Время последних

Брайану хотелось остаться. Безумно хотелось. Ему не нужны были какие-то конкретные перспективы, вполне хватило того, что уже случилось: небольшой разговор, прикосновения, взгляды… И лишь бы это не кончалось. Ну или хотя бы не так быстро. Хотя позже, уже вернувшись к себе домой, вдруг понял, что если бы остался, непременно наделал бы глупостей. Глупостей вроде случайного поцелуя, когда все были бы увлечены чем-то другим, вроде мысли о том, чтобы вернуть что-то. Глупости, несомненно. Потому что даже Брайан с его отнюдь не богатым опытом общения с людьми знал, что как правило они не меняются, и всё — то есть, вообще всё — будет повторяться до тех пор, пока ты сам все не изменишь, пока не скажешь «хватит». Ну или пока тебя не услышат. История циклична, и не нужно воспринимать это по отношению только к истории мировой. Иногда надо сосредоточиться на себе и своей жизни. Брайану нравилась перспектива спокойной жизни с хорошим человеком, чтобы один и навсегда, но… Он с нервным смешком, с неприязнью к самому себе постепенно начинал осознавать, что нравилось ему это действительно только в перспективе. Вот Шарлотта была хорошей. То есть, кажется, у неё не было шила в заднице и склонности к бесконечному сексу. Она даже почти бросила курить. Ну и что? Что, Брайан был счастлив? Нет, ему просто было все равно. Конечно, разговоры приносили радость. И конечно она хорошо шутила, отлично разбиралась в кино: не воротила нос от любимых Брайаном «Страха и вожделения», «Лолиты» и даже до самого конца смотрела с ним «Одиссею-2001». И ни слова не сказала о том, что чувствует, как из неё уходит молодость, в отличии от Фредди, который буквально изошелся трауром по своему потерянному времени, когда Брайан пытался посвятить его в свои увлечения. Что ж, это дорогого стоило и явно было не просто так, и он знал. Знал, что должен дать что-то взамен, но даже поцелуи ему давались с трудом. И что уж говорить о том, чтобы сделать с ней что-то большее?.. Подумать странно и страшно. Сейчас же они лежали на диване у Брайана, смотря какой-то дневной сериал, в котором и ухватиться-то было не за что. Брайану нужно было на репетицию к четырём, и Шарлотта знала это, однако не торопилась собираться домой, потому что не хотела, чтобы Брайан был сейчас… Там. Точнее, с тем красивым блондином, которым был так увлечён тогда, в вечер открытия. Да, это было глупо с её стороны — ревновать парня к другому парню, потому что… Потому что Брайану нравились девушки, и точка. Нравилась она. Или нет? Шарлотта была достаточно умна, чтобы сопоставить что-то в голове. То, что о Роджере Брайан практически ни разу не сказал ни слова, в то время как о Фредди он мог болтать бесконечно, и даже о Джоне нет-нет да и проскакивали упоминания, но о Роджере — буквально ни слова. И в тот же вечер она поняла, что они друзья, что им точно есть, что обсудить друг с другом. И даже заметила, что Брайан был её появлением… Разочарован? Она не была уверена, но что если? Но к уму обычно прилагается тактичность и умение критически мыслить, искать логичные варианты… Она и молчала. Ни слова Брайану не сказала. Только отпускать не хотела все равно. — Да уж, эта чудесная передача по телеку даже твоего Кубрика переплюнула… Поздравляю, я официально признаю «Одиссею» главным экшен-фильмом шестидесятых, — сказала Шарлотта и хлопнула в ладоши. Брайан иронично усмехнулся и приподнялся с дивана. — Знаешь, — ответил он, — «Одиссея» идеальна. Я старался найти просчёты, но не могу. Я просто не могу. Она идеальна во всем, и это подтверждают критики. — Идеальна… А кино не должно быть идеальным. Ничто не должно быть идеальным, а то скучно невероятно. — Я думал, тебе понравился фильм. И даже не пытайся философствовать. Во-первых, мы оба знаем, что в этом я тебя уделаю, — Брайан говорил, надевая свитер, — а во-вторых, я уже ухожу. Шарлотта вздохнула и продолжила. — Не могу не философствовать, когда ты ради эфемерных целей покидаешь меня. — Снова все сводишь к тому, что смысла в жизни нет? Забрать бы у тебя всего Ницше и запретить приближаться к подобной литературе в принципе, — Брайан пошёл в коридор, чтобы обуться. Шарлотта же последовала за ним. — Но так и есть. — Ой, раз уж так хочешь, — Брайан чуть помолчал, завязывая шарф, — ты идёшь со мной? Шарлотта быстро обулась и снова стала увлечённо выслушиваться. — Раз уж так хочешь: каждый сам определяет для себя смысл жизни. — Раз каждый сам определяет, это не смысл жизни, а мнение или теория… Около колледжа они расстались, когда каждый остался при своём мнении. И Брайан с ней здорово забылся. До тех самых пор, пока у входа она не стала целовать его в губы. Это все так же отрезвляло, в самом гнетущем смысле этого слова. Роджер на репетицию пришёл вопреки обыкновению раньше всех. Потому что раньше так делал и Брайан. Но в этот раз вторым оказался Фредди, затем подтянулся Джон, а Брайан опоздал. И Брайан же был тем, что притягивало все внимание Роджера снова, и это было взаимно. Когда Фредди на свой страх назвал игру Роджера сырой, и тот не отреагировал буквально никак, тот все понял. На удивление понял и даже решил не нагнетать, хоть все и понимали, что этот подарок они получили в последний раз. Поэтому репетиция прошла быстро, и Фредди с Джоном так же быстро оставили их наедине. Само собой получилось как-то… А Брайан вяло зачехлял гитару. Очень, очень неспешно. — Так у тебя есть девушка? — спросил Роджер, так и сидя у себя за барабанами. — У меня… Есть, — спокойно ответил Брайан. Роджер поднялся и медленно подошёл ближе, не слишком тихо, чтобы Брайан понял, но и не так резко, чтобы как-то его спугнуть. — Она хорошая? — вновь спросил Роджер, но буквально сразу же задал и новый вопрос: — А мне казалось, тебе нравятся светлые. Брайан громко вдохнул и выдохнул. Только не этот тон, не близкое дыхание. Он мог сорваться, он знал, что желание и время творят с ним. — Есть сведения, что не очень уж мне везёт со светлыми. А она хорошая. Роджер приблизился сильнее, буквально к спине Брайана, так и застывшего над своей гитарой. — Разве это научно? — спросил он, едва касаясь бедра Брайана своим. Тот все ещё пытался показывать свое полное равнодушие, но смысла это уже не имело. Все всё понимали. — Нет, — ответил Брайан. А затем он повернулся, сделал пару шагов назад, пока не упёрся спиной к стене. Более прямого намека, буквально призыва к действию, Роджер и вообразить не мог, а потому, стараясь все ещё выглядеть спокойно, подошёл вновь, но теперь уже совсем уверенно. Брайан от волнения выпрямил сутулую спину, и оттого стал даже слишком высоким. Он был высоким настолько, что Роджер мог целовать его только тогда, когда Брайан этого хотел, и сейчас… Сейчас они целовались. Сначала — медленно и обрывисто. Роджер то отстранялся, то вновь накрывал губы Брайана, будто давая шанс передумать и тут же его лишая. Он держал руками его за талию и плечо, потому что что-то менять сейчас было бы неправильно, невозможно. Но затем все более глубоко и страстно, и Брайан целовался так, будто не было этих месяцев, будто не он краснеет при любых пошлостях. Целовался, не помня себя и ни о чем не думая. Сначала он целовал Роджера в губы, а после в шею, щёки и туда, куда хотелось, и туда, куда попадалось… Он смог остановиться, хоть дыхание предательски сбилось, а колотившееся в груди сердце будто требовало продолжения. Оба были возбуждены так, что в любую минуту могла произойти неприятность, знакомая всем молодым людям: виноваты узкие джинсы, возраст и то, что секса в этом поцелуе было больше, чем во всем, что за это время происходило между Роджером и его любовниками, но в то же время он был менее порочным, чем все те поцелуи, что были между Брайаном и Шарлоттой. — Здесь нельзя, — объяснил Брайан. — И мне пора. — Иди. Быстро, иди, — Роджер отошёл от стены. — Я за себя не ручаюсь. — Я тоже не ручаюсь, — впервые за всю жизнь сказал Брайан. Но схватил гитару и вышел прочь, потому что на шутку произошедшее сейчас и происходящее все ещё у него в голове совсем не было похоже. И до добра бы не довело. История не повторилась, и Брайан мог бы гордиться, вот только всю дорогу до дома не мог себя заставить подумать о том, как правильно поступил. Будто бы места в мыслях не осталось...