✗✗✗
— Тэхён-и, ты снова идёшь в студию? — кажется Чонгук был готов к сухому ответу «да», поэтому продолжил. — Я приготовил тебе контейнер с собой. — Я не голоден, — парень, чьё имя было названо в начале обращения, тянул свои рыжие локоны расчёской. Цвет волос стал походить уже на персиковый, потому что спустя пару месяцев краска вымылась шампунем. Ким Тэхён брал с собой обеды, куда угодно и когда угодно, но не в последнее время. Чонгук успокаивался лишь от одного, «если проголодаюсь, то нужно перекусить», но его парень такого не сказал. Его парень вообще с ним редко говорит, но это не напрягало до сегодняшнего дня. Однако, более молчаливый участник их отношений улыбнулся, сказал глупую шутку и исчез за входной дверью, что расслабило Чонгука до вечера. До того самого, в который...✗✗✗
— И, знаете, доктор, чтобы Вы мне не говорили, но я мог почувствовать, догадаться, как было с Чимином, помните? — врач кивает. — Да, возможно, я всё напутал, сделал глупость, но мне плевать. Можете сказать, что я подсознательно хотел избавиться от своего парня, но... нет. — Едкий смешок. — Я любил его. Я полюбил от него любую боль, которую он желал мне предложить в обмен на нужность и сладость от жадных поцелуев. — Чонгук сдёрнул с плеча кофту, которое почти всё было покрыто будто родимыми пятнами. Но, если приглядеться, то можно увидеть, что это шрамы. Неровные, тёмно-коричневые от множественных ожогов от сигарет. — И это ещё не всё, — парень решил не мелочиться, стягивая кофту полностью, оголяя спину во множестве длинных полос, которые были оставлены плетью или хлыстом. Одни из них перекрещивались, другие шли под пояс черных джинс, а некоторые доходили до основания шеи и плеч. — Это всё, что я могу назвать любовью. Никаких бабочек, никаких порханий, я зависим. И я хочу... ещё. Психотерапевт слушал до конца Чонгука внимательно. Это была восьмая их встреча, и пациент зашел ещё дальше, повел себя так открыто, что уже не боялся совершенно чужих реакций и осуждения. Он оголял не просто части своего тела, а свою душу, свои самые тяжёлые воспоминания. Раны Чонгука не смогут затянуться без чужой помощи, потому что это искаженное понятие об отношениях, которое можно исправить, дав новое представление. Но, не испытав хорошее с собой обращение, получится лишь дать порезам внутри немного затянуться. Такие травмы сильно преображают внутренний мир людей, и этот мир не способен функционировать в том виде, как у большинства. Если позволить ему сейчас уйти одному, с вывернутыми наружу коробками прошлого в крови, страхе и отчаянии, он может последовать за Тэхёном на те рельсы. Но и сдерживать Чонгука нельзя. Это будет являться ограничением свободы, наказанием за искренность, удар поверх шрамов. Скорее всего, довольно желанный покалеченной психикой. — Чонгук, я понимаю тебя, — доктор старается не делать ошибок. — Можно я позову Чимина, чтобы он поприсутствовал на окончании консультации? — специально сделанный акцент на имени, заставил клиента крупно вздрогнуть, резко перестать трогать свои моральные болячки, возвращая одежду на прежнее место и медленно садясь в кресло. — Да, конечно, Чимин... может.✗✗✗
Младший ворочается на кровати, на которой успел уснуть, неприятно морщась. Консультация была слишком тяжелой в этот раз. И он наконец-то признался, что Чимин ему не друг, а что-то вроде партнера. От всего этого было тревожно и страшно, но Чонгук начал понимать свое тело и свои мысли. И выводы, к которым он пришел, ему не нравились, но их было необходимо озвучить. Чимин садится на край постели, обращая взгляд на темноволосого парня. — Мы не поговорили о сеансе до сих пор, но, думаю, это нужно, да? Если не хочешь, можем отложить разговор. — Нет. Пора уже... — вздох. — Я понимаю, это было неожиданно. Мой поцелуй тогда, но... Я влюблен в тебя, и, наверное, этого уже не изменить, — чёрт, они даже ещё не смогли разобраться в своих чувствах. Чонгука будто придавливает тяжелой наковальней. Каждое слово дается с трудом, а в ушах стоит скрежет металла. Более глубокий вдох, почти жадный. Чимин замечает ухудшение чужого состояния, ложась рядом и обнимая за талию. Он слушает сбивчивое дыхание, но не торопит. У них полно времени, чтобы всё обсудить. Если младший ещё не готов, то почему ему нужно переступать через себя? — Я понимаю по твоим поступкам, что ты способен ждать хоть до могилы, когда я откроюсь, но ты должен понимать, что тебе придется меня сломать прежде, чем я смогу стать нормальным. Стать тем, кто может дальше жить и развиваться. Сейчас я чувствую только боль. Проблески моего счастья так мимолетны, что я тут же о них забываю и начинаю тонуть в агонии. Молчание в ответ. Чонгук ожидает, что хён рассмеется или назовет его мысли глупыми, но ничего не происходит. — Скажи хоть что-то... — Я не собираюсь тебя ломать, — Чимин обнимает крепче, кусает губы нервно, сжимает челюсть. Напряжение всего тела рядом Чонгук ощущает сильнее, чем волнение и панику от разговора. — Чимин, ты даже сейчас меня ломаешь, потому что давишь на мой перелом, на который я решил забить болт. Сейчас я не могу нормально существовать, потому что он сросся неправильно, — чувствует, что его сильнее в руках сжимают и резко отпускают. — Что за чушь ты несешь?! — он не собирается никому причинять боль. — Чимин, послушай, прошу. — Я послушаю, но... — жмурится, — ...не сейчас. Мне нужно переварить это дерьмо. Как я вообще должен ломать тебя, черт... блять... на что ты намека- — Не только на давление, но и на секс. Мы не сможем переспать, пока я... — С каких грёбаных пор ты стал таким откровенным, Чонгук?! — слезы подступают к глазам. — С тех пор, как принял тот факт, что хочу с тобой быть. С тех пор, как мы пришли к врачу, и я стал понимать, что страдаю от того, что считаю любовь насилием надо мной. Я хочу, чтобы всё прекратилось, я хочу принять, что это не боль, а нежность, забо- — Господи... — глубокий вдох полной грудью. — Мне определенно нужно время, — встает, находя зажигалку в конфетнице, в которой сладостей не было с самой её покупки и уходит на улицу. Сломать? Что за шутки. Он не будет такого делать. Никогда в жизни. Никогда... Чонгук наблюдает за тем, как Чимин исчезает в проеме двери, но не встает, нашаривая пальцами под подушкой таблетки от своих приступов. Врач выписал по одной во время того, как он начнет почти задыхаться и думать о том, что выйти в окно проще, чем принять плохие эмоции или неудачу. Парень кладет её под язык и задумывается, прикрывая глаза. Возможно, он неправильно выразился? Да. Такое имеет место быть. Но ему придется сказать больше, показать больше, снять с Чимина повязку, которая крепко была затянута на его глазах. Это всё — не сказка. Их отношения — далеки от нормальных (пока что). Таблетка начинает действовать, появляется небольшая сонливость и тяжесть в теле. Слышно, как проезжают размеренно машины за окном, как смеются люди или просто переговариваются. В его голове рождаются новые преграды, которые он с трудом переступает. Вдалеке он видит одну, слишком высокую для него, через которую не перешагнуть и не перепрыгнуть, её можно только сломать. Чонгук ходит по темноте, понимая, что это преграда похожа больше на огромную стену, уходящую в обе стороны до бесконечности. В пустоту сознания парня, где шар, в котором падает снег, издает звук лопающегося стекла. Руки начинают немного трястись. Неужели он уснул? Чернота превращается в метро. Вся одежда Чонгука изрезана, а впереди стоят куча людей, которые не подозревают о том, что сейчас произойдет. Одна секунда. Две. Гул поезда. Три. Человеческие крики ужаса и испуга. Парень поднимает руки и видит на них кровь, но она принадлежит ему, так как она идет из порезов, которые тянутся из костяшек к запястью. Чонгук завороженно смотрит на красные полосы, резко опуская руки, сжимая их в кулаки со всей силой и с диким рёвом бросаясь вперёд. Время отматывается назад вместе с тем, как он бежит. Люди закрывают свои рты, кто-то делает несколько шагов назад, поезд движется в обратном направлении, направляясь в тоннель. С рельс, словно ангел, восстает мальчишка. Тот самый, в котором прятался самый настоящий дьявол, сломавший психику Чонгуку и стеревший на несколько лет с его лица улыбку. Перед ним появляется Тэхён. Сначала с закрытыми глазами, а после одаривающим его отсутствующим взглядом. Его серая длинная и распахнутая кофта была на сантиметров двадцать ниже пояса, футболка белая порезана немного в районе живота, а черные джинсы имели ровные дырки поверх колен. Остальное он не сможет восстановить в образе своего бывшего парня. Разве что, рыжие волосы... Чон обнимает Тэхёна крепко, только достигнув его, и падает вместе с ним вниз. Куда-то в страшную неизвестность. Куда-то, где он перестанет бояться его смерти, где он перестанет считать, что ненавидел его, потому что любил. Пусть ненормально, неправильно, но он любил этого человека. И то, что тот сделал он никак не смог бы остановить. Он может только принять тот факт, что его сердце ещё его помнит, может болеть по нему, и сейчас оно разрывается от злости, обиды и грусти. Чимин замечает спящего младшего, ложится рядом и аккуратно приобнимает. Чонгук слышит гул и видит свет, заливающий лицо любимого когда-то человека. Резкий хрип срывается с губ, тело во сне перестает напрягаться от кошмара. Перед глазами Чонгука возникает цветочное поле и яркое солнце впереди. И, несмотря на то, что всё вокруг зеленое, с неба начинает падать медленно снег. Дата смерти Ким Тэхёна — двенадцатое января.