Время последних

В объявлении квартира, — точнее, комната, которую предстояло снимать Роджеру, — была просто мала. На самом же деле, по приезде Роджер обнаружил, что это было не совсем так: она была смехотворно крошечной. Дверь ему открыла молодая женщина, с ней же он обсудил условия проживания. На вид ей можно было дать не больше тридцати, и внешность у неё была довольно причиной. Она представилась как Эбигейл Морган, была улыбчива и предельно вежлива, хоть и выглядела устало. На стенах висело множество семейных фотографий в разноцветных рамках, приглядевшись к которым, Роджер сделал вывод, что семья состоит из трёх человек: Эбигейл, её мужа, которого, как выяснилось из разговора, зовут Итан, и их маленькой дочери Грейс. Семья была совсем уж ничем не примечательной, даже заурядной, но Роджер, вспомнив, что Брайан как-то цитировал фразу классика о том, что все счастливые семьи похожи, подумал, что это не есть плохо. Итан напоминал Роджеру его преподавателя биологии: был таким же невысоким, но крепким мужчиной средних лет с густыми волосами и истинно английским вкусом в одежде. Грейс, обычная восьмилетняя девочка, ничем особо не отличалась от других восьмилетних девочек: постоянно что-то рисовала, была в меру шумной и временами довольно забавной. На бледном лице были редкие веснушки, которые, как она объяснила однажды, появляются каждое лето; говорила она всегда, хитро улыбаясь и будто украдено, щуря большие карие глаза так, что оставались лишь небольшие щелочки. Иногда, когда Мистера и Миссис Морган не было дома, Роджер играл с ней в скраббл и, практически не поддаваясь, все равно редко выигрывал; вместе они смотрели телевизор и читали. При родителях же Грейс старалась вести себя обособленно от Роджера, лишь изредка просила его помощь в мелочах. Роджер даже подумал: влюбилась. Наверное, так оно и было: когда они разговаривали, ее голос понижался, интонации становились менее ровными, слова она старалась подбирать «взрослые»; сидеть она всегда старалась прямо, одну руку положив на колено, а другой — беспокойно перебирала жидкие тёмные волосы; смотрела на Роджера лишь когда тот отворачивался или делал вид, что не замечал, но обычно — стеснительно отводила взгляд вниз, а то и вовсе закрывала глаза. Когда новоиспеченной фанатки дома не было, Роджер сидел в своей комнатке, которая, судя по всему, была и не комнаткой вовсе, а коробкой из-под чего-то вроде холодильника: это объяснило бы и картонные стены, и размер. Стены были покрыты светло-голубыми обоями в белую широкую вертикальную полосу, отчего на первый взгляд комната казалось шире, чем была на самом деле. Полы были вечно холодными, застеленными тёмным ламинатом. У дальней, противоположной от двери стены, под окном, стояла кровать, которую можно было описать одной фразой: «привет» из начала шестидесятых. На ней хотелось мечтать закончить школу, просыпать школу и слушать в огромных наушниках только что тогда вышедшую Satisfaction. Тем не менее, на этом предмете мебели Роджер мог разве что спать по причине ужасной загруженности, и иногда есть. Сказывалась близость зимней сессии, всевозможных экзаменов, и потому, несмотря на обретенную свободу, он почти не отдыхал так, как привык, а все больше времени проводил в университете, с ужасом осознавая, что за полгода не научился практически ничему. Остальную часть времени занимали репетиции в группе, все чаще — выступления, а также таскания в больнице, долгие и мучительные. Но вследствие всех этих событий он хотя бы узнал, что болен не гонореей, и больше никто ничего пихать ему в член не собирается, что лучше потратиться на контрацепцию, чем потом терпеть подобное. Выступления также приносили свои плоды в виде денег, опыта и драйва. С момента последнего толкового разговора с Брайаном прошло уже достаточно времени, а они так и не перекинулись должным образом даже и парой фраз. Брайан всегда смотрел на все вскользь, боясь зацепиться с кем-то взглядом, уходил домой всегда позже Фредди и Роджера. Тим на репетициях постепенно и вовсе перестал появляться. Фредди сказал, что это и к лучшему. Спорить никто не стал. Просто напечатали и дали объявления о поиске басиста. Фредди вечно был сосредоточен. Мог стать посреди улицы, подолгу обдумывать что-то, а потом в красках описывать: вроде, и понятным языком, а вроде, никто ничего и не мог вразумить. Вот и этот вечер не стал исключением. С недавних пор Фредди стал буквально единственным, с кем Роджер мог по-человечески поговорить о чем-то, нормально выпить и вести себя открыто. Фредди казался ему не просто необычным, но даже в какой-то степени не от мира сего. Фредди жил в реальности, где они не экономили на еде и выступали не в дешёвых клубах и не в колледжах. И эта реальность нравилась ему куда больше. Сейчас Фредди вел Роджера не в сторону своего или его дома, а в противоположную — в дорогие районы, и чем дальше они шли, тем увереннее держался Меркьюри, тем больше пафосных людей они встречали, и пафос их тоже возрастал с каждой пройденной улицей; казалось, что идут они как минимум в Букингемский дворец. Фредди подвёл Тейлора к зданию с надписью об аренде и продаже и улыбнулся, будто ожидая, что тот придёт в восторг. Роджер же выразил свои эмоции одним емким: «И нахера мы тащились сюда?», и тогда Фредди понял, он не совсем приятно впечатлён. — Это, — попытался объяснить Фредди, — одна из самых модных улиц города, дорогуша. Роджер покивал. — Вопрос тот же, модник. Я-то тут при чем? — Роджер снял очки с затемнением и посмотрел на друга, пытаясь оценить то, что сейчас его ждёт. — При том, что это, черт возьми, лучшее, что когда-либо приходило мне в голову! — Фредди повыше натянул собственноручно связанный шарф, и потому его бодрый голос стал звучать приглушенно. — Ладно, валяй, — согласился Роджер. Воодушевить его никогда не составляло труда. — Я разбираюсь в моде, создаю вещи, шью, вяжу, да у меня весь шкаф забит всякими раритетными тряпками! А ты, Родж, у тебя потрясный вкус, — Фредди закинул руку Роджеру на плечо, подминая под себя. — Так-то оно так, — согласился Роджер. — Но что ты предлагаешь? — Это идеальное место, чтобы реализовать себя в этом. Да и вообще здесь вся модная богема Лондона. — Так ты хочешь… — Открыть нам свой магазин. Роджер хмыкнул и уже хотел отмахнуться, как оборвал сам себя на полуслове. — Фред, а это… — вдумался он, — не такая уж и плохая затея. Фредди буквально просиял. — Но есть проблема, — продолжил Роджер, — у нас совсем нет денег. — Деньги — будут. Мы выступаем — так будем выступать ещё больше. О нас уже знают в колледжах, так будут знать во всем Лондоне: проблем-то? — Хорошо звучит, — подтвердил Роджер. — Но разве что звучит. На практике такое провернуть будет куда сложнее. У нас не хватает четвёртого бойца, и хоть твоим голосом и можно воскрешать мёртвых, тут спорить не стану, но игрок на гитаре из тебя никудышный. Даже на басу. — У меня было мало практики, но суть не в этом, а в том, что мы найдём его. В скором времени. Роджер глубоко вздохнул. — Я разделяю твоё рвение и твой креатив, Фредди, но люди, которые сдают это, наверняка, с нами, оборванцами, и разговаривать-то не станут. А если и станут, то кредит доверия к нам будет минимальным. Зато предоплата — огромной. — И что? — Фредди вздернул бровью. — Утрем им нос. — Да с нами здесь будут обращаться как с отбросами, ты это понимаешь? — не выдержал Роджер. — Не будут, — спокойно ответил Меркьюри. — У них язык не повернётся. — Ты так думаешь? — Мои слова когда-то подводили? — Вообще-то да. Но ладно. Пиши телефон.

***

После выступления в техническом колледже, в котором все были уже прилично наслышены о группе «Smile» (главным образом потому что о выступлении стало известно за неделю до проведения, но для музыкантов это не имело знания), Фредди довольно быстро растворился в толпе хорошеньких студенток, а Роджер уехал работать в бар. Брайан проводил первого сухим прощанием, второго — молчанием, и как всегда последний принялся собирать забытые ребятами и свои вещи в большую спортивную сумку. О Роджере он старался не думать, занимал все свободное пространство в мыслях вещами намного более простыми для него — физикой, математикой, астрономией. На выступлениях не смотрел назад, на барабанную установку, не подмигивал украдкою, но всегда чувствовал взгляд, устремленный на себя. Сейчас же наступило чувство приятного опустошения и усталости, даже удовлетворения, потому что выступление выдалось долгим, но определённо хорошим. Брайан любил работать наизнос, чтоб лишние мысли в голову не лезли. Раздался стук в дверь комнаты для переодеваний, которую им отделили под гримерку, и Брайан разрешил войти. — Извините, — в раздевалку зашла невысокая девушка, смущённо улыбаясь, — можно я?.. Брайан быстро застегнул сумку и кивнул новоприбывшей леди. — Конечно. Вам нужна помощь? — Нет, — ответила она, тряхнув короткими светлыми волосами, — я хотела предложить вам сходить в кафе. Вы, наверное, голодны. — Я не голоден, — улыбнулся Брайан. — Но прогуляться в кафе… Звучит неплохо. — Значит, угощу вас чаем, — не растерялась девушка. — А можно кофе? — Конечно. За такое выступление можно даже двойной.