***
Утром Паша просыпается от топота и какого-то бубнежа. Приоткрывает глаза и думает, что идея ложиться спать в гостиной была, возможно, не совсем удачной. Марина, которая почему-то уже встала, носилась по квартире, ругаясь вслух и, похоже, совсем не боялась разбудить новоиспеченного соседа. — Проснулся? Отлично, — замечает она, пробегая в очередной раз на кухню с кружкой в руке, — отвезёшь меня на работу, потому что я понятия не имею, как отсюда добраться. — А ты не могла бы собираться потише? Мне вообще-то сегодня на работу к девяти, и я рассчитывал поспать. Обычно он не позволял себе заявляться в офис так поздно. Но по милости одной девицы, он вчера уснул в начале третьего ночи, ничерта не выспался, и решил один день пофилонить, разрешив себе подремать ещё часок-другой. Но у девушки, появившейся в дверном проёме с зубной щёткой во рту, были другие планы. — На том свете выспишься, — говорит она, потом подходит к дивану и пальцем поднимает правое веко Паши, заставляя его открыть глаза. Тот недовольно отворачивается. — Поднимай давай свою задницу. «Откуда ты свалилась на мою голову?» Ему таки приходится повиноваться. Со вздохом возмущения он открывает свои серые очи и сонно глядит на Марину. Она уже стоит у зеркала и с помощью расчёски безуспешно пытается совладать с кудрявой копной волос. Мужчина медленно переходит в сидячее положение и трёт лицо руками. Его поражает бодрость этой девчонки. Легли они ночью примерно в одно время, но он после пары часов сна чувствовал себя разбитым и неспособным даже думать, а ей хоть бы хны. Зарлецкий поделился своими наблюдениями с Мариной, на что та пожала плечами: — Просто тебе уже много лет, — невозмутимо говорит она, завязав, наконец, хвост. — В твоём возрасте нужно беречь себя. Меньше работать, не нервничать, а то ещё давление подскачет. Вот же язва. Не упустит возможности подколоть. Паша улыбается. — Будут меня всякие шмакодявки жизни учить, — парирует он. — Иди уже одевайся. — Добавляет, замечая, что она всё ещё в огромной пижамной футболке. — Я там тебе кофе сварила, — кричит девушка на бегу по дороге в спальню. Парень видит кружку на журнальном столе и усмехается. Под «сварила кофе» она имела в виду «налила кипятка и открыла пакетик с растворимым кофейным напитком», но ему всё равно приятно. Он вспомнил о том, что в холодильнике снова перекати поле, а соответственно, накормить завтраком гостью Паша не в состоянии. Крикнув извинения на этот счёт, он слышит в ответ успокаивающее «Да я не завтракаю». В середине дня ему приходит смс-ка от Марины, гласящая, что ей придётся задержаться в своём кафе до полуночи, соответственно, найти жильё сегодня не сможет, и поэтому погостит у Паши ещё как минимум один день. Он лишь довольно усмехается, получив это известие. И отсылает в ответ короткое «Без проблем. Заеду за тобой». И в половину двенадцатого ночи он действительно приезжает за ней. В кафе громко играет клубная музыка, разноцветные блики ползают по залу. За стойкой стоит Марина в фирменном переднике и, любезно улыбаясь, протягивает посетителю какой-то коктейль. Пашу замечает не сразу. Только когда он садится на барный стул прямо перед её носом. — Ты рано, — замечает она, бросая беглый взгляд на часы, и принимается наливать текилу. — Обещал же зайти на кофе, — он оглядывается, — только, вижу, сейчас это неактуально. Почему так допоздна сегодня? — Решила взять чуть больше работы. В этом месяце, как ты помнишь, мне не хватило, чтобы рассчитаться за квартиру. Зарлецкий не знает, что на это ответить. В голове у него пронеслось сразу несколько мыслей. Например, почему она вынуждена сама зарабатывать на жильё? Почему ей не помогают родители? Давно ли она так живёт? И как успевает? Но он не озвучивает ни один из вопросов. Потому что не подходящий момент. Потому что чувствует, что девушка что-то скрывает, и, скорее всего, не станет ему отвечать. К бару вальяжной походкой подходил какой-то мужчина. Завидев его, Марина почему-то закатила глаза и отвернулась, будто бы увлечённая натиранием бокала. Тем временем явно нетрезвый мужчина опустился на стул и с ухмылкой постучал по барной стойке. Девушка обернулась к нему. — Малышка, мне как обычно плесни, — говорит он. Марина молча наливает ему коньяк. Не делая ему замечания по поводу «малышки», не делая недовольного лица. Просто наливает и снова отворачивается. — Ну, куда же ты? — Продолжал посетитель с какой-то крайне неприятной улыбкой на лице. — Конфетка, что ты делаешь, к примеру, завтра вечером? — Подозреваю, что завтра конфетка как обычно будет лежать в вазочке с остальными конфетами, — невозмутимо отвечает девушка, натянуто улыбаясь. — Не язви дяде, — с той же ухмылкой говорит мужчина. — Я к тебе уже несколько дней похожу, а ты в отказ уходишь. Много, наверное, думаешь о себе? Он говорил спокойно, крутя в руке свой стакан, временами с трудом выговаривая слова. Но Паша закипал. Он уж привстал с места, но Марина шустро осадила его, крепко сжав предплечье. Она предупредительно помотала головой, будто говоря «он не стоит того». Гость тем временем не собирался замолкать. — Думаешь, крутая цаца? Вертишь задом у стойки и считаешь, что ты слишком хороша для меня? Обыкновенная шваль. Тут-то Паша вскочил. Челюсти у него стиснуты, кулаки напряжены. Девушка испуганно пискнула и, перегнувшись через барный стол, попыталась удержать парня от лишних действий. Удавалось ей, конечно, плохо. Но, к её счастью, сделать он ничего не успел. Неожиданно на пути взбесившегося Зарлецкого возникла волна народа, невольно уберегая его от необдуманных поступков. Когда сгусток народа медленно рассосался, пьяного мужчины у бара уже не было. Его спина виднелась в толпе, но идти к нему уже не было смысла. Слишком много людей в этом небольшом заведении. Паша разочарованно пинает стул, на котором сидел. — Почему ты позволяешь ему так разговаривать с тобой? — Рассерженно спрашивает он. Марина искренне изумляется. — А надо как ты, сразу с кулаками лезть? — Обиженно восклицает она. — Я вообще-то дорожу этой работой. И умею вести себя профессионально! А из-за тебя, — тычет пальцем ему в грудь, — тут чуть не началась драка. И наш постоянный клиент, какая-то важная, между прочим, шишка, мог накатать такую жалобу, что меня бы завтра попёрли с работы! Об этом ты не думал?! Она гневно тараторила, брызжа слюной и активно махая руками, что парень немного почувствовал себя виноватым. — Ладно, прости, когда в следующий раз какой-нибудь старый мерзкий хрен будет говорить тебе подобные вещи, я не встряну, — обиженно отвечает он, — я вообще больше в это заведении ни ногой. И, в подтверждение своим словам, уходит дожидаться девушку в машине.***
Пока они едут домой, Паша недовольно сопит и молчит в знак протеста. — Дыши потише, радио из-за тебя неслышно, — со смешком просит Марина, устав от этого напряжённого молчания. — Я не понимаю, — не выдерживает вдруг парень. — Всё равно не понимаю, как ты можешь терпеть такое хамство. Неужели ты не могла закрыть ему рот? Я был уверен, что ты никогда не дашь себя в обиду, а ты... Поставила бы его на место, тебя что ли учить этому надо? — Отчего-то заводился он. — Да, я не дам себя в обиду. Но я если бы я реагировала на каждое брошенное в мой адрес слово как ты, я бы за решёткой уже сидела бы за массовое убийство! — Выдаёт она, возмущённо скрещивая руки на груди, и снова затараторила: — Одно дело дать под зад гопоте, а совсем другое – ругаться с каким-то важным хреном. Это, блин, жизнь! Иногда тебе надо просто проглотить свою обиду и не выкаблучиваться. Он всё равно не соглашается с ней, но начинает понимать её позицию. Бросив взгляд на серьёзное лицо девушки, Паша думает, что она отнюдь не глупа и не легкомысленна. Час спустя, когда Марина сидела перед телевизором, уставившись неосмысленным взглядом в экран, он как бы невзначай подсел к ней и спросил: — Ты вообще что ли не спишь? Она обратила на него рассеянный взгляд, давая понять, что не поняла вопроса. — Проспала прошлой ночью от силы пять часов, потом отработала такую длинную смену, уже час ночи, а ты не спишь, — пояснил Паша. — Да, надо поспать, наверное, — задумчиво тянет девушка. Он с удивлением отмечает, что она какая-то тихая и печальная. — Всё в порядке? — Осведомляется парень. В ответ получает неуверенный кивок. — Может, ляжешь спать? — Не хочу, мне грустно. — Признаётся Марина несколько сонно, обнимая колени, и делает телевизор тише. — От чего это? Скучаешь по дому? Он высказывает первое пришедшее ему на ум предположение, вспоминая, что когда-то она обмолвилась о том, что приехала издалека. — Нет у меня дома, — равнодушно отзывается она. — Это как это? Девчонка молчит, будто засыпая прямо сидя, но на самом деле просто избегает ответа. — Марина-а, — напоминает о себе Паша, кладя голову на спинку дивана. — Откуда ты? — Ты вряд ли знаешь этот маленький городок, — отмахивается она. — Твоя семья живёт там? — Расслабленно спрашивает он, радуясь возможности узнать об этой загадочной девушке хоть немного. — Нет у меня семьи, — спокойно отвечает ему «загадка». — Я детдомовская. Пашу будто прошибает током. Его так изумляет ответ, что он резко поднимает голову и округлёнными глазами смотрит на Марину. Которая, в своё время, как ни в чём не бывало, глядела в экран, синий свет которого отражался в темноте на её симпатичном лице. Заметив боковым зрением пристальный взгляд, она поворачивает голову к парню. Он мгновенно придаёт лицу обычное выражение, совладав с собой, хотя внутри бушевали эмоции. Непонятно, почему он так сильно удивился. Будучи в детстве отнюдь не обделённым родительской лаской, Паша инфантильно считал, что наличие хоть какой-то семьи – обязательное условие развития ребёнка. Искренне не хотел верить, что есть люди, у которых нет никого. Никого родного. Ему не верилось, что это саркастичное балованное чудо росло без родительского внимания. Такая всегда бойкая и счастливая, будто бы жизнь в детском доме, всегда слывущая отнюдь не радостной и беззаботной, никак на ней не отразилась. — И…как оно? — Задает, наконец, парень этот невнятный вопрос, потому что девушка всё ещё смотрит на него. — Да никак, — жмёт она плечами, возвращая взгляд к телевизору, — приятного мало, но неплохо закаляет. Люди там хорошие…встречаются. Его удивляла и радовала внезапная откровенность, которая обычно была не присуща девушке. Он слушал внимательно, с некоторым даже восхищением. А Марина рассказывала, что по исполнению совершеннолетия ей дали квартиру в родном городе, но она сейчас сдаётся каким-то квартирантам, потому что девушка твёрдо решила уехать из этого мрачного города, но продать квартирку не решилась: вдруг придётся вернуться. О такой необходимости она думала, как о страшном сне. Лучше здесь спать по четыре часа, работать в дурацких забегаловках, снимать комнату в старой квартире с двумя другими людьми, потому что зарплата большего не позволяет. Лучше так, чем прозябать в забытом Богом городе, в котором родная мать оставила её на пороге детского дома, где каждый второй район – неблагополучный, и, оказавшись там, рискуешь лишиться зубов, даже если ты девочка. Поэтому собрала все свои скромные пожитки и смело рванула в чужой город, не имея денег и уверенности в том, что мечта поступить на режиссёра осуществится. История была удивительной и вдохновляющей. По ней вполне могли бы написать книгу о решительной девочке, которая не захотела мириться с уготованной судьбой. Которая захотела жить не так как придётся, а так, как захочется. В течение рассказа усталость подкосила их с Пашей, и они как-то незаметно приняли лежачее положение. Марина говорила всё тише, всё чаще зевала, сбивалась с мысли. В конце она уже очень невнятно сказала что-то про то, что слишком много болтает и что-то про секреты. А потом, когда её нос оказался где-то у его груди, девчонка, закрывая глаза, внезапно сказала всё так же сонно: — Ты был прав. Я тебя боюсь. И моментально провалилась в сон.