Упущенные возможности

      Беларуси в детстве сказали, что он проглотил нож. До сих пор тот случай вспоминается не без улыбки. Одно время Николай начал сутулиться, и отучить его не получалось никакими палками. Тогда воспитатели пошли на хитрость: уложили его спать в крохотную кроватку, а когда на следующее утро Коля пожаловался на боль в спине, сделали страшные глаза. - Ты, должно быть, ночью вставал и случайно проглотил нож, который лежал на кухне! - Но я этого не помню! – воскликнул Беларусь. - А те, кто ходят по ночам, наутро никогда ничего не помнят! - И что делать? – чуть не плача, спросил ребёнок. - Теперь, если сгорбишься, нож пронзит тебя насквозь! Но коли будешь держать спину прямо, ничего тебе не будет!       С тех самых пор Николай всегда ходит прямо. А склонность к метанию ножей до определённого времени белорус списывал на то, что он сам - нож.       Но сейчас, подходя к раскинувшейся в глубине леса усадьбе, Беларусь инстинктивно согнулся, опустил голову. Вокруг стояла непривычная уху тишина.       Когда-то в этой усадьбе была их летняя резиденция. Все союзные республики собирались вместе и отдыхали, как одна семья, которой они так и не стали. Глубоко вдохнув, Арловский толкнул калитку.       Он был здесь, Николай чувствовал это. Каким-то внутренним чутьём или, может, зовом крови. Иван прятался здесь.       Беларусь замер на дорожке, вглядываясь в окна. Ничего не напоминало о том, что в этом доме кто-то живёт. Если бы не собственная уверенность и не дёрнувшаяся занавеска, Коля и не попытался бы войти.       Он искал его уже много дней. Все его искали, но никто не мог найти. Правительство охотно объявило, что господин Брагинский в порядке и временно уехал, дабы поправить пошатнувшееся здоровье.       На самом деле он просто сбежал, и даже верхи не представляли, где искать воплощение своей страны. Скорее всего Ваня сейчас в глубокой депрессии. Осознание этого заставляло Беларусь идти быстрее. - Ваня... – Арловский неуверенно постучал в дверь. – Я знаю, что ты здесь. Впусти меня, пожалуйста.       За дверью послышались шаги. Тихие, почти невесомые, как будто шагал призрак. Обычный человек наверняка не услышал бы их.       Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. - Вань... Я понимаю, ты не хочешь меня видеть... Но пожалуйста, дай мне хотя бы убедиться, что с тобой всё хорошо, и я уйду...       Ещё перед посещением усадьбы Беларусь принял решение говорить всё, что угодно, лишь бы его впустили. Желательно в дом, а потом, может быть, и в душу.       Но почему сейчас вся его уверенность таяла со скоростью мороженого в Африке? - Вань, я же... я извиниться пришёл... Открой, я просто хочу поговорить... Тебя ищут все...       За створкой некоторое время царила тишина, но вдруг шаги возобновились. Удаляющиеся шаги. - Нет, нет, постой, не уходи! Можешь не открывать, просто выслушай меня, хорошо?! – Беларусь стремительно переходил на крик. Руки так и чесались вырвать к чёрту эту дверь. - Вань, я... мне правда очень жаль... Я... мы все... мы решили, что ты умер... Мы не знали, что делать... Чёрт, да я бы никогда не бросил тебя, но обстоятельства... Ни я, ни Олег...       На висках отчаянно пульсировали венки, а Коле всё казалось мало. Мало, мало, мало сучьих оправданий! Мало причин, чтобы простить его... - Прости меня... Я виноват, я понимаю... Хорошо, можешь не прощать, но хоть выйди на свет! Я же знаю, ты опять мучаешь себя, прячешься... Если хочешь, я больше и близко к тебе не подойду...       Говорить всё, что угодно... Добиться прощения... Всё это становилось совершенно бессмысленным, если Иван так и останется взаперти. - Россия... – прошептал Арловский, уже ни на что не надеясь. Главное – не впасть в истерику. - Я тебя не виню, Беларусь, - тихо отозвались из-за двери.       Николай вскинул голову. - Правда, не виню, - повторил брат. – Никого из вас я ни в чём не обвиняю. Мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Иди домой, со мной всё будет в порядке. - Ты не впустишь меня? - Нет, извини... Я сейчас не в лучшей форме... Но я могу пообещать, что приду на следующее собрание, идёт? - Идёт, - криво улыбнулся Николай. – Если не придёшь, вернусь сюда с Олегом. - Час от часу нелегче... – рассмеялся невидимый Брагинский.       Коле от этого смеха как-то даже дышать свободнее стало. Он развернулся, сделал несколько шагов и помахал знакомым занавескам. Те дёрнулись ему в ответ.