Автократ Тиранович

В пятницу в школу я семенила в крайне противном настроении. Мы так ни о чём и не поговорили с Алексеем Романовичем после злополучного дня рождения Димы, но не злиться на меня он не мог. Ещё на меня была зла Лариса: я так и не рассказала ей, как дело было на самом деле, и поэтому она посчитала, что я не способна улучить даже секунду, чтобы помочь ей. Мы разругались прямо по телефону, когда я ей рассказывала печальную историю про её работу, пусть и в урезанном виде. Она с моей подачи была уверена, что я только-только положила новый лист в стопку, как вошёл Горин и заметил меня за этим занятием. Ещё более виноватой я почувствовала себя, когда Лариса вместо приветствия лишь долго, холодно и пронзительно на меня смотрела как на личного врага. Фокин тоже словно забыл поздороваться со мной, и я была уверена в том, что его надоумила Воронцова. Конечно, я тоже могла бы обидеться, но сейчас Лариса была права объективно, если только не считать, что это она предложила нарушить правила. Первые два урока — физкультура и алгебра — тянулись ужасно долго. Особенно алгебра, на которой мне пришлось сидеть одной: Лариса демонстративно села с Женей, а я гордо отказалась от предложения Прохорова пересесть ко мне. Его внимание мне, конечно, льстило, но я не хотела показывать Ларе, насколько мне важно сидеть с кем-то. Пусть думает, что я сильная и независимая в свои семнадцать лет! Третьим стояло обществознание, и это было ещё хуже. На первых двух уроках мне хотя бы не приходилось сталкиваться с классным руководителем. На обществе же встреча была неизбежна. В глубине души я лелеяла робкую надежду на то, что он забудет об инциденте в его кабинете, но прекрасно понимала: некоторые мечты несбыточны. Горин вошёл в класс за несколько секунд до звонка, и я подумала, что, может, и успею сбежать от него сразу после окончания урока. Правда, у нас ещё история стояла седьмым уроком, но… может, пронесёт? — Добрый день, — холодно, как, впрочем, и обычно, поздоровался Горин. — Начнём с истории. Обществознание оставим на седьмой урок. Воронцова, к доске. Неверина, готовьтесь, вы следующая. — У нас же контрольная была. Нам ничего не задали, — удивился Женя, пытаясь защитить Ларису. Впрочем, если бы он не успел это сказать, сказала бы я. Лара ведь точно не решилась бы. — Меня это не волнует. Думаю, Воронцова понимает, почему я её спрашиваю. Если нет, пусть у Невериной уточнит. Да, Фокин, продолжите спорить — следующим к доске пойдёте. Лариса сдавленно кивнула. О да, конечно, она всё понимала. Понимала, что сейчас Горин специально задаст ей какой-нибудь самый трудный вопрос, который мы проходили чёрт знает когда. Понимала, что потом он объявит о её единице за контрольную. А вот все остальные удивлённо смотрели на Лару, пытаясь строить разные догадки о том, чем же милая, спокойная и дисциплинированная Воронцова успела насолить историку. Алексей Романович задал ей вопрос про одну из многочисленных русско-турецких войн, и Воронцова принялась выкладывать всё, что знала. Мне оставалось только восхищаться её познаниями: может, Горин и считал их недостаточными, но, по-моему, у Ларки была просто феноменальная память на исторические события! Вот кто, скажите на милость, без запинки и подробно ответит на любой вопрос из курса десятого класса? Даже то, что делала Лариса, было, на мой взгляд, за гранью реальности, но у нашего историка было, конечно же, другое мнение. Я даже не сомневалась, что он влепит ей тройку, потом поставит неуд мне и со спокойной совестью начнёт урок. Однако, как выяснилось, Дима был не прав, когда говорил, что Алексей Романович — человек удивительно предсказуемый. И тогда, у него дома, он поймал меня, когда я пыталась уйти, и сейчас я не угадала с оценками. — Прекрасный ответ, Воронцова. Пять баллов, — вдруг сказал он. — Она же что-нибудь не назвала наверняка. А как же… командующие с турецкой стороны? — вдруг последовал вопрос от Филатовой, и этого ни я, ни моя Лариса уж точно не ожидали. Разумеется, у нас, как и в любом другом нормальном классе, не было принято специально валить друг друга. Реакция всего класса последовала незамедлительно, правда, не более, чем недовольные взгляды: Горина всё ещё все боялись. Кажется, даже Шарапова Катя и Лаврентьева Оля, подружки Филатовой, были возмущены этим вопросом. — Филатова, а вы помните фамилии командующих? — строго посмотрел на неё Алексей Романович. — Я сам, признаться, не помню их. Но вы можете выйти и ответить. Я с удовольствием послушаю и оценю. Филатова моментально замолчала и даже, стиснув зубы, извинилась, но на историка это не подействовало: — Неверина, будьте добры немного подождать. Филатова, будьте любезны, расскажите мне про ту же самую войну, о которой только что весьма подробно нам всем поведала Воронцова. Имена командующих не забудьте. С обеих сторон. — Ставьте двойку, — вздохнула она, и Алексей Романович назидательно кивнул. — Обязательно поставлю, не сомневайтесь. Неверина, ваша очередь. Я вышла, ожидая не менее сложный вопрос, чем он задал обеим Ларисам. И, если вторая из них это заслуживала, то Воронцова расплачивалась за моё любопытство. Но наш историк вновь повёл себя странно, задав мне вопрос, который мы только вчера писали в контрольной, притом единственный адекватный из них. Я была немало удивлена, но рассказала ему всё, что знала, и всё, что написала вчера. Этого хватило для того, чтобы он довольно кивнул и поставил мне пятёрку, пожалуй, первую заслуженную в этом семестре. Конечно, была ещё пятёрка за презентацию, которую мы делали с Ларисой, но в ней была её заслуга, а не моя. Долго радоваться отличной оценке, однако, Алексей Романович мне не позволил. И начал урок он с самого противного: с отметок за нашу контрольную. О, как же я боялась услышать, что он действительно поставил единицу Воронцовой, но в то же время я ждала, пока он объявит её фамилию. Горин, однако, пошёл не по алфавиту, и Лариса была не третьей, а, наоборот, последней — видимо, он думал, что с ней делать, уже после того, как проверил все остальные работы. Незадолго до фамилии Ларисы, кстати, прозвучала и моя: историк поставил мне четвёрку. Я лишь бросила в его сторону совершенно недоумённый взгляд. Нет, конечно же, я не была против и спорить не стала бы! Но четвёрка — это больше того, о чём я могла мечтать. Я ведь, кажется, только на первый вопрос нормально ответила — на тот самый, который я только что уверенно повторила у доски. Возможно, мне показалось, но в ответ на мой удивлённый взгляд Алексей Романович ответил едва заметной улыбкой. Хотя… этот человек вообще редко улыбается. Должно быть, это моё воображение соотнесло его выражение лица с чудесной детской улыбкой с той фотографии с Соней. Впрочем, он явно был в хорошем настроении, раз поставил по пятёрке мне и Ларисе и даже воздал Филатовой по заслугам. Но то, что было дальше, вообще не поддавалось логическому объяснению. Я поверить не могла, что передо мной стоял тот же учитель, что не далее чем вчера выгнал из класса четверых ребят за списывание, когда он произнёс: — И, наконец, Воронцова — пять с минусом. Кстати, единственная пятёрка в вашем классе. Теперь на него смотрели уже две пары ошарашенных глаз. Конечно, я была искренне благодарна ему за то, что он не стал наказывать Ларису, но не понимала, чем же вызван этот благородный поступок. Особенно со стороны Горина, который, и по словам Димы, и по моим собственным наблюдениям, превыше всего в жизни ставил справедливость. — Минус за неточности в третьем вопросе, — прибавил он, посмотрев на вопросительный взгляд Ларисы. А, значит, тот злополучный третий вопрос, в котором, по её словам, она написала полный бред, она даже исправить не смогла, чтобы всё было идеально. Или, может, она специально оставила пару помарок, чтобы Горин не заподозрил её в списывании или подмене работы? Дальше он продолжил совершенно спокойно вести урок, а вот я не могла нормально воспринимать информацию. И, хотя я понимала, что пожалею об этом, как только сяду за домашнее задание или когда Алексей Романович заглянет в мою пустую тетрадь, записывать конспект я попросту была не в состоянии. Вместо этого я, пробормотав про себя, что вообще не учусь на своих ошибках, принялась рисовать. Правда, на сей раз в тетради по истории. И девушку, чтобы опять невзначай не изобразить похожего на Горина молодого человека. На моё счастье, преподаватель сидел в кресле, а не ходил по аудитории, поэтому рисковала я не очень сильно. — Неверина, будьте добры, останьтесь, — вдруг услышала я от него и внутренне сжалась. Однако, как оказалось, к этому моменту урок уже закончился, и одноклассники уже поспешили на английский. — Спасибо за Ларису, Алексей Романович! — начала я, как только мы остались наедине. — Я проверил её старую работу, — объяснил он. — И действительно поставил минус за нечёткие формулировки в третьем вопросе. То, что она сочинила потом, я не смотрел. И помните: ещё раз поймаю на подобном — поставлю единицы обеим. — Да, конечно. Мы всё понимаем, но действительно было сложно. — Всё это вы проходили, — повторил он то же, что сказал и тогда, когда поймал меня в кабинете. Воцарилось длительное молчание. Я, наверное, должна была как-то отреагировать, но совершенно не знала, как спорить с этим его аргументом. Действительно ведь проходили! — Неверина… — продолжил Горин, и я совершенно не знала, что ожидать от его новых слов. — Да? — Я хотел бы извиниться за то, что произошло в моём кабинете. — Вы?! — вот это да! А я-то думала, что виновата была я. Всё же, у Алексея Романовича явно странные представления о плохом и хорошем. — Да. Я не должен был срываться на вас, когда вы спросили про Соню. Но эта тема, она действительно болезненная для меня. Не люблю о ней говорить. — Я уже поняла. Простите. Я больше не буду вас о ней спрашивать. — Всего хорошего, Неверина, — кивнул Горин, показывая, что этот инцидент закрыт. — И вам тоже, — я поспешила покинуть класс. В кабинете английского Воронцова вновь подсела ко мне и даже извинилась за всё то, что высказала. Я прекрасно её понимала: в конце концов, на кону её аттестат. И я в её ситуации, наверное, поступила бы так же. Так что уже через десять минут после окончания истории мы с улыбкой обсуждали всё на свете, словно и не ссорились вовсе. Подруги. Как раньше. Как и до появления Горина в нашей жизни. Случился в тот день и ещё один важный разговор. После уроков меня поймал Дима и торжествующе объявил, что он придумал, как заманить Горина в кино. Честно говоря, мне сразу не понравилось выражение его лица, но, так как выбора у меня другого не оставалось, я решила выслушать его предложение. В конце концов, сама ведь вообще ничего придумать так и не смогла… — В общем, план такой. Недавно новый фильм ужасов вышел. — Ненавижу ужастики, — буркнула я. — Мне потом подолгу кошмары снятся по ночам и всякие монстры мерещатся. Я вообще из этого жанра видела только Сайлент Хилл, и то — была тогда маленькой и глупой. И не догадалась, что можно выключить, если фильм не понравился. — Я тоже не очень к ним отношусь, — пожал плечами Димка. — Но у нас ведь цель вполне конкретная. И для этого ты должна прикинуться фанаткой фильмов ужасов. — Я тебя не понимаю. — Там с восемнадцати лет на него пускают, — пояснил он, будто бы мне сразу должно было стать понятнее. Но я поняла только одно: значит, крови и прочих прелестей жанра на экране будет предостаточно. — Мы не сможем пойти одни, и я попрошу Лёшу сходить с нами. Ты сядешь между мной и ним, разумеется, на последнем ряду. Тебе же нужно чисто формально, чтобы вы сидели рядом и смотрели что-нибудь. Или ты спорила, что это будет именно мелодрама? — Нет… речь шла именно о фильме, — кивнула я. — Ладно, придётся пойти на некоторые жертвы. Договаривайся с братом. Критский кивнул и довольно быстро меня оставил: даже до дома не проводил. Не то, что я была в обиде, конечно: идти в обществе музыки в наушниках приятнее, чем с этим человеком. Тем более, что нам придётся с ним ещё ужастик смотреть, и хорошо, если в обществе брата он не станет меня пугать ещё сильнее. Дома, чтобы хоть как-то снять стресс от происходящего, я в подробностях описала Лорду вконтакте, насколько же Критский всё-таки идиот, но мой друг по переписке, на удивление, принял его сторону. Ещё и возмутился, что я в таких спорах участвую! Конечно, в его доводах было рациональное зерно, а именно я поспорила с Филатовой, не подумав о том, что же буду делать, и всё же я ожидала от Ала поддержки. Информация о новом фильме в Интернете меня тоже не порадовала: на кинопоиске его называли одной из самых страшных картин за последнее время и восторженно отзывались о скримерах, коих там было довольно много. Мне явно будет сложно даже просто смотреть этот фильм, а уж тем более — ещё и притворяться перед Гориным его фанаткой. Но, как говорится, кто кашу заварил, тот её и расхлёбывает. И хорошо, что Дима помогает. Без него ведь я бы вообще не знала, что делать! Я перечитала содержание этого фильма несколько раз, чтобы быть готовой ко всем сюжетным поворотам, и даже поискала в сети самые страшные кадры. Именно от этого процесса меня отвлекло сообщение Критского, который написал, что договорился с Алексеем Романовичем на субботу. То есть, на следующий день. Кинотеатр был в торговом центре недалеко от их дома, и я даже подумала, что будет, если я вдруг случайно встречусь с Воронцовой, живущей в том же районе. Впрочем, это было не главной проблемой. Что надеть? Этот вопрос, терзавший всех девушек всю историю человечества, наконец, затронул и меня. Я ещё помнила то, как имела неосторожность одеться на один из уроков с Алексеем Романовичем моя Лариса, и не хотела повторить её опыт. В то же время, нужно было найти что-то эффектное, чтобы хоть как-то впечатлить моего учителя. Теперь этот вопрос терзал меня даже сильнее, чем то, как же себя вести в самом кинозале. В итоге, я остановилась на мамином белом вязаном свитере и любимых джинсах. Лучше так, чем он подумает, что я на Филатову похожа! В конце концов, мне нужно только отсидеть в кинозале два часа и поскорее сбежать, как бы ни было интересно потом пообщаться с Гориным. Главное — чтобы он не раскусил, что я не фанатка ужастиков. А милые беседы, если они вообще возможны с Алексеем Романовичем, стоит оставить на потом. Ночью мне спалось просто ужасно — вероятно, оттого, что я насмотрелась кадров из этого злополучного фильма, и наутро в школу я пошла крайне уставшей. Меня давно злило, что мы учимся по субботам, но в тот день я просто едва держалась на ногах. И заметили это не только Лариса, Саша и Женя, но и Вика Дементьева, и Серёжа Андреев, с которыми мы не то чтобы много общаемся. Наверное, выглядела я действительно жалко. Впрочем, на истории я изо всех сил делала вид, что со мной всё в порядке, и Воронцова ободряюще кивнула мне, сказав, что Горин, должно быть, ничего и не заметил. В тот торговый центр, где и находился кинотеатр, я приехала за полчаса до начала фильма. На удивление, даже Димка не опоздал: он уже ждал меня и даже держал в руке букет из пяти белых роз. Вот уж подготовился! Хотя… у нас ведь всё-таки должно быть свидание, поэтому я поблагодарила его и честно сказала, что даже не ожидала этого. — Так, а Алексей Романович где? — Билеты берёт, — пожал плечами Дима. — Я ведь не могу: по паспорту маловат. — Ты договорился, что я с ним сижу? — Ну не я же! Будешь между нами, — пообещал Критский. Вскоре я действительно увидела Горина. Кажется, впервые на нём не было привычного костюма: сейчас на нём были надеты голубые джинсы и рубашка в крупную клетку. Кстати говоря, ему действительно шло. Но, может, это потому что мне никогда не нравился слишком официальный стиль в одежде. Горин был не один: рядом с ним стояла Лаврентьева Оля, одна из двух лучших подруг Филатовой. Что же, этого следовало ожидать. Наша супермодель ведь должна как-то проверить мои слова. А восемнадцать из их компании исполнилось только Оле. Та лишь кивнула мне и продолжила не обращать на нас с Димой никакого внимания. — Видишь, Лёша даже цветы мне подарил. Так и скажи своей Филатовой, — лишь злорадно обратилась к ней я перед тем, как войти в зал. То, что покупал их Дима, ей знать вовсе не обязательно. Зал был практически пустой, и Дима, попытавшись нежно взять меня за руку, провёл меня к моему месту на последнем ряду. Учитель сел рядом и, казалось, не выражал ни малейшего интереса ни к нам, ни к тому, что будет происходить на экране. Я же огляделась и заметила, что Лаврентьева села прямо передо мной. Поймав мой взгляд на себе, та противно улыбнулась и что-то пробормотала, но я точно не различила смысла её слов. Тем временем фильм начался. Сперва на экране показывали всего лишь какую-то молодую семью, но я дрожала даже тогда, представляя, что же будет дальше. Димка быстро надел наушники и, видимо, попытался заснуть прямо во время фильма, а вот Алексей Романович внезапно обратил на экран довольно сосредоточенный взгляд. Тем временем мирные кадры сменились рассуждениями о появившихся в городе демонах: тот самый сюжет, которым так восторгались поклонники жанра, начал, наконец, разворачиваться. Только вот мне от этого было не легче. Я попыталась зажмуриться, чтобы хотя бы не видеть все эти кадры, но мне казалось, что Алексей Романович то и дело переводил на меня заинтересованный взгляд. О, он наверняка может увидеть, как я боюсь, поэтому я всё же постаралась посмотреть в сторону экрана. А лучше — в пол. Впрочем, вскоре я решила послать к чёрту всех и вся. В конце концов, это — глупая легенда, которую даже придумала не я, а Дима. Вот он пусть и отвечает за всё! Он всё равно всегда может что-нибудь придумать, а вот моя психика не резиновая. Рассудив так, я всё же прикрыла глаза и развалилась в кресле. Пожалуй, димкино решение поспать — лучшее, что можно сделать на этом фильме. А Горин пусть думает, что хочет. Спор ведь я всё равно уже выиграла! В итоге я сама и не заметила как заснула. Вроде бы, мне даже кошмары не снились, что было бы весьма кстати для этого фильма. Нет, во сне всё было мило и спокойно, но вот потом… — Эй, Сашка… — услышала я над моим ухом. — Что? — лениво спросила я Критского. — Фильм как бы закончился, главная ты наша фанатка. Пошли, может? Я вздрогнула и огляделась. Да, всё тот же кинозал и то же кресло. Рядом со мной всё так же сидели Дима и Алексей Романович, только вот моя голова лежала на плече моего учителя. Он, кажется, никак на это не реагировал, во всяком случае, уж точно не попытался её убрать. И всё же, как только я это осознала, моё лицо залилось краской, и я была очень благодарна тому, что в полутьме зала это не было хорошо видно. — Простите, Алексей Романович… — я резко отстранилась и встала. — Это случайно вышло. — Всё в порядке, Неверина, — махнул он рукой и пошёл к выходу. Благо, хотя бы не стал ругаться за то, что я заснула на фильме, который мне, вроде бы, должен нравиться. Но думала я даже не об этом. Его плечо… оно было таким мягким и удобным. Боги, конечно, это глупость, но я поняла, что хотела бы вернуться в кинозал, чтобы ещё немного поэксплуатировать Горина в качестве подушки. И даже никакие доводы о том, что я всё больше напоминаю себе влюблённую идиотку, на меня уже не действовали. Интересно, что делать дальше? С одной стороны, мне хотелось поскорее уйти, но с другой — остаться с Алексеем Романовичем подольше. Ах да, ещё у нас ведь вроде бы свидание с Димой! А значит, вечер не должен заканчиваться простым походом в кино. Иными словами, надо было остаться с Критским, хотя бы перекусить где-нибудь, хотя я и не была голодна. Алексей Романович и сам повёл нас в сторону фудкорта. Интересно, а сам он уходить вообще собирался? Или думал, что контролировать надо абсолютно всё, включая содержание наших с Димой диалогов? Ну да, мало ему оказалось встречи с отцом! Они ведь всё же поговорили. То есть, долго сидели на нашей кухне и что-то обсуждали. Кажется, даже тогда пришли к какому-то соглашению, но нам с Критским, разумеется, ни о чём не рассказали. Но, пока я думала об этом, к моему учителю подошла очаровательная девушка. На вид ей нельзя было дать больше двадцати пяти, и внешне она очень напоминала чуть повзрослевшую Филатову, что заставило меня сразу смотреть на неё с каким-то подозрением и без особой симпатии. Рядом с ней стоял маленький мальчик: лет семи, со спутанными каштановыми волосами, веснушками на лице и очень живым, весёлым взглядом. Только завидев Горина, он искренне улыбнулся и подбежал к нему. — Ну, привет-привет! — кивнул Алексей Романович мальчику и взял его на руки. Кажется, раньше я не слышала такой теплоты в его голосе. — Ты как? Как в школе дела и на тренировках? Мальчик не успел начать отвечать, как этот диалог прервала та женщина. — Лёш, наговоритесь. Давай, может, обсудим пару моментов — и я пойду? — И тебе привет, — строго заметил он. — Так, к чёрту твои формальности. Во-первых, Вова весь день не ел почти ничего. Купишь ему что-нибудь? Во-вторых, раз уж будешь кормить Вовку, возьми и мне большой американо. И давай куда-нибудь сядем, чтобы без детей. Твой Дима, думаю, и сам с Вовой справится. Горин сухо кивнул ей и, достав из кармана кредитку, протянул её Диме: — Купи Вове поужинать. И себе что-нибудь. И большой американо. Можешь выпить или мне отдашь. А ты, моя дорогая, уже достаточно взрослая, чтобы купить себе кофе сама, — холодно процедил он. Я, признаться, даже не ожидала от него такого неблагородства. — В Макдональдс пойдём? — загорелись глаза мальчика, которого, очевидно, звали Вовой. — Куда угодно, Володь, — махнул рукой Алексей Романович и вместе с девушкой отошёл за соседний столик. — Весь фудкорт в вашем распоряжении. — Ты слышал, Дим? Он разрешил! Значит, в Макдональдс! — восторженно заявил этот ребёнок, а я подумала, насколько редко надо питаться фаст-фудом, чтобы казаться таким счастливым от банального бургера. — А тренер не будет против? — строго и как-то по-горински спросил Дима. Впрочем, ему эта озабоченность не к лицу. Вторым Алексеем Романовичем он не станет, как бы ни старался. — Так я ему не скажу! Ди-ма, ну пожалуйста! — Ладно, — смилостивился Дима. — Что тебе взять? — Бигмак и большую колу. — Средней обойдёшься, племянничек. А тебе, Саш, что? Я заплачу, — улыбнулся он, глядя на карточку Горина. — Колу и мороженое. И я заплачу за себя сама. У меня триста рублей должны быть… — если бы Дима платил своими карманными, я не сказала бы ни слова, но ужинать за счёт Алексея Романовича мне было как-то неудобно. Я потянулась в карман за купюрами, но там лежал только телефон. Неприятная мысль о том, что Димка стащил их, пока я спала, у меня возникла, но я быстро вспомнила, что вчера была в других джинсах. И, видимо, в них и остались деньги. — Ладно, платишь ты, — сдалась я. — Слушай, а этот Вова что, твой племянник? — Ну да, — кивнул Критский и, пока я не успела спросить его о чём-нибудь ещё, ушёл за едой. Я включила телефон и принялась жаловаться Лорду Алу о том, что поход в кино прошёл просто ужасно. Мало того, что это был ужастик, так я ещё и заснула. Ещё и на плече моего учителя! Ни в какие рамки не лезет! Лорд отреагировал на это крайне сдержанно и лишь сказал, что я должна понимать, что никаких отношений между мной и Гориным попросту быть не может. Я же, в свою очередь, закатила глаза и отложила телефон. Потом что-нибудь ему напишу. На меня задумчиво смотрел Володя, и я решила поговорить хотя бы с ним, раз с Лордом не интересно, а Дима ушёл за заказом. В конце концов, если этот мальчик — племянник Димы, значит, должно быть, сын загадочной Сони. Алексей Романович ведь холост. Может, хотя бы этот милый ребёнок расскажет мне, почему остальные в этой семье ничего о Гориной Софье не говорят? — А ты у нас спортсмен, да? — начала я издалека. — Не знаю. Мама говорит, что да. А папа — что спортсменом можно будет называться только тогда, когда я выиграю хотя бы чемпионат России. А пока что — просто любитель. — А планируешь на чемпионат России? — удивилась я. — Мне семь лет. А туда только с четырнадцати берут. Вы что, никогда не смотрели чемпионат, хотя бы по телевизору? Там же только совсем взрослые соревнуются! — Вова, называй меня на «ты», а то мне неловко, — улыбнулась я. — Мне папа запрещает взрослых на «ты» называть, — покачал он головой. — А папу лучше не злить. Так вы смотрели чемпионат России? — А по какому спорту? Я, если честно, очень плохо во всём этом разбираюсь. Но ты у нас, наверное, футболист будущий? — Нет, — рассмеялся Вова. — Вот почему все, как только слышат, что я спортом занимаюсь, говорят о футболе? Я фигурист вообще-то, только не смейтесь. Но мне правда это нравится. Значит, фигурное катание? Что же, там вроде бы были мужские соревнования. И притом не менее красивые, чем остальные виды. И всё же, слышать от мальчика, что он фигурист — это, по меньшей мере, странно. Всё же, у меня всегда коньки ассоциировались с женским спортом. Ну, или с шорт-треком. — Что, мама надоумила? — попыталась перевести тему я. — Да. Она сама в детстве каталась. Но она давно уже на льду не была. Она теперь юрист, летает по разным странам и где-то выступает. — Значит, у нас все Горины — юристы, — улыбнулась я. — А вообще, Соня — хорошая мама? — Извините… Мою маму зовут Лена, вон она. Я не знаю никакую Соню, — растерялся он. — Дим, ты знаешь, кто такая Соня? — в этот момент как раз подошёл Критский. — Твоя подруга сказала, что она моя мама. Дима удивлённо смотрел на меня, а я — растерянно — на него. Как его маму могут звать Леной, если он — племянник Димы? Этому ведь должно быть какое-то объяснение, обязательно должно быть! И мой мозг быстро его придумал. Ну конечно, как же я не поняла этого раньше? Я совсем недавно узнала, что у Горина есть сестра Соня, а сейчас выясняется, что есть и ещё одна — Лена. Это же очевидно! Тем более, что Соня, вроде бы, младше Алексея Романовича года на три-четыре, то есть ей не больше двадцати двух лет. А Вове — уже семь. Однако и эту мою иллюзию Димка быстро разрушил своим смехом и словами: — Блин, Сашка, ты когда-нибудь перестанешь об этой Соне думать? Я думал, тебе Лёшка рассказывал. Ладно, позволь представить: это мой племянник, Горин Владимир Алексеевич. — А что так официально? — начала я и только потом поняла: — Стой… что значит «Алексеевич»? — Это значит, что моего папу зовут Лёша. Вон он, с мамой разговаривает, — объяснил Вова и показал на Горина с той самой девушкой. Ничего не ответив, я вскочила с места и убежала в сторону эскалатора. Больше мне не хотелось оставаться в этом чёртовом торговом центре, да и вообще где-нибудь, где есть Горин. Было ужасно противно: почему они все лгали мне раньше? Почему нельзя было спокойно сказать, что у Алексея Романовича есть и жена, и сын? Если бы я знала, я бы, наверное, не была такой глупышкой. Прав ведь был Лорд Ал: ничего у нас с Гориным быть не может, а мне пора перестать жить иллюзиями. И принять красную таблетку: сыну моего учителя семь! У Алексея Романовича своя семья и своя жизнь. А Неверина Саша в его жизни — не более, чем одна из старшеклассниц, с которой неожиданно решил встречаться Дима. Я порядком заблудилась в этом огромном центре в поисках выхода, но, наконец, выскочила на свежий воздух. Куртка, конечно же, осталась висеть на стуле, где всё ещё оставался Критский. Впрочем, возвращаться я не хотела категорически. Пошли бы все они к чёрту! На улице, кажется, всего лишь минус десять… Ерунда! Лучше мёрзнуть, чем возвращаться. Рядом с выходом из торгового центра была автобусная остановка, к которой как раз подъехал очередной автобус. Желая оказаться как можно дальше от этого места, я вошла в него. В салоне ещё и тепло, кстати говоря. Я задумчиво присела рядом с дальним окном — салон, благо, был практически пуст. И контролёров не было, а потому оплачивать проезд я не стала — всё ведь равно деньги остались в других джинсах. Уставившись в окно, я принялась тихо плакать, чувствуя себя самой обманутой девушкой в мире. За окном давно уже было темно (зимой ведь рано темнеет), и единственное, что различали мои влажные от слёз глаза, — многочисленные фонари, да и они сливались в одну жёлто-оранжевую бесконечную линию. — Девушка, извините. Конечная, — услышала я над собой голос водителя и, кивнув, вышла из салона. Автобус сразу же уехал — увидеть его номер, чтобы вернуться домой, я так и не успела. Да и, честно говоря, не подумала об этом. Я бы, наверное, продолжила плакать, но щекам было холодно и без слёз. Да и не только щекам. Я вся за эти несколько секунд продрогла, как осиновый лист. Наверное, надо было наплевать на свою гордость и всё же вернуться за курткой. Нужно было что-то делать. Я решила вызвать такси: там ведь можно оплатить картой онлайн. Дороговато, но в метро я всё равно без проездного попасть не могла. А автобус не запомнила: когда я уже, наконец, посмотрела, что за автобусы останавливаются на этой остановке, я увидела около десяти разных номеров. Так что экспериментировать — плохая идея. Однако разочарование меня ждало и на сей раз: похлопав по своим карманам, я поняла, что телефона не было. Точно, я ведь и его оставила на столе, когда общалась с Вовой. Места я узнала, но до дома было станций пять на метро. Иными словами, прогуляться, конечно, можно. Но дело даже не в темноте и не в том, что я плохо знала, как идти — это мелочи жизни. Но я ведь всё равно бы замёрзла по пути. Оглядевшись, я увидела какой-то торговый центр через дорогу и решила зайти в него, чтобы в тепле уже думать, как выбираться отсюда. — Наденьте, — внезапно я почувствовала чьё-то прикосновение к моему плечу и вздрогнула. Кажется, что-то подобное было и в сегодняшнем фильме. Молодая главная героиня посреди ночи оказалась в незнакомом районе, и после этого начались её удивительные приключения под названием «выживи». Но нет, мои страхи оказались напрасны. Это был всего лишь Горин, протягивавший мне его куртку. Сам он при этом стоял в одной рубашке. — У меня свитер, а у вас всего лишь тонкая рубашка… — попыталась возразить я, но он лишь покачал головой. — Надевайте. И идите в машину. Я кивнула, оделась и покорно пошла за ним. Интересно, откуда здесь вообще взялся Горин? Он что, следит за мной? Впрочем, я не особо возражала. Конечно, ещё совсем недавно я хотела убежать от него подальше, но теперь я была благодарна, за то, что он вытащит меня из этого места и вернёт домой. Ещё и согрел, как настоящий мужчина — благородный, заботливый… Эти мысли я, впрочем, быстро оборвала. Решила ведь уже, что он мне не пара ни при каких обстоятельствах! Да и что бы сказал папа, если бы узнал, что я мечтаю о своём женатом учителе? Он открыл дверь машины, припаркованной как раз у того торгового центра, в который я собиралась зайти. На кресле лежала моя куртка и мой телефон, и я протянула ему его одежду, а после он сел на водительское сиденье. — Адрес? Я пробормотала ему наш адрес и продолжала растерянно смотреть на него, не зная, злиться мне или благодарить его. Видимо, всё же благодарить. Тем более, что, пока мы шли к машине, я ещё раз попыталась вспомнить все диалоги с Критским. Он никогда не говорил, что сердечко Алексея Романовича свободно. Нет, единственный раз, когда я его допрашивала на этот счёт, он ответил, что мой учитель живёт один в комнате. И всё. А я уже решила, что, раз с женой не живёт, то жены и нет. — Как вы меня нашли? — всё же, спросила я. — Сразу увидел, как вы убежали, не взяв даже куртку и телефон. Видимо, вы не сразу выход нашли — во всяком случае, я видел, как вы выбежали и сели в автобус. Там останавливается только один. И я почему-то не сомневался, что вы доедете до конечной, а найти её в Интернете не сложно. — И вы поехали меня спасать? — я улыбнулась. — Вы уехали без одежды и телефона. Дима сказал, что у вас ещё и денег с собой нет. Что ещё я мог сделать? — Спасибо… — Лучше расскажите мне, Неверина, почему вы убежали? Я так и не понял, а Дима не сознаётся. Вы поругались? — Нет. — Или вас обидел мой сын? — вот это словосочетание как раз и было больно слышать! — Вова — замечательный мальчик! — честно призналась я и прибавила: — И наверняка замечательный спортсмен. Сейчас, а не после чемпионата России. — Смотрю, он много обо мне успел рассказать, — усмехнулся Горин. — И всё же, что тогда так вас расстроило? — Я не знала, что вы женаты. Я просто растерялась. Он глубоко вздохнул. — С Леной мы уже четыре года как в разводе, если это вас так беспокоит. Сейчас она всего лишь привезла мне Володю, потому что улетает на две недели в командировку, а больше никому ребёнка доверить не может. Если вы заметили, отношения у нас достаточно прохладные. Я не стала отвечать: и без того всё выглядело так, словно я требовала от него объяснений. В конце концов, он взрослый мужчина и имеет право на личную жизнь. И всё же, мысль о том, что Горин разведён, грела мою израненную душу. Видимо, даже в ужастиках бывают хеппи-энды. Или не бывает?.. Машина остановилась во дворе моего дома, и я принялась собираться и натягивать, наконец, злополучную куртку. Кажется, я даже вернулась до одиннадцати, и папа ещё даже не начал волноваться. Иначе пришлось бы опять просить Лариску прикрыть меня и ехать к ней. — Спасибо вам за всё, Алексей Романович, — сказала я, выйдя из машины. — Не за что, Неверина. И, конечно, позвольте вас поздравить. — С чем? — удивилась я. — С выигранным спором о походе в кино, — ответил Алексей Романович. Я даже ответить не успела: он уехал сразу же, как только облил меня этим ледяным душем.