пытаетесь таким образом искупить вину? Я вам вот, что скажу, — Барри так же поворачивается к нему. — Айзек работал под моим началом несколько лет, и за всё это время я ни разу не замечал за ним мотива или повода к тому, чтобы вступить в подобный культ. Знаете, как происходит вербовка адептов секты? — с претензией на некомпетентность агента спрашивает Барри. — Когда только-только начинается обращение, человек, которого вербуют, меняется кардинальным образом. Он отказывается от всех своих привычек, пересматривает свои принципы, меняет образ жизни. Алкоголик превращается в трезвенника, а курильщик — в спортсмена. Люди оставляют работу, обрывают все связи и просто становятся другими. Айзек же как был язвой, так ею и остался. Поверьте, я знаю, о чём говорю. — Давайте кое-что проясним, детектив-лейтенант, — агент Лэндвуд чуть качает головой, словно разочаровавшись. — Пару минут назад вы назвали имя подозреваемого и попросили меня оцепить здание, что я и сделал. Теперь же вы начинаете отстаивать честь того, на кого указывают факты. Вами движут личные мотивы, детектив? Вы боитесь сойти за соучастника? — Я боюсь посадить за решётку невиновного, — парирует Барри. Он действительно этого боится. И дело не в служебных проверках и отстранении, которые последуют в случае ошибок в процессе расследования. Дело в самом Айзеке, к которому Барри, при всей их взаимной неприязни, всё же успел привязаться. — И я повторюсь, агент: несмотря на спутанные показания и некоторые факты, мотив Айзека, как и его реальное членство в этой секте, вызывают у меня вопросы, которые я не вправе игнорировать. Потому что иначе всё это снова не вяжется между собой. У Айзека действительно не было мотивов присоединиться к деструктивному культу судного дня. Да и деструктивного в секте мало, учитывая, что их целью, судя по всему, были банды, терроризирующие город. Возможно, его попросту вынудили и не при помощи пыток, вовсе нет. Есть десятки других способов заставить человека делать то, что необходимо, без физического насилия. Тогда как сектанты смогли до него добраться? Барри припоминает все те дни, когда они работали вместе, едва в городе начались жуткие убийства. Айзек практически всё время был на виду. Может, дело в Нэнси? Эти двое крутят роман достаточно долго, и только слепой бы не заметил, как они оба меняются в компании друг друга. Могла ли секта догадаться о неравнодушии Айзека к своей коллеге? Могла ли использовать Нэнси как рычаг давления на него? Могло ли то нападение на неё послужить этаким предупреждением, что любое отклонение от курса чревато последствиями? Тогда зачем Айзек преднамеренно отправился в пасть льва, зная, что этот лев может в любой момент откусить ему голову? Все те восемь часов, проведённых под прикрытием, он делал свою работу и делал её качественно. Может, перед своей эвакуацией он пытался тайно уладить конфликт с сектой и избежать таким образом кровопролития? Секта же предпочла не церемониться и припугнула свою шестёрку, заодно отослав жуткое предупреждение Шестому полицейскому участку. Хочется поделиться этими мыслями с агентом, но Барри себя одёргивает, понимая, что тот может расценить его рассуждения как попытку переметнуться в стан врага, если не закуёт в наручники вовсе, объявив соучастником. Барри просто необходимо выяснить правду, и он даже знает, как это сделать. Однако ткнуть агента Лэндвуда в один очевидный факт всё же решается: — Эта секта — далеко не сборище туповатых и бородатых реднеков. Им нужны были гангстеры, не копы. Газ или нет, но в том, что произошло, виноваты мы сами. Мы полезли к ним, даже не попытавшись разобраться. Чёрт, мы даже не пытались с ними переговорить. И я не знаю, какая во всём этом роль у Айзека. Но, даже если он и замешан в этом, то лишь в качестве простой пешки. Агент Лэндвуд впивается в него пристальным, с оттенком возмущения взглядом, словно раздумывая, стоит ли спросить с Барри претензии в адрес правоохранительной системы, но сдерживается. Им обоим пора уяснить, что даже несмотря на обоюдную неприязнь и все эти страшные ошибки, сделанные раннее, куда разумнее работать сообща. Да, это не гарантирует мир между ведомствами, однако позволит сосредоточить все силы и средства на поиске ответов. Барри делится этим предложением с агентом Лэндвудом. Тот тянет с ответом какое-то время, не то тщательно взвешивая все «за» и «против», не то просто набивая себе цену. В конечном итоге агент соглашается, обменявшись с ним формальным рукопожатием, и предлагает немедленно начать поиски. В качестве отправной точки Лэндвуд решает использовать камеры наружного наблюдения больницы, автобусных остановок, банкоматов и некоторых жилых зданий и магазинов. — Один вопрос, агент, — произносит Барри перед тем, как разминуться с агентом Лэндвудом. Тот обращает на него вопросительно-скептичный взор. — Если, по вашему, официальная версия — взрыв бытового газа, значит, это не будет классифицироваться как теракт? Тогда зачем здесь специалисты из МВБ? И почему в городе развёрнута СЦГТ? Мэром и окружным прокурором объявлен контртеррористический режим? — Мы оба знаем, что когда речь идёт о массовом и целенаправленном убийстве сотрудников правоохранительных органов, преступление классифицируется как теракт. — Выходит, Айзек теперь террорист? — хмыкает Барри. Он поверить не может, что теперь всё настолько серьёзно. Едва человека нарекают террористом, и он становится заклятым врагом государства, объявившего своей доктриной борьбу с терроризмом — как внутренним, так и внешним. После одиннадцатого сентября и принятия «Патриотического акта», у властей словно бы сорвало крышу, а любое массовое убийство стало рассматриваться, в первую очередь, с точки зрения террора. Не то, чтобы Барри оправдывает терроризм или убийства ради веры, просто иногда такие меры кажутся ему излишними. — Это вы мне скажите, детектив, — хмыкает агент Лэндвуд. — Его информация может не только вывести нас на сообщников, но и помочь разобраться, причастен ли он ко взрыву или же нет. Другими словами, только от Айзека будет зависеть, станут ли власти видеть в нём угрозу национальной безопасности и террориста, либо же простого детектива полиции, всего лишь злоупотребившего полномочиями. Хочется верить, что федералы сделают всё, дабы Айзек проходил по более мягкой статье, да только Барри достаточно долго работает в системе, чтобы понять: если власти хотят до кого-то добраться, они пойдут на всё. Стоит только прозвучать команде «Фас», и десятки вечно голодных гончих в лице федеральных ведомств начнут драть в клочья всех и вся, дабы ухватить кость и заработать похвалу от своих «хозяев». И Айзек — та самая кость, которую бросил Барри. Но, возможно, ещё есть шанс всё исправить. Возможно, если выйти с Айзеком на контакт и узнать как можно больше, то удастся не только привлечь к ответственности по-настоящему виновных лиц, но и помочь ему реабилитироваться. И пока агент Лэндвуд пробует договориться с Департаментом полиции Лос-Анджелеса и владельцами заведений, чтобы получить доступ к записям за последние полчаса, Барри решает придерживаться собственного плана. Вынув из заднего кармана брюк сотовый, он роется в списке контактов, пока не натыкается на нужный. Помедлив с секунду, нажимает на заветную кнопку вызова и осторожно прислоняет телефон к уху, будто опасаясь, что из динамика может вылезти какой-нибудь ушной червь. — Что бы ты ни задумал, Айзек, — не надо, — Барри оставляет ему сообщение на автоответчик, потому что Айзек не берёт трубку, либо же предусмотрительно избавился от телефона, усложнив таким образом возможность отслеживания. — Ты прекрасно знаешь, что мы всё равно тебя поймаем. Я тебя поймаю. — Барри медленно подходит к одному из окон больницы, откуда простирается вид на проезжую часть оцепленной федералами улицы. Агенты на пару с полицейскими рассредотачиваются по периметру района, останавливая и опрашивая прохожих. Подъезд к отделению реанимации блокируют несколько внедорожников калифорнийского дорожного патруля, чем вызывают возмущение медперсонала. Машины приходится отогнать, создав подобие буферной зоны, куда могут попасть лишь кареты скорой помощи, в то время как сами офицеры терпеливо просят медиков не мешать им делать свою работу. — Я могу тебе помочь. Мы ещё можем всё решить и исправить. Я прошу тебя: одумайся, пока не стало слишком поздно. Если ты не сдашься добровольно до конца этого дня, тебя объявят в федеральный розыск и по твоему следу пустят всех собак. Айзек, ты был мне как сын. Я столько лет… — Я не виноват, Флойд, — внезапно раздаётся голос Айзека на том конце. Барри застывает от изумления, не зная, чему удивляться больше: что с ним лично говорит предполагаемый подозреваемый или что Айзек всё же не стал отключать телефон. — Я не хотел этого. Не хотел, чтобы всё закончилось вот так… — Я знаю, — едва не успокаивает его Барри. — Ты напуган. Поэтому ты сбежал? Поэтому солгал мне? — на том конце повисает утвердительное молчание. Барри вздыхает. — Чёрт, Айзек… Куда же тебя занесло… Зачем ты в это вляпался? Пойми: ты вынуждаешь нас действовать по правилам. Вынуждаешь нас гоняться за тобой, как за опасным преступником!.. Поймав на себе подозрительный взгляд агента Лэндвуда, переговаривающегося с командиром спецназа, Барри заворачивает за угол фойе, оказавшись в одном из коридоров, где расположены палаты временного размещения. Такой личный контакт с возможным беглым подозреваемым может расцениваться как пособничество, поэтому будет лучше, если об их разговоре никто не узнает. Впрочем, федералы наверняка отослали запрос окружному прокурору и федеральному судье, чтобы получить разрешение на прослушку телефонных звонков Айзека. Плевать. Барри пошёл на это из принципа разумности и простого желания помочь Айзеку — вернуть его на правильный путь и не позволить совершить самую страшную ошибку в своей жизни. — Я не хотел, чтобы пострадала Нэнси, — произносит Айзек. Барри встаёт напротив стены, опираясь об неё свободной рукой. Ему тяжело говорить с тем, кто после стольких лет совместной работы грозит стать последней крысой. К тому же тело, всё ещё мучимое болью, пронзает слабость и жуткое недомогание. И это настоящее чудо, что Барри до сих пор стоит на ногах, а не сражён обморочным состоянием. — Это из-за неё, верно? — пробует пробить Барри. — Из-за неё ты пошёл на это? Они заставили тебя водить нас за нос? Заставили заманить? Скажи мне, Айзек. Скажи мне правду, и я обещаю тебе помочь. Ты мне как сын. — Я был бессилен, — звучит почти что безжизненное. — Приказы отдаю не я. И не я принимаю решения. Я пытался их убедить, пытался отговорить, но наш участок… Они желали уничтожить Шестой. Я ведь не лгал тебе, Флойд. Они хотят нас уничтожить. Зацепившись за эти слова, Барри решает выведать у него как можно больше. Возможно, это ключ. — Кто их отдаёт? — спрашивает Барри и вороватым взглядом поглядывает на снующих по коридору медсестёр и волонтёров. — Проповедник? Бёрдс? Кто, Айзек? Мне ты можешь сказать. Я тебе помогу, обещаю. Мы во всём разберёмся, даю тебе слово. Только дай мне… информацию. Назови имя. Скажи мне, что будет дальше. Помоги спасти остальных. — Ничего, Флойд, — почти что шепчет Айзек. — Они своего добились, — с намёком на потери Шестого произносит. — Я не знаю, что будет дальше. Прошу, не влезай в это — я не хочу, чтобы пострадал и ты. — Ты ведь не веришь, — констатирует Барри с надеждой в голосе. — Не веришь этой секте. Ты знаешь, что они не правы. Убийствами они ничего не добьются. — Меня использовали, Флойд, — Айзек заминается, словно набираясь смелости озвучить кое-что ещё, — чтобы добраться до Бёрдса, до Брауна и остальных. Они знали про их махинации. Они знали, что Шестой прогнил насквозь, как и вся система. Они не остановятся на этом. Флойд, — делает резкую паузу, вынуждая Барри отойти от стены и замереть, с трепетом вслушиваясь в напряжённую тишину на том конце. — Кажется, это нечто большее, чем просто секта. Они повсюду. И если ты действительно хочешь мне помочь, то не помогай им искать меня. От услышанного кровь стынет в жилах. Хочется спросить, о ком именно говорит Айзек, однако стоит только выглянуть из-за угла и наткнуться на фигуру агента Лэндвуда, выискивающего кого-то и подзывающего к себе бойцов спецназа, Барри начинает догадываться. С губ слетает разочарованный вздох, а на языке ощущается привкус досады. Звонок из Квинса, который стал наводкой на очередной труп в квартире некоего предателя, легко организовать, будучи уроженцем Нью-Йорка со старыми связями. Самонадеянный штурм штаб-квартиры секты, уничтоживший не только здание, но и свидетелей и возможные улики, как убедительное прикрытие. Подчищенная крыша, с которой таинственный снайпер произвёл смертельный выстрел, унёсший жизнь спецназовца, — результат работы матёрых спецов, коих в Бюро предостаточно. Лёгкий арест Рафа и отсутствие толковой информации о нём с того дня, как он был передан федералам, — видимо, потому что Рафа уже давно нет в живых. Опасения Бёрдса о том, что Шестой участок влез в чужую войну, — он предполагал, кто им противостоит. Теперь понятно такое ярое желание Лэндвуда настроить Барри против своего некогда подчинённого. И вряд ли всё ограничится одним лишь арестом Айзека, который этой информацией практически себя реабилитировал. Если Лэндвуд и другие липовые агенты действительно «со стороны», они будут продолжать идти по головам, пока не добьются своего. Но Шестой уже оказался обезглавлен. Чего они ещё хотят?.. — Береги себя, Флойд. И… скажи Нэнси, что я правда её люблю. Пока. — На том конце раздаются гудки. Пребывая в недоумении и шоке одновременно, Барри пробует дозвониться до Айзека снова, но в ответ — мелодичный женский голос, сообщающий, что набираемый абонент недоступен. Теперь Айзек совершенно точно избавился от телефона, что усложнит его поиски. Но Айзек просто обязан вернуться: как минимум, чтобы дать показания в пользу самого себя и, возможно, помочь с поисками настоящих виновников. Как бы то ни было, но Барри оказывается прав: Айзек действительно всего лишь пешка, простой исполнитель и верхушка айсберга. За все этим стоит кто-то другой. Вопрос: кто именно? Для простой секты они слишком хорошо организованы и осторожны. Спецслужбы? Но зачем устраивать целое шоу? Чтобы избавиться от всей верхушки Шестого и провести зачистку среди его сотрудников? Не проще ли сфабриковать дело о коррупции или ткнуть Бёрдса носом в давно замятые им же дела? Барри не может выстроить логичные причинно-следственные связи и понимает, что информация Айзека — это самая настоящая капля в море. Ещё он знает, что им всем угрожает опасность. Барри только собирается позвонить коллеге из Седьмого участка, которому доверяет, как на его сотовый приходит входящий вызов. Незнакомый номер. Решив, что это Айзек, он живо нажимает на кнопку ответа. — Флойд, это Крис, — от раздавшегося голоса Кристиана Тёрнера недоумение сковывает вновь. Озадаченный, Барри скребёт вспотевшую шею, теряясь и не зная, что ему сказать. Меньше всего он ожидал услышать голос Криса. — Слушай, у нас серьёзные проблемы. Я… Мы… Бёрдс и Браун стояли за всем этим, но они мертвы. Послушай, — Крис не оставляет ему возможности вставить ответное слово. — Мы сильно влипли. Мэй застрелил Брауна, пытаясь спасти меня, и его куда-то увозят. Теперь здесь всем заправляет сержант Тиц, и… Я не знаю, что нам делать, Флойд. У нас были улики — у нас была запись против Томпсона и Клайда. Мы думали, что положим этому конец, но… всё просто развалилось. И Айзек — мы нашли его номер в телефоне сектанта. Я не знаю, как он с этим связан, но он собирал информацию на личный состав Шестого. И, возможно, он заминировал Шестой участок. Мы не знаем точно, но нам нужна твоя помощь. Прошу, Барри… Я не могу потерять Мэя. Я ведь… я люблю его. Последние три слова вгрызаются в подсознание, точно дисковая пила в дерево. Барри молчит и прислоняется к холодной стене горячим лбом. Его ударяет в жуткий жар, от которого небрежно надетая рубашка неприятно липнет к мокрой спине. Язык и левая половина туловища отчего-то начинают неметь, а рот мгновенно наполняется слюной. Сначала признание Энтони Беннета в симпатии к Льюису. Теперь же в этом признаётся Крис. Кажется, в Шестом любовные отношения между коллегами, особенно между напарниками, уже становятся чем-то вроде нормы. Барри не знает почему, но эта новость цепляет и задевает его куда сильнее, чем весть о Брауне и Бёрдсе и даже информация о возможном предательстве Лэндвуда. Наверное, потому что это было предсказуемо. Рано или поздно, но капитана Бёрдса схватили бы за глотку — не свои, так чужие. Рано или поздно, но его играм пришёл бы конец. Причастность же Брауна удивляет несколько больше, однако и в этом есть своя логика — лейтенант был одним из приближённых капитана. И впору подозревать в целом сговоре всех сержантов Шестого, да только все они мертвы, кроме Беннета и… Тица. Грёбаного психолога, который, сродни Бёрдсу, давно вызывает вопросы. И тот факт, что теперь именно он заправляет остатками Шестого участка, Барри нисколько не радует и наводит на определённые мысли, которыми он спешит поделиться с Крисом. — Он не стал меня слушать, — выдавливает Крис, голос которого волнительно подрагивает. — Мэя просто заковали в наручники. Он взял всю вину на себя. Он… Он… — Крис, успокойся, — с трудом произносит Барри, не узнавая собственный, увязший в слюне и хрипоте голос. Ощущая, как становится хуже, он с трудом ковыляет к стоящему у входа в одну из палат стулу, на который плюхается. — Мы разберёмся. Даже если Тиц тоже в этом замешан, он не станет ничего предпринимать на глазах у всех. — Каждая произнесённая фраза всё больше напоминает невнятное бормотание. — Просто не выпускайте его из виду, как не выпускайте и Мэя… — После этих слов Барри проваливается в беспамятство.

* * *

Оставив попытки вновь дозвониться до Барри Флойда, Крис с растерянным видом отстраняет от уха сотовый и поджимает губы, глядя в точку перед собой. Никакой помощи не будет. Детектив прозрачно намекнул, что сейчас у него есть заботы поважнее незаслуженно арестованного офицера полиции и вскрывшейся махинации руководства Шестого участка. Стоящие напротив него Тони и Льюис впиваются вопросительными взглядами, ожидая услышать план дальнейших действий. Вот только никакого плана у них нет. Точнее, он был, но своими словами Барри похоронил его вместе с надеждой на то, чтобы это всё разрешить. Он едва сдерживается, чтобы не разбить сотовый покойного сектанта об асфальт и лишь мысль о том, что это бесценная улика против того же Айзека, останавливают от опрометчивого поступка. Останавливает и Тони, заметивший, как от гнева вперемешку с негодованием перекашивает Криса. Тони перехватывает из его руки сотовый, решив, что так будет надёжнее, и осведомляется насчёт их следующего шага. Ему отвечают растерянным и полным отчаяния взглядом. В конечном счёте Крис решает попытать удачу и снова переговорить с сержантом Тицем, который к этому моменту отдаёт последние команды по эвакуации Шестого участка. Завидев Криса, психолог чуть сдвигает тонкие брови к переносице. — Сержант, я прошу вас во всём разобраться, — начинает Крис, встав напротив Тица и решительно поглядывая на него. — Прежде чем заковать кого-то в наручники, вы должны быть уверены, что этот человек виновен. — Кристиан, мы это уже обсуждали, — терпеливо, хотя и с претензией на усталость от этой темы, поднятой вновь, отвечает Тиц. — Твоя просьба невыполнима. Ты просишь меня отпустить убийцу лейтенанта полиции! — Да пойми же ты! — так же не выдерживает Крис, всплеснув руками. — Браун перестал быть лейтенантом полиции с той самой минуты, как вступил в преступный сговор с Бёрдсом. Он и есть настоящий преступник! Мэй убил преступника, как ты этого не поймёшь?! — Крис, — осекает сержант Тиц, серьёзно взглянув на него. — Сюда едет специальная комиссия, созданная Департаментом. И сюда едет ФБР. Они проверят твои слова и выяснят, как всё было на самом деле. А пока ты рискуешь точно так же оказаться в наручниках и попадаешь под подозрения не меньше, чем офицер Мэй. И только из уважения к тебе и моего искреннего желания помочь ты ещё не в наручниках. Разговор окончен. — После этих слов сержант Тиц уходит, чтобы переговорить с капитаном пожарных, осуществляющих эвакуацию Шестого участка. Громко чертыхнувшись, Крис раздосадовано чешет затылок, не зная, как же быть. Он натыкается на вопросительные взгляды Тони и Льюиса, как бы спрашивающих о результате разговора, и качает головой. Тогда те начинают о чём-то переговариваться между собой. Крис прокручивает в голове последние слова Барри Флойда, сказанные им перед тем, как внезапно оборвалась связь: не выпускать Мэя и Тица из виду. Ещё Крис припоминает разговор с детективом-лейтенантом аккурат после терапии у штатного психолога — держаться подальше от всей верхушки Шестого. Проклятье! Вспомни Крис об этом раньше, и ни за что бы не пошёл на поводу у лейтенанта Брауна. А Тиц? Какова вероятность, что и он замешан в этом? В конце концов, он велел арестовать Мэя, толком не разобравшись в произошедшем. Да, Мэй застрелил Брауна. Да, он мог ранить его в конечность, не убивая и таким образом оставляя в живых ценного свидетеля и просто подозреваемого. Но в той ситуации стажёр действовал так, как посчитал нужным, а нужным он считал спасти жизнь Криса. Любой ценой. Пусть даже ценой самого себя. От этих мыслей становится невероятно паршиво. Крис чувствует, как и без того давящий груз вины только усиливает напор, вынуждая едва ли не взвыть от такой несправедливости. Как им быть? На телефоне Мэя ещё осталась такая же компрометирующая Клайда и Томпсона запись, но едва ли от неё будет прок, если на этой записи нет фактов, доказывающих вину того же Брауна. И даже если Тиц заодно с ними, то совершенно точно не допустит, чтобы Мэй, как опасный свидетель, вышел на свободу. Тогда Крис, продолжая стоять посреди полицейского оцепления и уже не обращая внимания на суету вокруг, внимательно следит за сержантом Тицем. Тот, сосредоточенный на эвакуации Шестого полицейского участка, активно раздаёт команды подчинённым офицерам, не забывая переговариваться с командиром пожарной команды. Чертовски непривычно видеть его в амплуа, без преувеличения, главнокомандующего Шестого участка. Будучи единственным сержантом, Тиц довольно оперативно взял штурвал в руки и, словно готовясь к этому моменту всю свою сознательную жизнь, легко вжился в роль. В голове что-то щёлкает. В это не хочется верить, но чем дольше и тщательнее Крис переваривает одну закравшуюся мысль, тем сильнее убеждается, что, возможно, прав. Не в этом ли дело? Не в этом ли заключается роль Алекса Тица? Встать у руля Шестого, едва верхушка оказывается обезглавленной? Или никакого плана не было вовсе, и он просто удачно воспользовался моментом? Дождался своего звёздного часа? С другой стороны, Крис никогда не наблюдал за ним тяги к руководству. Тиц не любил, когда тот же Бёрдс вмешивался в его работу, в то время как сам избегал любого посягательства на власть и авторитет капитана. Либо же Крис ищет заговор там, где его нет. Он замечает патрульную машину, в которую посадили Мэя. Новичок, сидя сзади, отрешённым взглядом смотрит куда-то перед собой, словно бы смирившись с происходящим и с тем, что его ждёт. А ждёт его пожизненный тюремный срок, если не электрический стул вовсе. Федералы не станут копать так глубоко и искать причинно-следственные связи, побудившие офицера Мэя осуществить смертельный выстрел по лейтенанту Шестого участка. Они просто придут к выводу о хладнокровном убийстве последнего, и это чревато высшей мерой наказания в приговоре. Крис хмурится, понимая, что оказался на распутье. Будь рядом Барри, то разрулить всё это было бы гораздо проще. Но его здесь нет. Крис остался один, потому как вряд ли от Тони и Льюиса можно ожидать гениальных идей. Они ошарашены не меньше и находятся здесь исключительно в роли силовой поддержки. Впрочем, она сейчас очень даже не помешает, потому что Крис знает, как им поступить. Это чертовски рискованно и даже опасно, однако он не может позволить Мэю обречь себя на страдания. На жизнь, которая будет напоминать мучительную пытку. Для него всё не должно закончиться вот так — на несправедливой ноте, продиктованной банальным нежеланием видеть дальше собственного носа. Это единственный выход. Крис жестами рук подзывает к себе Тони и Льюиса. — Прикройте меня, — только и озвучивает Крис, оглядев обоих. — Ты что задумал? — настораживается Тони. — Вытащить Мэя, — решительно озвучивает Крис, но не успевает ничего предпринять: Тони резко хватает его за локоть, крепко придерживая и вынуждая насторожиться. — Какого хрена, Беннет?! — почти что шипит. — Я понял, что у тебя на уме, — холодно осекает его Тони, впившись в лицо Криса пытливым взглядом. — Но так ты сделаешь только хуже, и Мэю, в первую очередь. Организуешь ему побег? Серьёзно? Повезёт, если по вам не станут стрелять как по беглым преступникам. Слово «преступники» режет слух настолько, что Крис выдёргивает руку, чудом не задев зашедшего сбоку Льюиса. Однако тот всё равно чуть смещает корпус назад, поддавшись выработанным с годами рефлексам. — Мы не преступники, Беннет, — в тон ему отвечает Крис, схлестнувшись с Тони взглядом. — Но вы ими станете, если попробуете сбежать, — парирует Тони. — Крис, послушай меня: не надо. Этим ты только настроишь их против Мэя. — Помоги, — отрезает Крис. — Или не мешай. Услышав последнюю фразу, Тони вопросительно переглядывается с Льюисом, на что тот лишь водит плечом, как бы говоря, что не горит желанием в этом участвовать. Тони так же остаётся в стороне и лишь качает головой, сетуя на твёрдое намерение Криса организовать побег своему арестованному напарнику. Иначе никак. Либо рискнуть, либо молиться. Крис же привык рассчитывать только на себя, а раз Тони и Льюис дали заднюю, значит, он всё сделает сам. Воровато оглядываясь, Крис бредёт в сторону патрульной машины, в которой сидит Мэй. Убедившись, что рядом никого нет, — большинство офицеров заняты поручениями сержанта Тица — садится за руль, старательно делая вид, что ничего необычного не происходит. С его появлением Мэй моментально оживляется, пытаясь понять, что же такого задумал его ментор. Но вместо ответа Крис резко давит по газам, уезжая. Машина с визгом покрышек срывается с места, подняв за собой клубы дыма. В оцеплении поднимается паника. С криками, призывающими остановиться, офицеры машут Крису руками и даже пробуют перегородить ему путь, но лишь бросаются в стороны, не желая попасть под колёса. — Я увезу нас отсюда, — уверенно и скорее успокаивая самого себя произносит Крис, сосредоточившись на дороге. Он поглядывает в зеркало заднего вида, натыкаясь на обеспокоенное выражение лица Мэя, и замечает мерцающие красно-синие огоньки. За ними начинается погоня. — Ты не заслуживаешь всего этого. — Крис, нам не выбраться из города: все въезды и выезды заблокированы! — не остаётся в стороне Мэй. — По рации передали, что в центр стягивается Национальная гвардия. Они убьют тебя за то, что ты устроил! — Плевать, — парирует Крис. — Я не позволю тебе погибнуть. Даже если штат не добьётся смертного приговора для тебя, они сделают всё, чтобы ты сгнил в тюрьме. Я этого не допущу. «Потому что люблю тебя», — едва не добавляет Крис, но сдерживается, решив, что сейчас не время для сантиментов. К тому же, новичок далеко не дурак, чтобы понять, чем руководствуется его напарник, затеяв, без преувеличения, просто сумасшедший план побега. — Мы поедем через спальные районы, — Крис вслух делится мыслями о плане дальнейших действий. В условиях, когда им дышат в затылок, а перспектива оказаться на тюремной койке более чем реальна, план просто жизненно необходим. Проблема в том, что времени на его тщательное обдумывание нет, как нет и времени на обдумывание каждого пункта. Всё, что им остаётся, так это импровизировать. — Попробуем вырваться и миновать блокпосты. Потом затаимся на окраинах. У нас получится, Мэй. Ты только верь мне. Позади возникают очертания сразу трёх патрульных автомобилей, севших им на хвост. Они стремительно приближаются и заходят с обеих сторон, пытаясь взять в подобие коробки. — Патрульный автомобиль три-восемь-семь, прижмись к обочине! — раздаётся из рупора голос одного из офицеров группы преследования. Крис только сильнее стискивает руль, прекрасно понимая, что обращались к нему. — Кристиан, останови машину и мы всё обсудим. Не вынуждай нас применять силу! — теперь Крис соображает, что говорящий — офицер Диего Эльтарез, с подачи сержанта Тица заковавший Мэя в наручники. Крис даже не думает подчиняться. Впервые оказавшись в роли самого настоящего преступника, — хотя вряд ли спасение невиновного можно назвать полноценным преступлением — он заставляет автомобиль ехать быстрее. Все они едут на одинаковых машинах, а, значит, находятся в равных условиях и всё будет зависеть лишь от мастерства вождения, смекалки и, конечно же, щепотки удачи. Вот только с удачей Крису не везёт. Словно предугадав его намерение раствориться посреди плотно застроенных спальных районов, офицеры группы преследования, грамотно следуя выработанным тактикам скоростных погонь, вовремя перекрывают нужные повороты, не позволяя тем самым съехать на желанные улицы. Действуя чётко и слажено, преследователи однако не торопятся переходить к активным действиям, вися на хвосте Криса и не оставляя попыток уговорить его сдаться без сопротивления. Сам Крис, наблюдая, как одна за другой улицы оказываются заблокированными, понимает, что его первоначальный план тает на глазах, как и его шансы вытащить Мэя. Покинув тесные улицы, погоня перетекает на одну из магистралей Сан-Фернандо, которая так же оказывается перекрытой, но на этот раз офицерами калифорнийского дорожного патруля — едва прошла передача о возможном минировании целого полицейского участка, их стянули в этот район, чтобы изолировать ближайшие кварталы от автолюбителей и исключить таким образом человеческие жертвы при взрыве. Увидев на горизонте дорожное заграждение, — три массивных внедорожника дорожного патруля и стоящих в боевой готовности офицеров — Крис убеждается, что это тупик. Преследующие его коллеги сбавляют газу, чтобы быть сзади и отрезать путь к отступлению. — Центральная, прошу разрешение на пит-манёвр, — раздаётся в рации голос офицера группы преследования, и Крис замечает, как одна из машин пристраивается у левого крыла, готовясь совершить пит-манёвр. Он скалится, понимая, что его взяли в капкан, из которого уже не выбраться. Идти на таран мощных внедорожников калифорнийского патруля — чистейшей воды самоубийство, в то время как пытаться сдать назад уже слишком поздно. У них не было шансов. Мэй без труда ловит его настрой, обеспокоенно оглянувшись. — Кристиан, — подаёт голос Мэй. Крис останавливает угнанную патрульную машину всего в нескольких ярдах от дорожного заграждения. Офицеры калифорнийского патруля занимают огневые позиции, взяв их на мушку, и криками велят выйти из машины с поднятыми руками. Понимая, что это конец и что вся эта затея изначально была обречена на провал из-за перекрытых дорог, Крис шумно выдыхает, выпустив из рук руль. Мэй снова зовёт его, вынудив обернуться. Крис натыкается на полюбившиеся и ставшие родными голубые пронзительные глаза стажёра, ощущая, как собственные наполняются подступившими слезами. Он пытался его спасти. Он правда этого хотел. Он хотел, чтобы всё было иначе. — Прости меня, Мэй, — выдавливает Крис, не обращая внимания на коллег из Шестого, со всех сторон окруживших остановленную машину и держащих оружие наготове. — Хреновый из меня напарник. — Ты настоящий полицейский, Крис. Я люблю тебя, — только и успевает ответить ему Мэй, прежде чем со стороны Криса резко распахивается дверь, а его самого грубо вытаскивают из автомобиля и укладывают животом на асфальт. Он мгновенно ощущает, как в кожу запястий впиваются кабельные стяжки, а на позвоночник надавливают коленом, блокируя любые попытки к сопротивлению. Изъяв табельное оружие и сняв с него тактический поясной ремень, офицеры поднимают Криса на ноги, ведя в сторону уже другой патрульной машины. — Офицер Тёрнер, вы имеете право хранить молчание, — Диего Эльтарез, ведущий его под локоть на пару с другим офицером, начинает зачитывать Крису хорошо знакомое любому копу правило Миранды — те самые заветные слова, не произнеся которые можно гарантировать задержанному преступнику освобождение. — Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, штат Калифорния вам его предоставит. Вы понимаете свои права? Но вместо ответа Крис, чуть улыбаясь и продолжая глядеть на ту машину, в которой и остался сидеть Мэй, лишь произносит: — И я тебя люблю, Джулиан.

* * *

— Значит, это была самооборона? — повторяет детектив-лейтенант Седьмого участка Оуэн Стоукс, одетый в светлый деловой костюм, отдающий не столько пижонством, сколько элементарным нежеланием тщательно подбирать гардероб для работы. Он скребёт гладко выбритый подбородок и смещает очки к переносице, всматриваясь в написанные от руки показания двух задержанных офицеров Шестого участка. Сидя напротив него, Крис, насколько ему позволяют скованные за спиной руки, потирает нос о левое плечо и коротко кивает. Вот уже восьмой час кряду он торчит в стенах Седьмого полицейского участка, куда его на пару с Мэем незамедлительно перевели после задержания. Сначала они несколько часов просидели в единственной пустой камере предварительного заключения, испытав на себе все прелести заточения под пристальными и голодными взглядами других арестантов. После — стандартная процедура снятия отпечатков пальцев для подтверждения личности, что, впрочем, было лишним, но необходимым в рамках процессуального порядка. Потом их перевели в комнату для допросов, где с ними работали сначала два детектива-сержанта, а затем их сменил заместитель начальника отдела по расследованию должностных преступлений. Тот несколько лет проработал в отделе внутренних расследований при Департаменте полиции Лос-Анджелеса и был приглашён на работу в Седьмой участок в качестве детектива-лейтенанта, специализирующегося на коррупции и должностных преступлениях среди офицеров полиции. И если им навязали такого спеца с богатым опытом, значит, система решила ограничиться не просто рядовым убийством, но убийством, сопряжённым с превышением должностных полномочий. А это чревато очень серьёзными последствиями. — Кто-нибудь ещё может подтвердить, что офицер Мэй действовал в условиях угрозы для жизни? — снова допытывается детектив. Крису ничего не остаётся, кроме как покачать головой. Никто не сможет. Это мог бы подтвердить и капитан Бёрдс, если бы не дыра в его голове и пуля, которая вышибла ему мозги. — Ясно. Что ж, — вздохнув, детектив собирает листы с показаниями и объяснительными в одну стопку, — думаю, к завтрашнему дню будут готовы все необходимые бумаги, чтобы вы смогли их подписать. Знаете, — снимает очки и оглядывает сначала Криса, а после и Мэя. Оба выглядят потрёпанными и изнеможёнными после восьми томительных часов, проведённых взаперти. И ведь это только начало. — Было проще, если бы вы всё же пошли нам навстречу — согласились заключить сделку. — Это будет означать признание вины, — напоминает Крис. Несмотря на паршивое состояние и крайнюю степень усталости, голос звучит холодно и жёстко. Даже будучи простым патрульным, он прекрасно осведомлён обо всех этих сделках-уловках, призванных облегчить работу полицейскому детективу, но значительно усложнить жизнь задержанному. — Но мы не виноваты. Мы сами пытались распутать это дело. Браун наставил на меня пистолет. Бёрдс застрелился — мы его и пальцем не тронули!.. — Однако лейтенант полиции погиб от руки офицера Мэя, — достаточно спокойно и терпеливо парирует детектив Стоукс и пытливо взирает на Криса, который поджимает губы, точно не желая мириться с этой правдой. Но это правда — не потребовалось даже проводить баллистическую экспертизу, чтобы понять обстоятельства гибели лейтенанта Йена Брауна, а также установить личность убийцы. — Это дело на личном контроле у Совета комиссаров Лос-Анджелеса и, скорее всего, им заинтересуется сам Конгресс. Я даю вам возможность избежать разговора с очень серьёзными людьми. Вы сами себе роете могилу, отрицая очевидное. — Очевидное? — переспрашивает Крис и нервно усмехается. Детектив Стоукс вздыхает, уловив его устало-ироничный настрой. — Очевидное заключается в том, что вы шьёте дело против невиновных! Блядь, я шесть лет проработал офицером полиции, и я знаю, о чём говорю. Мы НЕ виноваты, — почти что рычит. — Капитан Бёрдс покончил с собой у меня на глазах, а перед этим сказал, что на Шестой участок точат зуб какие-то могущественные люди. Ещё он сказал, что эта грёбаная секта, которая терроризирует город, протянула руки и к нашему участку. И, — надо же, какое совпадение! — в столе детектива Чепмена оказываются муляж взрывного устройства и личные дела на весь руководящий состав Шестого. Вашу мать, хватит делать из нас идиотов — мы такие же офицеры, как и вы, детектив-лейтенант. — Вы сбежали, находясь под подозрением, — сухо парирует детектив Стоукс, словно бы пропустив мимо ушей всю экспрессию Криса, на что тот сокрушённо вздыхает, точно в сотый раз пытается объяснить оппоненту, что не каждый уроженец Юты по определению мормон. — Вы прекрасно осознавали, к каким последствиям могут привести такие действия. — А как бы вы поступили, зная, что вас пытаются обвинить в том, чего вы не совершали? — в тон отзывается Крис. — Значит, вы отрицаете, что офицер Мэй убил лейтенанта Брауна? — Да блядь! — не выдерживает Крис. Он вскочил бы, если не наручники, поэтому лишь дёргает головой, сетуя на необходимость разжёвывать и без того понятные вещи. Детектив Стоукс тихонько хмыкает и откидывается на спинку стула. Повисает напряжённая пауза, которую он нарушает первым, взглянув на стопку бумаг: — Офицер Тёрнер, давайте поговорим как коллега с коллегой? Шестой участок и капитан Бёрдс, в частности, давно на слуху у Департамента полиции Лос-Анджелеса. — Стоукс переводит взгляд на Криса. — После того, как участились смерти офицеров Шестого, Департамент посчитал нужным взять Шестой на личный контроль. К сожалению, это не дало нужных результатов, и Департаментом было принято решение упразднить Шестой полицейский участок до окончания служебного расследования по факту злоупотребления и превышения должностными полномочиями. — Что?.. — Криса хватает лишь на это. Он впервые слышит, чтобы целый полицейский участок упраздняли одной лишь бумажкой, пусть и за авторством Департамента полиции Лос-Анджелеса. Да чтобы провернуть такое, необходимо созвать специальную комиссию, организовать слушания, провести опрос местных жителей и в принципе запустить целый бюрократический механизм, который просуществует долгие месяцы, прежде чем на свет родится хоть какое-то решение. Здесь же — исключение из правил, а ещё наплевательское отношение ко всей процедуре. И это означает лишь одно: кому-то очень сильно мешал Шестой полицейский участок. Кое-кто настолько сильно желал избавиться от них, что пошёл вопреки федеральному законодательству и законодательству штата Калифорния, осуществив, без преувеличения, самое настоящее самоуправство. Крис, конечно, слышал, когда целые полицейские участки и даже департаменты прекращали своё существование благодаря, например, недалёким гражданам, решившим, что они и сами могут справиться с охраной общественного порядка и обеспечить собственную безопасность. Но одно дело — решение граждан, которым и служит доблестная полиция. И совсем другое — решение каких-то типов в костюмах дорогого покроя и уверенных, что огромный кусок Сан-Фернандо вполне способен прожить без своего часового. Сказать, что это пиздец, значит, не сказать ничего. Крису впервые приходится наблюдать подобное. Да и Мэю, судя по его открытому рту, тоже. О таком совершенно точно не пишут в учебниках и не рассказывают инструкторы в Академии. Резонансный случай, о котором впору снимать целый сериал. — Это ведь нарушение порядка организации органов полиции Лос-Анджелеса, — словно бы напоминает Мэй. — А ещё это нарушение законных интересов жителей штата Калифорния, которые делегируют офицерам полиции полномочия по охране порядка. Теперь вы решаете за граждан, кто их будет охранять, а кто — нет? — Мой жетон, детектив, — поддерживает ноту Мэя Крис, — выдан народом штата Калифорния, да и ваш, кстати говоря, тоже. Мы не признаём это решение Департамента и имеем на это полное право. Люди вообще в курсе, что Департамент лишил их целого полицейского участка? И что он будет делать, когда банды перейдут в наступление? Когда секта снова что-нибудь подорвёт? Пока мы сидим здесь и пытаемся выяснить, кто прав, а кто виноват, страдают люди — законопослушные граждане, которые не могут себя защитить. Либо признайтесь, что вы просто хотите нас засадить, либо отпустите и дайте нам делать свою работу. — Это исключено, — отрезает детектив Стоукс. — Вы оба проходите в качестве подозреваемых по делу об убийстве. Услышав это, Крис обречённо вздыхает. Они снова в исходной точке. Казалось, ему удалось достучаться до этого твердолобого осла из Седьмого участка, но нет — тот снова завёл старую песню. Однако он не намерен сдаваться так просто. Может, Крис и не такой хороший детектив как тот же Барри, да только Баррет научил его до последнего драться за свою шкуру. И Крис будет драться, а потому произносит: — На телефоне Мэя есть запись, где видно, как Клайд и Томпсон передают похищенных детей в руки «Башен». Если вы поднимете все их последние рапорты, то наверняка там всплывёт фамилия Бёрдса. — Уже подняли, — устало отзывается детектив Стоукс и склоняется над одним из листков, на котором принимается делать какие-то пометки. — Все их рапорты написаны в соответствии с правилами оформления служебной отчётности и были подписаны сержантом Гриром. Не капитаном Бёрдсом, — подчёркивает. — Что касается той записи, то её изучают специалисты экспертно-криминалистического центра при Департаменте. Едва детектив произносит последнее слово, и с губ Криса слетает полный разочарования вздох. Если Департаменту так не терпится избавиться от Шестого полицейского участка, раз они пошли наперекор законодательству, наплевав на порядок, какова вероятность, что и от этой записи не останется ни следа? Они отдали этим ублюдкам, возможно, единственную улику против двух покойных офицеров-предателей, чтобы от неё благополучно избавились. Прекрасный расклад, ничего не скажешь. К удивлению Криса, детектив Стоукс если не прочитывает его мысли, то догадывается о его опасениях и заверяет, что с теми специалистами, изучающими запись, знаком лично и что ни в каком заговоре они не замешаны. Крис скептично фыркает. Заговор или нет, но в том, что теперь никому нельзя верить, сомневаться не приходится. Ещё вчера эти спецы действительно были знатоками своего дела и служили на благо обществу, а уже сегодня, купленные или запуганные влиятельными людьми, применяют свои навыки на благо этих же влиятельных людей. — Что насчёт детектива-сержанта Чепмена? — интересуется Крис. — В его столе ведь были найдены личные дела на руководящий состав Шестого и муляж взрывного устройства. — Детектив-сержант Чепмен объявлен в розыск, — не отрываясь от записей комментирует детектив Стоукс. — Его поимкой занимаются полиция штата и ФБР. Дело о взрыве штаб-квартиры секты также передано в Бюро. — Значит, и обстоятельства гибели капитана Бёрдса и лейтенанта Брауна тоже должны расследовать федералы, — хмыкает Крис. Поймав на себе вопросительный взгляд, пробует пояснить: — Эти дела взаимосвязаны. Капитан Бёрдс перед смертью сказал, что между Шестым участком и этой сектой была какая-то договорённость… — Выходит, Шестой участок вступил в преступный сговор с сектой? — заключает детектив Стоукс, по обвинительному тону которого Крис понимает, что налажал. Он совсем не это имел в виду, но прозвучало это действительно так, будто Шестой и секта работали бок о бок и вместе планировали не только зверские ритуальные убийства, но и тот страшнейший взрыв. — Я не это имел в виду, — мрачно произносит Крис. — Но вряд ли это уже имеет значение. Вы молодец, детектив-лейтенант, — повязали двух самых опасных преступников города. Отличная работа, — с тенью ехидства озвучивает, на что Стоукс хмурится, но ничего не говорит, не поддавшись на эту маленькую провокацию. — Что нас ждёт? — подаёт тихий голос Мэй. Крис, которого этот вопрос волнует не меньше, обеспокоенно косится на него. Детектив Стоукс не торопится с ответом, словно бы нарочно оттягивая этот волнительный момент. Крис и Мэй напоминают студентов, которые собрали остатки терпения, чтобы узнать результаты выпускных экзаменов. — Двадцать пять лет, — наконец, озвучивает детектив. — Каждому. Без права выхода по УДО. Услышав эту цифру, пугающую своим размахом, Крис на секунду прикрывает глаза. Четверть века. Двадцать пять лет. Он выйдет на свободу почти шестидесятилетним стариком. Хотя, может, выйдет и раньше — в пластиковом мешке, потому что бывшие копы, как и надзиратели, в тюрьме не задерживаются. Едва узнав, что в тюрьме оказался бывший служитель закона, зеки открывают на него охоту. Сначала насилуют, ломают, всячески издеваются и просто вымещают всю накопившуюся злость, а после, когда надоест, перерезают глотку как какой-то свинье. И это ждёт обоих. И если Крис ещё сможет постоять за себя в тюрьме, то вот Мэя с его комплекцией, этой странноватой интонацией и просто мальчишеским шармом оприходуют в первый же день. Быть первой шлюхой какого-нибудь тюремного авторитета не лучше, чем быть тюремной шлюхой в принципе. И даже если Мэй уже давно не девственник и успел впустить в себя кого-то ещё, надолго его не хватит. Озвученная цифра поражает и самого Мэя. Ещё бы, ведь он окажется на свободе точно таким же стариком, просравшим всю свою жизнь в стенах тюрьмы. И хуже всего, что он этого не заслужил. Никто из них. Они просто делали свою работу. Детектив Стоукс даёт им пару минут, чтобы переварить услышанное. Наверняка ему доводилось видеть реакции на приговор и похуже, чем бледные лица и потухшие взгляды. — Окончательная цифра ещё может измениться, — произносит детектив. — Всё будет зависеть от федерального судьи, которого назначат рассматривать это дело, и присяжных. Место, которое вам назначат для отбывания наказания, тоже будет зависеть от них, — с намёком на перспективу оказаться за решёткой худшей тюрьмы штата, добавляет Стоукс. — Учитывая напряжённую обстановку в городе и то, что Лос-Анджелес наводнили федеральные власти и очередные протесты, мой вам совет: признайтесь. — А если признается один? — внезапно спрашивает Мэй. Уже однажды услышав точно такой же манёвр новичка, Крис живо его осекает, не позволяя развивать эту тему: — Мэй, даже не думай! Слишком поздно. Слова стажёра находят отклик в детективе Стоуксе, который с интересом поглядывает на Мэя, словно бы тот предложил ему что-то действительно стоящее. И Мэй продолжает, игнорируя гневный взгляд сидящего рядом Криса: — Я дам все показания, признаюсь в чём угодно, но только при условии, что сядет лишь один из нас. — Сидя в наручниках и с кровью на руках, — усмехается детектив Стоукс, — ты выдвигаешь требования? — Мэй, я убью тебя! — продолжает разражаться Крис, просто не веря в то, что слышит. Новичок действительно идёт на это — жертвует собой. Снова хочет взять всю вину на себя и спасти таким образом одного из них. Может, это и благородно, да только в таком случае Мэя съедят с потрохами и не подавятся. Общественности только это и нужно — порвать их в клочья. — Это дело уже вызвало общественный резонанс, — продолжает свою мысль Мэй, глядя на детектива. — Я готов взять всю ответственность на себя, если Кристиан Тёрнер хотя бы будет отпущен под залог. Детектив Стоукс откидывается на спинку стула, задумавшись, и оценивающим взглядом скользит по решительно выглядящему Мэю и Крису, который не оставляет попыток отговорить и вразумить новичка. Затем детектив поднимается со стула, поправляет бордовый галстук и выходит из комнаты для допросов, прикрыв дверь. Видимо, боится принимать такие решения самостоятельно, а потому отправился за помощью своих коллег. Но так даже лучше, потому что Крис остаётся наедине с Мэем и это его шанс заставить стажёра дать заднюю, пока не поздно — Мэй, твою мать, ты что творишь?! — почти что шипит Крис. — Ты хоть понимаешь, что они с тобой сделают?! — На тебя у них нет ничего серьёзного, — на удивление спокойно и даже тепло отзывается новичок. — Мы оба знаем правду, Крис, — он поворачивает к нему голову. — Я ведь действительно застрелил лейтенанта Брауна. — Только, чтобы защитить меня, — возражает Крис, впившись в Мэя умоляюще-пронзительным взглядом. — Джулиан, я прошу тебя: не делай этого. Тебя на всю жизнь упекут за решётку! — Значит, будешь приходить ко мне каждый день, — улыбаясь, отвечает стажёр, и это бесит Криса ещё больше. Он готов волком взвыть, потому что понятия не имеет, как ему достучаться до Мэя и убедить его, что всё это того не стоит. Его жизнь не стоит таких жертв. — Будем играть в настольные игры, обсуждать сериалы… — Льюис и Тони тоже должны были дать показания, — перебивает его Крис, не желая слушать то, как Мэй уже видит себя за решёткой. — И где, блядь, носит Флойда?.. В комнату для допросов возвращается детектив Стоукс в сопровождении своего начальника — тридцатисемилетнего лейтенанта Томаса Харелла — и двух офицеров конвоя. Крис прослеживает за ними взглядом и, едва один из офицеров снимает с него наручники, понимает, что детектив Стоукс принял предложение Мэя. Проклятье!.. — Пока вы свободны, — адресует лейтенант Харелл Крису, который поднимается со стула, потирая запястья и ощущая, как затекла спина. — За вами установит надзор офис шерифа Прэтта. До окончания расследования по этому делу вам запрещено выезжать за пределы округа. Сопроводите его к выходу. Стоукс, верни задержанного обратно в камеру — с ним я побеседую уже завтра. — У нас есть ещё один свидетель, — выпаливает Крис, когда другой офицер конвоя на пару со Стоуксом заставляют Мэя встать и отстёгивают цепи наручников от пола. Лейтенант Харелл, собравший все лежащие на столе бумаги, замирает, исподлобья поглядывая на Криса. — Детектив-лейтенант Барри Флойд — он тоже копал под Бёрдса. Он может подтвердить всё, что мы сказали, — Крис цепляется за соломинку. Может, Барри и не был там, когда Мэй убил лейтенанта Брауна, однако он совершенно точно в курсе всех тех тёмных делишек, которые проворачивал ныне покойный Бёрдс. Вопреки ожиданиям, что Флойда точно так же пригласят на беседу, лейтенант Харелл переглядывается с детективом Стоуксом, который хмурится и вздыхает. — Видимо, я забыл вам об этом сказать, но… — начинает Стоукс, отстранившись от Мэя, и потирает переносицу. — У детектива-лейтенанта Флойда произошла остановка сердца. Врачи больницы успели оказать ему помощь, однако его состояние оставляет желать лучшего. Мне очень жаль, — на удивление печально произносит детектив Стоукс, видимо, лично знавший Барри. После этих слов Крис понимает, что надежды больше нет.