***
Узумаки закатила глаза и запрокинула голову от раздражения. Люди в Конохе порой приводили ее в бешенство. — Карин, я не могу расшифровать это, — Девушка отодвинула от себя листки с отчетливыми пятнами от копирки на нем, и посмотрела на собеседницу, — Подобные шифры нельзя перевести однозначно, в них могут быть тысячи или даже миллионы вариантов трактовок. Девушка ударила кулаком о стол, выдергивая из рук сотрудницы отдела листок, и вышла из кабинета, взмахнув гривой. Этот странный шифр однозначно был еще одним вопросом, упавшим в копилочку тех, что она хотела бы задать Сакуре, когда (если) она вернется. Квартира Саске стала для Узумаки чем-то вроде штаба для исследования. Ночами она старательно копировала все данные и отчеты из архива, интересуясь каждым упоминанием трагедии Учиха. Это расследование не приносило нужных ей результатов. Она узнала слишком много важной информации про Наруто, кто бы его отцом, например, изучила все, что касалось Орочимару, но ни в одном отчете не было Данзо, будто это имя было вырвано отовсюду. Карин было уже отчаялась, пока случайно (ладно, она целенаправленно подслушивала разговоры Цунаде) не узнала о тайном архиве, доступ к которому имеет только Хокаге и ограниченный отряд Анбу. Конечно, ей было не сложно отследить, где это и навестить книжки тогда, когда отчеты никем не охранялись. Информация там была никак не отсортирована, и Узумаки надеялась только на удачу. Она наткнулась на какой-то сухой и неинтересный отчет, написанный лично третьим: «Д. решил, что глава перешел черту, и приказал агенту его устранить. Оплата была произведена, цель уничтожена». И это бы не несло никакого смысла для Карин, если бы из обложки папки не вылетел маленький листочек, также исписанный третьим. «Он смог манипулировать И. и вынудить его принять это решение. Ты должен подготовить компенсацию для выжившего С. и создать план по стиранию «Клана» из памяти жителей». Очевидно, это была непереданная кому-то записка, но она дала Карин очень много информации. Из старых рассказов Саске следовало, что они с братом очень любили друг друга, пока где-то за год до трагедии он не отдалился от младшего. Карин лично помнила, что одним из дел связанных с Учихами, было их переселение и ограничение власти полиции Конохи. Это было где-то за полтора года до трагедии. За год до нее были наняты безымянные агенты, один из них умер, когда попытался подорвать свою миссию, когда второй, видимо, завершил работу. Паззл в ее голове сложился, и Узумаки поняла, про что Сакура написала в записке к Саске. Итачи приказали убить свою семью, у него была какая-то мотивация, которая была неизвестна девушке. И Карин поняла, почему весь дневник Сакуры был зашифрован. Позже, в лесу, Узумаки вырвет последнюю страницу из дневника и сожжет вместе с ней все свои записи.***
Белый хвост шатался в такт движениям головы. Длинные пальцы сжали резинку, позволяя волосам рассыпаться по спине. Глаза у него красивые — жуть. Голубые, чуть с серым оттенком, такие, о каких она когда-то мечтала. По острому плечу полоснула полоса света от трещащей свечи, длинная шея потянулась вперед, пока ее обладательница улыбалась. Волосы — черные — закрепились в высоком пучке, но челка металась по лбу свободно, то закрывая глаза, то лишь тихонько щекоча щеку. Девушка шагнула вперед, тихонько, на полстопы, вслед качнулась ее белая грудь. Свет чуть затронул соски на секунду, пока она не наклонилась вперед, выставляя ладони на мужские плечи. Голубые глаза смотрели с обожанием, таким настоящим и чуть приторным, пока брюнетка ликовала. Поверил ей, повелся, попался! Ладонь, широкая и теплая, легла ей на талию, а вторая слегка толкнула под поясницу, вынуждая ее шагнуть вперед и усесться на колени. Его нос, почти идеальный нос! Прошел от шеи до мочки уха, едва-едва прикасаясь. Мурашки пробежали по телу девушки, она чуть откинула голову, позволяя управлять собой — всего секунду, упившись ею вдоволь, она толкнула его, и чуть поднялась, развела ноги шире, укладывая свои колени вокруг мужских бедер. Он поднял голову вверх, намереваясь оставить поцелуй где-то у нее на шее, но девушка подняла его голову и поцеловала его. В его глазах восхищение сменилось шоком, легкой стеснительностью, но он оттолкнул эти чувства от себя, упиваясь первым подаренным ею поцелуем. — Наигралась? — чересчур серьезно спросил кошку Тоби, подняв ее за шкирку перед собой, — Хватит, или я тебя пожарю и съем, поняла? Животное лишь зашипело, чуть тише обычного из-за перетянутого горла, но продолжало висеть, смотря зелеными глазищами на Тоби. Он бросил кошку, отчего та сильно ударилась о дерево, зашипела, чуть дернулась, а после мяукнула, так слезливо, будто от боли. — Мне тоже больно. Терпи. Кошка спрятала мордочку, уткнулась носом в лапу, а потом кое-как поднялась и под пристальным взглядом криво пошла от дерева подальше. В гуще леса она сменила облик и обхватила ребра, тяжело задышала и тихо-тихо заплакала, прикусив губу. Едва не застучала ногами по земле, только это тоже было больно. Тоби швырнул ее не на шутку. А ей просто хотелось отомстить. Не ему, конечно, но другому, тому, кто этого заслужил. Девушка прижала руку ко рту, сильно кусая кожу, пока всхлипы продолжали подступать к ее горлу. Хотела ли она все это закончить? Конечно. Иногда фантазировала, как возьмет острый-острый кунай и все-все плохое закончится. Девушка провела плоскостью куная по руке, примерилась, сощурилась на секунду. И закричала. Отбросила кунай так далеко, что со своими ребрами до него она бы никогда не доползла. Слезы снова полились у нее из глаз. Она, игнорируя боль, забила ногами о землю, закричала громко-громко и надавила ладонями на скулы.