Время последних

У Роджера вообще-то было много необычных начал дня. Однажды он, к примеру, проснулся один в незнакомой квартире, в которой был жуткий беспорядок и следы весёлой ночи. Или вспомнить хоть первое утро в квартире у Мэя: Роджер из-за обилия впечатлений даже не сразу тогда понял, что находится не дома и не один. Однако утро этого дня по уровню сюрреалистичности превзошло все, что были до этого. Два вечера назад Роджер грубейше нарушил правила любого более-менее приличного заведения — переспал с посетителем. Официально это, вроде как, прописано в трудовом договоре не было, однако если кто-то узнает, зачем Роджер так надолго задержался на складе с абсолютно чужим человеком, поощрят его за такое вряд ли. Впервые за долгое время он занялся действительно чем-то случайным и абсолютно ни к чему не ведущим, и это было тем, что (хоть и ненадолго) удовлетворило его. А этим вечером спокойно остался дома. Это была стоящая ночь. Он, наверное, даже что-то почувствовал, когда, засыпая, понимал, что этой ночью никто точно не станет будить, потому что внезапно захотел трахаться, не поднимет рано утром, потому что уходит. Тем не менее, когда Тейлор проснулся, Брайана он не обнаружил рядом и лишь через пару минут сообразил, что сам просил не будить его, ибо идеальным продолжением хорошего вечера и спокойной ночи было бы сонное, спокойное утро без учёбы. Но таким этому утру стать было не суждено, и проснулся Роджер гораздо раньше, чем планировал. И виной этому был он сам, а не взбесившийся Фредди, его кот или соседи, как можно было подумать. Причина крылась в прямом смысле этого слова — в самом Роджере, а если быть точнее — в его теле. Ещё с вечера он заметил в самом низу живота, в паховой области, неприятное жжение, сравнимое с ощущением, когда по коже долго трут ногтями или ладонью, и в итоге она становится неприятно чувствительной и краснеет. И если вчера это ощущалось именно так, то сегодня уже «тёрли» не ладонью, а наждачной бумагой. Роджер громко зашипел, когда, попытавшись встать, почувствовал, сколько боли вызывает так некстати появившаяся утренняя эрекция… И не на шутку испугался. С кухни донесся непонятный шум: что-то упало. Значит, дома Фредди. И если Роджер начнёт умирать, то хотя бы не в одиночестве. Надев халат и кое-как дойдя до туалета, Роджер спешно снял нижнее бельё, посмотрел на себя и чуть не вскрикнул: по всему паху, где было можно разглядеть, появилась яркая красная сыпь. Блять. Блять! Он попытался прикоснуться к себе, но это, понятное дело, ситуации не помогло, а лишь сделало её гораздо более неприятной. Эрекция постепенно спала, и Роджер спустя десять минут смог наконец выйти из ванной, бледный и испуганный. — Фредди, — неуверенно позвал он. — Фредди, пожалуйста, я очень прошу, помоги… Фредди, судя по звукам, наскоро приостановил свою кухонную деятельность и вышел в коридор. — Что? — спросил он. — Я, кажется, подцепил… Что-то, — Роджер говорил тихо. Он понял, что до Меркьюри дойдёт быстрее, чем Роджер успеет всё объяснить, и потому, едва договорив фразу, стыдливо уставился в пол. — Ты… О чем? — Фредди переспросил, хотя прекрасно все понял. Просто поверить словам было совсем не просто. — Посмотри сам. Роджер как никогда аккуратно приспустил бельё, закусил нижнюю губу и впился ногтями себе в бедро. Фредди нехотя наклонился, приблизился ещё сильнее и, после недолгого и не самого приятного изучения взглядом странного высыпания, выпрямился и не сказал ни слова. — Да, Фредди… — сказал Роджер. — Верно думаешь. Что бы ты ни думал. — Так ты, — начал Фредди и запнулся. И, наконец собравшись с мыслями, через пару секунд продолжил: — Поезжай в больницу. Фредди не хотелось обзывать Роджера последними словами, не хотелось и задавать вопросов с очевидными на них ответами. Он не любил пустых избитых фраз, которые не ведут абсолютно ни к чему. И даже более. Он, конечно, все давно знал. С того самого визита в «Сакэ». И у него было время, чтобы все обдумать. И он понимал, что за человек Роджер, проведя с ним время на сцене, дома и в условиях производственного ада репетиций. А потому не был ни зол, ни удивлён, в конце концов. Он его понимал — чисто по-человечески. Но не потому, что так хорошо разбирался в роджеровском психотипе — скорее он понятия не имел, что это такое и что оно значит. Фредди имел удовольствие жить с Мэем давно, и его натуру понимал полностью: простой, как открытая книга, мальчик-отличник из хорошей семьи со всеми прилегающими качествами в виде чисто английских манер и сдержанности, а ещё качествами приобретёнными — замкнутостью и наивностью. И, откровенно говоря, он не смог бы хранить ему верность, если поставить себя на место любого человека, с которым Брайан в теории мог встречаться, а уж тем более — конкретно на место Роджера, импульсивного молодого человека, который сам не знает, чего хочет. Оба они были ему друзьями и коллегами по музыкальному цеху. А потому Фредди принял единственно верное решение: не лезть и сохранять нейтралитет. И потому вместо громких ругательств Роджер получил адрес ближайшей бесплатной больницы, а вместо неадекватных действий — пожелание удачи. И несмотря на это — морально почувствовал себя хуже. Он встретил этих людей и сейчас считал, что абсолютно не был этого достоин. Он был уверен, что Фредди, вечно эмоциональный, бывало даже излишне, непременно скажет, какая он, Роджер, шлюха, предатель и последняя дрянь. Но тот не сказал. И, думая об этом, более того — все сильнее убеждался, что, по сути, такой же.

***

Три часа просидев в приёмной, Роджер таки попал на приём к врачу, который смотрел на него взглядом настолько укоризненным, что Тейлор уже был готов жить с любыми болячками, лишь бы больше не испытывать прелести «очередной» бесплатной медицины. Он терпеть не мог говорить о своём образе жизни с врачами, а у врача, специальность которого заключалась в изучении самых интимных аспектов этой самой жизни, так и вообще был впервые. Словом, Роджер убедился, что не всё в жизни нужно попробовать. После долгой, утомительной и — что уж таить — болезненной сдачи анализов и самого неловкого разговора о своей сексуальности, он по велению врача сел напротив стола и уже приготовился услышать какое-то слово, значение которого однажды испытает в полной мере, а сейчас просто не поймёт. — Что ж, мистер Тейлор, — сказал доктор Николсон, — если все действительно так, как вы говорите, я могу сделать выводы о двух возможных болезнях. Он сделал небольшую паузу, давая Роджеру немного переварить полученную информацию. Затем спокойным тоном продолжил: — Трихомониаз и гонорея. Одно из двух. Приятного мало, но болезни не смертельные, — он наклонился к медицинской карте и стал что-то писать. — Что это? Когда станет известно? — спросил Роджер как можно спокойнее, стараясь унять начинающуюся крупную дрожь. — Инфекционные заболевания. Вам повезло, что симптоматика так ярко выражена. С этим Роджер был категорически не согласен, но все же кивнул, давая понять, что все ещё внимательно слушает. — Результаты анализов вы получите через три, максимум — пять дней, — доктор Николсон протянул Роджеру бумагу с номером телефона и адресом клиники. — Что мне делать? — Роджер взял листок влажной от пота ладонью и сунул куда-то в карман брюк. — По крайней мере, на это время и время лечения отказаться от половых контактов. Роджеру показалось, что врач едва удерживается от того, чтобы закончить фразу словами «Если сможешь, потаскуха», но тот не сказал ничего в этом роде. Лишь протянул ещё один лист и ручку. — Нужен ваш номер телефона. Роджер написал номер и вскоре покинул больницу. Его все ещё трясло, потому что никто его в жизни не предупреждал, что может быть… так. Точнее, он знал о том, что существуют какие-то там болезни, вши и тому подобное. Знал, но не особо понимал, как они действуют и к чему приводят. В конце концов, что ж теперь, не трахаться? О презервативах ему тоже было известно, но примерно так же, как и о болезнях — полупрозрачно. Надевают, чтоб подружка не залетела. Подружки у него не было, а потому между пачкой контрацептивов и парой бутылок пива он выбирал второе. У Финна такого не было. У Брайана, как несложно догадаться, тоже. А на складе было темно… Значит, новый знакомый подарил не только яркие ощущения, вот так вот просто дав себя трахнуть. Кто бы мог подумать! Никто попросту не говорил, что будет так, как получилось. Роджер не был особо верующим и уж тем более религиозным человеком, и к приметам, «знакам свыше», относился примерно никак. Но даже ему стало ясно, что это всё ведёт к тому, что хватит наконец врать. Хотя бы чтобы не нанести Брайану такого вреда.