Выгода

Дела шли, откровенно говоря, не очень. Нападение ванов в ночь коронации поставило Асгард в крайне тяжелое положение: собрать силы одномоментно не вышло, много времени ушло, чтобы хотя бы сориентироваться. Дальше — больше. Ваны, видимо, занимались тщательным планированием на протяжении года, не меньше, оттого хорошо изучили территорию Асгарда. Асы, пытаясь отойти от последствий пожара, были разгромлены в первых же битвах. Терпеть поражение за поражением на собственной же территории оказалось тяжело. Боевой дух раз за разом падал, а унылые пейзажи покалеченной природы и вовсе сил не прибавляли. Локи видел одно единственное решение: если лирика и трепетные воспоминания родных мест не вызывали отклика, нужно искать силы в чистой ярости. И вселять этот несколько странный дух, пропитанный почти праведным гневом, выходило лучше всего у него. Воины, как завороженные, внимали каждому его слову, и в уставших телах просыпалась искра. Любовь к своему государству, своим близким, своей культуре и природе выплеснулась в ярчайшую злость. Злость оттого, что кто-то посмел посягнуть даже на самый крошечный кусочек из всего этого необъятного и дорогого, злость от чужой наглости и беспринципности — без объявления войны напасть среди ночи, будто паразиты. Злость, что кто-то допустил даже саму мысль о таком мерзком поступке. И Локи повел их, как один из главнокомандующих. Он не задумывался, разжигал ли в них ненависть к ванам или нет, его это ничуть не интересовало. Его единственной целью стало отстоять земли, где он рос, радовался и горевал, земли, где жили его близкие, земли, где асы уже несколько веков подряд жили просто и честно. Был ли толк от такой тактики? Огромный. Злость — яркий показатель нарушенного равновесия, который буквально толкает все вернуть на прежние круги. Это огромный источник силы, словно топливо у людей для их причудливой техники. Нужно лишь уметь направлять, что у Локи, на удивление, прекрасно выходило. Ваны начали терпеть потери ровно так же быстро, как пошли в наступление после пожарищ. Трудности асов не ушли, а до победы было еще далеко, но найти верный курс, встать на эту тропу им уже удалось. Локи и Тор были в разных лагерях — сделано это было по разным причинам. Для начала, если ваны нападут на один из их лагерей и асы окажутся в меньшинстве, в плену окажется лишь один член царской семьи. Кроме этого, такой расстановкой сил они охватывали гораздо большую территорию, что позволяло им быть в курсе многих событий. Им удавалось изредка пересечься, а всеми вестями обменивались разными путями: птицы, посыльные, магия. — Надеюсь, Хугин и Мунин долетели до отца живыми, — вздохнул Тор и потер глаза, будучи уже не в силах смотреть на карту. Буквы и границы расплывались перед глазами от усталости. — Думаю, они уже даже поправились, если и были ранены, — отозвался Локи. Он прикрыл тяжелые веки, откинувшись на спинку стула. Говорить ни одному, ни второму совсем не хотелось. — Твоя бы была правда… — Честно, меня больше заботят дела во дворце. Отец совсем плох, — Локи закачал головой, сильнее зажмурившись. — Воспоминания-то что?.. От двойника твоего. Тор на секунду оживился, бросив заинтересованный взгляд на брата. Тот развел дрожащими руками. — Позже. Мне время на это нужно. И устал до ужаса… Перед глазами плыли золотые точки и нити, словно светлячки оставляли за собой едва заметную тропу. Они перемещались взад-вперед, делая причудливые дуги, и это было единственное, что оставалось Ингрид делать. Камень, из которого была вырезана плита для осмотров, холодил кожу. — Нужно еще подождать, милая, — шепнула Фригга. Ее теплая ладонь легла плечо Ингрид, и та только молча уставилась перед собой, в потолок. Лекарь управлялся с золотыми магическими вихрами, что-то в них различая. Фригга понимала в этом не меньше него и не менее сосредоточенно наблюдала. Фригга затаила дыхание, как огоньки загорелись ярче, и сжала девичье плечо. Ингрид посмотрела на нее, столкнувшись со странным взглядом. Не испуганным, а скорее растерянным, полным необыкновенной теплоты. — Это дитя, Ингрид, — прошептала она, окидывая ее всю ласковым взглядом. — И все протекает вполне… хорошо, если учесть смешанную кровь, — добавил лекарь, что-то рассматривая. Следующие слова превратились в один сплошной гул, который проходил мимо Ингрид. Фригга и лекарь что-то обсуждали, рассматривая в светящихся завитках над ее телом, прикасались и обращались к ней. Дитя. Это слово обрушилось на нее камнем, запульсировало в висках и сковало тело. Дыхание в секунду сбилось, и она одним резким движением присела на твердой плите. По движению ее губ читалось короткое «нет». — Нет, — повторила она громче. На нее уставились две пары глаз. Ингрид мотнула головой и быстрым движением спустила ноги на пол. Ладони до побеления костяшек впились в камень, ногти грозились вот-вот сломаться от давления. Все в лазарете замолчали, и после кивка Фригги лекарь понимающе удалился. — Дурно, Ингрид? Ответом была тишина, и Фригга обошла плиту, подойдя ближе к асинье и наконец видя ее лицо. Мягко коснулась волос Ингрид, поправила выбившиеся пряди. Та, словно выйдя из транса, резко отшатнулась и уставилась немигающим взглядом. — Какое дитя? — зашептала Ингрид осевшим голосом. — Это ваше с Локи продолжение. Смешанная кровь не станет помехой, это можно контролировать. Будем следить за температурой, режимом… Фригга говорила тихо и ласково в попытке успокоить, расположить. Она перечисляла какие-то аспекты, будто занимая Ингрид и отвлекая от тяжелых мыслей. Та же застыла, словно изваяние. Ее взгляд упал на ладонь, где начали проглядываться голубые вены, и Ингрид попыталась натянуть рукав, скрыв ладонь в ткани, чтобы только не видеть этого. — Ингрид, — Фригга покачала головой и остановила ее руки. — Его не должно быть. Ингрид посмотрела ей в глаза, и ее ответ словно резал наступившую тишину. — Его не должно быть сейчас, — зашептала она, дрогнув всем телом. — Точно не сейчас. Я не могу привести ребенка в разрушенный мир. Ее глаза уже застилали слезы, и она ничего не видела перед собой. Фригга лишь мягко привлекла ее к себе в объятия. Обнимала крепко, несмотря на сопротивления и всхлипы Ингрид, гладила по спине и голове, убаюкивая. — Я не могу, — бормотала Ингрид в дрожи, — Даже неизвестно, что будет завтра, какой ребенок?.. Фригга ласково поцеловала ее в макушку, невольно вспоминая прошлые века. И самыми дорогими для нее стали сыновья. — Самые яркие звезды рождаются в самые темные времена. И как только удалось успокоить Ингрид, лекарь продолжил осмотр. В целом, состояние было очень даже хорошее при условии частых тревог в такой неспокойной обстановке. Был налажен режим дня и питания, пересмотрено меню, выдали ворох рекомендаций по контролю температуры. По последнему у Ингрид еще теплилась надежда на браслет, подаренный Локи, но, видимо, лучше было не уповать на него. Локи нужны были силы совсем на иное, поэтому она даже не расстроится, если браслет перестанет ей помогать. Эта вещь была для нее больше напоминанием о муже, — как и серьги — нежели украшением или полезным «инструментом». Ингрид примирялась с этой мыслью, с мыслью о ребенке, не позволяя себе небрежное отношение к собственному здоровью. В ее голове укладывалось осознание, что все уже произошло, и пусть была возможность все быстро и легко прервать, она попросту не могла решиться на это. Их ребенок, кровь от крови, а семью принято беречь. Ингрид потерла глаза и вновь опустила взгляд на стрелу, лежащую на столике перед ней. Огонь из камина ясно освещал бывшую в работе вещицу. Фригга и Один с огромной настойчивостью отвели Ингрид от дел — нагружать беременную асинью явно не стоило — и только хотели, чтобы она побереглась и хотя бы немного отдохнула. Много ей не оставалось — согласилась. Только в голову и руки ничего не шло, кроме этой злосчастной стрелы. Сама не помнила, как выпросила ее — то, что почти убило несчастного ворона Одина. И сейчас так и лежала эта стрела перед ней. Ингрид поерзала на мягкой софе и потянулась за стрелой, вновь беря в руки. Не стоило труда догадаться, что принадлежала она ванам, кому бы еще понадобилось целиться в воронов Одина? Да и более того, Хугин и Мунин уже всем успели поделиться с бывшим царем. Ингрид покрутила стрелу в руках, чтобы лучше рассмотреть. Это был только любительский интерес: в каждом мире свое оружие, а уж искусство их выполнения — тем более. Ингрид взвесила стрелу в руке, провела подушечкой пальца по древку, успевшему уже впитать птичью кровь, и коснулась надколотого наконечника. Оперение было наполовину испорчено — то ли ванами в битве, то ли самим вороном в момент полета, то ли лекарями, которые пытались спасти бедную птицу. Стрела оказалась значительно легче тех, которые использовались в Асгарде, а единственная сторона оперения, оставшаяся целой, была абсолютно прямой, будто маскируясь выбранными перьями под асовы. Дверь в зал тихо отворилась, и Ингрид даже не повернулась на звук. Лишь продолжала с нахмуренными бровями рассматривать стрелу. — Астрид, принесешь чего-нибудь? Хоть молоко холодное. Пить хочется ужасно. — Госпожа? — Я слушаю. Шаги приблизились. Ингрид посчитала, что та хотела сообщить ей что-то личное, только бы стражники не услышали за дверями, оттого и ждала ее терпеливо, не выпуская стрелу из рук. Может быть, ей удастся выточить такую же? Отдаленно такую же. Хотя подобным — выточкой стрел и, тем более, лука — она никогда не занималась. Были лишь какие-то обрывки воспоминаний, как это делал отец. — Что хотела, Астрид? — спросила Ингрид, услышав, как та остановилась позади нее. — Мне… мне было приказано, — как-то неловко обронила служанка. Интонации в ее голосе не понравились Ингрид. Неужели что-то произошло? Она опустила руки, собираясь повернуться к служанке лицом, но тут же замерла на доли секунд. За одно мгновение что-то мимолетно коснулось нежной кожи, и по шее покатилась волна жара и боли. — Сказали… вырежут каждого по одному. Ингрид без единой мысли в голове выбросила стрелу, прижала руки к шее и почувствовала бьющую из раны жидкость. Глаза испуганно распахнулись, бессмысленно уставившись на огонь в камине, и от ужаса хотелось закричать во все горло, но только крик будто застрял где-то глубоко-глубоко. Красный окропил ладони, рукава, платье, а по телу беспорядочно проступала то синева, то вены. И его руки тоже были в крови. В висках стучало от осознания: руки в ее крови. Она лишь беспомощно на него смотрела и хрипела только одно: «Локи». Цвета и звуки перемешались в одну кучу, сбивая его с толку. И Локи вздрогнул всем телом, распахивая глаза и нервно оглядываясь по сторонам. Он лежал на простой койке посреди палатки, чуть дальше стоял раскладной стол с догорающей свечой. Локи потер глаза, поднялся на ноги и встряхнул руками, будто сбрасывая страхи. Он пригладил взмокшие волосы и на нетвердых ногах подошел к столу, пытаясь прийти в себя. Кошмар или же… воспоминания двойника передались?.. Они обычно так и приходили к нему — во сне. — Я отъехал, — бросил Локи, появившись в палатке Тора. Сиф чуть отодвинулась от Тора и подняла вопросительный взгляд. Как бы Тору ни хотелось спрятать ее, оставить в безопасности, он был попросту не в силах удержать ее. — Куда еще? — Тор нахмурил брови и пошел за братом, который, даже не ответив на вопрос, уже выскочил наружу. — Во дворец. Седлайте мне коня! Локи торопился, и все его движения выходили дергаными. Тело ныло от усталости, спать хотелось жутко, но разрастающаяся внутри липкая тревога не отпускала. Тор схватил брата за плечо, разворачивая к себе. — Это безрассудство, — начал он отчитывать Локи. — Ты понимаешь, что слишком рано? А свой лагерь на кого оставляешь? — Пошли все сейчас в Хельхейм, Тор! Локи, злясь, отпихнул от себя брата. Напряжение, которое уже чувствовалось даже в воздухе, росло с каждым днем, и стычки становились неизбежны. Локи нервно выдохнул. — Там моя семья. Наша семья, Тор. Я лучше проверю. — Что-то видел? Тор старался сохранять разум холодным, как и полагалось царю. И только увидев кивок брата, услышав скомканные объяснения, отпустил Локи с несколькими воинами.