~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~
На душе было неспокойно. В который раз скользнув гребешком по волосам, Сигюн достигла пика ощущения какой-то неясной, безликой опасности. Что забыл асгардец у них в доме? Прекрасно понимая, в каких отношениях сейчас состояли народы богов неба и земли, элементарно было выделить несколько самых вероятных теорий, и чем дольше ванка размышляла о причинах странного визита, тем все более и более ей становилось не по себе. Так или иначе, каждая логическая линия сводилась к ней. Лишь одна, пожалуй, не затрагивала принцессу: что Бог Обмана, действительно, без каких-либо намерений приехал познакомиться с ее родителями. Эта версия, правда, крушилась на мелкие кусочки, сталкиваясь с нынешними обстоятельствами — послевоенными, и иной аксиомой — родители не предупредили дочь о приезде гостя. С одной стороны, это и уверяло в том, что его появление Сигюн не касается, а с другой стороны, это и подтверждало обратное предположение. Ибо родители всегда обо всем говорили и никогда не скрытничали. Заведя руки за спину, девушка наторелым и ловким движением разделила шелковые пряди на три и перекинула затем крайнюю правую через серединную, начав заплетать косу. Почти доведя работу до конца, ее отражение в зеркале, у которого она стояла, вдруг критически нахмурилось, глядя на верх головы, и рука, отследив направление взгляда, потянулась к тому же месту, тут же наощупь обнаружив маленький изъян — настолько незначительный, что он, без сомнений, остался бы незамеченным как посторонними, так и ванкой. Но в нынешнем состоянии она, увиливая от повторной встречи с визитером, цеплялась за любую возможность отстрочить ее, и даже наличие «петуха» в волосах казалось идеальным предлогом задержки. И вот Сигюн уже остервенело перебирала пальцами, разбирая прическу. Затем вздохнула, прожигая взглядом собственное обеспокоенное лицо с лихорадочно мерцающими глазами, решительно и непоколебимо сжатыми губами и сведенными у переносицы бровями, и сызнова принялась плести косу. Уже на заключительных движениях девушка вновь остановилась и придирчиво воззрилась на себя. Руки порывисто дернулись было в намерении разрушить почти доведенный до конца труд и внезапно замерли, не успев воплотить злой умысел, остановленные здравым смыслом. Сигюн тяжело и вдумчиво вздохнула. Довольно прятаться. Как бы ей того не хотелось, этикет требует, чтобы она уделила приезжему хоть какое-то внимание. Достаточно того, что он застал ее врасплох в не самом надлежащем виде. Принцесса доплела косу. Завязала лентой. Волчком юркнула за ширму, наскоро сменила бежевое утреннее платье на более представительное — медное. Повторно заглянула собственному отражению в глаза и покинула затем опочивальню. Спустившись в гостиную и обнаружив ее опустевшей, Богиня Верности испытала совершенно полярные чувства: то было и непередаваемое облегчение, и липовое сожаление, надиктованное ей правилами приличия, которые в итоге и побудили ее все же поспешно пройти в переднюю. Гость обнаружился там же. Незапланированно принцесса оказалась на крыльце в самый удачный для нее момент, когда Бог Коварства, пожав руку ее отцу, уже развернулся к ней спиной, без возможности обличить ее появление, и сделал несколько скорых шагов в направлении поджидавшей его на дорожке кареты. Секунды на размышления были сочтены, и идея позволить гостю уехать казалась такой соблазнительной и приятной, что едва можно было ей противостоять. И тут-то, в миг промедления, девушка вдруг ощутила на себе чей-то взгляд — взгляд матери. Вполне нейтральный, как мерещилось, он к неожиданности подстегнул Сигюн, и, ободряюще улыбнувшись Нанне, тем самым понадеявшись придать сил, спокойствия и уверенности и себе самой, ванка сорвалась с места вслед за Локи. — Как? Вы уже нас покидаете? — спросила она учтиво, примешав голосу уместные и необходимые вопросительные и сожалеющие нотки, и стремительно, но плавно и изящно сбежала по ступеням крыльца, ступив затем туфельками на брусчатую дорожку с спонтанно раскиданными по ней случайными мелкими камушками, чуть скрежетащими под ногами. Тем временем успевший достигнуть кареты ас при негаданных звуках медового меццо-сопрано медленно и испытующе обернулся к ванке и окинул ее быстрым пронзительным взглядом с головы до пят. Позабавлено хмыкнув, он дернул уголками губ, приподняв их в улыбке, и Сигюн поежилась: ей не понравился ни этот оценивающий взгляд, ни эта хищная ухмылка. Слишком наглые, фривольные… необъяснимо непозволительные. Развернувшись к девушке уже всем корпусом, Одинсон неторопливо, с оттяжкой приблизился к ней, остановившись в полушаге визави. И именно в этот момент, когда он оказался почти вплотную, девушку вдруг захлестнуло с страшной силой ощущение его присутствия, его близости — глубокое чувство, вовсе не имеющее никаких романтичных оттенков, построенное на фактах и только. Чужак был выше девушки почти на голову, и это вполне житейское на первый взгляд обстоятельство оказывало почему-то непереносимо давящий и тяготящий эффект; она чувствовала его запах, но определить не могла; чувствовала, как веяло от него естественным человеческим теплом, и это вызывало необъяснимое бурные отклики сердца, природу возникновения которых девушка едва могла бы популяризовать. Статная фигура перекрыла собой солнечный свет; подступив к ванке, мужчина затемнил Сигюн своей тенью, окутал девушку тяжелым ощущением ненадежности, небезопасности и собственной уязвимости. Однако, даже несмотря на это, принцесса не преминула браво вздернуть подбородок, чуть откинув назад голову, чтобы заглянуть асгардцу в глаза. Она никогда не боялась и не избегала прямого визуального контакта. Он ей, пожалуй, даже нравился. Нравился так же, как и собственное умение переносить и держать его. Но и тут случай с чужаком оказался вопиющим исключением. Просмотрев ему в лицо с минуту, девушка не выдержала и мельком отвела взор, пройдясь им по зеленому камзолу будто бы в надежде отыскать в одеждах некую деталь, что вернет ей былые, внезапно исчерпавшиеся силы. На затылке ее покоился чужой неустанный взгляд. Локи продолжал смотреть на нее из-под ресниц, его тонкие губы неизменно изгибались в прежней, странной и отчего-то неуместной улыбке, когда он ответил, до того запоздало, что Сигюн и вовсе успела позабыть, что о чем-то спрашивала его: — К сожалению, вынужден ехать, — в его баритоне играли вполне дружелюбные нотки, но прослеживались и ехидные, глумливые. Девушка подняла голову и вновь заглянула в его притягательные и опасные изумруды, вовсе не пытаясь выразить ни одной поддельной эмоции в своих янтарях — лишь ровное выражение спокойствия, граничащего с холодностью, но разбавляемое слабыми признаками приветливости. — Но, надеюсь, мы еще с вами увидимся? — в последней веселой и откровенно насмехающейся фразе прозвучал и вопрос, и утверждение. Локи коротко задорно дернул бровями, произнося ее, а затем анданте пустил веки и одновременно с этим рукой осторожно, но уверенно потянулся пальцами к ладони ванки. Умеренная, выдержанная улыбка, которая чуть намечалась доселе на ее лице, стремительно исчезла. Глаза Сигюн раскрылись, вспыхнув откровенным непритворным ужасом, когда ас, взяв ее руку в свою, склонился к ее кисти с определенной целью. «Он не посмеет! — отчаянно выкрикнул здравый смысл. — Он не имеет права! Нельзя целовать руку незамужней юной девушки, и трикстер должен это знать. Поцелуй позволителен лишь в том случае, если пара… Это слишком интимный, особенный жест… Открытый знак предпочтения, это все равно что…». Ванка обомлела в то мгновение, что чужие уста прижались к ее коже, но не от удовольствия — от страха. Неужели принц только что уничтожил все ее иллюзии на счастливое избавление? Неужели подтвердил худшие опасения? Сигюн взглотнула и как можно незаметнее перевела дыхание, пытаясь унять заходящееся сердце. Локи же распрямился, окинул ее сардоническим взглядом, чуть сжал напоследок кончики ее пальцев, небрежно кивнул на прощание ее родителям и, больше ничего не говоря, направился к карете. Слуга распахнул перед мужчиной дверцу, Бог ловко вскочил в экипаж и, не бросив на Наннедотир более ни единого взора, скомандовал: «едем». Карета тут же тронулась, а Сигюн осталась стоять в одиночестве, чувствуя, как зарождается внутри нее паника, как медленно, но уверенно нечто, называемое самообладанием и поддерживающее ее изнутри, вдруг рвется, будто человеческий волос, и на место этому приходит отчаяние. «Просто наглый, дерзкий ас… просто наглый, дерзкий ас…» — внушала девушка себе, принудительно приходя в себя. Богиня обернулась к родителям и увидела их хмурые, опечаленные лица. Ей отнюдь не полегчало от подобного зрелища, и повторный болезненный укол беспокойства пронзил ее естество. Она даст надеждам еще один, последний шанс — решила она, поднимаясь вверх по лестнице к маме с папой, и, оказавшись рядом, через силу изобразила беззаботную будничную улыбку. Как и всем остальным, девушке также по наказу Ньёрда не позволялось высказываться негативно о новых союзниках — недавних врагах. Потому, предварительно прочистив горло, уничтожая хриплые и ненавистные нотки, Сигюн постаралась заговорить по возможности невозмутимым и нейтральным голосом. — Чуднóй этот ас, не правда ли? — нервно улыбаясь, усмехнулась она. — Сигюн… — произнес Бальдр, и уже по его серьезной интонации ванка поняла, что суждено всем ее чаяниям гореть синим пламенем. — Пройдем в дом, нужно поговорить… Желание сбежать, желание улизнуть и уйти от рокового и теперь уже вполне очевидного разговора охватило принцессу с новой, возросшей силой. Действуя по наитию, девушка попятилась на пару шагов назад, подсознательно стремясь приблизиться к излюбленному месту, к своему пристанищу и убежищу — к лесу у нее за спиной. — Нет, спасибо… — выдавила она. — Сигюн! — повысил голос Бог Света, и его дочь испуганно вздрогнула. Отец редко повышал голос… На ее памяти это было единожды — когда в детстве она вместе с Форсети отправилась в тайный поход к границе Альвхейма, чтобы воочию увидеть эльфов, про которых мама читала так много сказок. Отец всегда был так добр, что временами Сигюн сомневалась, что он способен на злобу в целом. Теперь же она воззрилась на него шокированными большими глазами. Кажется, совестливому Богу Света и самому стало стыдно за свою несдержанность. Прикрыв глаза, он добавил уже мягче, измученно потерев переносицу. — Пойдем… обсудим все. «Обсудим все…» — неужели это оно? Ее судьбоносный жребий, фатум? Девушка чувствовала себя безропотным пойманным агнецом, проходя в гостиную, усаживаясь, бездумно и опустошённо глядя перед собой, на диване, наблюдая, как рядом опускается на пуфы мама, а напротив — отец. С минуту он молчал. Наклонившись вперед и опершись локтями на колени, точно так же, как недавно это делал отбывший гость, и сцепив руки в замок он молчал, понуро и мрачно, а когда заговорил, голос его звучал неузнаваемо глухо. — Дочь моя, думаю, ты уже и так догадалась, о чем пойдет речь… — Батюшка, прошу… — умоляюще промолвила Сигюн. Отец коротко поднял на нее страдающие голубые глаза, полные невыразимой тоски и сочувствия, и все же непреклонно покачал головой. — К сожалению, Сигюн, как бы нам самим того не хотелось, мы не всегда вольны решать свою судьбу, — бас звучал хрипло, и Бальдр прокашлялся, прежде чем продолжить, чуть громче и не так надрывно: — Твой дядя принял решение. Ты должна вступить в брак с Локи Одинсоном. — Ах, дядя принял решение..? — ядовито повторила девушка звенящим, опустившимся на октаву голосом. — Он отослал от нас Фрейю, но ему показалось, что и этих страданий для меня мало? Кто давал ему право решать мою судьбу? — Он царь, Сигюн, — с нажимом произнес Бальдр, — а ты, как член царской семьи, обязана исполнить как его волю, так и свой долг перед Ванахеймом. — Долг? — вновь повторила ванка оскорбленно и озлобленно. Яростный огонь в ее речах разжигался все ярче. — Разве это мой долг? Мое предназначение? Для этого я была рождена? — она призывно глянула на маму. Но та молчала. — Это не обсуждается, Сигюн, — безапелляционно пресек справедливый ропот Бог Света. — Но… — Все… — подытожил Бальдр и строго глянул на дочь. Та смиренно смолкла, глядя на него блестящими очами. Ван болезненно поморщился, сердце его ныло. Сигюн никогда не видела его таким подавленным. Только сострадание к отцу — ибо она видела и понимала, что решение брата ему так же тягостно, как и ей, — и помогало девушке до поры до времени удерживаться от слез. Прикусив нижнюю губу, она наблюдала, как он поднимается с места, коротко и бесконтрольно касается пальцами висков гудящей головы и, изможденный, выходит из комнаты. И стоило двери за ним закрыться, ванка, жалобно и с придыханием вдохнув воздух, обещанно заплакала и обессиленно рухнула на колени матери, спрятав порозовевшее от унижения, гнева, обиды и мерзкого чувства безысходности лицо в складках дорогого голубого платья. — Ну-ну, — ласково проговорила Нанне, утешающе скользнув рукой по волосам дочери. — Дорогая, не убивайся так… Мама всегда была несколько черствой и чопорной, и ее драгоценная ласка тем паче усугубляла положение, вводя Сигюн в забытое с детских времен уязвимое состояние, когда хотелось прильнуть к маме и забыться, позволить себя успокоить. Разница была в том, что девушка не верила, что какие ни есть доводы смогли бы унять ее горечь и смягчить ее ненависть. Выходя утром из дома на прогулку, принцесса и не предполагала, что это будет последняя ее прогулка в лице свободного человека. Нет. Так просто она не сдастся. — Я знаю, тебе это кажется несправедливым, — обволакивающим доверительным голосом увещевала Нанне, — но пойми, дочка, отец прав: мы не всегда в праве делать выбор. — Что? — едва ли что не прошипела Сигюн, отнимая лицо от материнского платья, выпрямляясь и устремляя в незыблемо холодные серо-зеленые мудрые глаза обиженный и оскорбленный взгляд. — И это говоришь ты… Ты! — гневно и пылко воскликнула девушка. — Та, что с детства рассказывала о настоящей любви, о том самом выборе, которого вы меня теперь лишаете?! — Тогда ты была маленькой мечтательной девочкой, — мягко возразила Нанне. Ее прохладные пальцы нежно скользнули по бархатной коже дочери и, прихватив золотистые прядки, по привычке заправили их за уши. Сигюн — точно так же по привычке — бесконтрольно тряхнула головой, возвращая волосам былую свободу. — Сейчас ты уже взрослая, — не обратив на закономерное и, можно сказать, уже обрядовое действие принцессы внимания, продолжала Нанне. — Ты — племянница царя, и на тебя возложены некоторые обязательства. — Досадливо прикусив губу и вздернув брови домиком, девушка покачала головой в беспомощном и тщетном жесте отказа. — Не ты первая, не ты последняя, Сигюн, — вздыхая, говорила Богиня. — Тебе ведь известно, что большинство браков так или иначе играют дипломатическую роль. Браки по расчету всегда были и будут. К сожалению. Но это и не всегда означает катастрофу, — торопливо вставила Нанне, вовремя заметив, как задрожал подбородок дочери и сызнова увлажнились янтарные глаза. — Вот я, например: моего мнения — хочу я или нет — тоже никто не спрашивал, когда меня выдавали замуж за твоего отца. И что в итоге? Я люблю его. Он любит меня. У нас появились ты и Форсети. Разве это не доказывает, что любовь может быть и в таком браке? — Есть разница, — возразила Сигюн слабеющим и подрагивающим, но упрямым голоском. — Ты стала женой вану, — выразительно выдавила она. — Ладно, что меня выдают замуж за Бога Коварства… так он еще и ас! Нанне рассмеялась. — Какая ты нетерпимая и категоричная! — Асы грубые, — отрезала девушка с фанатической убежденностью, — бескультурные, аморальные, глупые… они… — Они ничем не отличаются от нас, — парировала Богиня. — К тому же, — значимо ввернула она, — твой будущий муж, если ты могла заметить, уж точно на тех асов, какими ты их считаешь, не походит. Он не такой, как они. Совсем не такой. — Может быть, — милосердно согласилась Сигюн, поджав губы. — И все же, — ее влажные глаза пробежались по сторонам. Резким движением девушка стерла с щек слезы, выпрямила спину, свела лопатки вместе. Взгляд ее горел решимостью, принципиальностью и упертостью, а голос звенел сталью, — не думайте, что я так легко пойду на это, — пригрозила принцесса и, вскочив с места, выбежала за дверь. — Сигюн!.. — позвала Нанне, но ответом ей послужил глухой дверной хлопок.II. Медовая девочка.
18 ноября 2018 г. в 23:16
Лошади бодро отстукивали дробь по брусчатой дороге, что, виясь полукругом и изящно огибая бессчетные клумбы перед домом, подводила к парадному крыльцу поместья Бальдра.
В наступивший день свидания с будущими родственниками Локи, даже к собственному изумлению, заметно оживился, отойдя от минувшего подавленного, едва ли что не траурного состояния. То ли в нем проснулись природная озорливость и проказливость, а чутье плута подсказало, что из поездки в дом Бальдра может все же и выйти нечто каверзное и увеселительное, то ли пробудился интерес, ведь, как никак, он ехал на встречу со своей суженной. Так или иначе, к широкому, уютному, щедро и благосклонно залитому солнечным светом крыльцу чужого особняка Бог Коварства подъехал в довольно приподнятом и игривом расположении духа. Нельзя, правда, сказать, что он не испытывал ни вчерашней злобы, ни раздражения, ни досады — естественно, испытывал. Именно эти, стоит заметить, негативные эмоции и обостряли в нем желание оправдать сегодня любой ценой звание Бога Коварства, и это явно не предвещало ничего хорошего любезнейшим родителям Сигюн. Впрочем, исход сегодняшнего визита был всецело в их руках: раздражи они аса, его язвительность была бы безгранична, а расположи к себе… кто знает, быть может, Бог и смягчился бы.
Решительно Локи выпрыгнул из кареты и плотоядно огляделся с видом завоевателя.
Дом Бога Света расположился погранично городу и природе — меж суетой и тишью. Отдаленный от столицы не таким уж большим расстоянием, чудным образом он сосуществовал обособленно, периферийно и, окутанный пространными лесами и парками, оставался, можно сказать, неуязвимым для внешней бурной жизни, в то же время являясь ее непосредственной частью. Находясь здесь, казалось, что тот город, который еще недавно покинул утром царевич, далек и недосягаем. Здесь же процветало как будто отдельное государство или маленький мир, уютный, идиллический: большой, красивый дом цвета айвори с колоннами, широкими окнами, необъятным садом и лужайкой, которая, встречаясь с первым деревцем парка, утопала в тени и уводила в лес — все это представлялось ожившей и материализовавшейся наяву одной из вчерашних картин, что асгардский принц посрывал со стен покоев. Отдельный мир — этакий образцовый, чинный, отрезанный от всего повседневного. «Ох, как, должно быть, тяжело будет Сигюн покинуть отчий дом», — злорадно подумал Бог Обмана, наблюдая, как из дверей к нему торопливо, но недостаточно суетливо выходит слуга.
— С приездом, Локи Одинсон, — почтительно поздоровался дворецкий. Вид вана был все же несколько встревоженным, что несказанно польстило асу: ему нравилось быть причиной тревог. Не удостоив прислужника словом, гость снизошел, однако, до скупого кивка и тут же, не давая остановить себя, взметнулся вверх по лестнице, махнув полами зеленого плаща, и целенаправленно двинулся в сторону входной двери одновременно с несколько растерянными и вовсе безнужными словами: — Прошу, проходите…
Ох, ему не нужны никакие дозволения.
Очутившись в передней, довольно гостеприимной, со вкусом выполненной из дерева в теплых карих тонах, с прежним собственническим видом Локи поискал вокруг глазами, без трудов обнаруживая предположительную гостиную — двустворчатую резную дверь, из-за которой доносились приглушенные голоса хозяев. Вполне безмятежные голоса, к удивлению. Похоже, столь раннего приезда рокового гостя в доме не ждали. Это радовало: иллюзионист предусмотрел подобный исход, можно сказать, спланировал его, приехав заранее. Чтобы позабавиться непритворным смущением будущих родственников. Чтобы повеселиться. Чтобы заранее приучить их к тому же к своему непростому норову. «А знает ли Сигюн о его приезде?» — думал он, крадучись, словно кошка, подступая ближе и прислушиваясь. Женский, несколько вялый и ленивый, но впрочем довольно приятный голос несомненно принадлежал Нанне. Другой, такой тихий, что едва можно было уловить смысл лаконичных фраз, которые изредка изрекала вторая таинственная персона, мог бы принадлежать и Сигюн…
Локи испытующе приблизился еще, неспешно, но поразительным образом все равно умудряясь опережать лакея, что изнемогал от желания и необходимости доложить о приезде аса и топтался позади. Через просвет между дверью и полом видно было, как скользит по полу женская юбка. «Вдруг она…?» — азартно подумал маг, на миг склоняя голову в сомнении, а затем неожиданно, без предупреждения, прелюдий и церемоний резко надавливая на ручку, дергая на себя дверь и врываясь вовнутрь комнаты.
Раздалось испуганное и неподдельное «ох!», и Локи, не скрывая своего разочарования, брезгливо уставился на несчастную субтильную служанку, которая при столь внезапном появлении незнакомца, да еще и асгардца, едва не выронила поднос с утренним чаем. Драгоценный фарфор трепетно задрожал на чуть накренившимся вбок блюдце, и, засуетившись, перепуганная девица перехватила поднос покрепче, наивно и боязливо косясь на незнакомца.
— Царевич Локи! — прозвучало тем временем. — Как вы… неожиданно, мы, право, не ждали вас так скоро, — Локи нехотя оторвал испепеляющий взгляд от краснеющей горничной, переведя его непосредственно на хозяина дома, что торопливо поднялся к визитеру навстречу. Вид у Бальдра, стоит сказать, был действительно довольно потрясенный, и, не удержавшись, Лофт довольно дернул уголком губы в ухмылке, которая затем, когда будущий тесть ошарашенно протянул иллюзионисту руку, преобразилась в очаровательнейшую улыбку. — Можешь идти, Ариадна, — мимоходом бросил Бог Света вполголоса, отсылая ошарашенную девушку. Локи проводил ее удаляющуюся фигуру насмешливым взором, внутренне и надеясь, и опасаясь, как бы Сигюн не оказалась такой же пугливой: и весело, и скучно было бы с ней тогда жить.
— Прошу простить за столь раннее вторжение, — улыбаясь, маг крепко пожал ладонь вана, аналитически осматривая его глазами. Ничего выдающегося — заключил он и, обратив внимание на так же поднявшуюся с софы Нанне, сделал обратное заключение о своей скорой тещё.
У всех народов были свои критерии внешности. В Асгарде — золотистоволосые, крепкие, румяные, голубоглазые асы и асиньи, с легким здоровым загаром. Младший царевич не попадал ни под один из перечисленных пунктов. Был исключением. Лишь он да, пожалуй, леди Сиф, былая световласка, которую он остриг, поневоле приблизив к себе внешне. При воспоминание об этой потрясающей проказе Бог Коварства ухмыльнулся. Ваны же, самый древний народ, немного походили на асов, но в их виде выражались иные черты и особенности: преимущественно светловолосые, они не так уж редко при том наталкивались на исключения в своих рядах — бывали у них и темноволосые, и красочно рыжие ваны; так же и глаза по палитре не ограничивались всеми оттенками голубого, чаще, пожалуй, или в равной степени доминировали теплые оттенки карего, желтоватого; телосложением раса разительно отличалась от богов неба — стройные, худые, гибкие, высокие, утонченные. Именно эта особенность так раздражила давеча Тора, между тем как Локи она пришлась по душе, ведь в ней сказывалось не только наследственная особенность, но и манера ведения боя. Более организованные, хорошо владеющие луком, приспособленные к ведению дальнего боя, ваны-то в итоге войны и стали потихоньку побеждать идущих напролом, грубоватых асов, несомненно, неповторимых по мощи и умении проведения ближнего боя, но проигрывающих в цивилизованности и дисциплинированности.
Итак. Внешне Нанне походила на царскую жену, Нетрус — попадала под образец ванахеймской красоты, иными словами: светлые с слегка оттеняющей ряженой вьющиеся волосы, пронзительные серо-зеленые глаза, выдающие ум. Даже некоторый внешний страх, который женщина проявляла сперва, и естественное удивление не затуманивали несравненный женский ум, который излучали проницательные и спокойные очи — тот уникальный ум, который так редко встречал Локи, который так мастерски отличал, который мгновенно разглядел в будущей родственнице, который так пленил своей исключительностью, который так понравился ему и который он от души понадеялся отличить и в Сигюн. Бальдр блек, мерк на фоне жены и ее мудрого взора. В хваленном и именитом Боге Света трикстер не наблюдал на первый взгляд ничего интересного — тот был лишь искривленной, некачественной копией Ньёрда, собственного брата. Те же голубые, как небо, глаза выдавали, однако, иную эмоцию, нежели очи царя, горящие пренебрежением и расчетливостью — эти же глаза лучились добром, искренней приветливостью. Добродушность, конечно, не порок. Но именно она делала Бальдра, по крайней мере, если судить субъективно, каким-то слабохарактерным, что ли. Локи виртуозно читал людей, их помыслы, характеры, тайны. Глядя на супружескую пару — мужчину и женщину, на родителей своей невесты, — Бог понимал определенно, кто из них двоих главенствует в доме. Нанне. Быть может, не явно, быть может, используя женские уловки и хитрости. Но точно она.
Уважительно целуя прохладную руку и скрещиваясь взглядом с нефритовыми глазами хозяйки дома, Локи укрепился в своем предположении. Нанне действительно неглупая женщина — это было ясно по тому, как она цепко оглядела зятя, как понимающе улыбнулась ему, как будто бы разгадав думы асгардского царевича и этой же улыбкой подтвердив его гипотезы, как, вполне отойдя от внезапности прихода гостя, спокойно в отличии от супруга устроилась на прежнем покинутом месте, предложив асу кресло; как лукаво щурила глаза почти что на манер самого Бога Коварства.
«Что ж, знакомство состоялось. Но где же она?» — опускаясь на мягкие подушки, недоуменно гадал между тем оный, отрешенно оглядывая стены, увешанные картинами, канделябры со свечами и большой камин за спинами хозяев дома с висящим над ним зеркалом, будто из сказки, в черной, извилистой раме. Видимо, последняя мысль, такая занимательная, что даже он, Локи, такой мастак скрывать свои помыслы, поневоле выдал ее, столь очевидно отразилась на его лице, что Нанне, вновь понимающе и бдительно посмотрев ему в глаза и слабо улыбнувшись, поняла, что тревожит гостя. Ванка, однако, не стала утолять любопытство принца, напротив словно решив его раздразнить. К полному неудовольствию Одинсона она завела самый угнетающий, скучный и лицемерный разговор, имеющий так же наименование «светская беседа».
— Как вы находите ваше пребывание в Ванахейме, принц Локи? Надеюсь, вам нравится у нас?
Визитер не удержался от того, чтобы, с тоской и осуждением глянув на женщину, на миг прикрыть глаза и уже затем, открыв их и преобразившись, вынужденно подыграть очередному спектаклю.
— О да, — растянул он губы в улыбке. — Жаль только, так и не удалось взглянуть на Дворец Правосудия. Я слышал, он особо красив.
Естественно, фраза, а вернее завуалированная колкость, не была брошена случайно, необдуманно. Как непосредственному наблюдателю и участнику минувшей всего несколько дней назад войны, асгардскому царевичу хорошо было известно из донесений, поступавших к отцу, что асы, атаковав столицу, разрушили упомянутый дворец. Не полноценно, но все же нанеся изрядный вред. И хоть Бог отнюдь не поощрял вандализм своего народа, он не был бы собой, если б не воспользовался случаем надавить на «больное». Ведь, помимо прочего, сын Нанне и Бальдра, брат Сигюн, Форсети, был как раз-таки Богом Мудрости, а это понятие довольно тесно переплеталось с правосудием. Да и в дворце том Форсети был частым лицом. Таким образом, трикстер преуспел: зеленые глаза собеседницы предостерегающе сощурились, взгляд мгновенно стал угрожающим и колючим, но на губах сохранилась сдержанная светская улыбка.
— У вас очень красивая страна, — добавил маг примирительно и даже не соврал. Бальдр усердно и псевдо расслабленно тянул уголки губ вверх и в стороны. — Должен признаться, мне с детства нравилось у вас.
— Ах, верно, — спокойной произнесла Нанне, но в голосе этой женщины промелькнули-таки хитрые нотки. — Вы ведь бывали уже у нас в гостях однажды?
— О да, — кивнул Локи и, устремив прожигающий взгляд в лицо будущей тещи, добавил: — Тогда я имел честь мельком познакомиться с вашей прекрасной дочерью. — Напряжение в комнате заметно повысилось. С невинным видом выждав паузу, ас добавил, как бы невзначай: — Где же она, кстати?
Бальдр рассеянно приоткрыл уста для ответа и смятенно повел глазами, будто ожидая, что сию же минуту из-за угла выскочит дочь. Нанне, в который раз подтверждая сложившееся у гостя мнение о своей смекалистости и находчивости, первая скоординировалась.
— Она, должно быть, гуляет в саду. Ее оттуда силой не вытащишь, очень уж любит природу.
— Я запомню… — значимо протянул в ответ иллюзионист, равнодушно отворачиваясь, закидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. Не скрывая теперь своей скуки и нетерпения, он откровенно буравил унылым взором дверь в гостиную.
Повисло молчание. Бальдр, явно ощущая себя некомфортно в этой тишине, ретиво искал новую тему для разговора. Одинсон, забавляясь, украдкой наблюдал за ним, наслаждаясь тем, как тушуется и побаивается его перспективный тесть, и изредка переводил взгляды на его супругу. Та с выдержкой убийцы и нечитаемостью шпиона неотрывно смотрела на принца Асгарда, пристально следя за мужчиной исподлобья.
Часы пробили полдень, и вместе с последним ударом Бог Света вдруг отошел от легкого смущения и нашелся, наконец, что сказать.
— Быть может, вы хотите чаю? — воодушевленно предложил он. — Если угодно, я сейчас же позову Ариадну и…
Локи мягко улыбнулся, опустив глаза, при воспоминании о недавней комичной встрече с гувернанткой и отрицательно покачал головой.
— Нет, благодарю…
Бальдр непроизвольно повторил его движение, пробормотав неслышно: «да-да, конечно…». И вновь сник, впав в задумчивый ступор, из которого его вывел затем на сей раз не стук часов — отчетливый звук шагов за дверью. Уже за миг до того, как дверь отворилась, на периферии сознания у Бога отдаленно проскочила мысль, что у прислуги не может быть такая уверенная поступь, а затем на пороге показалась она.
Светлая, радостная улыбка, разрумянившиеся после долгого моциона щеки, ямочки у глаз и шаловливые приоткрытые губки, готовящиеся, казалось, вот-вот высказать нечто увеселительное и приветливое, — каждая черточка девичьего лица говорила о том, что принцесса пребывала в наипрекраснейшем расположении духа. Но, едва увидав асгардца в гостиной своего дома, Сигюн, не успев сделать и нескольких шагов, как будто запнулась на ровном месте и остолбенело замерла, тревожно и испуганно воззрившись на чужака. Локи поспешно поднялся на ноги и галантно поклонился. С секунду девушка, не отвечая взаимностью, все так же недоуменно стояла, глядя на его склоненную спину. Затем вздрогнула, словно пробудившись ото сна, и торопливо опустилась в книксене, а, вынырнув из него, обратила полный непонимания и замешательства взор на родителей. Ни следа былой веселости не было теперь на ее красивом лице: кожа побледнела, губы оставались приоткрыты, но уже так, будто с них готов был сорваться скорее вопрос, нежели шутка; морщинки у глаз разгладились, и они округлились.
— Дорогая, — заговорил Бальдр, старательно пытаясь придать голосу убедительной непринужденности. — Позволь представить — Локи Одинсон, младший асгардский царевич.
Бог Коварства лишь мельком ощутил на себе пытливый, исследовательский взгляд — тот взметнулся затем к Нанне. Его же сердце отрывисто и усиленно — почти болезненно, — билось в груди. Нет, это не были пресловутые сантименты — Локи, достаточно хорошо разбирающийся в природе чувств, с облегчением уверился в этом. То был непревзойденный по спектру эмоций азарт — тот самый, с каким ас ворвался в комнату, ожидая натолкнуться на Сигюн, но ныне во много крат возросший и обострившийся. То же чувствует охотник, что долго и томительно следует за дичью и долгожданно настигает ее — экзальтация, торжество, восторг. То же чувствовал ас, увидев, наконец, невесту. Он жадно скользил изумрудными глазами по ее хрупкой фигурке, по пушистым распущенным волосам, неприбранным вопреки правилам приличия в косы, а свободно разбросанным по плечам. В золотисто-каштановых волосах — более темных, чем у матери, — запутались редкие мелкие травинки: похоже, ванка довольно приятно коротала досуг, лежа на лугу. И уж явно не поджидая гостей… Особенно — таких важных и… судьбоносных, стоит сказать.
— Вы виделись в детстве однажды, — говорила между тем Нанне. — Ты помнишь?
Сигюн слегка нахмурилась и обратила к Локи лицо. Тот миг, что она сосредоточенно смотрела в его смарагдовые глаза, маг во всех деталях мог рассмотреть ее собственные. Смешавшийся отцовский голубой и материнский зеленый породили закономерный желтый цвет — янтарный, обведенный черными лимбальными кольцами.
— К сожалению, я плохо помню тот день, — уклончиво произнесла, наконец, девушка, вымученно изобразив улыбку, а трикстер с удовлетворением отметил, что, помимо красоты, от матери его невеста унаследовала еще и сдержанность и умение владеть собой. Хотя и не столь блестящее: быть дипломатичной и толерантной у Сигюн выходило куда менее искусно, чем Нанне. Даже самые прелестные улыбки и любезные слова неспособны были погасить враждебный блеск прекрасных медовых глаз. Локи заинтригованно склонил голову. Вот как! Ему досталась ярая патриотка? Как бы хорошо ванка не утаивала это, Бог эмпатически ощущал, как категорична она настроена к нему, как велико ее презрение. И причина тому ввиду последних событий была одна — он асгардец. Противник. Враг. Чужак.
— Жаль, — молвил он на бархатистой льстивой ноте. — Я, напротив, хорошо помню вас. Вы были прелестным ребенком.
Грудная клетка девушки порывисто приподнялась и опустилась, и Сигюн метко стрельнула глазами в сторону матери, ища и поддержки, и совета, и заступничества, казалось, единовременно. Когда ни того, ни другого Богиня не получила, она вновь устремила взор на таинственного мужчину и надломлено улыбнулась. Но какой поразительный вид приобрели ее глаза! Неповторимое выражение загнанного зверька, готового однако отбиваться. Гордого зверька, самодостаточного.
— Благодарю.
И, произнеся дежурную реплику, она словно бы растерялась, не зная, что бы сделать еще. Ее губы все так же оставались приоткрытыми и изредка смыкались и вновь открывались, желая будто что-то произнести, но никак не решаясь на это. Опустив голову, принцесса вдумчиво уставилась на ковер, а Локи сызнова, изучающе пробежался по ней глазами. Медовые волосы, медовые глаза и даже голос — и тот звучал с какой-то… сладкой ноткой.
Медовая девочка. Сигюн походила на осенний листочек — такой же хрупкий и ярко-рыжий.
— Я… — маг, насмешливо приподняв брови в утрированном внимательном мимическом жесте, успел заметить, как глаза суженной обеспокоенно сфокусировались на миг на травинке, запутавшейся в волосах. Сигюн едва заметно стыдливо покраснела. — Прошу меня простить, — договорила она уверено и твердо и, оперативно прошмыгнув мимо аса, скрылась за дверью в противоположном конце комнаты. Через секунду послышались ее скорые шажки по лестнице.
— Прелестно, — в наставшей тишине кисло прокомментировал ее уход Бог Обмана. С неоднозначной настораживающей ухмылкой высокомерно взглянув на своих будущих родственников, он плавно опустился обратно в кресло. — Теперь, быть может, покончим с формальностями? — предложил он напрямик. Голубые глаза Бальдра расширились, а Нанне сухо утвердительно кивнула. — Я так понимаю, Сигюн не в курсе последних новостей?
Бог Света повернул голову и посмотрел на жену. Та не отводила глаз от аса.
— Нет, — коротко и холодно ответила она.
Локи улыбнулся. Его проказливую голову поразила вдруг довольно здравая и удачная мысль. Настолько логичная, что он сам себе поразился, почему же сразу до нее не додумался?
Опершись локтями на колени, он доверительно наклонился к хозяевам дома вперед и, пронзая повелительным взором, произнес тихо и вкрадчиво:
— Вот вы ей их и сообщите.