War and Love

      Следующим утром, как и было условлено с родителями Сигюн давеча, Локи верхом на коне прибыл в поместье Бальдра с своего рода инспекцией — с целью проверить, как прошли вчера переговоры с дочерью. Как и вчера, принца встретил все тот же светлый, гостеприимный дом, пригретый солнцем, те же прибранные и аккуратненькие клумбы и луга, та же вьющаяся дорога и обманчивый, иллюзорный дух спокойствия и гармонии. И все же отчего-то казалось, что нечто за прошедшие сутки необъяснимо, незримо, невозвратимо и ощутимо изменилось. Что именно, Бог мог лишь смутно догадываться, спрыгивая с вороного крепкого жеребца и кидая поводья слуге. На крыльце его уже меж тем поджидали хозяева дома, и по их смятенным, растерянным лицам трикстер понял: чутье, на которое он всегда так слепо и преданно уповал, и на сей раз не обмануло его; изменения, которые он прочувствовал, не оказались плодом фантазий, а будущие родственники, очевидно, не справились с возложенной на них задачей.        «Видимо, придется опять самому, — флегматично мелькнуло в голове мага, пока он подымался, испытующе и подозрительно ведя глазами по сторонам, к ванам, — Впрочем, как и всегда…»       — Где Сигюн? — не церемонясь, осведомился гость, едва приблизившись к супружеской встревоженной чете, и его требовательный взгляд нацелился сперва в лицо Бальдра. Тот кинул один-единственный искрометный взор на жену, что со свойственным ей самообладанием стояла, поджав губы, и сверлила аса серо-зелеными спокойными глазами.       — Да так… — нерешительно начал Бог Света, наконец, и его губы нелепо разъехались в натянутой улыбке. — Упрямиться немного…       — «Немного», изволите говорить? — изрек Локи недобро и, скептично дернув бровью, посмотрел на сей раз в лицо тещи. Уста Нанне приоткрылись, она утомленно вздохнула, а на выдохе произнесла.       — Она ушла гулять в парк. Куда именно, не знаю, но она часто читает книгу у озера. Думаю, оттуда стоит начать.       — Всенепременно, — хмыкнул царевич и, озлобленный, твердым и уверенным шагом сбежал по ступеням вниз.       Не стоило ему откладывать тет-а-тет с невестой. Теперь, однако, беседа неминуема.

~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~♡~

      Прошло вот уж двое суток с того самого горестного дня, как царевичу сообщили о его скорой свадьбе. Два дня — жалкий, стремительный срок, ничтожный и незапоминающийся на фоне пяти тысяч годов божественной жизни. Маленький, но оказавшийся, к неожиданности, достаточным для того, чтобы узнать суженную. Портрет ее складывался постепенно: появившийся сперва наброском воспоминаний, он приобрел черты и краски позднее, а ныне обрисовался и характер. На личный разговор с упрямицей Бог Коварства шел потому подготовленный, знающий, к каким словам и заверениям прибегнуть. Он чувствовал раздражение, злобу, унижение от того, что обязан упрашивать какую-то ванку, коей он был столь неугоден, стать своей женой. Но обещание, данное вчера отцом, награда, что тот посулил сыну как утешительный приз за эту жертву, была слишком соблазнительна. От такого редкостного случая — потребовать свое у непреклонного Одина и получить потребованное — не откажешься, перед ним не устоишь. И, возможно, было низко покупаться на возможность добиться желаемого и жертвовать свободой; но на то Локи и был Богом Коварства, что умел из любой, даже самой гиблой, патовой ситуации извлечь выгоду. Даже навязанный дипломатический брак сумел — частично ли всецело ли — искупить свою высокую цену.       Но было что-то поразительное: углубляясь в лес, интуитивно бредя в прохладе и полумраке чащи, губы Локи неустанно вились в странной, мягкой улыбке. Он гневался, но, казалось, обманывал сам себя, утрируя собственное негодование — он не столько ярился, сколь наслаждался ситуацией. Эта девушка, Сигюн, которую он ошибочно считал за безвольную, слабую девочку, покорную воли родителей и любому их велению, оказалась той еще оторвой, и, мысленно называя ее так, ас улыбался ещё шире. Он и хотел бы ненавидеть ее, однако не мог при всем желании, как и не мог превозмочь свое внутреннее веселье. Пожалуй, царевич был будущей жене даже благодарен: эта женщина, что внесла в отчий дом такую смуту, что сумела пошатнуть гармонию «идиллического царства», в котором росла, и единолично развернула бунт против несправедливого решения, обещалась осчастливить мужа, сама того не зная, незаурядностью своего нрава. Богу нравилась ее непокладистость, принципиальность, гордость и предубеждение; его забавляло то, какой ярой патриотичкой, не терпящей асов, она оказалась, и это давало надежду на противоборства между ними. Наконец, аса поразила и иная мысль: Сигюн достойна его. Впрочем, это предстояло еще проверить.       На том путник вышел долгожданно к упомянутому озеру. Замер. Огляделся. Одинокая, никем не занимаемая скамеечка стояла у зеркальной глубинной глади, пустовала и миниатюрная лесная беседка чуть в отдалении и деревянный стол, устланный иголками. Никаких признаков ванахеймской принцессы — лишь мерный плеск воды, пение редких, ванахеймских птиц — такое незнакомое и чуждое, отличное от того, что окружало принца все его детство, — да шорох листвы, потревоженной ласковым теплым ветром. Казалось, ноги Сигюн не ступало здесь и в помине. Подобное заблуждение продлилось, впрочем, недолго: случайный взгляд, обращенный на ближайшее дерево, раскрыл наскоро и неудачно сотворенную «иллюзию», в коих маг был столь сведущ. Однако как раньше, так и впредь, с выводами Бог спешить не стал, когда медленно, стараясь производить как можно меньше шума, он испытующе подступил чуть ближе и внимательнее присмотрелся к этому яркому и неуместному рыжему пятнышку на коре дерева, что на расстоянии могло бы вполне сойти за блик солнечного луча на стволе дерева или же запутавшийся листочек. Но при детальном рассмотрении сомнений не осталось: волосы, те самые медовые и принадлежащие так же без сомнения «медовой девочке», «оторве», «упрямице» — невесте, одним словом.       Локи беззвучно хмыкнул, сминая хитрую ухмылку губами, и подступил еще на шаг вперед. Так вот оно что. Едва познакомились, и она уже играет с ним в прятки? Мысль эта, к неожиданности, отдалась в голове с меньшим раздражением, какое можно было ожидать. Значит, проницательная Нанне оказалась права. Или же дочь ее, найдя утешительное уединение в излюбленном месте, самонадеянно решила, что неугодный ей жених не нагрянет сюда по ее душу. Странно. Сигюн должна была бы, верно, предположить, что и наглости, и уверенности, и целеустремленности Локи хватило бы с лихвой, чтобы последовать за ней, чтобы позволить себе такую дерзость — нарушить одиночество невесты, навязать ей свое общество. Но, видимо, девушка уверовала вопреки доводам рассудка, что никто ее сегодня не тронет. И ошиблась, когда издали заслышала незнакомые шаги по шуршащей земле. Только один путь отступления был у ванки, и она укрылась за толстым широким стволом ближайшего дерева. Но локоны ее, длинные, роскошные, сыграли с ней злую шутку — нечаянные прядки зацепились за кору и послужили нагрянувшему асу сигнальным знаком.       Умело, бесшумно подкрался Бог Коварства к притаившейся за стволом девушке и, медленно обогнув его, оказался лицом к лицу ванки. Первую секунду та не успела еще заметить его негаданного появления: голова ее была обращено вбок, брови сосредоточенно сведены у переносицы, глаза чуть прищурены и устремлены к переливающейся серебром воде. Но затем, когда ее янтарный взгляд, обнадеженный и успокоенный, неминуемо сместился к Локи, застигнутая девушка порывисто вздрогнула всем телом и отшатнулась, в театральном, но вовсе не нарочитом и неумышленном жесте хватаясь за сердце, прижимая к вздымающейся груди книгу и теснее вжимаясь спиной в ствол дерева.       — Ах, это вы… — выдохнула принцесса и облегченно, и раздосадовано и спрятала все еще испуганный, но теперь еще и глубоко разочарованный взгляд под веками.       — Да, — подтвердил Одинсон, небрежно перенося вес на левую ногу, а правую руку упирая в ствол дерева прямо у виска загнанной в тупик девушки. Глаза его оценивающе прошлись по ее несколько испуганному, но и приобретшему единовременно интригующее выражение решимости лицу. — Какая неожиданность, — глумливо осклабился Локи и моментально удостоился укоризненного и мрачного взора. Сигюн как-то неопределенно покачала головой, деловито шевельнула желваками и шустро прошмыгнула под рукой мужчины, уходя ему за спину и делая пару размеренных шагов вперед от него — не стремясь и не пытаясь уйти, лишь тактично отдаляясь. Бог Обмана на тяжелом выдохе бесшумно рассмеялся, забавляясь сам не зная чему, и повернул сначала голову, а затем и все тело к отошедшей ванке.       Видя, как сурово и серьезно настроена его невеста, видя, что она отнюдь не намеревается притворяться и что-то из себя строить, а напротив желает, казалось, потолковать предельно искренне, без угодничества и лицемерия, царевич же не мог поступить никак иначе, кроме как на зло ей избрать противоположную тактику.       — Вы прятались от меня? — притворно поразился он, прислоняясь спиной к дереву и скрещивая руки на груди. Мимика его лица оставалась недвижимой и почти бесстрастной, но голосом маг наторело выдавал притворные изумленные нотки. — Отчего же? — продолжал он паясничать. — Я вас чем-то пугаю?       — Послушайте, — нетерпеливым и властным жестом вскинув вверх ладонь, прервала его ванка. Голос ее, однако, не звучал враждебно и неуважительно — холодно, но учтиво. Локи заинтересовано сузил глаза и повиновался. Девушка плавно и неспешно обернулась к нему лицом: ресницы ее были задумчиво опущены, зубы незримо прихватили краюшек губы, а подушечки пальцев выбивали срывающуюся трель на корешке сжимаемой книги. — Я знаю вашу репутацию и знаю также, что вы любитель поострить. — На правдивую ремарку Богу Озорства оставалось лишь утвердительно приподнять брови. — И может, у вас, асов, юлить в порядке вещей, — долгожданно перешла на незначительные и сдержанные колкости нетолерантная принцесса, — но я ванка, — спесиво изрекла она, — мы — народ искрений, честный… — Сигюн сделала паузу, подбирая слова, выискивая их с тщательностью дипломата, выговаривая — с внезапно воротившейся нерешительностью и боязнью. — И раз уж обстоятельства свели нас вместе, — подобралась она, наконец, к самой сути, — я предпочитаю говорить прямо и… — впервые за время затянувшегося монолога девушка подняла на слушателя твердый взгляд, — не любезничать…       — Впере-ед… — бархатисто протянул Локи, скользнув языком по губам. Оттолкнувшись от дерева, он сделал быстрый, но грациозный наступательный шаг к невесте и прибавил: — Я люблю прямоту.       — Никогда бы не подумала, что Бог Обмана ценит прямоту, — украдкой поддела его девушка и легонько улыбнулась самыми уголками губ — этакая лукавая, шаловливая, провокационная ухмылка… Достойная самого Локи, пожалуй.       Он одобрительно и даже поощрительно сверкнул глазами.       — У-у… — картинно изумился Лофт, впрочем, и восхищаясь тоже. — А язычок-то хорошо подвешен. Особенно для такой безобидной на вид девушки.       Ванка стрельнула в ответ угрожающе медовыми глазами, и в этом приеме Бог без труда узнал прием Нанне, матери Сигюн. Почти тут же, правда, девушка спохватилась. Оба оппонента, что должны были вступить в брак, поняли в тот миг: вот она — та минута, когда в корне исчезла всякая фальшь, когда они открыто, бесстрашно и нагло вступили в словесную схватку друг с другом. По лицу невесты ас понял, что подобная метаморфоза тона их беседы все же не понравилась ей. Опомнившись, она нервно выдохнула и резко сменила тактику.       — Мы отвлеклись, — дипломатично подытожила Наннедотир. И возобновила былую мысль так, словно и не прерывалась она предыдущей. — Послушайте, я вас совсем не знаю да и вижу всего второй раз в жизни…       — Третий, — с каким-то садистским удовольствием прервал ход ее мысли трикстер.       — Что? — рассеянно переспросила девушка, непонимающе нахмурившись. Бог расплылся в любезной и оттого тем более издевательской улыбке.       — Вы забываете про первое знакомство в детстве.       Сигюн прикрыла глаза, терпеливо вдохнула воздух через ноздри и прочистила горло.       — Не суть, — отрезала она, однако вовсе не грубо, наоборот как будто постаравшись смягчить звучание голоса. — Я хочу сказать… Как мне кажется, вы достаточно умный человек… хоть и ас… — добавила она, вновь не удержавшись, и Локи так же не стал сдерживаться и выразительно фыркнул, потрясенно качнув темноволосой головой. Ну надо же! Достойно, достойно… — И… я… — молвила далее ванка с видом человека, который вошел в болото, чувствует, что с каждым шагом вязнет все больше и больше, и все-таки спешит вперед, в надежде поскорее перебраться, спотыкаясь и утопая. — Все, о чем я хотела вас попросить, уповая на вашу сознательность… — темп ее речи резко ускорился и вновь замедлился, а Сигюн подняла на Бога, и вправду, полные упования, мольбы и отчаяния яркие очи. — … Прошу вас, если вы хоть как-то способны повлиять на это все…       Она боязливо замолкла, суеверно страшась как будто самого слова «брак», и, сникнув, повесила голову.       Какая прелесть! Только что смотрела на него, как на последнего негодяя, а теперь — с такой благоговейно надеждой?       — Ох, милейшая принцесса, — на выдохе льстиво начал ас, делая шаг и мечтательно и задумчиво подымая зеленые глаза к небу, — должен ответно заметить, что вы тоже кажетесь мне девушкой неглупой… хоть вы и ванка, — ввернул он взаимно и чуть поклонился девушке, как бы имитируя насмешливый поклон. Поначалу медовая девочка — машинально и необдуманно, видимо, — оскорбилась и успела возмущенно округлить глаза, но затем вспомнила запоздало, что первая затеяла словесную перепалку и все это ребячество, и весело улыбнулась, коротко и звонко рассмеявшись. Милые морщинки тут же возникли у ее горящих с минуту неподдельным и по-детски беззаботным весельем глаз, и Одинсон замер украдкой, чтобы цинично полюбоваться на невесту, прежде чем продолжить: — А потому вы должны были бы уже понять, что, будь я в силах изменить принятое вопреки нашим сходным желаниям решение, я бы не отправился сюда, в лес, упрашивать капризную девицу стать моей женой. — Улыбка стремительно сползла с лица девушки как таковая: ошеломленно приоткрыв губки, она возмущенно-изумленно выдохнула. — О, теперь вас смущает моя прямота? А я-то полагал, вы не сторонница церемонностей.       Замечание было справедливо. Заметно стушевавшись, ванка, побледнев, покорно опустила голову и тихо вымолвила:       — Да… Прошу вас, продолжайте.       Локи самодовольно повел бровью: выбил-таки из строя эту спесивую мисс Невозмутимость.       — Мне это все не нравится точно так же, как и вам, поверьте, — голос Бога переменился: уничижительные издевательские нотки низверглись, и ас говорил теперь предельно серьезно. Расхаживая перед присмиревшей невестой из стороны в сторону, заложив руки за спиной — равно что два дня назад, когда точно так же он метался по покоям в ванахеймском дворце, — он вещал далее, чеканя каждое слово, как чеканит его полководец перед многотысячным войском или же стратег, что обсуждает план захвата. — Но решение уже принято за нас, и мы бессильны. Я могу лишь предложить выгодную для нас обоих сделку.       Брови Сигюн жалостливо сошлись у переносицы, она по наитию сделала пылкий шаг навстречу, сама не зная, зачем и чего надеясь добиться, и пламенно взмолилась с неприкрытым отчаянием:       — Нет, только не…       Локи бросил на нее всего один беглый взгляд. Убитый вид будущей супруги всколыхнул в нем некоторое чувство, отдаленно похожее на сочувствие, но на девушку он посмотрел так, что ей не хватило духу договорить.       — Все просто, — говорил Бог, не обращая внимания, как обессиленно и тяжело, будто вот-вот готовая потерять сознание, дышит Богиня. — Я не лезу в вашу жизнь, вы не лезете в мою. Никаких сантиментов.       Девушка неверующе мотнула золотыми волосами.       — Не могу поверить, что вы, с вашим имиджем, так легко уступаете, — произнесла она и с прежней мольбой, и с порицанием, и с подначкой. И ее провокация отчасти сработала: трикстер прервал свое хождение и приостановился, задумавшись.       Они оба не хотят их брака, они оба могли бы стать сплоченной силой, оба смогли бы объединиться, чтобы воспрепятствовать несправедливости и принуждению. Могли бы развернуть миниатюрную революцию, какую развернула Сигюн в отчем доме… Но…       Вновь припомнилось царевичу обещание, данное ему вчера отцом. Какое искушение…       Видно, трикстер худо контролировал в миг раздумий выражение лица: увидев, как сомнение на нем сменилось былой убежденность, было понадеявшаяся Сигюн обреченно заломила руки в безвольном, поверженном жесте.       — Ох… это не может быть правдой… Еще вчера я жила свободно, а сегодня должна соглашаться на брак по расчету?       Локи, что доселе созидательно всматривался в мелкие иголочки и прутики под ногами, рывком поднял голову и увещевательно вскинул палец.       — Брак без обязательств, — с каким-то необъяснимым благоговейным трепетом поправил невесту ас, поворачиваясь к девушке анфас. — Брак, — говорил он почти торжественно, охваченный чудным воодушевлением, озарением, — предусматривающий, что мы не станем мешать существовать друг другу. Брак, предусматривающий, что мы не станем рушить наше личное пространство. Я готов дать тебе свободу, — Сигюн недоверчиво и скептично взглянула на мужчину из-под ресниц, и он патетически заверил: — Я клянусь, что подарю ее тебе.       Почему он так расщедрился, почему шел на компромисс, с чего это вдруг заботился о чувствах будущей жены, о ее комфорте? Локи не знал ответа. Но и отступаться не хотел.       «В конце концов, — думал он, подходя к внимательно следящей за ним девушкой почти вплотную, — это, действительно, выход».       — А готова ли и ты поклясться в ответ? — спросил Бог Коварства, решительным и непреклонным, но осторожным и деликатным движением приглашающе и примирительно протягивая ванке ладонь. Так же он протягивал ее вчера, прежде чем дерзостно поцеловать кисть девушки.       Сигюн нерешительно скользнула взглядом по его руке, заглянула в глаза, как будто силясь выискать в притягательной изумрудной глубине признаки обмана, и вновь перевела взгляд на эти длинные, искусные пальцы мага.       А затем ее ладонь мягко сжала его.       — Кажется, выбора у меня нет… — прошептала девушка на выдохе, грустно и неожиданно доверительно посмотрев ему в очи, и Локи понимающе улыбнулся. Поддавшись внезапному желанию, он повернул девичью ладонь в своей руке и обрядово прижался губами к бархатной коже, и этот жест, что был давеча столь недозволителен, ныне был узаконен. Девушка негромко хмыкнула. Чуть сжав напоследок пальцы иллюзиониста, она осторожно высвободила руку и, помедлив, вдруг всучила жениху книгу, с которой носилась все это время, которую трепала так и этак, вымещая на гладкой новенькой обложке каждое переносимое чувство. Локи машинально принял дар и вслух усмехнулся: до чего нелепый и забавный поступок! Как будто вручив ему эту сомнительную «тяжесть», ванка возложила на него нечто сродни дебютной обязанности по отношению к ней, как мужу — обязанности помогать.       Бог заинтересовано повернул книженцию в руках и с изумлением обнаружил, что держит ни больше ни меньше том «Об Асгардских Богах» последнего издания.       Подобные книжки выпускали для детей в качестве познавательного, образовательного и обязательного чтения; каждое дите, будь оно из низкого или высшего сословия, обязано было знать историю Богов, времена правления каждого царя и все их деяния. При чем информация неизменно дополнялась.       Любознательно раскрыв том и поискав, Бог Коварства отыскал страничку, заложенную на его имени. «Вот как? — Локи насмешливо глянул на Сигюн. — Так это о нем она ушла читать?» — и опустил взгляд на страницы.       Последнее, о чем говорилось в книге касательно младшего сына Одина, был, к полному разочарованию, немало нашумевший его поступок с волосами Сиф. Как же это обрыдло, одно и то же… Маг понуро вздохнул и с глухим шлепком захлопнул книгу.       — Детский сад, — прокомментировал он предмет чтения будущей супруги, бросая на нее вызывающий взгляд.       Девушка лишь с достоинством чуть вздернула подбородок. Какая перемена произошла с ней… Поразительно. Лишь мельком отвлекся Бог на изучение книги, а она уже, спустя минуты после состоявшегося рокового разговора, пришла в себя и к ней вернулось ее природное самообладание. Несколько минут, и эта медовая девочка, что недавно готова была, верно, встать на колени и умолять, что казалась такой трогательной, уязвимой, беззащитной в проявлении своей слабости, преобразилась из образа хрупкой и отчаявшейся мучительницы обратно в облик сдержанной, принципиальной, самодостаточной, решительной, упрямой ванки. Какая внутренняя выдержка и сила крылась в ней?       Не говоря более ни слова, Богиня стремительно прошла мимо завороженно наблюдающего за ней с ехидцей аса и целенаправленно устремилась в сторону лесной чащи. Еще раз пренебрежительно и задорно глянув на все так же сжимаемый в руках том, Одинсон слабо усмехнулся и двинулся вслед за значительно ушедшей вперед суженной. Нагнать ее, однако, оказалось совсем нетрудно: как бы ванка не поспешала, мужской шаг был шире, быстрее, резвее, и уже вскоре Бог Ковартсва пристроился аккурат сзади.       — Неужто ты пренебрегала подобным чтением в детстве, раз решила осилить в сознательном возрасте? — продолжил глумиться Локи, и девушка, не прерывая шаг, наскоро оглянулась на него через плечо. В приглушенном свете солнца, с трудом проникающим чрез обширную густую крону деревьев, маг лишь мимолетно успел заметить легкое, щадящее раздражение, кинутое на него во взгляде.       — Хотела освежить в памяти настораживающие сведения, — находчиво парировала ванка чуть погодя. Трикстер одобрительно дернул уголками губ. Смарагдовые глаза его плавно скользнули оценивающим взором по длинным, пышным, вьющимся едва заметными естественными кудрями золотистым волосам.       — Твои стричь не стану, больно хороши, — снизошел ас до комплимента.       — А вот будь моя воля, ваши я бы остригла, — необдуманно сорвалось с губ девушки, и она тут же горячо пожалела о сказанном.       Неправда: Сигюн нравились на самом деле эти смоляные, длинные, упругие волосы. Но стыдно, жгуче, непереносимо стыдно, ей стало даже не за эту нелепую фальшь, сколь за то, что она вовсе произнесла ее. Зачем? Нелепая фраза вырвалась сама по себе, и ванка крепко, до морщинок зажмурила глаза, благодаря в этот миг всех Богов за то, что жених ее шел сзади и не мог потому видеть, как исказилось в нестерпимом приступе сожаления ее лицо. Ну почему, почему он так на нее действует? Столько раз за время беседы с асгардским принцем Наннедотир позволила себе неучтивые, глупые, ребяческие, недопустимые, неподобающие ремарки, и снова изрекла она случайную безрассудицу. За то и было стыдно — Бог Коварства, известный плут и обманщик, и то держался любезнее и достойнее ее самой. Его комплимент поразил девушку непредсказуемым образом — инстинктивно, на доброе слово она отчего-то ответила непочтительной дерзостью.       Локи впрочем, казалось, нисколько не оскорбился ее неучтивостью.       — Не советую, это чревато дурными последствиями, — ответил он вполне спокойно и даже, как примерещилось, миролюбиво. Несколько поуспокоившись, принцесса не удержалась от вопроса:       — Это какими же? — поинтересовалась она. Гипотетически…       И так принцессе и впрямь стало любопытно, что способен сотворить с ней будущий супруг, что, не скрывая своего интереса, она даже чуть притормозила, дождавшись, когда мужчина поравняется с ней, и окинула ухмыляющийся профиль мужа заинтригованным взором.       — Превращением в милейшего карасика и продолжительным плаванием в Тунде, — невозмутимо откликнулся царевич, и, сама того не заметив, девушка круто затормозила и, нахмурившись, недоуменно воззрилась на суженного. Довольный парализующим эффектом, произведенным на невесту его словами, Одинсон не преминул так же остановиться рядом и, повернувшись к девушке всем корпусом, прошелся по ее изумленному лицо победоносным взглядом.        «Этот ас… он что, действительно угрожает превратить меня в карася?».       — Не угрожаю, а предостерегаю, — улыбнулся Локи, точно прочтя ее мысли.       — Я поняла, — отозвалась девушка, не спуская с него замерших, внимательных глаз.       — Хорошо.       — Хорошо, — безотчетно повторила за ним Сигюн, и наглая ухмылочка трикстера, если это только возможно, стала еще шире.       — Очень хорошо, — подытожил он, поддразнивая, и лишь тогда невеста его очнулась от смятения. С каким-то необъяснимым, невероятным трудом отвела она от мужского лица взгляд, полный сначала непредвзятого интереса, а затем — чуднóй зачарованности. Залюбовалась...? Сигюн поспешно склонила голову, спрятав за волосами слегка порозовевшие щеки, и, сделав рваное движение рукой, молча предложила продолжить путь к поместью, где обрученных уже поджидали, стоя на крыльце, хозяева дома собственной персоной.              Фееричное появление жениха и невесты, которых, как казалось, никакие уговоры не могли свести вместе и которые шли теперь бок о бок и выглядели при том вполне умиротворенными, разве что, утомленными и хмурыми, возымело на Бальдра и Нанну поразительное действие: на миг оба обмерли, и даже Нанне растеряла свою хваленую сдержанность. Затем, однако, общая радость затмила все иные чувства, и родители Сигюн, испытав значительное облегчение с ощутимой, однако, толикой грусти, ибо скорая разлука с дочерью ныне, как видно, была неизбежна, встретили молодых людей улыбками.       На подходе к крыльцу Бог Коварства свободной от книги рукой прищелкнул пальцами и лаконично приказал слуге:       — Моего коня.       Ван послушно кивнул и скрылся из виду, а принц явственно ощутил на себе вопросительный затяжной взгляд суженной. Он с подзадоривающей, незыблемо насмешливо улыбкой обратил лицо к ванке, в янтаре очей которых читалось: «как… уже?» — и ободряюще коснулся кончиками пальцев ее подбородка.       — Ты уж не скучай, — произнес он на прощание иронично. — Нас с тобой впереди ждут сотни лет совместной жизни.       Сигюн испустила протяжный страдальческий вздох и прикрыла веки.       — Это уж точно…