— Если кто и сможет добыть компромат на Достоевского и его проклятую шайку и при этом остаться в живых, то только этот парень, — недовольно признался Чуя, осушая до дна бокал благородного напитка.
— Если он все еще жив, — ехидно добавил детектив. Осаму откровенно веселился: — Так значит, этот загадочный информатор — последняя надежда Портовой Мафии?
— Захлопнись, скумбрия.
— Это была просто констатация факта, Чуя. Не нужно так нервничать, разве ты не в курсе, что нервные клетки слишком медленно восстанавливаются? — Дазай со скрытым удовольствием наблюдал, как бывший напарник начинает снова закипать. Детектив не мог отказать себе в удовольствии дразнить вспыльчивого рыжего.
— Зубы, знаешь ли, вообще не восстанавливаются, — угрожающе прорычал Чуя. Дазай примирительно поднял стакан, намекая, что не настроен на драку. Накахара выругался и закурил. Чёрт возьми, вечер обещал быть долгим. На самом деле Дазаю было плевать на Портовую Мафию, на Достоевского и Крыс мёртвого дома, на пропавшего загадочного информатора. Да на всех плевать. Мир сейчас сузился до одного человека — Накахары Чуи. Пьяный взгляд Осаму блуждал по тонким запястьям, к которым хотелось прикоснуться языком. Почувствовать тонкую бьющуюся жилку под языком и долго вылизывать подобно вампиру, наслаждаясь смущением и ярким румянцем на красивом лице бывшего напарника. Или грубо сжимать своими руками, вдавливая в постель, лишая возможности двигаться. Заломив руки рыжей бестии за головой, наслаждаться громкими ругательствами и стонами. Видеть, как льдисто-голубые глаза затапливает похотью и желанием. Как с тонких искусанных губ срываются тихие стоны боли и наслаждения. Запустить пальцы в шелковые пряди огненно-рыжих волос, заставляя до боли выгибать спину. Обнажить тонкую шею, украсить ее багровыми засосами и укусами, которые, словно живые цветы, легко распускаются на бледной коже и потом еще неделями не сходят. Которые не получится скрыть от посторонних глаз.
Как бы Дазай не пытался это отрицать, но Накахара Чуя был его личным фетишем, начиная от изящных тонких пальцев, которые запросто могли сломать ему шею, и заканчивая огненными волосами и яростным взглядом льдистых глаз. Дазай желал его слишком сильно, вдыхая запах вишневых сигарет и дорогого вина, он продолжал самым бесстыдным образом пялиться на своего напарника. Сотни развратных картин вспыхивали в его взбудораженном алкоголем сознании. Чуя красив, и это сложно отрицать. Нет, в Накахаре не было ничего женственного, это особая андрогинная красота. Красота вне времени, достойная кисти великого художника. Правильные черты лица и выразительные живые глаза, огненные вьющиеся волосы и опасная улыбка. Хрупкое, но сильное и гибкое тело, все это заставляло сердце Осаму биться чаще.
Вряд ли рыжий мафиози осознавал, насколько горячо и порочно он выглядит. Дазай ни на что не намекает, но если бы в Портовой Мафии решили выбрать самого сексуального и стильного сотрудника, Чуя занял бы первое место. Рыжий мафиози был просто незаконно сексуален. Начиная от черных перчаток и идеального костюма, подчеркивающего изящное и гибкое тело, заканчивая портупеей, дерзким чокером на шее и стильной шляпой с металлической цепочкой. Изящество и стиль в деталях. Если бы кто-то осмелился сказать рыжему мафиози, что он красив, Чуя наверняка счел бы это издевательством. И, зная буйный нрав рыжего мафиози, никто не решился бы произнести это вслух, опасаясь за свою жизнь. Слишком часто Чуя слышал от Дазая шутки о своем росте, стремных шляпах и внешности в целом. И только Дазай оставался после этого жив и то лишь благодаря нейтрализующей способности и умению предугадывать удары взрывного напарника. Чуя не раз ломал кости своему пакостному товарищу за очередную шутку, когда Дазай говорил, что Чуя похож на девчонку. И ненавидел задания под прикрытием, когда рыжему приходилось наряжаться в красное шелковое кимоно или чересчур откровенное платье. Сестрица-Кое умела подчеркнуть его природную красоту, а Чуя в очередной раз проклинал свое отражение в зеркале и своего мерзкого напарника, ибо Дазай ещё несколько недель доставал его своими похабными шуточками. Правда, Дазаю потом приходилось месяц ходить в гипсе, когда его настигала заслуженная месть маленького мафиози.
Чуя любил дорогое красное вино, и Дазай прекрасно знал, что рыжую фурию уносит с третьего бокала. И все же детектив с прискорбием заметил, что бывший напарник был ещё недостаточно пьян. Поцеловать Накахару Чую — слишком болезненный способ самоубийства. А Дазай боль не любил. Или все-таки рискнуть здоровьем, думал Осаму, глядя на приоткрытые губы, когда Чуя нагло выдохнул дым прямо в лицо детективу. Тогда Чуя в ярости разнесет весь бар, а разрушать «Lupin» Дазаю не хотелось — слишком много воспоминаний было связано с этим местом. Голодный взгляд скользил по бледной коже рыжего мафиози цепляясь за чокер. Хотя красный кожаный ошейник с цепью смотрелся бы гораздо лучше. А сам Чуя — голый на коленях у его ног.
— Как же ты меня заебал, — устало говорит Чуя, грубо возвращая детектива в реальность. В его обманчиво-спокойном голосе чувствуются стальные нотки, а значит, рыжий мафиози не просто зол, он в ярости. Взгляд Дазая был слишком красноречивым и не нужно быть экстрасенсом, чтобы прочесть его грязные мысли. Лицо Чуи сейчас было опасно близко, а в льдистых глазах полыхала до боли знакомая ярость.
— Да я ещё и не начинал, — беззаботно ляпнул Дазай, наблюдая, как праведный гнев в глазах бывшего напарника сменяется адским пламенем.
— Ну все, Дазай, ты труп! — прорычал рыжий эспер, сдергивая детектива с барного стула. — Я так посмотрю, у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, скумбрия? Или так сильно хочешь сдохнуть?
Чуя тащил слабо сопротивляющегося детектива в сторону двери.
— Язык мой — враг мой, — думал Осаму. — Это стоит написать на моем надгробие.
Радовало одно: даже будучи в стельку пьяным, Чуя решил не крушить любимый бар. Прикончить своего бывшего напарника в грязном переулке лучше тихо и без свидетелей. Бармен проводил взглядом буйную парочку и мысленно пожелал Дазаю покоиться с миром — хороший был клиент — и вернулся к натиранию стакана, тяжело вздохнув, когда дверь за Двойным Чёрным с грохотом захлопнулась.
Тело Дазая познакомилось с ближайшей стеной, а бывший напарник мгновенно оказался рядом, занося кулак для удара. В голове неприятно шумело. Тонкие пальцы сжали перебинтованную шею, перекрывая доступ кислорода. Дазай облизал разбитые губы, с вызовом смотря на бывшего напарника. Сердце отчаянно забилось в предвкушении. Чуя был прекрасен в своей ярости. Дазай слишком любил доводить рыжего мафиози до белого каления. Но сейчас он явно перегнул палку. Так нелепо спалиться перед бывшим напарником. Чуя занес руку с ножом для удара, не разрывая зрительного контакта.
— Ну что же ты медлишь, Чуя, — сладко пропел Осаму. — Давай, убей меня!
Нож вонзился в стену в пару миллиметрах от лица детектива.
— Если ты думал, что я не замечу, как ты весь вечер трахаешь меня глазами, ты ошибаешься, скумбрия! — улыбка рыжего превратилась в хищный оскал. — Совсем страх потерял?! Что, в агентстве совсем никто не дает, да, Дазай?
В ярости Чуя вжал бывшего напарника в грязную стену, втискивая колено между его ног, надавливая на пах детектива. С губ Дазая сорвался весьма похотливый стон. Глаза рыжего расширились, и он просто застыл от шока. Такой наглости он явно не ожидал. Как посмел этот суицидник находиться все время в возбужденном состоянии рядом с ним?! Или же этот маньяк так возбудился от того, что рыжий пытался его придушить?! Чуя повторил свое движение… нет, ему не показалось! И в ногу ему упирается явно не пистолет, а каменный член Осаму.
— Да ты совсем охренел, Дазай! А как же самоубийство с прекрасной девушкой? — ехидно добавил Чуя, слегка надавливая на пах детектива коленом, массируя твердую плоть — абсурдность ситуации начала его забавлять.
— Ты тоже вполне сойдешь, — ответил Дазай, наслаждаясь вмиг вспыхнувшей яростью. Интересно что предпримет его заклятый напарник? Изобьет до полусмерти и оставит истекать кровью в грязном переулке? Или просто по-тихому придушит без свидетелей?
Чуя был прав в одном: рядом с ним Осаму напрочь отказывал инстинкт самосохранения. Смертельная опасность, исходившая от рыжего дьявола в такие минуты, заводила вопреки логике и здравому смыслу, заставляя сердце детектива срываться на бешеный ритм. Тонкие пальцы мертвой хваткой впились в каштановые пряди, резко дергая на себя. Осаму не успел возмутиться, как его рот накрыли мягкие горячие губы. Чуя целовал его. Сам. Жестко, властно, грубо и страстно. Кусая чужие губы и толкаясь в рот юрким языком. Горячо и влажно. Поцелуй с привкусом крови и дорогого вина. Рыжий мафиози целовал Осаму со страстью и отчаяньем, словно от этого зависела его жизнь.
Дазай даже растерялся от такого неожиданного напора, напрочь забывая, где он и кто он. По телу разлилась горячая волна похоти и голода, оседая приятной тяжестью в паху. Он физически ощутил голод и желание рыжего мафиози, когда тот буквально насиловал его рот, кусая и вылизывая обветренные губы детектива. Целовал страстно и глубоко, заставляя дрожать от предвкушения, толкаясь навстречу горячему языку, отвечая на поцелуй и стараясь перехватить инициативу. Чуя мгновенно отстранился, разрывая поцелуй. С губ детектива сорвался недовольный стон. Рыжий мафиози осмотрел лицо Осаму, довольно отмечая расфокусированный, абсолютно осоловелый взгляд и порозовевшие щеки детектива. Тонкие губы рыжего растянулись в улыбке, когда суицидник тянется к нему за очередным поцелуем. Чуя уперся ему одной рукой в грудь, заставляя остановиться в нескольких сантиметрах от его лица.
— Даже не мечтай, Дазай, — растягивая слова, копируя раздражающую манеру детектива, выдохнул рыжий в самые губы, смотря прямо в глаза Осаму. — Ты не получишь меня, — Накахара грубо оттолкнул от себя брюнета, наслаждаясь бурей эмоций в коньячных глазах. — Я — не Акутагава, который готов подставляться и покорно терпеть все твои садистские замашки.
Чуя развернулся на каблуках, накинул на плечи плащ и направился к выходу из переулка. На полпути он резко обернулся, словно вспомнил нечто важное: — Можешь на это не рассчитывать, Осаму. Акутагава тебе тоже не даст. Будешь лезть к нему — прибью!
— Ты… и мой бестолковый ученик?! Неужели тебе было настолько одиноко после моего ухода, Чуя? — Дазай надел привычную маску, пытаясь вернуть утраченный контроль над ситуацией.
— Не льсти себе, скумбрия! И запомни: не бывает бестолковых учеников, бывают хреновые учителя.
Рыжий мафиози быстрым шагом скрылся во тьме, оставляя детектива наедине со своими мыслями.
* * *
— Как же я все-таки тебя ненавижу, Дазай Осаму, — чертыхался рыжий мафиози, стараясь идти ровно. Его периодически заносило. Гравитационный манипулятор пару раз споткнулся, и только способность спасала его от неизбежным столкновением с асфальтом. И все-таки Чуя был пьян, возбужден и дьявольски зол.
— Чтоб тебя, проклятый суицидник! Застрелись, утопись, выпей яду, наконец, и исчезни из моей жизни! Почему ты снова всплыл именно сейчас?!
Чуя ненавидит его так сильно… так сильно… Поцелуй горит на его губах, словно ожог. По телу разливается почти забытое чувство. Его начинает потряхивать от возбуждения и гнева так, что он ощущает дрожь кончиками пальцев. Возбуждение накатывает теплой волной, заставляя желать продолжения. Его тело становится слишком чувствительным и податливым от алкоголя и желания. И проклятый суицидник прекрасно знает об этом. «Ты так легко заводишься, малыш Чуя» — насмешливый голос из прошлого звучит на задворках сознания. Чтобы там не думал расточитель бинтов, Чуя никогда не страдал провалами в памяти. Да, рыжий мафиози терял контроль от алкоголя и легко пьянел после трёх бокала вина, но на утро помнил абсолютно все. Ему проще было изобразить амнезию, чем разбираться в странных чувствах, которые вызывал его суицидальный партнер, и в тех стремных ситуациях, в которые его втягивал Осаму. Проще было замять для ясности, списать все на буйство подростковых гормонов и действие алкоголя. Ну почему всякую странную хрень творит Дазай, а стыдно каждый раз утром Чуе?!
Впервые Чуя начал замечать странности в поведении Осаму где-то в тринадцать лет. Иногда взгляд кофейных глаз слишком долго задерживался на фигуре обладателя Смутной Печали. В такие минуты Чуя чувствовал себя насекомым под лупой. Он смутно догадывался, что Осаму изучает его эмоции и реакции на раздражители. Как ученый подопытного. Вот только это внимание было чем-то новым. Слишком мало вещей по-настоящему интересовали юного мафиози; уже в том нежном возрасте он с легкостью и без сожаления убивал людей, словно был рожден для этой работы. Пытки тоже входили в сферу его интересов и специфических талантов. Он словно исследовал смерть и разные способы умерщвления, и пусть Осаму не любил испытывать боль, сам он был готов причинять ее без сожаления. Дазая Осаму по-настоящему интересовали три вещи: суицид, пытки и вспыльчивый рыжий напарник.
Дазай часто совершенно бесшумно подкрадывался со спины, а потом, наклонившись к самому уху рыжего, мог что-то спросить. Чуя в такие минуты подскакивал от неожиданности.
— Не смей подкрадываться так, скумбрия! — возмущенно орал Чуя, отворачиваясь, чтобы скрыть легкий румянец на щеках. Он все еще чувствовал, как горячее дыхание брюнета согревает ушную раковину, вызывая странную дрожь.
— А то что? — лукаво спрашивал перебинтованный пакостник, склонив голову. — Неужели это слабое место, Чуя? Мне сделать так еще раз?
— Захлопнись!
Странные взгляды, непонятные прикосновения, когда Осаму касался кончиками пальцев тонкого запястья, брал за руку, сплетая пальцы, когда никто не видел. Потому что холодно, а он забыл перчатки. Дазай не сводил с него глаз, когда сестрица-Кое одевала Чую в шелковое изумрудное кимоно с алыми драконами. Осаму норовил стащить кимоно с плеча, проводя пальцами по ключицам или подкрасться сзади невзначай коснуться открытой шеи, вдоль позвоночника до крыльев лопаток.
…Чуя на мгновение замирает. Шею согревает теплое дыхание брюнета. Рыжий втихаря стащил со стола бокал вина и сейчас прячется на балконе и смотрит фейерверки, он чувствует тепло разливающееся по телу и легкое головокружение. Поэтому Накахара не успевает вовремя среагировать на появление юного суицидника.
— Какого черта ты творишь? — шипит Накахара, резко разворачиваясь и гневно смотря на брюнета.
— Просто хотел проверить, действительно ли у тебя нежная кожа — равнодушно пожимает плечами Дазай. Он смотрит на Чую оценивающим взглядом на мгновение задумываясь, и вдруг выдаёт:
— А знаешь, так ты еще больше похож на девчонку, — ехидно добавляет Осаму, уворачиваясь от удара разъяренного рыжего. Брюнет легко уходит от атаки и неожиданно резко хватает Чую за волосы, притягивая к себе. Взгляд Осаму моментально меняется, становясь холодным, непроницаемым.
— А еще говорят, что у рыжих очень низкий болевой порог, — брюнет понижает голос до леденящего душу шепота. — И на твоем месте, я был бы поласковее со своим новым напарником.
Дазай отпускает Чую, разворачивается и уходит.
— И что это сейчас было? — растерянно думает рыжий. — Что он сказал?! Напарники? Неужели мне теперь постоянно придется работать с этим придурком?!
За время их тесного общения количество бинтов и пластырей, а также внезапных переломов на теле юного суицидника значительно прибавилось. Но кто сказал, что поиск взаимопонимания дается легко? Дазай продолжает ежедневно отпускать острые шуточки по поводу внешности рыжего, его роста и шляп, за что регулярно огребал от маленького мафиози. Осаму часто обнимает Чую со спины, кладет голову на плечо, вдыхает запах огненно-рыжих волос. Часто получал подзатыльник от смущенного напарника, но выражение его лица в такие минуты было бесценно. Однажды Чуя, краснея и бледнея, пожаловался сестрице-Кое на странное поведение Осаму. Наставница пила вино и прибывала явно в хорошем настроение, устроив голову воспитанника у себя на коленях и нежно перебирала пряди вьющихся волос. Кое-звонко рассмеялась глядя на рыжего подростка:
— Знаешь Чуя, у Дазая у просто тактильная способность, поэтому он так легко нарушает чужое личное пространство.
— Тактильная способность, ага, как же. Тогда почему он лапает только меня?!
— Дазай — это диагноз, — сочувственно добавила Кое. — Тебе не стоит обращать внимание на его выходки, возможно, ему просто нравится тебя смущать.
—
Это уже больше похоже на правду.
— Но знаешь, мне интересно другое — задумчиво произнесла Кое, — Почему ты так остро реагируешь на любое прикосновение Дазая?
— Я, пожалуй, пойду, Кое-не-сан, — Чуя вскочил на ноги, поклонился и буквально вылетел из комнаты.
* * *
В 14 они становятся самым молодым разрушительным дуэтом в истории мафии, за одну ночь уничтожившие вражескую организацию. Их называли Двойной Тьмой, разрушительными соперниками, которые внушали страх и ужас среди врагов Портовой Мафии. Чуя помнит, как опасно темнеют глаза Дазая, когда он вынужден использовать Порчу. Осаму дает ему выбор, которого в реальности нет. И Чуя знает, что Дазай будет счастлив в любом случае. Проклятый суицидник любит смотреть, как рыжий убивает, разрывает тела врагов и отбрасывает их в сторону. Как земля окрашивается кровью, а под ногами хрустят кости. Чуя прекрасен в своей ярости. Дазай любит доводить его до опасной черты, когда он использует Порчу. Осаму нравится играть со смертью. В такие минуты он словно чувствует ее леденящее дыхание на своей коже. В такие минуты он почти любит Чую.
…это похоже на падение в бездну. Порча выматывает хрупкое тело и разум отнимая все силы. Чуя чувствует, как его обнимают перебинтованные руки напарника, тяжёлое биение чужого сердца и запах медикаментов. Слова доносятся словно сквозь толщу воды:
— Отдохни, Чуя.
Рыжий открывает мутные от кровавых слез глаза, балансируя на грани сознания. Дазай устраивает его голову у себя на коленях, глядя на него нечитаемым взглядом. Его зрачки расширены так, что почти полностью поглотили радужку. Пальцы стирают кровь с лица почти нежно, а смотрит Осаму на него со странным восторгом.
— Почему ты не остановил меня раньше, ублюдок?! — Чуя хочет закричать, но с губ срывается только хрипы и шёпот.
— Мне нравится смотреть, как ты убиваешь, — честно признается Осаму. — Тебе сейчас очень больно?
— Ненавижу тебя… Мы могли оба погибнуть там!
— Это было бы идеальное двойное самоубийство!
— Ублюдок… — глаза закрываются сами, словно веки налились невыносимой тяжестью, а сознание начинает ускользать. Но прежде чем окончательно погрузиться во тьму, он чувствует лёгкое чужое дыхание и холодные губы Осаму касаются его.
Словно демон, жаждущий забрать его душу. Легкие, дразнящие движение сначала обводят контур губ, словно пробуя свою жертву на вкус, слизывая алые капли крови. Затем жадно накрывают желанные губы, проникая языком в чужой рот. Голодные поцелуи с привкусом крови. Запах лекарств и дыма. Влажный язык скользит по обнаженной шее, слизывая кровь
Прикосновения Осаму словно приглашают боль, заставляя его балансировать на грани. В груди зарождается странное чувство, словно вдоль позвоночника пропустили электрический ток. После использования Порчи все ощущения обостряются, и Чуя ненавидит свое слабое тело, так внезапно предавшее его. Сознание меркнет и Чую поглощает спасательная тьма.
