Время последних

Человек — такое существо: ко всему привыкает. И к войне, и к сухому закону люди привыкали, и к голоду. Роджер думал об этом, и его небольшие моральные вскрики о том, что не так добиваются того, чего хотят, на время приглушались. Конечно, ко всему можно привыкнуть, и в сравнении с той же войной, или эпидемией, к примеру, собственные проблемы казались чем-то незначительным. Но правильно ли это? Наверное, нет. Наверное, наша собственная жизнь, наши интересы всегда будут превыше каких-то эфемерных сравнений. Люди пытаются заставить нас почувствовать себя эгоистами, говоря о том, что праотцы защищали страну, своих жен и детей, а мы не можем даже собственные нервы защитить и только жалуемся, жалуемся. Мы — потерянное поколение, уже не первое потерянное поколение и уж точно не последнее. Но в масштабе нашей жизни, в перспективе повседневности, любая проблема может быть сравнима с тем, что обычно приводят в пример, говоря, что вот тогда было сложно. Раньше Роджер терпеть ненавидел вечную нехватку денег, свой даже визуальный статус, сейчас же, когда деньги появились — было противно от того, каким именно образом появились. И от тех слов, что он услышал. Сейчас он понял наверняка, что для вынужденных мер не приходит нужное время, к примеру, чтобы пойти на вынужденные меры, не обязательно жениться и только в свои почти что сорок наконец позволить себе — тайно и за деньги — трахать тех, кого хочешь. Нет. Роджер догадался о том, что вся наша жизнь и состоит из постоянных вынужденных мер. И он даже не был уверен, на какие эта самая жизнь его толкнет в будущем. И правда, что ко всему человек привыкает. А отчего бы ему не привыкать? Все становится обыденностью, воспринимается как должное. Так и мозг устроен, и сама природа. Одна и та же, казалось бы ситуация — подъём с утра рядом с любимым человеком — воспринимается по-разному по прошествии хотя бы года. Поначалу дыхание у тебя перехватывает, как только видишь на соседней подушке его, спящего. А потом уже… Ну спит и спит, ну и бог с ним, как будто чудо какое. Вот и Роджеру посчастливилось испытать это на себе, как и каждому человеку, но в более… Экзотических ситуациях. И это его пугало. А у Брайана была своя обыденность: более привычная простому человеку, но оттого не менее тяжёлая. Встречи, поцелуи — особенно поцелуи и платоническая близость, а также вынужденные заигрывания и вымученная романтика — все это на него давило. Что он там думал насчёт Роджера? Сейчас он его понял. У него была своя вынужденная мера, и этой мерой являлась по-настоящему хорошая, добрая и искренняя девушка, которой, к сожалению, всё слишком не хватало воли, чтоб подумать о том, что её умный, интеллигентный парень вовсе не хотел бы играть данную социальную роль по отношению к ней. Шарлотта и правда была влюблена, и в этом её никак не упрекнешь: у нее в жизни вежливость и человечность встречались так редко, любое их проявление казалось ей свидетельством того, что в неё влюблены в ответ. И не сделать этого по инерции она просто не могла — не была научена. Ситуации разные, обыденность — одна и та же. И подумать странно, но тем не менее. А взгляда Брайан уже и не прятал. Да, один раз Роджер заметил, что Брайан смотрит на него, но практически никак не подал виду, дабы не спугнуть. Этим они пока и ограничивались, хотя и обида Брайана порядком подзабылась, и Роджеру хотелось иметь хоть что-то стабильное с этим человеком — что-то более весомое, нежели стабильное взаимоигнорирование, конечно же. А тем временем Роджер больше не ходил по дорогим пафосным ресторанам, но все больше откладывал на Кенсингтон. Фредди тоже копил, но естественно в такие сроки его сумма была вдвое — как минимум — меньше. Поэтому первый взнос полностью выплатил Роджер, а за Фредди был второй. Отделан магазинчик и так был неплохо: красные обои на стенах, белая плитка на полу, большие витрины — ничего выдающегося, но и вполне достойно. Тем более, Фредди бесспорно был тем ещё креативным разумом. В первый же день, когда деньги были уплачены, он перетаскал из квартиры все свои картины и в произвольном порядке развесил своих Джимми Хендриксов и Джонов Леннонов по стенам. Роджер даже говорить ничего не стал — так уж на удивление аутентично смотрелись портреты. Затем Фредди решил, что первое, чем надо обзавестись, так это одеждой, и воспользовался своей тактикой безотходного производства — принёс свои вещи и те, которые сам смастерил, но не надевал, кажется, больше одного раза. Производство было совсем уж безотходным, поэтому странных предметов гардероба набралось немало. Но все же недостаточно, чтобы открываться. Поэтому следующий день и Фредди, и Роджер провели за тем, что ездили по городу и скупали те вещи, которые приходились по вкусу. Финансов, конечно, больше было у Роджера, а потому тот решил сделать упор на качестве вещей, а не на количестве. А вот Фредди действовал наверняка, и к вечеру принёс целую гору пёстрых, ярких, сумасбродных вещей прямо в магазин. Роджер понятия не имел, что делать с чудесами дизайнерской мысли по типу джинсов с рюшами или рубашки без пуговиц, а потому положил более-менее привычные простому обывателю вещи поближе к витрине, на стенд, а остальное оба решили распихать по пространству, немного позабыв о искусстве расстановки, и отдались собственному ощущению эстетики. Впрочем, получилось не дурно: вешалки наши музыканты крепили от потолка, стройными рядами, чтобы одежда была прямо на уровне глаз (правда, о том, как об эти самые вешалки свои глаза не выколоть, позаботиться забыли), картины же создавали ощущение заполненности пространства, и в целом место получилось вполне уютным. Нет, совсем не глянцевыми, не дорогим, но уютным. Чувствовалось, что ни Фредди, ни Роджер понятия не имели, во что влезли и как все должно получиться, но очень старались. В таком месте в пору бы кофе да десерты подавать. Скромное открытие было запланировано на следующий же день. Среди специальных гостей были сам Брайан Мэй и Джон Дикон. Список специальных гостей был не очень широк и теми же Брайаном Мэем и Джоном Диконом и ограничивался, но никого это ни капли не смущало. Об открытии обоим сказал Фредди, поэтому договориться им не составило труда. На совести Джона была выпивка, а Брайан отвечал за то, чтобы как-то привлечь людей. И Брайан, вооружившись акустической гитарой и микрофоном Фредди, приготовился привлекать внимание. Признаться честно, ни Фредди, ни Роджер не ожидали, что не просто открывают магазин, но ещё и предоставляют музыканта и бесплатно наливают. А вот Джон проявил себя с довольно щедрой стороны и закупился шампанским и пивом с расчётом на то, чтобы повеселить всех как следует. — Господи, — смеялся Фредди, — когда я говорил «Поздравьте нас, ребята», я не имел в виду поздравления типа свадебного. Джон налил шампанского в одноразовые стаканчики, которые Роджер, быстро осознав весь размах торжества, купил в ближайшем кафе. Все, даже Брайан, выпили и поддержали веселье Фредди своим смехом. — Предлагаю отметить этот день в календаре и каждый раз вспоминать, — сказал Джон. — А вот и первая доработка, — продолжил Фредди, сидя в углу у витрины, — купить сюда календарь и ручку. — Доработка номер два, — оживился Роджер, закинув на Фредди ногу, — купить стулья. Брайан уселся на один из стендов и пригнул микрофон к гитаре. — Могу я высказаться насчёт доработок? — спросил он, наигрывая произвольную мелодию. — Конечно, — быстрее всех ответил Роджер, только услышав голос Брайана. Все на секунду даже замерли, но вскоре Фредди сбил неловкость, плеснув ещё шампанского в свой стакан и стакан Джона. — Отопление, — так же быстро отозвался Брайан. — Вам нужно утеплиться. Роджер и Фредди синхронно кивнули, а после Роджер предложил пока что утеплить Брайана и залил его стакан доверху. Держа бутылку, Роджер незаметно для Джона, или Фредди, или уже зашедшей парочки покупателей, коснулся пальцев Брайана, якобы потянувшись придержать его стакан. Незаметно, но… Довольно очевидно, что намеренно. Брайану было очевидно и как никогда приятно ощущать тепло чьих-то пальцев. Он улыбнулся, глядя на Роджера, и вдруг кивнул в сторону покупателей. — А вот и ваши дебютные посетители, — негромко сказал он. Почему-то совсем уж негромко. Роджер обернулся и подошёл к по видимому семейной паре, предложил выпить за открытие, но те отказались и поспешили покинуть магазин. Ну и черт с ними, подумалось Роджеру. — Мне нравится эта рубашка! — Брайан вновь переключил все внимание на себя, показывая пальцем на рубашку, висящую на вешалке. — Что, серьёзно? — спросил Фредди. — Конечно. Даже не сомневаюсь, кто её выбирал, Фред, — Брайан поднялся со своего стенда и снял пеструю рубашку с вешалки, прикладывая к своей груди. — Мне пойдёт, как думаете? Роджер не смог сдержать смешка и в унисон с Фредди воскликнул, что это будет шикарно. — Ах, тогда я буду вашим дебютным покупателем, раз те слишком высокого мнения о себе. Брайану смотреть-то на эту рубашку было больно, но ребята улыбались, а значит рубашка стоила того и уж точно оправдала затраченные на неё какие-то пятнадцать фунтов стерлингов. А ярче всех была улыбка Роджера. И лишь тогда Брайан понял, как же по ней скучал. Да и не только по улыбке. А потом в магазин забежали несколько подростков, и поток людей перестал огибать это место. Всего-то надо было дождаться трёх часов дня, чтобы к этой гламурной части рынка стали стекаться люди. И конечно дело было не в песне Джонни Кэша, которую играл Брайан, и не в рубашке, и даже не в шампанском, но почему-то Роджеру показалось, что хоть что-то бы без этого да и изменилось. Покупателей очаровывал Фредди, а Роджер смотрел на Брайана и слушал песни, потому что казалось, что все они посвящены ему. И так, наверное, и было, потому что Брайан никогда так от шампанского не краснел и не улыбался. И наконец Роджер сел рядом и сказал, что хочет, чтобы Брайан выступал в этой рубашке, а не в прикиде сынка королевы. Брайан только рассмеялся. — Тогда меня будет не отличить от вас, — и положил гитару на колени, сложив руки замком на её корпусе. — Но это и хорошо. Все музыканты выглядят как мы, — сказал Роджер с некой гордостью, и Брайан засмеялся. После возникло недолгое молчание, но не напряженное, нет, оба просто думали о том, что из скопившихся за это время вещей рассказать скорее. — Знаешь, я сейчас живу у прилежной британской семьи. В отдельной комнате. Мне кажется, меня к себе они пустили не столько из-за денег, сколько из-за того, что теперь могли без страха оправдывать пословицу, что в семье не без урода. Но я не жалуюсь. Брайан вновь улыбнулся и показал, что внимательно слушает. — У меня даже появилась маленькая фанатка, — продолжал Роджер, улыбаясь, — её зовут Грейс. Чудная девчонка. А недавно спросила меня, взял бы я её замуж. И ты знаешь, она пыталась учить меня готовить. Да, я… Я все так же не умею. Мы пытались сделать макароны с сыром и кинули пару ломтиков прямо в кастрюлю. Отмывали долго, кстати. Но зато весело. Брайан тихо рассмеялся, а после и Роджер. И давно они оба не чувствовали себя такими нужными, давно не ощущали этой лёгкости. Для Брайана этот разговор значил больше, чем все остальные, и чёрт знает почему, но давался поразительно легко. Когда Брайан уже собирался с мыслями, чтобы ответить, его вдруг отвлекла мягкая горячая ладонь, что легла на плечо. Черт, точно, он позвал Шарлотту, поддавшись примеру Джона, который сразу же спросил, можно ли приводить девушек, после того, как Фредди объявил об открытии. И тогда Брайану показалось это… Хорошей идеей. Ну, то есть как хорошей: он знал, как одиноко бывает Шарлотте и что на открытии будет достаточно людей, чтобы отвлечь внимание от них. И всё пошло немного не так. Шарлотта наклонилась и поцеловала Брайана в щеку, сказав на ухо приветствие. — Я уже и не думал, что ты придёшь, — Брайан развернулся и стал улыбаться теперь уже ей. — Пришлось задержаться на работе. Итак, что тут у нас? — Шарлотта огляделась. — А мне нравится. Особенно картины. И что это у тебя за рубашка? Говорила она и что-то ещё, но Роджер больше не слушал. Что-то, что грело в этот вечер, сейчас обожгло, и виной этому была не эта девушка, не Брайан; Роджер знал, что во всем виноват сам…