Этот день навсегда останется в моей памяти. Что я наделал! Чуть не убил того, кто составляет смысл всей моей жизни! Это было самое страшное, что со мной когда-либо происходило — смотреть, как самый важный для меня человек падает окровавленный, сражённый моим же заклинанием. Я вложил всю свою ярость и огромное желание уничтожить ненавистного Поттера в Сектумсемпру, и не ожидал, что Ал заслонит мерзавца собой. Когда я увидел, как Ал, весь в порезах, оседает на пол, то кинулся к нему со всех ног, но Поттер связал меня Инкарцеро, и я, вместо того, чтобы помочь Альфреду, оказался лежащим рядом, в увеличивающейся с огромной скоростью луже его крови. Поттер, вместо того, чтобы остановить кровотечение, пытался отправить Патронуса мадам Помфри, но у него ничего не вышло.
— Гриффиндурок, помоги Алу! Необходимо срочно остановить кровь!
Он, со злобой взглянув на меня, подбежал к Альфреду и начал заживлять порезы, но так медленно и неловко, что я закричал:
— Отпусти меня! Я никуда не убегу и помогу ему. Это нужно сделать немедленно.
Поттер освободил мои руки. Ноги остались связанными. Я подполз на коленях к израненному телу, начал водить над ним палочкой, сначала шепча заживляющее заклинание над самой страшной раной на животе, из которой буквально хлестала кровь, а затем над порезами поменьше, на груди и руках. Пока я трудился над Альфредом, Поттер успел сбегать за помощью. Появилась мадам Помфри, за ней Дамблдор, и Ала переправили в больничное крыло. Я успел на прощание дотронуться до его руки, прошептав: «Прости меня…прости…прости...» Но он, конечно же, не услышал, его мертвенно-бледное лицо и ледяные руки — последнее, что я запомнил. До сих пор это снится мне в кошмарных снах.
Меня увёл к себе директор, он расспросил меня о случившемся. Я признался ему, что это я виноват в том, что произошло с Алом. Дамблдор сказал, что очень разочарован во мне, что я совершил ужасный поступок и ещё что-то о моём исключении из школы.
Единственное, что дошло до меня, словно сквозь какой-то туман, это то, что я не буду больше учиться в Хогвартсе. Я понял, что если не буду учиться, значит, не смогу больше видеть Ала. От этой мысли всё внутри сжалось. Мне было плевать на то, что я не закончу школу и не получу образование. Не видеть Альфреда — вот самое ужасное наказание.
Меня заперли в комнате, примыкающей к кабинету директора, и я, как на иголках, ожидал новостей о здоровье моего друга. Несколько часов Ал находился без сознания, в тяжёлом состоянии. Директор заходил пару раз, сообщая, что Альфред так и не пришёл в себя. Дамблдор распорядился принести мне чай с бутербродами и трансфигурировал один из стульев в диванчик, посоветовав отдохнуть, так как завтра предстоял непростой день.
Я лежал с открытыми глазами, но стоило мне их закрыть, как передо мной сразу же возникало окровавленное смертельно-бледное лицо самого дорогого мне на земле человека. Я так и не смог уснуть, и всю ночь мысленно молил Мерлина, чтобы Ал пришёл поскорее в себя и его жизни ничего не угрожало.
Самая длинная ночь в моей жизни прошла в ожидании директора с информацией о состоянии Ала. Больше меня не интересовало ничего. Плевать, что будет со мной и моей жизнью.
Слава Мерлину, утром мне сообщили, что Альфред очнулся. Очень хотелось его навестить, но мне не разрешили выходить. Меня перевели в отдельные покои в Подземельях, там была только кровать, небольшая тумбочка и ванная комната, а еду приносили эльфы. Я сходил с ума от беспокойства. Мне казалось, что я провел в этой крохотной душной комнатке целую вечность, но прошло чуть больше суток. Потом появился директор и сообщил, что с меня сняты все обвинения и что я свободен. Он говорил что-то ещё, но я больше не слышал его слов. В голове была лишь одна мысль: сейчас я увижу Ала. Со всех ног я бросился в больничное крыло. Мадам Помфри посмотрела на меня зло и отказалась впускать, потому что Ал ещё спал.
Я сидел под дверью, ожидая позволения увидеть друга. И вот, наконец, мне разрешили войти в палату. Ал лежал, прикрыв глаза. Я позвал его, но он, безразлично скользнув по мне взглядом, тут же отвернулся к окну.
— Прости меня! Я не хотел причинить тебе боль. Давай забудем всё и начнём сначала!
— Поздно, Северус, уходи. Ничего не вернуть. Не навещай меня больше.
Я забыл, как дышать. В горле встал ком, и, если бы в тот момент я произнес хоть слово, то не смог бы сдержаться. Мне так хотелось обнять Альфреда, прижать к себе, поцеловать каждый след от моего проклятья на его теле. Он заметил, что я смотрю на шрамы, и произнёс:
— Мадам Помфри говорит, следов не останется. Я не сержусь на тебя. Понимаю, что это предназначалось не мне, но ты не должен был использовать это заклинание. Ты же мог убить Поттера. А теперь, прошу, уйди.
С тяжестью на сердце я поплёлся к себе в спальню.
Начались каникулы. Ал ещё некоторое время должен был провести в больничном крыле, и я тоже решил остаться в школе. Многие разъехались по домам навестить родителей. Накинув на себя чары отвлечения внимания, я каждый вечер пробирался в больничное крыло и смотрел на Альфреда. Чаще всего он спал или читал какой-нибудь учебник. Было горько, что по своей глупости я потерял его любовь. Сможет ли он когда-нибудь простить меня? Ведь он говорил, что я дорог ему. Из-за своей ревности я разрушил всё, что было между нами.
Через пару дней, утром, спустившись к завтраку, я увидел друга за общим столом. Я подошёл и уселся рядом. Он ковырял ложкой овсянку, не обращая на меня никакого внимания. Улучив момент, когда он остался в одиночестве в нашей гостиной, я попытался ещё раз поговорить с ним о нас, но он даже слушать меня не захотел. Я понял, что о возобновлении наших отношений и речи быть не может. Стало так плохо, что не хотелось жить.
Я не общался ни с кем, только с Регулусом иногда перекидывался парой фраз. Но я делал это корысти ради, пытаясь выяснить, как дела у Альфреда и жадно ловя каждое слово о моём зеленоглазом наваждении, что удавалось вытянуть. Только вот Регулус больше втолковывал мне про реформы своего кумира, чем рассказывал про друга. Я слушал его, соглашаясь, иногда невпопад кивая. Таким образом я, оказывается, согласился поучаствовать в одном из собраний последователей Тёмного Лорда и даже пожить в доме Блэков летом. Я только надеялся, что дружка Поттера не будет в это время. По крайней мере, Регулус уверял меня, что тот сбежал из дома и больше не живёт на Гриммо.
Летние каникулы наступили незаметно и слишком быстро. Я не готов был покинуть Хогвартс и нашу общую гостиную, где можно было хоть иногда тайком смотреть на моего Альфреда.
С вокзала я отправился сразу к Регулусу. Богатый особняк поразил своим убранством. Мне выделили целую комнату. Регулус продолжал обучение даже во время каникул, а свободное время мы любили проводить в библиотеке, и в одной из старинных книжек нашли много заинтересовавших нас рецептов зелий. Кое-какие из них мы пробовали сварить, а ещё нам попался рецепт омолаживающей мази. Изготовили мы её целый котел, несмотря на дороговизну ингредиентов. Регулус был очень горд и доволен собой, радовался, что смог подарить её своей матери, которая обычно покупала такую мазь в аптеке за баснословные деньги. Странно, но её запах немного напомнил об Але, иногда от него пахло чем-то подобным.
Иногда в гости приходил Малфой, мы ужинали, а потом он, забрав нас с Регулусом в малую гостиную, долго и с увлечением рассказывал о Тёмном Лорде и Пожирателях, предлагая мне и Блэку встать под их знамёна. Регулус очень хотел вступить в их ряды немедленно. А я, порассуждав, что хоть Альфред и высказывался против политики Тёмного Лорда, но больше шансов завоевать его любовь будет у молодого и перспективного учёного, чем у нищего оборванца, решил составить Регулусу компанию. Потому наше посвящение было назначено на конец октября.
Пробыл я у Блэков значительную часть летних каникул, но домой всё же пришлось вернуться. Всё было ожидаемо: пьяный отец-маггл, вечные крики, ругань, и запуганная мать. Сбежать хотелось уже на второй день моего пребывания. Что я практически и сделал, возвращаясь домой только поздней ночью, чтобы переночевать. Ала удалось увидеть пару раз. Я пробирался тайно к дому Эвансов и, спрятавшись в кустах, караулил у входа, накинув на себя чары отвлечения внимания. Пару раз мне улыбалась удача, и я сидел, замерев, стараясь не дышать, когда он с Лили или Петуньей выходил на прогулку из дома. Он смеялся и болтал о какой-то ерунде. И я завидовал ему, тому, что он смог вот так, разом, вычеркнуть и меня, и всё, что между нами произошло, из своей жизни, и наслаждался ей, а я не мог, и, мне казалось, не смогу никогда. Но этого можно было ожидать, ведь я сам был виноват, что его больше не будет рядом. Чего я хотел?
Каникулы подошли к концу, и наступило долгожданное первое сентября. Войдя в поезд, я ходил, разыскивая Альфреда, заглядывая во все купе. В одном из них обнаружились Джеймс и Лили. Он что-то рассказывал, а она заливисто смеялась, и сразу было понятно, что между ними зарождалось нечто большее, чем просто обычная дружба.
Оказалось, что Ал вернулся в Хогвартс раньше окончания каникул и учился он теперь не с нами, а по какому-то другому учебному плану. Видел я его чаще всего только в библиотеке, которую он, кажется, вообще не покидал.
К концу сентября Ал, сдав все экзамены и получив диплом, покинул Хогвартс, удивив этим многих. Уехал он, даже не простившись. Просто в один из вечеров Регулус сообщил с восхищением, что Альфред, подготовившись самостоятельно за лето, сдал все экзамены, и сегодня, получив диплом, уехал. Да, я тоже восхищался им. Ведь каким же необходимо обладать терпением и талантом, чтобы за лето изучить всю программу седьмого курса самостоятельно.
Кажется, что я сыграл в этом определённую роль. Если бы не моя Сектумсемпра в тот вечер, он не стал бы так поспешно сбегать. С тех пор я занимался с утроенной силой. Зелья, защита и окклюменция с легилименцией — вот чем были заняты все мои дни.
Стану достойным тебя во всем, вот увидишь. И не будет больше бедного, никому не нужного полукровки. Я убеждал себя в этом, когда принимал предложение Малфоя вступить в ряды Пожирателей. Если бы я знал, чем это для меня обернётся.
Меня не заставляли ходить в рейды, не давали никаких опасных заданий. Моя задача заключалась в варке сложных зелий и совершенствовании в этом. Даже нашли учителя, который должен был подготовить меня к экзамену, чтобы я стал Мастером зелий. Повелителю необходим был свой собственный Мастер, о чём меня и уведомили изначально. Для этой цели меня принимали, а также намекнули, что скоро возникнет необходимость в информаторе, который сможет добывать сведения о Дамблдоре, его деятельности и его единомышленниках.
* * *
Учебный год подошёл к концу, и я с тоской бреду по коридорам школы, понимая, что я уеду и ничто больше не будет напоминать мне о произошедшем, и от этого мне до ужаса тоскливо. Всё здесь для меня связано с тобой. Вот здесь ты любил читать, удобно устроившись в кресле и подтянув к подбородку колени. А там тебе нравилось гулять или просто сидеть, усевшись под пушистый разлапистой ивой. Воспоминания о тебе — это всё, что у меня осталось. Но они не потускнеют и не исчезнут с годами, так же, как и моя любовь. Я безмерно тебя люблю, и не успел рассказать тебе об этом. Желая обладать в одиночку сокровищем, на которое у меня не было права, я потерял его навсегда. А ведь достаточно было просто принять тебя таким, какой ты есть, а не душить своей ревностью. Ведь ты так хотел быть рядом со мной, но я умудрился разрушить всё, убить твою любовь. Тяжело вздыхаю. Вещи собраны. Завтра выпускной, и скоро я навсегда покину эту школу.
Иду неспешно по пустынному коридору и случайно замечаю человека в дорогой тёмной мантии, отливающей зелёным. Его каштановые волосы до плеч собраны в аккуратный хвост. Он идёт очень быстро к выходу, кажется, не замечая ничего вокруг. Сердце бешено начинает биться о рёбра, и я бегу за незнакомцем, на ходу выкрикивая:
— Ал! Ал!
Человек вздрагивает, останавливается и поворачивает голову в мою сторону. Он изменился, повзрослел. Больше не похож на подростка. Ростом не стал выше, а я, видимо, всё же подрос за этот год, потому что, когда я подлетаю к нему, он задирает голову, чтобы посмотреть в моё лицо. Всё такие же ярко-зелёные глаза, пропала подростковая припухлость на губах и лицо похудело, обретя более жёсткие черты, но от этого глаза, так сводящие меня с ума, выглядят ещё огромнее. Я знаю, он оттолкнёт меня и не позволит ничего, поэтому, пока он не пришёл в себя от нашей встречи, приближаюсь к нему вплотную и, прижав к себе, впиваюсь жадным поцелуем в такие желанные любимые губы, понимая, что это в последний раз. Он от неожиданности замирает, потом горячо отвечает на мой поцелуй, а через мгновение, словно придя в себя, пытается что-то сказать, оттолкнуть, но оседает на пол в моих объятьях, бледнея с каждой секундой. Подхватываю его на руки и тащу в больничное крыло. Мадам Помфри, с которой я в последний год за время моих отработок в больничном крыле успел подружиться, испуганно смотрит на меня:
— В чем дело, Северус?
Обычно я никогда не врываюсь так в её владения. Заметив в моих руках Ала, она помогает уложить его на кровать и начинает водить над ним палочкой, проверяя состояние.
— Похоже на действие какого-то отсроченного проклятия. Смертельного проклятия, — при этих словах всё замирает от страха внутри.
Нет, я не могу его потерять…
Вызывают колдомедика из Мунго, который обследует Альфреда, а новости по школе распространяются с огромной скоростью и, кажется, уже все знают, что произошло. У входа в больничное крыло ожидают вердикта колдомедика взволнованные Джеймс и Лили. Оставив её около окна, он подходит ко мне и угрожающе наставляет на меня палочку:
— Что ты с ним сделал, Нюниус? Что произошло?
— Я не причинил ему никакого вреда. Я… он просто потерял сознание!
— Так просто люди не теряют сознания посреди коридора. Что ты ему сделал?
— Поцеловал.
— Что ты? Ты что? Против его воли? Ты идиот! Что ты наделал!
— Не против! Он был не против и ответил на мой поцелуй, а потом потерял сознание!
Тут выходит мадам Помфри, пытаясь также выяснить у меня подробности произошедшего, потому что специалисты из Мунго не понимают, как снять проклятие, а Алу хуже с каждой минутой.
Джеймс бледнеет и, повернувшись к мадам Помфри, сообщает, что знает, что произошло с Альфредом и как ему помочь, но не будет при посторонних рассказывать об этом. Помфри уводит Поттера, а я остаюсь под дверью в неведении.
Спустя бесконечно долгих полчаса Поттер покидает палату, виновато втянув голову в плечи. Ему вслед раздаётся суровое:
— Вы понимаете, молодой человек, что такими вещами не шутят! Хорошо, что мы вовремя разобрались, в чём дело.
Все уже давно разошлись, а я продолжаю упрямо сидеть под дверями палаты в надежде хоть ещё на минуту увидеть Ала. Честно сказать, боюсь, очень боюсь, что, если уйду, он снова исчезнет, и я не смогу найти его.
Меня впускает мадам Помфри, всего на пару минут перед отбоем и, оставив нас наедине, удаляется.
Подхожу, осторожно встаю у изголовья. Он смотрит на меня, а его зелёные глаза лучатся тёплым светом, согревая меня.
— Рад, что тебе лучше, — выдавливаю, неуклюже переступая с ноги на ногу.
Он, улыбнувшись, произносит:
— Я тоже, — и вдруг протягивает ко мне руки, а я, теряя голову, ныряю в его объятья.
Ал шепчет, бережно прижимая меня к себе:
— Всё… всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.
Тихонько всхлипнув, украдкой стираю непонятно откуда взявшуюся влагу со своих ресниц.
* * *
Я не покинул Хогвартс вместе с другими учениками. Ещё несколько дней я проживу здесь, помогая мадам Помфри, пополняя её запасы лечебных зелий, и ожидая выздоровления Альфреда. Когда ему станет лучше, мы вернёмся вместе в наш пустующий дом, где были так счастливы когда-то.
