***
Роджер чувствовал себя настоящей матерой проституткой. Не то чтобы он имел что-то против этой профессии… Но сейчас будто бы начал понимать всю её подноготную. Что ж, этот Финн действительно был тем ещё наглым мудаком, и даже в большей степени, чем могло показаться изначально. Но что скрывать: любовником он был потрясающим. Это, конечно, не отменяло гору его недостатков: грубость, агрессию, вспыльчивость. И Роджер смотрел на себя и понимал: подходит. Нет, конечно, связываться с этим человеком дальше, чем в кровати, он не собирался. Это было его разгрузкой, чем-то вроде необходимого зла, отступа. Каково это — днём слушать стихи, гуляя по парку вместе с Мэем, а по ночам трахаться с другим человеком, от которого не только слова ласкового не дождешься, но даже чего-то более-менее созидательного? Странно. Просто странно и очень непривычно, потому что даже его внутреннее «я» вопило, что это неправильно. Роджеру, прижатому грудью к кровати, практически обездвиженному с заведёнными за спину руками, было тяжело и даже больно дышать. Но это был один из тех случаев, когда просто космическое возбуждение перекрывало все остальные чувства — в первую очередь, дискомфорт и стыд. От ритмичных толчков уже кружилась голова, от шлепков болели бедра, а на крепко сжатых запястьях наверняка остались следы ногтей. Стоны Роджера звучали болезненно и были громкими, глубокими — как проникновение, обрывочными. Финн почти никогда не стонет; он вообще холодный и жесткий фетишист. От таких — хоть и знаешь, что нравишься — никогда не получишь ни знака, ни намека. Это тоже заводило. Оргазм был очень быстрым и не особо ярким, потому что ощущения до него практически перекрывали само окончание. Роджер не торопится вставать, потому что колени предательски дрожат, а тело становится слишком расслабленным. Наконец, протерев глаза, ресницы на которых слиплись от влаги, он поднимается и идет в ванную, спотыкаясь об одну из многочисленных коробок у ванной комнаты, о кинутое на пол полотенце. Ванная, как и вся квартира, чем-то доверху заставлена и напоминает поле боя. В углу стоит квадратная бутылка из-под текилы, которую они ещё успеют прикончить на двоих этой ночью. Между плитками на стенах — черноватые следы плесени: явление стандартное для такого сырого места. И Роджеру тут уютно, он чувствует себя дома. Финн работал в полиции: непонятно, как туда попал и как держался до сих пор. Хотя о том, что полицейские — это (вопреки тому, что проталкивает нам кино) не добродушные защитники мирных жителей, а самые настоящие садисты, жадные до власти, Роджер знал уже давно, со времён первого ареста в шестнадцать лет, и потому сильно не удивился. Вода смывает с тела запах тела, а с лица — остатки сна. Нужно приходить в себя и собираться в настоящий дом, к Брайану, который снова, наверное, скажет, что плохо спит без него, потому что волнуется. Скажет украдкой.***
Фредди вернулся домой к двенадцати вечера, и потому спать Брайан ещё был не должен, разве что готовиться. Он так и не смог обдумать то, что хочет сказать, когда зашёл в комнату, где Брайан, сидя на кровати, что-то наигрывал на акустической гитаре. Фредди постучал о дверной косяк, привлекая к себе внимание Брайана, и прошёл в комнату. — Слушай, — начал он, но как закончить так и не придумал, — Брайан… — Да? — Брайан поднял взгляд, отставив гитару. — Я не лезу, но… Скажи, пожалуйста, — Фредди вновь пропустил небольшую паузу. — Ты знаешь, где сейчас Роджер? Брайан как можно более искренне усмехнулся, пытаясь казаться непринужденно, и как-то спешно ответил: — Конечно, знаю. На работе. Где ему ещё быть? — и вновь отвернулся к гитаре. Брайан не умел врать. Да, он верил людям и в чем-то был наивным. Но идиотом, неспособным отличить ночь на работе от ночи с кем-то другим, он отнюдь не был. Сложно сказать, когда именно он понял, что Роджер ему лжёт… Может быть, около месяца назад. Просто пьяными с работы, хоть и в баре, не возвращаются. И с засосами тоже. Брайан понимал, что что-то идёт не так, когда Роджер буквально при каждом предложении поужинать вместе уходил на работу. И когда возвращался оттуда всегда в разное время. И ложился рядом, говорил, как любит и как скучал. Все одно: он понимал. Знал, что Роджер считает его за наивного придурка. От этого было особо обидно. Он, вроде, таким не являлся… У него никогда не было отношений, но кое-что в этой жизни он понимал. Не понимал, правда, как сейчас себя вести и что делать. И оттого каждый день не в силах был сказать «Хватит врать. Я знаю правду». И Брайан не знал… Честно не знал, должно ли ему быть от этого настолько больно? Так ли это неправильно, как кажется? Вдруг все так живут? Брайан свою роль доверчивого, ничего не подозревающего парня играл отменно. До этой самой секунды. — Дело в том, что я заходил к нему в бар, — Фредди присел на кровать, рядом с другом. — И его там не было. Брайана прибило на нервную дрожь, и он криво улыбнулся. — Глупости. Фредди совсем растерялся и не знал, что может предъявить на такое веское замечание. И вновь задумался: надо ли? — Мне бармен сказал, что Роджер сегодня не работает, — Фредди предпринял последнюю попытку как-то вразумить Мэя. Но тот лишь вновь принялся бренчать на гитаре, должным образом не зажимая трясущимися пальцами аккорды и оттого фальшиво. И Фредди понял, что разговор окончен.