***
Холодно до жути. Изо рта идет пар, руки покраснели, немного и побелеют к чертям. В этой пещере уже трещал костер, но разморозиться он не помогал. Она дрожала. — Если ты не успокоишься и не уснешь, то завтра будешь как овощ. И не надейся, что я дам тебе день отдыха. — То, что ты, Биби, можешь спать в такую жопоморозящую погоду — не значит, что так могут все. — Перестань называть меня Биби, закрой рот, и спи. Завтра будет тяжелый день. Девушка умолкла, прикрыла глаза и попыталась уснуть, свернувшись в спальном мешке, только дрожь все пробирала и пробирала ее. — Ты знаешь, мы не можем уйти. — Сказал Биби, спящий в тени. — Знаю. — Девушка попыталась успокоиться, но ей было до безумия холодно. — Мы не можем закрыть вход, иначе задохнемся. — Знаю. — Девушка заерзала, конечно, она знала, как печально ее положение, конечно, знала что не будет никакой пощады от Биби завтра, но сейчас она уснуть скорее всего не сможет — больно уж холодно. — Хорошо тебе, в маске нос не мерзнет. — Ну да, давай тебе так же морду испортим, мисс совершенство, будешь как я, уродиной, в маске ходить. — Не будь столь критичным! Ты вполне симпатичный… С определенных ракурсов. Но парень лишь рассмеялся, закатывая глаза под маской. — Со спины? — Насмешливо поинтересовался он. Его откровенно не интересовала собственная внешность. — Нет, шрамы у тебя правда жутковатые, но я думаю, что ты правда симпатичный! Девушка перевернулась чуть ближе, было похоже на то, что активная беседа согревала ее лучше, чем любой костер. — Твое извращенное представление прекрасного в корне не сходится с общественным мнением на этот счет. Каждое уродство считаешь красивым. — Находить красоту в мелочах — талант, между прочим. Это тебе доступно только резать-резать-резать! — Девушка говорила чуть обиженно, сохраняя выражение крайнего веселья на лице. — И вообще, как тебе, зараза, не холодно? — Я может и не красавец, но горячий, — Прошептал Биби. Она продержалась две секунды, пока не начала хохотать, так громко и сильно, что заболел живот, а из глаз потекли слезы. — Если ты продолжишь так ржать, то я кину в тебя чем-нибудь, — сказал Биби несколько обиженно. Девушка попыталась успокоиться, а когда живот перестал болеть от смеха, то перевернулась со спины и гусеницей поползла к нему. — Не приближайся ко мне, я еще берегу свою девственность и явно не для тебя! — Ой, да было бы чего беречь! И вообще, такой красотке как я, отдаться хочет каждый. — Честное слово, я сейчас представил твой секс и мне захотелось ржать просто потому, что это будет похоже на унижение твоего партнера независимо от всего. Да и вообще, тебе сколько лет? Для спаривания-то? Девушка задумалась, нахмурилась и словно попыталась что-то сосчитать. — Я не помню, честно. Двадцать точно есть, а после я уж и не считала. А тебе, значит, трахаться можно? — Не говори таких слов! Я же еще ребенок! Девушка прыснула и замолчала. Казалось, она уснула. Костер продолжал трещать, стоило только парню подумать о том, что неплохо было бы перевернуться и снова спать, когда девушка прошептала. — Биби? Почему ты никогда не зовешь меня по имени? — А почему ты меня зовешь Биби? Мне не нравится твое имя. Слишком много отвратительных воспоминаний. Девушка снова замолчала, раздумывая над его словами. — Тогда придумай мне кличку, как я тебе. Парень задумался, задержал дыхание, а после выдохнул. — Не могу. Не получается. Мне не до этого, давай спать. Девушка расстроилась, сморщила нос и зажмурила глаза. — Совсем не получается? Даже идей никаких нет? — Есть, но глупая. Ты будешь смеяться. Спи, давай. — Не буду, честно, Биби! Мы же друзья, вот и прозвища у нас должны быть глуповатые! Парень вздохнул, нахмурился и решил все-таки сказать. — Тогда ты будешь Марирой. Девушка задумалась, на ее лице проступила хитринка. — Это очень красивое имя, Биби, совсем недружеская кличка. — Девушка задумалась снова, буквально на секунду, — Я хочу чтобы теперь меня так называл каждый, я хочу чтобы при одном упоминании Мариры люди кричали, визжали и плакали, а детям рассказывали про меня и чтобы у них от одного имени пробуждались кошмары. Я хочу называться так всегда.***
Молчание. Глухие стены. Любой звук, любой вдох отбивался об них, так сильно капая на затылок одиночеством. Он сидел как птица, загнанная в клетку, только разница была в том, что замок он закрыл добровольно. И каждый раз, каждое утро, каждый день, он вчитывался в долбанный свиток. Слова больше не горели в его голове, не кричало в груди. Он просто напоминал себе, каждое утро, что это не кошмар. Это просто жизнь. Сырые подземелья сменялись, единственным постоянством было простое отсутствие этого самого постоянства. Одиночество, глухое, непробиваемое. Апатия, сменяющаяся раздражением. Ему оставалось только прятаться эмоции, каждую тухлую искорку от окружающих змей. Внутри горит пожар, выгорают остатки старой жизни. Снаружи — полное равнодушие, самоконтроль и молчание. Только в голове гремело старое, подзабытое «Ты пожалеешь». А ведь права была, пожалел. И знал, что больше не вернется.***
Карин жила одна. Одиночества не боялась, жить с ним умела, будто это ее старый друг. Раньше, пару лет назад, одиночество грызло ее, жалило в горло, душило. Сейчас оно не могло сделать и шаг. Скорее она сама приходила к нему, отдохнуть от ярких впечатлений, побыть наедине с собой и подумать о чем-то интересном, чтобы на следующий день снова радоваться жизни. Когда сбежал Саске, Узумаки хвостиком ходила всюду за Сакурой, по просьбе Пятой, даже на занятия. Потому, Карин заинтересовалась медициной. Тогда, они стали изучать все вместе. Девочка сильно отставала от старшей подруги, но пыталась нагнать. Но никогда нам не догнать того, кто от себя стремится убежать. Когда Сакура ушла, Карин начала бегать за Цунаде хвостиком так же, как бегала за Харуно. Едва Сенджу хотела расклеиться, начать снова пить как не в себя, так сразу начиналось: «Ой, извините, а я это немного не поняла… Объясните мне снова, пожалуйста» «Ой-ой-ой! Цунаде-сенсей, у меня вроде получается, но вроде не совсем так… Вы же поможете мне?» «Ой, а сегодня такой погожий денек! Давайте я вам помогу с документами и мы пойдем прогуляться?» Не сказать, что Карин было тяжко учится. Многое она понимала гораздо быстрее, чем ей успевали объяснить, но она старалась построить дурочку и проводить больше времени с учителем. Только раз в месяц она заканчивала так быстро, как могла и бежала в офис Хокаге, где они втроем сидели и ждали письмо от Сакуры. «У меня все хорошо. Информация будет завтра» И так каждый раз, менялись только открытки с достопримечательностями мест, где она была. Карин верила, что у нее все хорошо.***
Мне было страшно. Почти всегда. Я кричала ночами, хотела вернуться в Коноху под крылышко учителя, которая не скажет ничего. «Если будет тяжело — возвращайся, я буду ждать». Я прошла сотни процедур, прежде чем меня отпустили. Самым страшным было писать завещание. Что я могу завещать? Кому? Написала что-то вроде «оставляю все свои деньги на покрытие возможных карточных долгов пятой Хокаге». Если умру, пусть повеселится. С собой мне дали хорошую сумму на еду и ночлег, на первое время. Ранее, во время путешествия с Цунаде, я узнала, откуда брать деньги, где их зарабатывать. Сейчас я старалась работать медицинскими способностями, но иногда приходится резать. И сейчас я подслушивала разговоры. Мужчина, высокий-высокий, общался с кем-то, кого я не видела. Не получалось уловить суть диалога, но я понимала — нужно бежать, подальше. Не хватало еще подохнуть через полгода после начала миссии. Только я шаркнула, споткнулась об долбанный камень, хоть и упорно молчала, но разговаривавшие меня заметили. А ведь я так хотела встретить Наруто, когда он вернется! Мужчина дернул меня за руку и я с ужасом его опознала. Это был Обито. Еще один сраный Учиха. — Ну и малявка! С какой целью подслушиваешь разговор честных людей? На нем была жуткая маска, но я точно знала, что это он. Сзади шмыгала черная тень. До возвращения Наруто еще год. Не доживу! — А разве может Учиха быть честным?