Выгода

Локи обвел задумчивым взглядом небольшое здание. Он с Ингрид ушел под предлогом прогулки, и, когда они были уже более чем наедине, она поделилась с ним найденным местом, уверяя, что это может быть интересно ему, и привела какими-то странными тропами сюда. Заметив пьедестал в самом центре, он уже догадывался, чем могло оказаться это место. Вероятно, здесь и хранился ледяной ларец, который Один изъял у йотунов много веков назад. Это место было давно забытым всеми, но Локи чувствовал в нем частички магии, которая пронизывала стены. Руны наталкивали его на некоторые мысли, но стоило ему зацепиться взглядом за обозначения трех Аттов, то все теории рассыпались. Локи опустил взгляд под ноги и чуть отошел, разглядывая царапины на ледяном полу и высеченные в нем узоры. Он прищурился и присел. В этих небольших углублениях что-то поблескивало. Локи провел пальцем по одному из узоров, и на подушечке осталось самое настоящее золото, которое встречалось и в Асгарде. — Что за бред?.. Локи задумчиво потер необычайно мягкое золото меж пальцев, как его виски пронзила резкая боль, словно кто-то втыкал ему в голову несколько острых холодных игл. Он тяжело выдохнул, опадая на колени, и заморгал от такого же неожиданного жжения в глазах. Через минуту его тело замерло, глаза широко раскрылись, и перед ним, словно наяву, проносились обрывки минувших дней. Храм сиял в своем великолепии, еще целый и величественный, но этой красотой не удалось насладиться: стены сотрясались с невероятной силой, а снаружи раздавались жуткие крики и лязг металла. Синюшный младенец кричал ничуть не тише, дрожа всем своим маленьким и слабым тельцем. Белокурая женщина сама готова была расплакаться, прижимая к груди ребенка, но раскисать было некогда. Если и она сейчас опустит руки, то уже никто не поможет ни ей, ни ее сыну, ни народу, ставшему для нее родным. Женщина поднялась с колен и поспешила спрятать сына за одной из колонн, надеясь, что его плач не будет слышен среди этого ужаса, надеясь, что ей хватит сил удержать храм и не дать ему обрушиться. Малыш заревел еще сильнее, как она попыталась уложить его, и вцепился ладошками в материнское одеяние. Она тяжело вздохнула, поднимая к потолку глаза, полные слез. Старалась, очень старалась держать себя в руках и спасти самое дорогое, что успела обрести. Женщина мягко поцеловала ребенка, который не собирался успокаиваться, в лоб и с трудом отцепила его ручки от себя. Ей самой было невыносимо тяжело спускать его с рук, видя, как тот дрожал от страха и слез, как надрывался, просясь обратно к ней, но… нужно было. — Если хоть что-то осталось от трех Аттов за этими черными тучами… пусть они сберегут тебя, — прошептала она дрогнувшим голосом, смотря на ребенка в последний раз. Женщина укутала его в палантин, оставляя за колонной, и быстрыми шагами вернулась к центру храма. Последние слезы стекли по белым щекам, оставляя за собой золотые мокрые дорожки, и вместе с ними ушли вся жалость к самой себе и страх за собственную жизнь. Остались лишь необъятная сила, заключенная в женском теле, и воинственная решимость. Локи чуть было не завалился всем телом на пол, но вовремя выставил руку вперед. Сознание немного прояснилось, и он опасливо огляделся в зале. Это была лишь короткая передышка перед следующим обрывком. Скользнула белая завеса перед глазами, и в ушах вновь зазвучали звуки и картинки тех ушедших дней. Уже знакомая женщина встала напротив пьедестала с ларцом зим. Острые черты лица придали ей хищный и озлобленный вид. Она протянула тонкие руки к ларцу, из которого вырвался столп голубого света, просочившегося сквозь отверстие в потолке. Стены храма сотряслись, словно от новых ударов, снаружи раздалась очередная волна криков, полных боли, завыли ветра с неистовой силой. Она отпустила ларец, наблюдая и прислушиваясь к звукам снаружи. Убеждалась, что магия продолжала сочиться из него, продолжала разгонять страшные тучи, даруя йотунам больше сил, даруя им преимущества, продолжала занимать сторону йотунов, принося асам безмерные страдания во льдах и вьюге. Внутри теплилась слабая надежда на победу, но… она была растоптана, стоило раздаться глухому удару по дверям храма. Те легко раскрылись под тяжестью. Женские глаза блеснули, и ненадолго всю ее захлестнуло отчаяние. Все окажется бесполезным, если ей не удастся защитить… Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в собственную кожу до боли, и решительно развернулась, готовая биться до самого конца. На пороге же на нее взирал Один, сам Всеотец, и тяжело дышал, но было видно, что он еще был полон сил для борьбы. В сильной руке сжимал он гунгнир. Глазница была полна запекшейся крови, но это было последним, что волновало аса. — Ты посмел заявиться сюда? — зло прошипела женщина, стоя недалеко от ларца. Она знала, что защищала. Не столько магический артефакт, который была сильна создать вновь, сколько единственно ценное здесь, все ее сокровище. Материнское сердце заныло в страхе, когда в храме больше не раздавался детский плач. Но кинуться в ту сторону нельзя было… нельзя. Асы злы, асы коварны и готовы пойти на все ради победы. Ей ли не знать, выросшей среди них и гонимой ими? — Прекрати ворожбу, Гулльвейг, и останови их, — раздался тяжелый, властный голос Одина. — Пока еще есть, кого останавливать. За его спиной были видны яркие последствия всех сил и ее, и ледяного ларца. Погода бесновалась, магия йотунов превосходила в разы… это давало им преимущество, но и асы были не с голыми руками. Раздался слепящий свет снаружи, и внутри Гулльвейг все задрожало. Разрушитель. Один смог заставить карликов создать одно из самых страшных орудий, которое пускать в ход было уже запретно. — Самодовольный старик! — гневно рявкнула она, взмахивая окровавленной рукой. Тело Всеотца сковала такая сила, что дыхание становилось уже затруднительным, а остальные действия — тем более. — Я пришлю твою голову как подарок к ужину, — ядовито продолжала Гулльвейг, медленно сжимая кровавые пальцы и наблюдая, как мужское тело обмякало, — твоей же жене. Я буду счастлива видеть ужас в ее глазах. Это будет достойной платой за ее безразличие, когда меня душила собственная же магия. Гунгнир вывалился из ладони, что еще минуту назад крепко сжимала рукоять, а из горла Всеотца вырвался хрип. Он силился, он боролся с ее путами, не ведая, что успела освоить за эти века Гулльвейг, не ожидая от нее такой прыти. Недооценил и попался. Глаза Гулльвейг искрились от переполнявших ее чувств и магии, из них покатились золотые слезы, полные злобы, а губы, которые буквально этим утром лучезарно улыбались родному сыну, исказились в страшном оскале. Погода снаружи продолжала бесноваться, как и магия внутри женщины. Детский плач раздался так же внезапно, как и закончился до этого. И именно это затуманило Гулльвейг, вся ее злоба снизошла на нет, а по голове словно обухом ударили. Сердце было готово разорваться от жалобного хныканья и кряхтения, от таких знакомых звуков, похожих на «ма», которыми обычно сын звал ее. Ее пальцы мгновенно распрямились, отпуская из смертельных пут Одина, а глаза в испуге метнулись к той самой колонне. Ей нужна была всего пара секунд. Всего пара жалких секунд, чтобы убедиться, что ребенок цел. Эта короткая заминка послужила роковой ошибкой для Гулльвейг. Один, мгновенно вздохнув, не стал растрачивать ценные секунды зря и схватился за гунгнир, видя, что это… никак не разрешить иначе. Соображал быстро. Гулльвейг издала хриплый стон, когда копье с лету вонзилось в ее грудь, проходя насквозь и застревая где-то наполовину в ее теле. Женские глаза остекленели, и она с трудом перевела их на Одина, который все еще держал руку вытянутой после броска. Слезы перестали течь, а на ее лице отразились отчаяние и тоска. Губы Гулльвейг дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, но… ничего. Золотые полосы стремительно покрывали ее тело, это же золото стало сочиться из ее глаз и стекать с приоткрытых губ, капая на ледяной пол. До тех пор, пока все ее тело не рассыпалось от дуновения ветра на золотые лепестки, ничего более после себя не оставляя. Гунгнир же с громким стуком свалился на пол. Один неверящим взглядом смотрел на место, где еще секунды назад стояла Гулльвейг, а ребенок уже плакал навзрыд, просясь на материнские руки. Локи тяжело задышал, понемногу приходя в себя, и заморгал, частенько оглядываясь. Все это… оно?.. Он отдернул руку от пола, которой опирался на узоры, залитые золотом. Ее золотом. Вернее, из ее тела. Локи прошиб пот от неприятного осознания, и он мгновенно поднялся на ноги, отряхиваясь. Не хотелось вновь думать о том, к чему он прикасался, что… чем все это было. Излишние размышления, особенно здесь, могли привести к рвотным позывам. И это еще мягко. Он, безусловно, был в боях, и ему случалось видеть раненых и убитых, их кровь пятнала и его руки. Но это… это было чем-то иным. Локи поспешил убраться оттуда, поскорее на воздух. Он чуть ли не выскочил наружу, замирая на ступенях с тяжелым дыханием. Ингрид, стоявшая все это время здесь, удивленно посмотрела на него. Не хотела мешать ему там, но… такой реакции от него не ожидала. Что произвело на него такое впечатление? Ей казалось, что он даже побледнел. — Локи? — мягко спросила она и пошла ему навстречу, берясь за его ладонь. — Что на тебя нашло? Он сглотнул, сжимая ее ладошку в ответ, и вновь оглянулся на обветшалое здание. Ингрид терпеливо ждала, хотя взгляд у нее был вовсе не спокойный. — Локи, — тихонько позвала она его, погладив по ладонь. — Что ты видел?.. Локи со вздохом повернулся обратно к ней и накрыл ее ладонь своей, удостоверяясь в реальности происходящего. — Как, ты говоришь, нашла это место? — Меня Кот привел, — просто выдала она. — Что тебя так… поразило там? Локи задумчиво молчал, рассматривая ее лицо, и медленно пошел с ней прочь от храма. Ему нужно переварить все это одному. Одному. Ингрид остаток дня, видя его молчаливость и задумчивость, не расспрашивала его. Все же это касалось в первую очередь его самого, к ней это не имело какого-либо отношения. Она выслушает, если он захочет поделиться, и поддержит, если потребуется. Ингрид принимала ванну перед сном, не надеясь на приход мужа. Наверняка, он вновь был занят, вновь осмысливал узнанное… или тренировался. Все могло быть. Она поправила сережку в мочке и слабо вздрогнула, когда услышала хлопнувшую в покоях дверь. — Локи?.. — тихонько позвала она его. На душе сразу стало спокойнее, как на пороге купальни появился Локи. Задумчивый, уставший и выжатый после длинного дня, после всех этих мыслей. Но он был здесь и был цел. — Все в порядке? — глухо спросил он, глядя на нее. Как Локи получил кивок от нее, то уселся на полу, подперев бортик ванны собственной спиной. Он ненадолго посмотрел на жену, ожидая какого-то протеста, но получил от нее лишь беспокойный взгляд. Он отвернулся и уставился в пол. В голове так и роились вопросы, которых становилось все больше и больше, а ответов к ним… почти и не было. Как ему хотя бы после этого относиться к Одину?.. Локи давно примирился с тем, что не родня им по крови, их связывало нечто большее, чем просто кровь. Но это же… — Не хочешь присоединиться? — все тем же тихим голосом поинтересовалась Ингрид, пригладив его волосы. Локи посмотрел на нее и улыбнулся уголками губ. Был не в силах отказаться от этого. От нее. Он поднялся и раздевался. Ингрид даже после совместной ночи все еще смущалась обнаженного тела. И своего, и его, однако… если оставить все стеснение в сторону, то ей очень нравилось, как сложен Локи. Все ей в нем казалось гармоничным и правильным, оттого и хотелось смотреть на него, пусть и смущенно, но смотреть. Именно это она и делала. Локи вновь оказался напротив нее и расслабленно вздохнул, откинув голову чуть назад. Ему нужно поговорить с Лафеем. И Одином. Обязательно нужно. Пусть сейчас во главе всех вопросов стояла пара таких тем как, например, негласный конфликт с ванами, скорая коронация Тора, постепенный отказ от дел Асгарда ради интересов того же Асгарда и Йотунхейма… но Локи все равно хотелось прояснить то, что волновало его душу. Но это явно не сегодня. Сегодня, именно сейчас он урвал последние часы перед сном, которые мог спокойно провести в компании жены. Локи поднял голову, обратно смотря на нее, и его улыбка стала шире. Его грела мысль, что он не прогадал с серьгами, и Ингрид с удовольствием носила их, его подарок. — В последнее время ты так мало улыбаешься, — озвучила Ингрид свои мысли, рассматривая его лицо. Но, по правде говоря, от его улыбки все приятно отзывалось внутри. — Ты и сама видишь, что у меня не так много причин для улыбок. — Надеюсь, все быстро наладится. Локи оглядел асинью и попросил ее ладошку. Ингрид послушно протянула ему руку, и он ненастойчиво потянул ее на себя. — Я просто хочу видеть тебя на себе, — просто пояснил он с той же улыбкой на ее недоуменный взгляд. Ему просто хотелось чувствовать ее ближе. Ингрид неуверенно поднялась из воды, вся показываясь перед ним, и легла на Локи, как он того и просил. Так и устроил на его груди, в его объятиях. Локи был доволен и такой близостью, ему просто не доставало, видимо, этого банального тепла из-за редких встреч с ней. Он погладил ее по спине и вновь обнял, просто уткнувшись носом в ее макушку. Ингрид лишь первые минуты напряженно лежала, не привыкшая к такому, но после уже расслабленно разглеглась на муже, прижимаясь румяной щекой к его груди. Чувствовать его кожей к коже было одним из приятнейших ощущений какого-то… единения. — Ингрид, — позвал ее Локи, коснувшись ее светлых волос, — могу я тебя попросить? — М-м?.. О чем, Локи? — она погладила его по плечу. — Отправься завтра в Асгард. Ингрид мгновенно подняла голову, словно ее ужалили, и уставилась на мужа. В каком смысле «отправься завтра в Асгард»?! Он коснулся ее щеки и продолжил: — Всего на день. День, Ингрид, слышишь? — Зачем? Что ты задумал?.. — ее голос стал еще тише от незнания того, что вообще творилось в голове мужа. — Локи… — Ты просто узнаешь, как у них в Асгарде идут дела, — тем же тоном продолжал он. — Услышать от тебя лично намного лучше, нежели от посла. Пожалуйста, Ингрид. Для моего спокойствия, договорились? Ингрид недоверчиво смотрела на него, но кивнула. Надеялась, что все было именно так, как он и сказал. — Ложись уже обратно, — фыркнул Локи, потянув к себе вновь. Ингрид уже без лишних слов довольно устроилась на прежнем месте. Сейчас ей точно ничего больше не нужно было, кроме еще пары дополнительных часиков в полюбившихся объятиях. И Локи, наверное, тоже.