Отдамся в хорошие руки

***

Экипаж приехал довольно быстро, так что стоять долго не пришлось. Хотя Джефферсон был бы не против постоять подольше. Сентябрь выдался на удивление тёплым. Яркое солнце освещало Нью-Йоркские улицы, золотые листья летали, подгоняемые лёгким ветерком. Томас с удовольствием вдыхал родной воздух Америки. Как давно он не чувствовал этого знакомого запаха родной страны! Но экипаж подъехал и пришлось вспомнить, что он с сегодняшнего дня является опекуном и попечителем ребёнка, да и насладиться природой он всегда успеет. Томас открыл дверь кареты и улыбнулся Александру. — После вас, Алекс. — Александр. — процедил мальчик и зашёл в экипаж, сев к окну. Джефферсон тяжело вздохнул. Они даже ещё не познакомились толком, а уже столкнулись с проблемами. Мужчина сел рядом с Алексом. Тот отодвинулся ещё дальше и опёрся на подоконник. Иногда Джефферсон вёл диалоги с самим собой в голове. Так было намного легче сконцентрироваться на проблеме и найти способы её решения. Сейчас момент был подходящий «Давай же, поговори с ним! Вам вместе ещё месяц бедовать, нужно узнать его получше» «А если он этого не захочет? У него на лице написано, что он не расположен к разговору со мной» «Не попробуешь — не узнаешь. Ко всем можно найти подход. Попробуй!» Томас посмотрел на Гамильтона. Тот продолжал увлечённо смотреть в окно и блуждал в своих мыслях. Ну попытка не пытка. — Хей, Александр. Может ты хочешь поговорить? Мальчик обернулся. По его лицу было видно, что поговорить он явно не хочет. — Простите, мистер Джефферсон, но в дороге я предпочитаю молчать. Вы, думаю, знаете, что в дороге лучше думается. — Конечно, знаю, но до Монтечелло ещё далековато. Я думал, что мы можем пообщаться. Нам ведь ещё месяц вместе жить. Было бы неплохо узнать друг друга получше. — Как хотите, мистер Джефферсон. — Ты можешь называть меня просто Томасом. Мистер Джефферсон, наверное, слишком официально. Тем более, что мы с тобой никак не коллеги, а всего лишь знакомые люди. Томас улыбнулся, как можно обаятельней. Обычно это всегда срабатывало, но Алекс лишь искривил губы. — Я бы предпочёл остаться просто знакомыми людьми. Не нужно лезть ко мне в душу. Я ведь этого не делаю. С этими словами он снова отвернулся к окну. Но даже несмотря на такой сухой диалог, Джефферсон не был готов сдаваться. Он чувствовал, что подобрался к этой стене, что между ними, а уходить не попытавшись взобраться было не в правилах Томаса. Нужно идти до конца. — Так ты любишь читать, да? А могу ли поинтересоваться, какие книги? — Макиавелли, Гоббс, Гёте. — не оборачиваясь ответил Гамильтон, продолжая смотреть в окно. Отвечал он явно на автомате, не особо вникая в суть разговора. Но ничего, всегда можно найти способ разговорить человека. — Хм. Прости, конечно, за глупый вопрос, но не слишком ли ты молод для этих книг? — Никогда не рано изучать новое. — ухмыльнулся Александр, сверкнув глазами. — Главное понимать, то что изучаешь. Возраст, в данном случае, всего лишь цифра. Глаза у мальчика сверкали от гордости, а на губах играла победоносная улыбка. Несомненно, он нахал, но сколько же очарования в этом нахальстве. Наверное, в его годы Томас был таким же, ну может чуть скромнее. — Вы мыслите прогрессивно, молодой человек. — Благодарю вас, мистер Джефферсон. — Томас… Да уж, привыкать друг другу они будут долго. И одним названием по имени тут не ограничится. Для своих одиннадцати лет Гамильтон уж слишком сух и циничен, как самый настоящий политик на склоне лет. А по Вашингтону так и не скажешь. Хотя может он это перенял от родственников, которые у него были? Может спросить? Хотя нет, отношения и так слишком уж натянутые, не стоит их подрывать такими вопросами. Если захочет расскажет сам. — Извините, но я привык называть людей, которые намного старше меня по фамилии. Я считаю, что правила хорошего тона требуют этого. — Ну, что же, это мои правила хорошего тона и я заявляю, что ты можешь звать меня по имени! Эта привилегия доступна немногим, уж поверь мне! — Буквально полчаса назад Вашингтон звал вас по имени, а ещё тот темнокожий, который не разгибается от болезней. Извините, но я отказываюсь от этой привилегии, не обессудьте. Джефферсон покраснел от возмущения. Каков, чёрт возьми, нахал! Ты перед ним, значит, из кожи вон лезешь, а он тебя посылает куда-подальше, да ещё и издевается! Хитёр же шкет. Мужчина отвернулся, показав, что продолжать разговор он больше не намерен, но и Гамильтон энтузиазма не проявил. Так они и сидели, по разным углам. Со стороны могло даже показаться, что перед вами два маленьких наказанных ребёнка, а не взрослый политик и серьёзный одиннадцатилетний мальчик. Оба сидели, надув губы и упорно смотрели в окно, пытаясь показать, что их очень уж интересуют мелькающие мимо деревья. Но натура Джефферсона, постоянно требующая общения, если рядом есть собеседник, сдалась на дереве пятидесятом. В любых ссорах именно он делал первый шаг навстречу миру. Так было с друзьями из колледжа, с родными, с Джеймсом. И сейчас его натура говорила, что он должен помириться. — Послушай, Алекс. — Александр. — Хорошо. Александр. Я понимаю, как тебе непривычно с новым, незнакомым тебе человеком. Но поверь, мне тоже. Я ещё никогда не встречался с детьми, как ты, и совершенно не знаю, что должен предпринять, чтобы мы смогли лучше общаться. Но Вашингтон просил нас сдружиться. У нас впереди ведь целый месяц. Не будем же мы его проводить, как чужие. Лично я так не могу. Я честно хотел бы хорошо общаться с тобой. Так что давай начнём, наконец, быть друг другу друзьями. А? Джефферсон протянул Гамильтону руку с самой своей спокойной и милой улыбкой, на которую он был способен. Мальчик обернулся и посмотрел прямо в глаза Томаса, как будто изучая. После каких-то внутренних умозаключений, он спокойно и ровно произнёс: — Спасибо, что были честны со мной, Джефферсон. Теперь позвольте и мне быть честным с вами. Признаюсь, я испытываю к вам неприязнь. И поверьте, она небезосновательна. Но это не только ваша вина. Я, в принципе, не люблю любое общество. Моё окружение исключительно Вашингтон, книги, да пара ребят из библиотеки. Вы же относитесь к тем, кого я не хочу пускать в своё общество, ни при каких условиях. Возможно, это моя предвзятость к таким как вы, я не стану отрицать. Но всё же, Вашингтон мне как отец и я не могу его подвести. Так что я согласен прожить этот месяц с вами, но контактировать, как можно меньше. Хорошо? — Да, договорились. Александр пожал руку Джефферсону и вновь отстранился. — Прошу прощения, если я задел вас своей прямолинейностью, но я привык отвечать на честность честностью. — Ничего, я понимаю. Хотя на самом деле было очень даже «чего». Даже самые смутные мечты Томаса на их сближение рухнули. Александр ясно дал понять, что не заинтересован в мужчине, как в друге и только исполняет просьбу генерала. Конечно, что-то внутри говорило, что опускать руки рано, но часть, верившая в то, что их дружба возможна, уже подняла белый флаг. Чёртов Гамильтон! Джефферсон никогда так глубоко не задумывался о человеке до этих пор. И, тем более, не начинал копаться в себе, думая, что сделал что-то не так. Это мальчишка одновременно обаятельный и нахальный, милый и жестокий, весёлый и циничный. Как настолько противоречивые качества уживаются в этом хрупком теле? Наверное, даже Вашингтон не смог бы дать ответ на этот вопрос. Неожиданно, экипаж остановился, Томас выглянул в окно. Знакомый силуэт усадьбы показался из-за ветвистых деревьев. — Приехали. — почти с облегчением выдохнул мужчина.