Время последних

Дни Роджера проходили без особого порядка, но с одними и теми же событиями: учёба, встреча, прогулка до куда-нибудь, недолгое расставание, вечер втроем с Фредди или вдвоём c Брайаном, ночь без сна, недолгий сон под утро. Сам того не понимая, Роджер сузил свой мир до этого незатейливого отрезка и, честно говоря, ещё не решил, хорошо это или плохо. Скорее… Это непривычно. Он выходил на кухню по утрам и видел Брайана, готовящего что-то непонятное, но полезное, как он сам говорил. Брайан всегда делал это в одних только домашних шортах, внимательно глядя на то, с чем взаимодействует. Настолько внимательно, что иногда он даже не сразу замечал Роджера, заходящего на кухню и тихо садящегося на столешницу около плиты. Роджер любил на него смотреть в моменты особенной сосредоточенности. Когда Брайан решал что-то в своей физике, когда читал книгу, лёжа на кровати, и сейчас — когда готовил. Это, к слову, у него получалось хуже всего. Фредди даже иногда рассказывал истории про ужасы Брайана на кухне: и про ожоги, и про порезы, и даже про то, как Брайан однажды — подумать только! — обрызгал кота из пульверизатора, когда тот попытался съесть мясо для супа. Брайан животных любил, и до сих пор корил себя за это. Когда Брайан был без рубашки, Роджер тоже это обожал. У него, Брайана, было необычное, немного нескладное тело: лопатки из-за худобы и сутулости выпирали так, что казались острее, чем были, а ключицы и ребра можно было чётко разглядеть под кожей. Казалось, они могут вспороть её при малейшем нажатии. На спине и плечах его летом высыпали веснушки, которые он старался прятать под одеждой, однако те все равно давали о себе знать. Потому что раздражали: на бледной коже они смотрелись настолько контрастно, что даже становилось жутко. Резко выделялись на коже и шрамы. Брайан, конечно, не был хулиганом и рос в строгой семье, но их было достаточно: во-первых, его шпыняли в школе, а во-вторых, везучим и ловким его тоже было не назвать. Но Роджеру это нравилось. Отчасти потому, что при своей комплекции он выглядел надёжно и, скорее всего, уже не являясь забитым подростком, мог сейчас за себя постоять, а отчасти — потому что в таких мелких особенностях внешности Роджер находил некоторую эстетику. И ему нравилось то, как Брайан на него смотрел — так до этого не смотрел на него никто, вообще. Как-то влюбленно, с особым трепетом, смущаясь. В принципе, в нем было все, что нужно для спокойной жизни, в которой нет места риску, неоправданной глупости и ошибкам. Но Роджер никак не мог привыкнуть к ней и решить, нужна ли ему такая жизнь. Сейчас, отвлекаясь от всяческих мыслей, он наслаждался редким тёплым днём, стоя у крыльца Империал-колледжа. Брайан должен был выйти с минуты на минуту, и Роджер знал, что начнётся череда хохота, поцелуев и поток каких-то слов Брайана, которые Роджер редко мог понять как следует, однако всегда с интересом слушал, пытаясь уловить мысль. Студенты проходили мимо, задевая Роджера плечами и сумками, сразу же извиняясь и неловко скрываясь в толпе. Брайан же вышел одним из последних, и был он не один. Рядом шёл парень невысокого роста и вполне хрупкого телосложения. У парня были не очень длинные жидкие светлые волосы и густые тёмные брови (что бросилось в глаза быстрее первого). Затем Роджер обратил внимание на теплую одежду в тёмных тонах — чёрный свитер и потертые серые джинсы. В целом — рядовой студент любого технического университета, коих миллионы и миллионы. Они что-то увлечённо обсуждали, но Брайан, подойдя к Роджеру, замолк на полуслове. Роджер улыбнулся и поздоровался. — И тебе привет, — ответил Брайан. — Знакомься, это Тим, — он указал на парня. Тим улыбнулся, протянул руку, выронив из той дипломат, и неловко улыбнулся. Роджер пожал руку и понял, что Тим — это кто-то вроде Брайана-номер-два: он был таким же странным и дерганым, хотя внешне больше походил на Роджера. — Тим — брат моего однокурсника, он поступил на первый, и мы познакомились пару дней назад, — пояснил Брайан. — Очень приятно, Тим, — покивал Тейлор. — Я Роджер. — Я знаю, — ответил Тим. — Брайан сказал. — Да что ты? — Роджер улыбнулся. — Небось, не затыкался обо мне? — Конечно, — поддержал Тим. — Растекался такими речами, что лингвисты бы свои дипломы съели, услышав. Брайан смутился и промямлил, что просто был увлечён. — Ты тоже физик? — спросил Роджер. Затем он запустил замерзшие, ледяные руки Брайану под пальто и, когда тот взвизгнул и зашёлся мурашками, звонко рассмеялся, покрепче прижимая его к себе. — Ох, нет, — Тим подавил смешок, — все не настолько плохо. Я инженер. — Не настолько плохо, говоришь? — усмехнулся Роджер. — Ну-ну. — Спасибо, — обречённо сказал Брайан. — Вы просто лучшие. Роджеру показалось, что Тим был весьма толковым парнем, во многом похожим на него самого: любил выпить, любил музыку и в принципе ни в чем себе не отказывал. Они шли к дому Брайана, говоря о музыке, а затем, усевшись на кухне, начали делиться идеями. Тим давно мечтал о группе. В его представлении она, конечно, виделась весьма смутно, но… Была в нем ребяческая страсть к этому делу. Роджеру он напомнил его самого лет пять-семь назад, о чем он незамедлительно и сообщил. — Когда я впервые начинал играть, у меня было такое же рвение. Нас было четыре человека, и мы, кажется, ещё только-только перешли в среднюю школу, — улыбаясь, рассказывал Роджер. — Я на гитаре тогда был. Ну и немного на вокале. Хотя вообще-то мне ближе ударные. Он сделал паузу, отпил немного чая мелким глотком, чтобы горло не пересыхало, и продолжил. — И в принципе получалось у нас не то чтобы плохо… Просто мы были совсем ещё детьми. О чем петь детям? — Ну, — протянул Тим, — баллада о возрастных ограничениях на фильмах и комиксах. Роджер хохотнул и продолжил: — Опера о первой утренней эрекции. — Романс, состоящий из звуков, которые издаешь, когда зеваешь за партой, — Тим вдохновленно улыбался. — Или рок-н-рольная опера под названием «У меня правда нет денег, не бейте меня!», — заключил Брайан. — Отлично, — покивал Роджер, — так оно и было. Ну, а вообще, дело было в том, что я никогда ни с кем не уживался, тем более в раннем подростковом возрасте. Вот и с теми ребятами не срослось. — Я тоже играл в группе, — перехватил Брайан. — Она называлась по антиутопии Оруэлла — «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре». — Ты правда играл в группе, кудрявый? — Роджер удивлённо поднял брови. Брайан скромно покивал. — Не просто играл, но даже и выступал. В шестьдесят шестом начали, буквально сразу же и закончили. Меня стали считать… более странным, и я немного замкнулся. — Ох, наш бедный двухметровый малыш, — Роджер стал сюсюкаться с Мэем деланно высоким голосом — аж в ушах зазвенело. — Эти плохие дяди тебя обижали? Брайан подтвердил, а Тим не выдержал и рассмеялся в голос — так вывел его на эмоции обиженный вид «детины». — А что потом? — Брайан повернулся к Роджеру. — А потом… — задумался Роджер. — Потом была еще одна группа. Но я играл на ударных и немного пел. Мне было пятнадцать или шестнадцать лет, и я уже кое-что понимал в этой жизни, так что группа могла бы процветать, но не процветала, потому что... — он чуть помолчал, — да чёрт его знает. Был увлечён другими вещами. Ну и третья попытка провалилась тоже: те ребята хотели только секса и наркотиков, совершенно забывая про рок-н-ролл. А я хотел музыки. Безумно хотел. И сейчас хочу. Брайан и Тим смотрели на него, неслабо тронутые последними фразами. — Я тоже хочу, — согласился Брайан. — А я вообще здесь новичок, — Тим повёл плечом. — Но чем чёрт не шутит? — Чем чёрт не шутит — тем я шучу, — улыбнулся Роджер. — И я очень даже настроен на новую комедию.