Dragon VS Princess-5: Охота на монстра

      В Джакарте душно, в Джакарте влажно и противно, и черно-белые костюмы вообще не облегчают жизни. Итык, кажется, держится уже из последних сил, но, как обычно, не подает виду: улыбается, внимательно прислушивается ко всему, что говорится вокруг в тесной гримерке.       В гримерке кондиционер молотит на полную мощность, но это совсем не спасает: тут сам воздух прессует, сама атмосфера давит на грудь.       Йесон, потрясающий Йесон, невыносимо красивый и хрупкий, снова забился в угол дивана и грустит, листает что-то в телефоне, а глаза на мокром месте.       И так хочется отпихнуть от себя Вукки, не слушать то, что бурчит рядом Шивон, а просто подойти к этому замороченному на своем блядском Джиди мелкому, стиснуть его в своих объятиях и прокричать: «Ну посмотри же ты на меня! Я же здесь! Я же всегда, всегда рядом с тобой! Не мифический, не далекий, а вполне досягаемый я!».       Итык отворачивается со вздохом и кивает Шивону в ответ на его какой-то очередной рассказ, пестрящий его собственными выводами. Еще немного, скоро будет сцена, и с ней придет спасение: с нее смотришь в зал как в пропасть, и все отходит на второй план — ты остаешься с ней наедине как с бездной.       Но в этот раз сцена почему-то не спасает. Потому что Йесон в этом своем белом костюме и с этими своими высветленными волосами — трогательный до невозможности, какой-то… словно вот-вот посыплется и развеется по ветру.       И Итык не выдерживает и шагает к нему в темном переходе под сценой, когда остальные уже ускакивают далеко вперед. — Тукки? — вздрагивает Йесон. — Что ты? — Послушай, — жарко шепчет ему в ухо Итык, уже ничего не контролирует, потому что сердце сжимается, болит от невыплаканных слез мелкого, и если не дать этой боли выхода, то Итыка самого разорвет на части. — Послушай, малыш. Я не могу видеть, как ты грустишь. Пожалуйста…       Йесон смотрит на него и не может понять, о чем его просят, но в глазах у лидера мировой океан плещется через ресницы, и от этого как-то страшно и трепетно одновременно, и когда сухие губы Итыка накрывают его собственные, у него ощущение, что этот самый океан выплескивается через глаза и топит, топит Йесона, утягивая под воду с головой. — Он давно уже тебя любит, — сообщает ему хрипло Хичоль по видеосвязи. — Несколько лет уже вздыхает по тебе. Странно, что ты не замечал.  — Я не замечал, — Йесон бледнеет, вспоминая, как исступленно целовал его под сценой Итык, а потом в ужасе сбежал, что-то пробормотав, извиняясь. — Никогда даже не думал об этом… Он же лидер… как же он?       Хичоль захихикал по ту сторону экрана телефона: — Ну так что ж, что лидер? Это не значит, что у него нет сердца. Только представь себе, как болело это его сердце все это время, пока ты вздыхал по своему Джиди. — «По своему Джиди» — повторяет тоскливо Йесон, пробуя слова на вкус, когда Хичоль отрубает видеозвонок и исчезает где-то в недрах гремящего утреннего Сеула.       Он еще долго ворочается в кровати, пытаясь найти хотя бы один участок подушки, не смоченный слезами, а на губах все не тают воспоминания о сухих губах такого родного и такого привычного лидера, который (оказывается!)… и уже давно…       Джин и сам не понимает, чего он притащился в этот зал и вот уже добрых полчаса выжидает за кулисами, когда макнэ BIGBANG сделает перерыв в репетиции и поговорит, наконец, о чем хотел.       На плечи Джина невесомо ложатся девичьи ладошки, и Джин, обернувшись, встречается глазами с хорошенькой Дженни. — Сокджин-оппа, — кивает она, скользя ладонями по рукам парня, обтянутым тонкой тканью рубашки.       И Джин, безусловно, заинтересовался бы ее настойчивым вниманием, но сегодня на сцене Сынри, и у него пиджак в стразах, а позади него крутят кадры подложки на IF YOU, и на этих кадрах крупным планом лицо Джиёна. Джин всматривается в его веселое живое лицо и сам не замечает, как улыбается.       Сынри заскакивает за кулисы взмыленный, сверкает глазами. Дженни как ветром сдувает: — Хён, это не то, о чем ты подумал — Очень жаль, потому что я подумал, что наша малышка Дженни опять вешается на смазливых парней. — Чего звал? — спрашивает Джин Сынри, который пытается отдышаться и просит приготовить для следующего номера электрогитару. — У тебя есть проблемы с Йесоном? — Сынри утирается полотенцем и хватает бутылку с водой, жадно прикладывается к влажному горлышку.       Джин наблюдает за тем, как ходит под его потной кожей кадык, и в горле немного пересыхает. Потому что на заднем фоне, позади этого суетливого кадыка, на огромном экране все еще продолжается видеоряд, и прямо с экрана на Джина смотрит Джиён, смотрит, опустив голову, исподлобья, и Джину стягивает ребра какое-то тягучее, очень больное и очень приятное чувство. — Ну так что? — напоминает ему о себе Сынри.       Джин усмехается: — Ты мои плечи видел? Это у Йесона есть проблемы со мной. — Просто Джиённи попросил меня присматривать за тобой, а Сандыль рассказал мне об инциденте в Инчоне… — У Сандыля слишком длинный язык и совершенно отбитое чувство самосохранения, — немного раздраженно кивает Джин. — Не переживай, все под контролем.       Джин усмехается как-то невесело: — Блин, как-то все это…       Сынри заглядывает в его лицо, беспокоится. — Что? — За мной еще никому не поручали присматривать… Странное ощущение…       Сынри не нравится скептический настрой Джина, он пытается разглядеть в его лице какие-то чувства и сомнения, но красивое лицо перед ним неподвижно и вежливо заинтересовано — не больше. — В чем дело? — спрашивает Сынри прямо.       Джин вздыхает: — Сколько раз Джиён уже побывал в отпуске? А? — Это… — Сколько? — Ну… побывал… — Вот видишь! И он ни разу не встретился со мной, но зато не забыл приставить ко мне защитника в лице тебя.       Джин кивает сам своим мыслям.       Сынри на секунду задумывается, словно решая, можно ли доверить ему какие-то по-настоящему важные вещи. — Тебе дарили когда-нибудь подарок гораздо круче, чем ты хотел? Ну… красивее, дороже, глобальнее, чем ты даже в самых своих мечтах представлял? — Сынри внезапно кажется очень взрослым, и каждое его слово словно обрастает весом и значением намного большим, чем в него заложено изначально. — Ну… бывало… — Джин не совсем понимает, к чему он клонит. — Как скоро ты решался распаковать его? Как долго ты сомневался, думал, а уж не ошибка ли это, не достался ли тебе чей-то чужой подарок, не отберут ли у тебя его, не отругают ли за то, что ты порвал упаковку?       Джин улыбается, вспоминая, как увидел у порога дома маленького белого щенка в блестящем ошейнике, и как первым порывом его было броситься по соседям выяснять, у кого потерялся щенок, чтобы вернуть питомца какому-то очень счастливому владельцу. Ему и в голову не могло прийти, что его отец, который всегда был категорически против животных в доме, решил сделать сыну на день рождения такой чудесный подарок. — Не сразу, — кивнул он в ответ Сынри. — Ну вот. И Джиён. Не сразу, — Сынри вглядывается куда-то в черноту пустого зала, и на его лице мельтешат отблески подсветки.       Джин краснеет от неожиданного понимания того, о чем говорит Сынри. — Джиён прикасался в своей жизни очень ко многим вещам и людям, Джин, — утверждает тот Джина в его догадках. — Он распаковывал подарки, не глядя, разрывал упаковочную бумагу очень неосторожно, не слишком заботясь о том, заслуженные ли эти подарки. Но сейчас он повзрослел. И понимает, чего заслуживает, а чего — нет. — Он меня осквернить что ли боится? — смеется Джин. — Он боится, что тебя придется вернуть Вселенной.