Dragon VS Princess-5: Охота на монстра

      У Чонгука не было шанса вляпаться в дурную компанию, которая научила бы его плохому. Он не учился курить за гаражами, не обсуждал юбки девчонок, не додумывал интимные подробности с одноклассниками, не прятал от родителей школьные неприятности.       У него вместо этого было шестеро хёнов, которые заменили ему все дурные компании в мире, потому что и сами были молодцы научить ребенка весьма нелицеприятным вещам.       Шуга научил его пить спиртное.       Сокджин — курить за гаражами.       Чимин преподал мастер-класс массового соблазнения.       Хосок обучил «держать лицо», в каком бы пиздасосе ни находился.       Намджун научил избегать стереотипов и допускать даже самое недопустимое.       Ну, а Тэхён… Тэхён развил в нем самую сильную и безнадежную на выздоровление зависимость.       А потом Чонгук повзрослел. И в какой-то момент хёны расслабились и отпустили вожжи во всех смыслах, позволив макнэ шлифовать полученные навыки по жизни самостоятельно, ища им лучшее применение.       Ему некогда было рефлексировать и обсуждать нюансы. И как-то так случилось, что для Чонгука многие вещи в жизни оказались проще и понятнее, чем для тех, кто старше, опытнее и мудрее. Казалось, должны бы быть.       А уж в любви для него и вовсе наиболее живучим и действенным оказался один-единственный принцип: понимаешь, что твое — хватай и волоки в свою пещеру, и дело с концом.       Поэтому все вот эти стенания Хосока и Намджуна выглядели для него детсадовским лепетом на лужайке. Он, конечно, отмечал про себя, что у хёнов не ладится, но не понимал, почему. Ему казалось, что слова любви никак по-другому понять нельзя — как же их еще понять-то? Пока не выпала возможность работать над собственной песней.       Тогда он понял одну важную вещь: не для всех значения слов очевидны и не для всех они одинаковы. О том, что слова вообще сильно переоценены, он думал много и напряженно.       В общаге — обычный пиздец в мелкобантаньем масштабе: то есть сегодня без жертв и даже без травм. Так — мелкие пакости ближнему своему и пара едких матов вдогонку. И это странно, вообще-то, после оглашения новости о съемках японского клипа. Съемка японского MV — это всегда невыносимые страдания в стиле «КАК??? Как, блять, можно снимать такую хуйню и ТАК выгодно ее продавать???», поскольку все в тебе против, а никого это не ебет — делать надо. — Итак, друзья, перед нами стоит три задачи. Первая — продать уже проданную песню еще раз, но японцам и посредством клипа. Вторая — совместить приятное с полезным, пропиарив шмотки этого пафосного иранского засранца, у которого много лишних денег. И третья — снять клип, который будет сочиться сексом, но в шмотках, рядом с которыми слово «секс» может стоять только между словами «нахрен» и «убивают». Как вам задачка с тремя неизвестными? — Так, Гукки, хватит пародий на Банпиди, слезай со стола, скоро приедут стилисты, — Тэхён сегодня злой и нервный. Странно, кстати, а почему? — Я хочу клип, в котором я смогу тюленить, жрать и хлопать Намджуна по жопе! — в который раз оглашает свое официальное заявление Сокджин. — Меня заебло мое пиздострадальное ебло! — Ёлки, хён, ты перешел на рэп — трогает лоб Сокджина на предмет температуры Хосок. — Тебе врача вызвать? Все равно ведь придется, если ты решишь Намджуна за задницу трогать, так давай уж сразу… — Люди добрые, скорее все сюда, Сокджину угрожает Хосок! — размахивая руками как глашатай на площади, верещит Шуга. –Несите скорее скотч, будем меня обматывать, пока меня от умиления не разорвало на хуй!       И все, вроде, как обычно — мелкобантанье копошение, вялый троллинг. Но Чонгук вдруг входит в спальню Чимина и застает Хосока лежащим на кровати поверх покрывал, уткнувшимся лицом в подушку и елозящим рукой по паркету на полу. И Чонгук сначала пугается, потому что Хосок — это не Шуга, здесь важно понимать всю необычность подобного поведения для человека, который обычно генерирует в своем подвижном организме всю солнечную энергию мира. Это даже хуже, чем слезы всегда сильного человека — это вообще пиздец. Потому что вода должна быть мокрой, соль — соленой, а Хосок должен быть Хосоком, самым позитивным в мире энерджайзером. — Хосоки-хён, — зовет он через полчаса застывшее хосочье изваяние. — Мне надо, чтоб ты заценил мой новый фильм.       Хосок поднимает лицо от подушки, а в глазах немой вопрос: «Ты что, блять, серьезно?». Потому что не надо быть психологом, чтобы понимать, что Хосоку сейчас явно не до того. Но макнэ знает, что он делает. — Давай, садись, хён, старшие должны помогать младшим и покупать им еду. — Ты хочешь есть? — недоумевает Хосок, принимая сидячее положение. — Пока нет, — трясет головой Чонгук. — Но я съел твой сэндвич и остатки чапче Тэхёна, так что все может измениться в ближайшее время. Садись.       И он демонстрирует Хосоку свой клип о лидере. Лидер на кадрах красивый, нуаровый, концептуальный, снятый немного рвано, но от того только внушительнее результат. Звучащая на фоне «Reflection» наполняет его повседневную мимику другими смыслами.       «Я хочу быть свободным Я хочу быть свободным от свободы, Потому что сейчас, я счастлив и несчастлив…» — льется из колонок его голос.       Хосок вглядывается в кадры, и вдруг ощущает себя совсем маленьким и незначительным, этакой щепкой в океане, который бушует вокруг Намджуна.       Намджун на кадрах особенный, но все такой же родной и понятный.       «Я смотрю на себя … Я хотел бы полюбить себя» — в его словах такой сноп неуверенности и страха, его глаза на экране смотрят так жестко по ту сторону сердца, что у Хосока горло перехватывает.       Клип заканчивается, а Хосок все еще застыл в раздумьях. Он видит в папке еще один файл со своим именем. Ему интересно, а что там? — А что там?       Макнэ пожимает плечами. — Да это так… ненужные материалы… Я все искал кадры нейтральные, но оказалось, что это не так-то просто. Мне хотелось поймать, как он смотрит куда-то… в вечность…       Он запускает видео и кладет руку Хосоку на плечо. — … а он все время смотрит на тебя.