Чемпион Азкабана

Гермиона Грейнджер вот уже три недели находилась в депрессии, которая настигла ее в тот ужасный Хэллоуин, когда Гарри Поттер стал четвертым чемпионом Турнира Трех Волшебников. Может быть, все обошлось бы — как минимум, для самой Гермионы, — если бы Гарри тогда вернулся за стол Гриффиндора и снова сел рядом. Но он пропал и только через два дня Дамблдор объявил, что лишний чемпион был арестован. Гермиона уже сталкивалась с несправедливостью, которая, похоже была нормой для волшебного мира. На ее втором курсе Министерство ни за что, по одному подозрению отправило в Азкабан грозного на вид, но совершенно безобидного Хагрида — потому что маги со всей страны требовали от министра сделать хоть что-то для обеспечения безопасности детей. Да и вся эта история с дневником Того-Кого-Нельзя-Называть ничем не закончилась: Люциус Малфой даже не был допрошен, хотя все знали, что именно он подсунул черную тетрадку Джинни Уизли. На третьем курсе она снова убедилась, что правосудие у волшебников — вещь бессмысленная и беспощадная. Несчастный Сириус Блэк провел двенадцать лет в Азкабане без суда и подобающего следствия, за преступление, которое совершил совсем другой — назначенный к тому же героем. А эта пародия на суд, который устроило Министерство над Клювокрылом по наущению все того же семейства Малфоев, которое, очевидно, окончательно уверилось в своей безнаказанности после завершения эпопеи с Тайной комнатой? К началу четвертого курса Гермиона все еще продолжала считать волшебный мир сказкой, в которую она попала по счастливой случайности. Правда, в сказке были и страшные моменты, но зато именно тут у нее наконец появились настоящие друзья. Они перевешивали все неудобства и неприятности, в которые она влипала. Даже случай во время финала Чемпионата мира не заставил ее подумать о том, чтобы не возвращаться в школу первого сентября. И вдруг в одночасье все разрушилось. Пожалуй, сама идея Турнира Трех Волшебников Гермионе импонировала. Она читала о нем в «Истории Хогвартса», да и приезд представителей Шармбатона и Дурмстранга обещал новые лица и новые знакомства. Правда, эти лица появились только через два месяца, и Гермиона до самого момента выбора даже не научилась их различать — хотя Виктора Крама, разумеется, узнала. Но в любом случае она ждала испытаний, чтобы увидеть новые заклинания и, возможно, даже попросить кого-нибудь научить им и ее. А потом Гарри стал четвертым Чемпионом и пропал, был арестован, делегации других школ фактически замкнулись в себе и не общались ни с кем, кроме представителей тех факультетов, с которыми сидели в Большом зале — то есть со слизеринцами и равенкловцами. А Гермиона оказалась одна и на собственном факультете. Причина этому была проста: она не поверила, что Гарри обманул возрастную черту, которую провел Дамблдор, и сам бросил свое имя в Кубок огня. Все остальные студенты Гриффиндора — да и всего Хогвартса, если честно — были убеждены, что Поттер виновен как смертный грех. К удивлению и разочарованию Гермионы, подобную версию разделял и Рон Уизли — и не просто разделял, а был фактически одним из ее авторов. Она тогда прямо спросила его, почему тот так думает, но ответ ее не устроил: Рон заявил, что Гарри всегда был неравнодушен к славе и деньгам, поэтому и нашел способ обойти наложенные на Кубок ограничения. Правда, больше всего Рона задевало то, что Гарри не поделился этим способом с ним, и почему-то был уверен, что если бы кинул свое имя в Кубок, то обязательно стал бы Чемпионом. На справедливое замечание Гермионы, что Кубок вообще-то выбирает лучших, Рон жутко обиделся, накричал на нее, и с тех пор они не разговаривали. Еще хуже было то, что Рон настроил против нее чуть ли не весь факультет. Первое время она вступала в споры, пыталась логически доказать, что Гарри не мог сжульничать, а Кубок не мог выбрать четырех чемпионов на Турнир Трех Волшебников без какого-либо вмешательства со стороны сильного и, возможно, темного мага. Но это привело лишь к тому, что Гарри, которого уже считали обманщиком, стал еще и новым Темным Лордом, потому что многие вспомнили про Наследника Слизерина — это было каких-то два года назад. Тогда доказательств не было, теперь они появились — пусть этими доказательствами были извращенные слова Гермионы. Ей самой припомнили близкую дружбу с Поттером — она какое-то время удивлялась, что все забыли, кто именно был лучшим другом Мальчика-Который-Выжил предыдущие три года, но потом в очередной раз признала свое бессилие вдолбить в волшебные головы хоть какое-то понятие о логике. Вместо этого она старалась как можно меньше бывать в общей гостиной факультета и на всех уроках сидела в одиночестве за первой партой. Так уже было — три года назад, когда Гермиона только пришла в волшебный мир. Но сейчас она осознавала, чего лишилась, и от этой потери ей было больно. *** Хуже всего было то, что Гермиона понятия не имела, что происходит с Гарри и как всё может закончиться. В какой-то день в «Ежедневном пророке» написали о суде Визенгамота, который большинством голосов посчитал Поттера виновным и приговорил к годичному заключению в Азкабане. Правда, с отсрочкой приговора, но она понимала то, чего, кажется, не понимали взрослые маги. Гарри был обычным четверокурсником и совершенно не блистал ни по одному из предметов, а все его достижения не были связаны с учебным процессом. Гермиона была уверена, что тролля они с Роном одолели совершенно случайно, а без ее помощи никогда бы не прошли через ловушки Запретного коридора. Судя по рассказам Гарри, победить василиска ему помогли феникс, Распределяющая шляпа, любезно предоставившая меч Гриффиндора, а также какое-то запредельное везение. Ее воображение подбросило ей картинку, на которой огромная ядовитая змея должна была сожрать тринадцатилетнего подростка без особого труда. Но она бы никогда не поделилась с Гарри этой картинкой. Ни за что на свете. События третьего курса тоже были одной огромной чередой счастливых случайностей. Господи, да Гарри мог погибнуть уже в самом начале года от когтей гиппогрифа, к которому его так небрежно вытолкнул Хагрид! И эта карусель конца года с путешествиями во времени, которая позволила им спасти самих себя, Сириуса и Клювокрыла, тоже была одной большой случайностью. Ведь все это стало возможным благодаря маховику, а если бы она решила не изучать Маггловедение и Прорицания и профессор МакГонагалл не дала бы ей опасный в неопытных руках артефакт?! Сейчас Гарри точно также, без подготовки, должен был выйти на первое испытание Турнира. Гермиона не знала, что придумали организаторы, но не удивилась бы, если бы это было нечто за пределами способностей ее друга. Здесь, в Хогвартсе, она бы заставила его засесть за книги и тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. Но кто озаботится подготовкой четвертого чемпиона во время тюремного заключения? Гермиона была уверена, что никто. Она сходила к взрослым — сначала к МакГонагалл, а потом, ничего от той не добившись, и к директору. Тот долго говорил что-то о консервативности членов Визенгамота, о стремлении дуть на воду, обжегшись на молоке — мол, Министерство серьезно потеряло в репутации во время Чемпионата и еще один международный скандал сейчас никому не был нужен. Директор заверил Гермиону, что в другое время Гарри лишь пожурили бы, может, сняли баллы за хулиганскую выходку, назначили отработку у Филча… но не сейчас. Еще она поняла, что всему персоналу школы запрещено общаться с Гарри и никто не рвется нарушить этот запрет. На прямые вопросы, как Гарри сможет справиться с заданиями Турнира без подготовки, директор лишь отводил глаза. Гермиона убедилась, что никто ничего делать не собирается. А за день до первого испытания она узнала, что Гарри предстоит сразиться с драконом. Совершенно случайно Гермиона подслушала, как Рон говорил об этом близнецам. И ее накрыло пеленой отчаяния и безысходности. *** В четверг, двадцать четвертого ноября, Гермиона проснулась совершенно разбитой. Правильнее будет сказать, что она совсем не спала в эту ночь, но иногда ее утаскивало спасительное забытье — к сожалению, слишком ненадолго, чтобы полноценно отдохнуть и с новыми силами приступить к учебе. Да и какая учеба могла быть в этот день? Гермиона многое знала о драконах. Она когда-то даже наблюдала одного — ближе, чем ей когда-либо хотелось. Тот дракон, правда, был совсем детенышем, который только вылупился из яйца и которого Хагрид звал Норбертом [1], но даже он был весьма опасен; Гермиона вспомнила, как неприятно выглядела рука Рона, раздувшаяся после небольшого укуса, и отвратительный запах опаленной бороды лесника. Кроме того, даже тот малютка весьма заметно разгромил хижину, но хорошо, что не спалил. Разумеется, после случая с Норбертом Гермиона прочла о драконах все, что смогла найти в хогвартской библиотеке. Правда, в Закрытую секцию ее, первокурсницу, не пустили, и она наверстала это через год, когда в замке появился Гилдерой Локхарт, который подписывал любые разрешения — возможно, просто потому, что ему нравилась его подпись. Но и обширные знания не давали ответа на вопрос, как четверокурсник-хорошист — она не хотела называть Гарри двоечником, поскольку ей это не нравилось — сможет одолеть тридцатифутовую, изрыгающую огонь и очень злую волшебную тварь. — Ужасно выглядишь, — заметила Лаванда Браун, которая умывалась рядом с ней. — Чего не спала? Гермиона дернула плечами, с усилием отводя взгляд от растрепанной девушки с темными кругами под глазами, которая смотрела на нее из зеркала. — Гарри сегодня погибнет, — наконец ответила она. — Выкрутится, — уверенно отмахнулась Лаванда, — не в первый раз. А ты в него все-таки влюбилась. Гермиона промолчала. Сразу после того Хэллоуина Лаванда начала уверять свою соседку по комнате, что та влюбилась в Поттера. Это было доступное ей объяснение — ничем другим, рассуждала она, объяснить упертость Гермионы в защите Гарри было невозможно. Гермиона поначалу яростно отрицала любые отношения, выходящие за пределы обычной дружбы, но потом перестала, что еще больше уверило Лаванду в ее правоте. Гермиону удивляло лишь, что ни Лаванда, ни ее сердечная подружка Парвати Патил не разнесли весть о влюбленности «заучки Грейнджер» по всей школе. Но, видимо, была и в их страсти к сплетням какая-то граница, которую они не переходили. Внезапно Гермиона вспомнила картинки, изображавшие жертв драконов, и она непроизвольно всхлипнула. Лаванда удивленно посмотрела на нее, но лишь посоветовала расчесаться получше. Гермиона на это кивнула, но едва взяв расческу, тут же отшвырнула ее в сторону. Сегодня это было не нужно. Она быстро закончила умываться, оделась в школьную форму и прикрепила к лямке своей сумки теплое пальто. Первый тур должен был начаться сразу после обеда, а бегать за верхней одеждой на перемене не хотелось; Гермиона собиралась как можно быстрее оказаться около квиддичного поля — в надежде все-таки увидеть Гарри. И, возможно, сказать ему пару слов ободрения. И подсказать пару заклинаний… Нет, оборвала она себя, этого ей никто не позволит. *** Гермиона увидела Гарри на перемене после урока по Истории магии, когда шла в класс Трансфигурации. Вернее, Мальчика-Которого-Арестовали видели многие, но она уже привыкла, что волшебники ленивы и нелюбопытны, и кто из них в состоянии запомнить одежду, в которой Гарри был три недели назад? А вот лицо его было совершенно другим — тонкие черты лица, длинный нос, светлые волосы. Главное, конечно, что не было шрама на лбу. Она подумала, что без шрама однокурсники не признали бы Гарри даже если бы столкнулись с ним нос к носу. Замаскированного Гарри куда-то вел министерский чиновник, которого Дамблдор представлял как Бартемиуса Крауча. Одежда Гарри была сильно испачканной и мятой, но внешний вид мальчика совершенно не волновал его сопровождающего. Он лишь покрикивал — правда, вполне добродушно, — чтобы Гарри поторапливался. Гермиона в растерянности остановилась. Вся ее натура требовала забыть об увиденном и отправиться на урок Трансфигурации — за все годы в Хогвартсе она ни разу не прогуляла занятия и не собиралась начинать прямо сейчас. [2] Кроме того, Трансфигурацию вела профессор МакГонагалл, которую Гермиона очень уважала. Но такому простому выходу яростно сопротивлялась та маленькая, но настырная часть ее характера, которая заставляла девушку обивать пороги декана и директора в попытке узнать правду о Гарри и благодаря которой она поругалась со всем факультетом. Проще говоря, ей жутко хотелось поддержать Гарри перед встречей с драконом. И что удивительно — она была готова ради этого пожертвовать Трансфигурацией и рискнуть вызвать неудовольствие МакГонагалл. Гермиона оглянулась. Все гриффиндорцы ее курса ушли вперед, никого не заинтересовала странная парочка из неизвестного мальчика и министерского чиновника. Она снова поколебалась… и решительно двинулась за Гарри. Это показалось ей гораздо важнее переключающего заклинания или превращения живого в живое. Крауч вел Гарри к выходу из замка. Поттер брел как-то неловко, то и дело спотыкаясь, ежесекундно оглядываясь, словно хотел получше запомнить уже знакомые за три года коридоры. У Гермионы сжалось сердце — она поняла, что Гарри знает о сути первого испытания и уже сдался. Возможно, он даже приготовился умирать. Для нее было больно понимать это. Но она еще надеялась, что Лаванда окажется права и Гарри «выкрутится». Правда, Гермиона совершенно не представляла, как такое возможно. Перед воротами Гермиона надела пальто и натянула на уши шапку. В конце ноября в этой части Шотландии зима еще не наступила, а сегодня к тому же был один из немногих дней, когда из-за массивных туч выглянуло солнце, поэтому было не по осеннему приятно, хотя ветер с гор был прохладным и быстро уносил все тепло куда-то далеко. Наверное, в Лондон. Гарри и Крауч зашли в небольшую палатку. Правда, у волшебников был особый подход к этому туристическому оборудованию и Гермиона была уверена, что внутри палатка намного больше, чем снаружи. Кроме того, у палатки было два входа — что также намекало на огромное пространство внутри. Крауч недолго пробыл внутри. Он вышел наружу и быстро направился обратно к замку, не заметив стоявшую в отдалении девушку. Гермиона уже собралась зайти внутрь и поговорить с Гарри, но вдруг из палатки вышел аврор в форменной красной мантии. Аврор занял пост неподалеку и начал неторопливо ходить туда-сюда, приглядывая за входом. За одним входом из двух. Гермиона вздохнула. Она, наверное, никогда не сможет понять ход мыслей остальных волшебников. *** В щель хорошо было видно, что внутри палатки было очень просторно. Кажется, там даже было несколько комнат — как и в той, что была у мистера Уизли на Чемпионате по квиддичу. Гарри сидел на одном из стульев, низко склонив голову и обреченно сложив руки на коленях. Гермиона заметила, что он уже вернул свой облик — лица паренька она, правда, не видела, но волосы уже стали черными и растрепанными. Она воровато оглянулась по сторонам — тут по-прежнему никого не было, а аврор продолжал охранять противоположную сторону палатки. И прижалась к холодному брезенту. — Гарри! — шепотом позвала она. Ничего не произошло. — Гарри! — прошептала она чуть громче, отчаянно боясь, что ее услышит аврор. Кто-то прижался к материалу изнутри и хриплый, но узнаваемый голос спросил — тоже шепотом: — Гермиона? — Гарри, это ты? — Да. В шепоте сложно разобрать эмоции, но Гермиона поняла, что Гарри, кажется, немного нервничает. Проблема была в том, что она не знала, как успокоить его. Ей самой нужно было успокоиться, но она тоже нервничала. И не могла сказать, что «немного». Она нервничала «много». Наконец она справилась с волнением и нашла относительно безопасный вопрос. — Как ты себя чувствуешь? Хорошо? — спросила она. Гарри промолчал. — Главное — сосредоточиться, — затараторила Гермиона, не повышая голос. — Тебе надо только… — …сразиться с драконом? — внезапно перебил ее напряженный голос Гарри. [3] И Гермиона не выдержала. Она всхлипнула — возможно, громче, чем было допустимо, — заскочила внутрь палатки и сгребла Гарри в тесные объятия. Так она обнимала его на втором курсе в Большом зале, когда ее наконец вылечили с помощью настойки мандрагоры и отпустили из Больничного крыла. Но тогда она просто соскучилась по своему другу. А сейчас она не смогла бы описать все чувства, которые бурлили в ней в этот самый момент. А Гарри… несколько мгновений он стоял столбом, но потом тоже обнял ее — очень осторожно, словно боясь сломать. Словно она была чем-то очень хрупким. — Гарри… — Гермиона снова всхлипнула и горячо зашептала ему в ухо: — За что они так с тобой? Я ходила к Дамблдору, но он сказал, что ничего не может сделать… до этого я ходила к МакГонагалл… она тоже… и остальные студенты… они все верят, что тебя наказали правильно, но это не так! Я же знаю, что ты не кидал свое имя в Кубок, ты не мог так поступить, тебе незачем… — Гермиона, — осторожно прервал ее Гарри, — я это все знаю. И благодарен тебе за то, что ты веришь в меня. А почему Рон не пришел с тобой? — Рон… — она на секунду потеряла дар речи. — Рон… он обязательно поймет потом и извинится. Он признает, что был не прав… мы же с тобой знаем Рона, да? — Так он, — медленно сказал Гарри, — поверил, что я кинул свое имя в Кубок и действительно нарушил правила Турнира? Может, он считает, что и год в Азкабане подходящее наказание для такого вруна как я? Гермиона разрыдалась, уткнувшись лицом в плечо Гарри. Она не знала, что отвечать на эти вопросы. Рон на самом деле всегда был той еще задницей, но он был еще и первым другом Гарри и не должен был говорить о нем плохо, наоборот, он должен был поддерживать ее, когда она доказывала всему факультету, что Поттер невиновен. Но Рон ничего этого не сделал. И злость в голосе Гарри была вполне оправданной. — Я не должна была говорить тебе об этом, — проговорила она сквозь слезы. — Ты теперь расстроишься, а тебе еще выходить на испытание, а там… — ...драконы, — жестко закончил Гарри. — Не уверен, что они надеются, что я переживу эту встречу. Они мне даже палочку не вернули. — Возьми мою! Гермиона выпустила Гарри и начала рыться в сумке, но от волнения никак не могла найти свою палочку. И вдруг сверху на ее дрожащие руки легла рука Гарри. — Не надо, Гермиона. Я все равно не знаю заклинаний, с помощью которых можно победить дракона. Ты только напрасно лишишься своей палочки. — Я научу, это просто, — Гермиона оттолкнула его руку и продолжила бестолково рыться в сумке. — Можно использовать переключающее заклинание, мы его проходили на Трансфигурации в октябре, ты должен помнить, Невилл тогда еще превратил свои уши в кактусы, и если превратить драконьи клыки в сахарные палочки… нет, это очень серьезный уровень, наверное, даже профессор МакГонагалл не справилась бы… — Гермиона, — Гарри снова положил свою руку на ее, остановив поиски. — Я почти месяц провел в одиночной камере. Как ты думаешь, вспомню я что-нибудь из того, что учил когда-то? И научить меня новому ты не успеешь. Осталось меньше часа. — Но… Плечи Гермионы поникли, а сумка шумно упала ей под ноги. Гарри посмотрел туда, и внезапно его лицо прояснилось. — Есть у меня одна идея, как ты можешь мне помочь. *** Остальные чемпионы действительно начали появляться спустя час. [4] Первым зашел Виктор Крам, ухмыльнулся, глядя на сидящих в обнимку на одном стуле Гарри и Гермиону, и как-то скромно отошел в дальний угол. Потом появился Седрик Диггори, он даже собрался что-то сказать Гарри, но передумал, отошел в сторону и начал ходить из угла в угол. Флер Делакур увидев парочку, презрительно фыркнула и присела неподалеку на низкий деревянный стул; она была бледной, на лбу были заметны капельки пота — француженка нервничала. Даже Гарри на ее фоне казался образцом спокойствия. Впрочем, он действительно успокоился — когда сумел настоять на своем и выполнить задуманное. А потом полог палатки резко откинулся в сторону и внутрь ворвалось нечто яркое и шумное. — О, первая любовь! Это так… трогательно! Гарри и Гермиона одновременно расцепили объятия и испуганно повернулись на крик. Там стояла Рита Скитер — накрашенная блондинка с невероятной прической и в еще более невероятном платье. За ее левым плечом в воздухе плыл открытый блокнот, в котором что-то строчило Самопишущее перо. Гермиона на мгновение позавидовала — ей тоже захотелось такое, оно могло очень помочь с домашними заданиями, — но потом снова нахмурилась. Манеры скандальной журналистки были отвратительны. — Если все сложится удачно, вы обязательно попадете на первую полосу! — воскликнула Скитер. Гарри выступил вперед, невольно пытаясь оградить Гермиону от внимания этой особы. Она его раздражала. — Вам здесь нечего делать, — вмешался из своего угла Крам. — Это тент для чемпионов, — он нечитаемым взглядом посмотрел на Гермиону, — и их друзей. — О! — воскликнула Скитер. — Ну конечно же! Я сейчас же ухожу, сейчас же. Мне только надо сказать пару слов самому молодому чемпиону. Она бесцеремонно подошла прямо к Гарри, наклонилась к самому его уху и прошептала: — Бродяга ждет тебя. Я сейчас выйду из палатки и побегу. В твоих интересах бежать за мной так, словно за тобой гонятся все драконы мира. Понял? Гермиона не расслышала ни слова, но видела, как Гарри вдруг напрягся, а потом резко кивнул. На всякий случай она взяла его за руку. Скитер развернулась и направилась в сторону выхода из палатки — того, рядом с которым Гермиона видела аврора. У самого полога она обернулась и переспросила: — Ты хорошо понял, Сохатик? Гермиона прикрыла рот рукой. На ее памяти так Гарри называл лишь один человек. А внешность в магическом мире — величина не постоянная. Буквально пару часов назад она сама была свидетелем этому. А два года назад узнала и воплотила на практике способ сделать это, и у нее даже получилось, хотя на последнем этапе она ошиблась. Но здесь ошибкой не пахло. Рита скрылась за пологом и Гарри внезапно рванул за ней. Гермиона держала его за руку и была вынуждена побежать следом, выпустить руку друга ей даже в голову не пришло. Они вместе выскочили из палатки и увидели Риту, убегавшую в сторону Гремучей Ивы; стоявший на страже аврор лежал сейчас на земле и явно был без сознания. Гарри побежал за Скитер, и Гермиона последовала за ним. Краем глаза она заметила, как из замка выкатывается целая толпа — среди них выделялись красные мантии авроров и цветастая мантия и белая борода Дамблдора. Они прибавили ход. Гермиона не заметила, когда они нагнали Скитер — или кто там скрывался под ее обличьем. Журналистка давно скинула свои красные туфли на высоких каблуках и бежала босиком по стылой пожухлой траве. Гермионе было очень тяжело — она категорически не привыкла к таким нагрузкам, ее сердце почти выскакивало из груди, и она не останавливалась только потому, что это был единственный способ спасти Гарри от драконов. А вот Гарри сдавал. Одиночная камера и скудное питание — не только сейчас, но и в течение почти всего лета — превратили его в доходягу. Он пыхтел, пытался ускориться, но все больше замедлялся и все больше тянул назад Гермиону, которая так и не выпустила его руку. И не собиралась выпускать — без Гарри этот забег не имел никакого смысла. А потом рядом с ними замелькали лучи заклинаний — по красному цвету Гермиона опознала оглушающие «ступефаи», которые видела на Чемпионате по квиддичу. Пока что авроры били неприцельно, но через какое-то время они смогут прицелиться поточнее. И она не знала, что будет тогда. Но до Гремучей Ивы они добрались с хорошей форой. Скитер ловко обезвредила дерево; опасные ветви застыли в самых причудливых положениях. Она добежала до корней и с удивительной ловкостью юркнула в лаз. Потом высунулась, призывающе махнула бежавшим за ней подросткам и скрылась окончательно. Гермиона могла поклясться, что при взгляде на нее в глазах Скитер промелькнуло несказанное удивление. Они почти добрались. Уже у самой Ивы Гарри дернулся, пролетел мимо Гермионы, шумно упал на землю и замер. Гермиона попыталась сдвинуть его тело и подтащить его к подземному ходу, но после этой безумной пробежки она была без сил и не сдвинула его ни на дюйм. Она подняла голову и увидела, что в ее сторону несется с добрый десяток «ступефаев», сливающихся в одно красное облако. Гермиона зажмурила глаза и нырнула в лаз. Аврорские «ступефаи» поразили только Иву и блокнот с Самопишущим пером. Ива выдержала, она и не такое в своей жизни видела. А вот блокнот и перо превратились в жалкий мусор, который медленно падал на землю рядом с телом Гарри Поттера.