Чемпион Азкабана

Общеизвестно, что в Карибском море всегда правили пираты. Они нападали на торговые суда — в основном испанские, — захватывали богатую добычу, а в их предводителей периодически влюблялись дочери назначенных из Европы губернаторов. Храбрость, хитрость и безумная любовь — этот малый набор джентльменов удачи вот уже добрую сотню лет кружит головы юным искателям приключений, которые всегда готовы сбежать из дома, отправиться, спрятавшись в трюме, за тридевять земель, чтобы захватить быструю шхуну и грабить караваны груженых золотом и серебром галеонов. Реальность, разумеется, сильно отличалась от нарисованной воображением картины. Морские путешествия никогда, особенно сотни лет назад, не были легким занятием. Регулярные шторма или настолько же регулярный штиль, набранная в ближайшем к порту кабаке команда, которая не отличалась ни любовью к ближним, ни христианским всепрощением — и это на кораблях, которые несли официальный флаг очередного короля или королевы. У пиратов все то же самое доходило до уродливой карикатуры, и если во время плавания еще соблюдалось какое-то подобие дисциплины, то после возвращения попадаться на глаза этой озверевшей толпе не рисковали даже вооруженные отряды портовой стражи. Настоящих пиратов ждали — помимо привычных всем опасностей — еще и пушки галеонов и мушкетоны его команды. Справиться с ними у разношерстной публики с небольших каравелл или каракк шансов было немного, только захватить врасплох, что в условиях просматриваемого на несколько миль моря представлялось задачей маловероятной. Некоторым счастливчикам везло, а остальных ждала либо скорая смерть, либо не менее скорый суд и рея. Впрочем, и в истории Карибских островов было время, когда пиратов боялись. Для этого им, правда, потребовалась поддержка французской администрации небольшого острова Тортуга — Франция тогда пыталась закрепиться в регионе и средствами не гнушалась, удобная гавань, в которой не спрашивали о происхождении золота, и немного пушек в крепости, которая эту гавань защищала. Пушек было четыре — и этого хватало, чтобы не допустить праведного гнева испанцев или англичан. Можно было, конечно, еще получить каперский патент от одной из воюющих в Европе держав — Тридцатилетняя война списывала и не таких союзников, но такой способ давал индульгенцию лишь одной стороны конфликта, зато серьезно ограничивал выбор целей и заставлял следить за политической обстановкой на родине. В наше время ситуацию на Карибах можно было бы назвать стабильной. Жители привыкли к своей нищете и постоянным государственным переворотам, по островам регулярно проносились ураганы разной степени свирепости, последствия которых помогали устранять различные международные организации. Зато погода большую часть года стояла просто райская, жилось здесь, пожалуй, относительно неплохо, а, кроме того, недалеко имелась богатая страна, в которую всегда можно отправиться за американской мечтой, если была потребность жить чуточку лучше. Кто-то уезжал, кто-то оставался, а основным источником доходов мелких островов были махинации с не совсем честно нажитыми богатствами людей, воровавших в своих собственных, далеких от этого тропического рая странах. На этой коллективной Тортуге по-прежнему не спрашивали о происхождении золота. Жители многочисленных островов не привыкли совать нос в чужие дела, потому что самые любопытные исчезали в неизвестном направлении, а это быстро вырабатывает правильные и полезные для выживания условные рефлексы. Поэтому Сириус Блэк недолго думал над предложением Дамблдора — тот советовал переждать какое-то время вдали от магической Британии, чтобы поиски беглого преступника стали привычной рутиной для авроров. Блэк, конечно, мог вернуться в родительский дом и затаиться там — сквозь фамильный «фиделиус» вряд ли прошел бы кто-либо чужой. Но безвылазно сидеть в пыльном и заплесневевшем особняке ему совершенно не хотелось. Хотелось свободы и яркого солнца — то есть того, чего его лишило заключение в Азкабан. Сириус предложил было взять с собой и Гарри, чтобы тот почувствовал, как он заботится о крестнике. Но Дамблдор ожидаемо уперся, а настаивать Сириус не рискнул — не в том он был положении, чтобы добиваться своего любой ценой. Впрочем, на площадь Гриммо, дом двенадцать он все же завернул, за несколько часов неспешного полета добравшись на гиппогрифе до Лондона. Особняк полностью оправдал его ожидания. Там было грязно, пыльно и темно. Из нового был только портрет покойной матушки в прихожей. Она сразу же наорала на нелюбимого сына, обругала его нехорошими словами и выразила надежду, что авроры вскоре пристукнут непутевого наследника, а не будут отправлять его снова в Азкабан, из которого тот уже один раз убежал. Матушка была права — о приказе министра бить на поражение и немедленном поцелуе дементора после поимки упоминал и Дамблдор. Но старый директор недаром прожил более сотни лет, он имел связи в самых неожиданных местах. Так что к отъезду в тропики Сириус был готов: у него был маггловский паспорт с необходимыми отметками, какое-то количество денег — галлеонов и фунтов стерлингов — и несколько перемен маггловской же одежды. На вкус Сириуса, одежда эта выглядела несколько экстравагантно, но после двенадцати лет носки одной и той же тюремной робы он был не очень привередлив. Кроме того, на Гриммо он нашел старую палочку — кажется, она принадлежала отцу, — которая позволяла колдовать, хотя и была излишне своенравной. Но чары отвлечения внимания у Сириуса получались неплохо еще со школы. Гиппогрифа пришлось оставить. По долгосрочному планированию у Сириуса всегда был твердый «тролль», за это направление в их компании отвечали Ремус и Джеймс. Поэтому саму идею лететь через океан на Клювокрыле забраковал Дамблдор. Позже Блэк признал его правоту — лететь предстояло несколько суток, приземляться на воду гиппогриф не умел, а находиться все это время в воздухе было не под силу даже этому гордому магическому существу. Кроме того, по прибытии нужно было его прятать от магглов — а это в незнакомой местности представлялось слишком сложной задачей. Так что Клювокрыл остался на Гриммо, за ним Блэк оставил присматривать старого домовика Кричера — тот, конечно, поворчал, но в конце недолгого спора смиренно принял эти обязанности. Наверное, не стоило использовать в качестве стойла материнскую спальню — эльф мог этого не оценить и по-тихому приморить зверушку, но наставления он получил однозначные, да и против прямого приказа пойти вряд ли посмеет. [1] Ну, а Сириус отправился по сложному маршруту, разработанному Дамблдором. Ночная вылазка в порт Ливерпуля, проникновение — под дезиллюминационными чарами — на одно из огромных грузовых судов и долгий путь через весь Атлантический океан. Корабль шел в Бразилию с заходом в Нью-Йорк, так что в один из дней «заяц» покинул его борт и на обычной маггловской надувной лодке с самодельным парусом добрался до Барбадоса — благо, нужные заклинания он знал, а палочка с каждым днем слушалась все лучше и лучше. Высадиться на берег, правда, удалось не сразу. С западной стороны острова прибой был таким, что в него опасались попадать и более опытные мореходы. Поэтому пришлось обходить Барбадос с севера — почему-то Сириусу показалось, что именно так будет быстрее. Но все равно он потратил несколько часов, и добравшись наконец до белого песчаного пляжа в небольшой бухточке — как на маггловском рекламном проспекте — рухнул без сил. Путешествие в надувной лодке вымотало его раз в десять сильнее, чем побег из Азкабана год назад. На Барбадосе Сириусу пришлось некоторое время ловить удачный момент, а потом делать вид, что он только что сошел с какого-то рейсового парома — его название он забыл сразу же после получения штампа в паспорт на пограничном контроле. А дальше все оказалось проще некуда. Дамблдор так и не признался, где познакомился с пожилой четой магов, носивших фамилию Смит. Директор лишь упомянул, что они когда-то бежали от Грин-де-Вальда и осели на этом острове, чтобы как можно меньше сталкиваться с волшебниками, которых на Барбадосе действительно не водилось. Правда, через несколько дней проживания с ними Сириус почти полностью уверился, что они бежали не от знаменитого темного мага, а после его поражения, но благоразумно решил не расспрашивать своих хозяев об обстоятельствах их жизни. Тем более что и они не особо приставали с расспросами к своему «родственнику из Европы, приехавшему проведать стариков». Расплывчатой легенды оказалось достаточно для немногочисленных соседей по Уилсон Хилл, с которыми Сириус приветливо здоровался при каждой встрече — этого хватало для поддержания хороших отношений. Смиты позволили ему воспользоваться услугами почтового ары — огромный попугай теперь регулярно летал в Англию и носил Гарри записки. Писать, правда, Сириусу было почти нечего. С подачи Дамблдора он опасался, что за перепиской крестника следят враги, поэтому старался не давать никаких намеков на свое местопребывание. Почтовые попугаи были чрезвычайно распространены в Африке и Южной Америке, даже в Штатах их использовали — хотя тамошняя МАКУСА и не одобряла подобной экзотики, считая, что такие птицы сами по себе нарушают Статут Секретности. В чем-то Сириус был с ними согласен, но других вариантов для переписки у него не было. В конце июля он даже набрался наглости и попросил миссис Смит испечь пирог с поздравительной надписью — добросовестный ара доставил и этот груз в Британию ко дню рождения Гарри, принеся обратно полное благодарностей письмо мальчика. Письма от Гарри вообще были короткими — еще короче, чем у него. Но для четырнадцатилетнего подростка, который пишет незнакомому взрослому, это было нормально — Сириус это понимал, сам когда-то был таким, и его письма даже родителям не отличались разнообразием: жив, здоров, до свидания. Естественно, пока он с ними переписывался. Даже дяде Альфарду он писал кратко и редко, за что потом, в Азкабане, ему было очень и очень стыдно. Но было в письмах от Гарри что-то милое и полузабытое за годы, проведенные в обществе дементоров — например, обязательный привет Клювокрылу, который, как надеялся Сириус, сейчас счастливо обитал под присмотром Кричера не за тридевять земель, а не так далеко от мальчика. Эти мелкие радости и составляли основную часть жизни Сириуса на Барбадосе. Но времени они отнимали немного, поэтому он привык проводить дни в небольшом баре неподалеку от дома Смитов. Бар назывался «Эль Флоридита», и Сириус долго не мог понять, почему завсегдатаи постоянно упоминают какого-то Эрнеста — он даже думал, что так зовут местного бармена. Но потом ему объяснили, и Блэк получил возможность тоже смеяться над шутками — а заодно приучился заказывать дайкири. [2] Словоохотливость местных хоть и раздражала иногда, но через какое-то время Сириус привык к постоянному потоку не совсем правильно произнесенных английских слов и быстро узнавал, что произошло на острове за прошедший день. В большинстве случаев пары-тройки стаканчиков рома хватало, чтобы узнать все новости. Спиваться Блэк не планировал — только не в этом раю. А новости о погоде его мало интересовали — хотя об ураганах говорили буквально все, даже обычно сдержанные Смиты. [3] Ему очень не хватало известий о том, что происходит в магической Британии, и он многое бы отдал за подписку на «Ежедневный пророк». Его хозяева жизнью далекого острова — да и в целом Европы и остального мира — не интересовались или очень хорошо скрывали свой интерес. Во всяком случае, никаких периодических изданий магических стран Сириус у них не видел. Поначалу он пытался говорить о том, что происходит на другом краю света, но Смиты вежливо давали понять, что это не та тема, которую стоит поднимать за столом. С магглами, разумеется, о волшебстве Сириус даже не заговаривал. Тем не менее, он чувствовал, что что-то должно произойти в самое ближайшее время. Хвост сбежал не просто так, наверняка он ринулся на поиски своего лорда — никто другой не смог бы обеспечить ему защиту. А Дамблдор упомянул о том, что Волдеморт умер не окончательно и может вернуться. А раз может — значит, обязательно вернется. Возможно, с помощью того же Хвоста. И когда этот момент наступит, Сириус хотел быть как можно ближе к крестнику. В один из дней августа попугай вдруг вернулся без письма. С неделю Блэк не находил себе места от волнения, даже написал Дамблдору, требуя срочно сообщить, если с мальчиком что-то случилось — даже если случилось что-то нехорошее. Но трудолюбивый ара быстро доставил ответ — в середине этого месяца Гарри перебрался в дом семьи Уизли, вместе с которыми сходил на финал Чемпионата мира по квиддичу. На этом финале были небольшие беспорядки, писал Дамблдор, но ничего такого, с чем не справились бы авроры. Гарри и его друзья не пострадали и сейчас готовились к занятиям все в той же «Норе». Это письмо немного успокоило Сириуса, но он чувствовал, что что-то его подспудно гложет. Ему не хватало каракуль его крестника, он собирался еще раз отправить попугая через океан, но того как раз заняли Смиты под какие-то свои нужды, и яркая птица исчезла на несколько недель. А в начале сентября в окно дома, в котором вот уже три месяца обитал Сириус, постучалась совершенно измотанная трансатлантическим перелетом белоснежная сова, принадлежащая Гарри, с очередной короткой запиской. В этой записке Гарри мимоходом упомянул о шраме, Темном Лорде и связи между ними. «Мой шрам разболелся снова. Прошлый раз это произошло потому, что Волдеморт был в Хогвартсе. Но, думаю, он сейчас не может быть где-то неподалеку от меня. Ты не слышал, шрамы от заклятий болят много лет спустя?», — написал крестник. В этот момент Сириус отчетливо понял, что ему срочно надо возвращаться в Англию. Даже если ценой этого поступка будет сидение взаперти в доме на площади Гриммо. Или опасность быть пойманным и поцелованным дементором. Или любая другая опасность. Он готов был заплатить эту цену. Но с больным шрамом Гарри следовало разобраться. Он вырос в темной семье и привык относиться к таким совпадениям серьезно. Впрочем, сразу отправиться он не мог. Пришлось дождаться возвращения попугая и снова написать Дамблдору — в этом письме он изложил все, что нужно было, с его точки зрения, сделать с Гарри и его шрамом. Первым пунктом этого перечня было посещение больницы Святого Мунго — по его воспоминаниям, его родители никогда не пытались разобраться с чем-то сами, а всегда доверяли специалистам. В крайнем случае их приглашали прямо домой — за отдельное вознаграждение, конечно, но вряд ли этот номер пройдет с Гарри. Ответ от Дамблдора был многословным, но, насколько понял Сириус, ни в какой Мунго директор вести его крестника не собирался. Причин такого бездействия директор не объяснил — секретность, мать ее за ногу, но намекнул, что они очень и очень серьезные. Кроме того, он интересовался состоянием здоровья Блэка и давал разрешение вернуться в Англию — при соблюдении ряда требований, разумеется, и по маршруту, который ему сообщат Смиты. Взамен Сириус должен был дать согласие на использование фамильного особняка в качестве штаба Ордена Феникса. Судя по этой части послания, все было еще серьезнее, чем думал Блэк. Поэтому отдохнувшая и отъевшаяся за эти недели на южных деликатесах Хедвиг отправилась в обратный путь в Англию — вернее, уже в Шотландию. Она несла короткую записку: «Гарри, я немедленно вылетаю на север. Новость о твоем шраме — последняя в череде странных слухов, которые здесь до меня доходят. Если он заболит снова — иди прямо к Дамблдору. Тут говорят, что он вызвал из отставки Грозного Глаза; это означает, что он читает знаки — даже если никто, кроме него, этого не делает. Я скоро буду. Мои наилучшие пожелания Рону и Гермионе. Гляди в оба, Гарри». Блэк все еще опасался, что эти письма читает кто-либо еще, поэтому старался как можно сильнее запутать возможных соглядатаев. Лететь он, разумеется, не собирался. Смиты сообщили ему, что добираться он будет через Гаити — в этой стране был большой порт, в котором человек с его способностями легко может незамеченным перейти с корабля на корабль. И дали названия этих кораблей. Один из них через три дня отплывал из порта Бриджтауна.