***
Часы тихо тикали в пустом кабинете, отчего-то эта глупая пустота казалась смешной, но Карин даже не улыбалась, тихонечко пробиралась между брошенными бумагами. Какие-то глупые отчеты, пустые цифры. Девушка плюхнулась в удобное кресло, случайно дернула ногой, отчего зазвенели бутылки. Дверь перед Карин распахнулась с тихим скрипом, но девушка даже не поднимала глаз. Она знала кто зашел. — Почему, Карин? Почему ты ушла? Ее глаза поднялись, остановились на чужом лице. Она вздохнула, как-то особливо тихо, едва-едва набрав воздух в легкие. — Хината, — Девушка перед ней дернулась, как-то ужалась, словно стеснительно или испуганно, — Я правда не хочу умирать. А Орочимару… Почти смог. Хината помотала головой оглядывая свои ноги, словно в неверии, словно потерявшись от всякого вокруг. — Разве возможно пойти против человеческого естества? Смерть неотъемлемая часть жизни… Ведь вся жизнь — это нерушимый цикл… Но Карин расхохоталась, надрывая живот, отчего Хината пуще замотала головой, хмурясь. — Ох, дорогая. Ты не видела того, как жила я. Ты не теряла того, что потеряла я. Внезапно Хината выпрямилась едва не по струночке, как-то жестко, словно стремясь растоптать бумаги под сандалиями прошагала к столу. — Что например? И ее голос изменился, звучал словно бы металл, а нежные лиловые глаза похолодели. — Меня едва не убили так же, как и мою мать. — Карин слегка повысила голос, отчего покинутый кабинет эхом повторил ее слова. Девушка резко задрала рукава, отрывая пуговицы на светлой рубашке. — Посмотри! Посмотри на это уродство! Мне едва ли было 8, когда это началось. Кто-то кусал за руку, за запястье, за плечо… А кто-то… За бедро или шею, за грудь. И это все убивало меня. Мне было тошно до отвращения, но я все еще до ужаса хотела жить. — Девушка отмахнулась, поправила криво обстриженные волосы и снова закатала рукава, — Хината, ты просто никогда не жила с мыслью, что все, что у тебя есть — это твоя жизнь. Ты просто никогда не думала, что после твоей смерти от тебя не останется ничего, но пока ты живешь ты существуешь. — Ты права, — Хината звучала как-то отстранённо, ее взгляд был расфокусирован и смотрел куда-то за плечо Карин, — Я просто никогда не видела ценности жизни. Убила впервые в шесть лет, — Девушка усмехнулась, как-то криво улыбнулась, отчего едкая горечь выступила едва не у нее на висках, — Поздновато для клана Хьюга, не находишь? — Карин отмахнулась, как-то наискось кивнула, но Хината отчего-то восприняла это как согласие, — Вот и отец так считал, что раз матушка не дала мне начать убивать в четыре года, то в шесть стоит набраться опыта. Количеством. В академии смерть всем показали в девять. Всех детей повели на казнь. А я к тому моменту уже и могла эту казнь провести. Тишина словно прогремела между ними, легкий ветерок из приоткрытого окна заколыхал разбросанные бумажки. — Я никогда не ценила жизнь, но разве бессмертие не страшнее, чем смерть? Карин подняла брови, подняла подбородок в вопросе, отчего Хината как-то по-странному внутри себя нашла это забавным, по-детски непосредственным. — Ты останешься одна. Все вокруг тебя умрут и не останется никого из тех, кто тебе дорог сейчас, неужели ты не боишься? — Я больше не знаю, чего должна бояться, понимаешь? Я помню, как умерла мама. Это было так… страшно, ведь я осталась одна, а вся жизнь превратилась в укусы. Карин замолчала, зажмурилась. Хината потупила взгляд на стол, просмотрела бумажки, пока шла к креслу. Она положила руки на ее плечи, легко накрыла кожу ладонями. Девушка тихо прошептала: — Если ты этого хочешь.***
Вокруг были какие-то мрачные стены, но воздух на удивление не был пропитан удушающей вонью плесени и канализации. Стены, пол и потолок были сухие, а койка на удивление мягкая и чистая. Ни капли не похоже на условия, в которых был Саске. Итачи дремал, пока к его рука была прикреплена капельница, а вокруг стояло куча аппаратов, готовые к подключению. Неужели этот человек даже в таком состоянии был много сильнее? Неужели после стольких лет лишений Саске так и не смог приблизиться к брату? Он вспомнил храм, в котором Итачи его ждал. Он сидел на троне, словно хотел показать их с Саске разницу в положении, в силе. Но это почему-то больше не злило, было только какое-то глупое чувство, будто так Итачи оставался его старшим братом, которого Саске так любил в детстве, все еще выше и сильнее, как будто звездочка в небе, к которой стремишься, но достичь ее тебе не суждено. Он сразу заметил его побледневшую кожу и темные круги под глазами. Губы казались бледными, словно обескровленными, а пальцы больше походили на кости. Это ли его драгоценный старший брат, которого Саске так боялся? — Здравствуй, брат, — Саске аккуратно присел на стул рядом с койкой, словно малейший ветерок мог сдуть мужчину рядом с ним. Теперь его брат действительно был мужчиной, а его измученное болезнью лицо больше ничем не было похоже на то лицо подростка, которого Саске запомнил, — Врачи сказали что-то новое? Итачи не поднял полупрозрачных век, лишь чуть дернулись его угольные ресницы, когда он заговорил: — Ничего, что ты хотел бы услышать. Его сиплый голос разнесся по комнате, отчего что-то внутри Саске ёкнуло. Он встретил брата, его настоящего брата настолько ненадолго. Парень правда не ждал, что мучительное ожидание окажется хуже, чем перспектива убить его. — Сакура вернулась. — Саске отвел взгляд от брата, посмотрел в потолок, пряча глаза, — Она сказала, что Пейн нападет на Коноху, ты знал? Это случится завтра, если она не ошиблась. Итачи приподнял веки, его тяжелый взгляд, полный усталости на секунду мазнул по лицу брата. — Нет. Я не знал, — Итачи попытался приподняться, отчего игла выскочила из его вены, но его это не озаботило, — Саске. Я знаю, что ты желаешь лишь как лучше, но я умру. Если Сакура права, то вас ждет много жертв, меня не станут выхаживать. Мне остался месяц, не больше. Отчего-то Саске сжался, ребенок внутри него протяжно завыл. Он знал, что попросит Итачи, но предпочел перевести тему. — Я признался Сакуре, и она сказала, что тоже любит меня. — Саске выдохнул, горечь наполняла его, — Я поверил, что когда-то мы с ней будем вместе навсегда. Дурацкие мечты, да? Подумал, что мы поженимся, а на этой свадьбе ты тоже будешь, даже если весь мир будет против. Я думаю, Сакура бы согласилась. Она ведь знает правду. Итачи дотронулся ладонью до плеча Саске, едва сжал его. — Саске. — Он тихо позвал брата, едва прошептал, — К сожалению, этой мечте не суждено сбыться, но даже если ты меня не увидишь, я буду там. Наблюдать за тобой. И родители будут. Итачи сжал его плечо сильнее, приподнялся и коснулся пальцами лба Саске, медленно моргнул посеревшими глазами. Саске все понял. Парень шел по Конохе шатаясь. Ничего не искал. Его глаза распухли, покраснели. Сакура хотела уйти, когда заметила его. Но сил не хватило. Девушка подошла к нему, позвала. Но Саске не услышал. Поковылял лишь дальше, мимо нее. Он отчего-то хромал, его левая нога едва волочилась, плечи дрожали. Он зашел куда-то в лес, пошел ближе к ручью и едва не упал в него. Грубо скинул с себя сандалии, впился в землю пальцами ног, откинулся и пустым взглядом смотрел в прикрытое листвой небо. Сакура села рядом с ним, тихо сжала его руку. — Саске, — ее голос звучал ласково, она нежно провела рукой по его предплечью, косалась лишь кончиками пальцев. — Саске. И тогда она услышала всхлип. Он рыдал, его живот дрожал, а слезы текли из-под прикрытых век. Сакура тихонько наклонилась над ним, коснулась волосами его лица. Саске приоткрыл опухшие века, когда Сакура поцеловала его. Невинно коснулась губ, едва ли на секунду, поцеловала скулы и уголки глаз. Саске едва приподнялся и едва не смял Сакуру в объятия, словно в ней не было костей. Он прижал ее к себе, прижался лбом к ее шее и зарыдал пуще, весь дрожа. Девушка едва вывернулась из его рук, но лишь чтобы сильнее прежнего прижать Саске к себе, поцеловать его макушку и гладить спину. Саске упёрся лбом в ее грудь, а после едва нашел силы посмотреть в ее глаза. Это были глаза человека, которого Саске любил, зеленые глаза. Смотря в них, он боялся потерять Сакуру больше с каждой минутой, боялся увидеть, как блеск исчезает из них. Перед его глазами проплыли серые, обессилевшие глаза брата. Он протянул баночку лекарства, которое сочувствующе выдала ему Цунаде, когда сказала, что ему не осталось и месяца. Крайний срок — три недели. — Я горжусь тем, кем ты стал брат. Ты действительно вырос таким человеком, на которого стоит равняться. Он замолчал, посмотрел в глаза Саске. — Ты удивительно похож на нашу маму, — Итачи улыбнулся, сжал мертвенно-бледные губы, — Ты был бы популярен, как и она, если бы остался в Конохе. По щеке Саске скатилась первая слеза, живот задрожал. — Учихи не умеют любить дважды, Саске, — Итачи коснулся его лба двумя пальцами, и протянул брату шприц, — Я не видел никого, кто бы смог. Надеюсь, ты не ошибся. Руки Саске дрожали, когда тонкая игла приближалась к бледной вене. Он наблюдал за тем, как дыхание его брата замедляется, а глаза медленно закрываются, пока он погружался в сон. Перед тем, как бледные веки закрылись, взгляд Итачи стал ясным, буквально на секунду. Ему понадобился час, чтобы сердце остановилось. — Я убил Итачи. У меня осталась только ты. — По щекам Саске стекали слезы, он жмурился и выглядел словно брошенный ребенок, когда крепко, едва не до скрипа сжимал ее ребра, — Пожалуйста, выживи. Я умоляю тебя, выживи Сакура. Холодный ветер пробежался по спине Сакуры. В этот раз ей не хватило сил, чтобы соврать. И лишь мерное журчание ручейка разбавляло всхлипы, когда Сакура действительно возжелала изменить свою судьбу, чтобы только остаться рядом с Саске. Потому что больше, она не могла соврать, признавшись ему. Кажется, Сакура действительно его… Любила.