Автократ Тиранович

Той ночью мне в очередной раз плохо спалось. Думать я могла лишь о том, как же Горин узнал о споре. Сперва я, конечно, грешила на Филатову, но потом решила, что она не стала бы подставлять и саму себя. Моя Воронцова, разумеется, тоже не предала бы меня. Ещё был Критский, но он знал, что правда про машину вскроется в тот же миг, как я сочту виновным его. И не стал бы рисковать. Тем более — зачем? Но больше про спор никто и не знал. Я чувствовала, что сходила с ума. Точно в своих рассуждениях я упускала что-то важное, точно ответ лежал на самой поверхности, а я его всё никак не могла заметить. В половину третьего ночи я даже нашла почту Горина и уже собиралась спросить его о том, как же так получилось. Но всё же голос внутреннего разума остановил меня от этого глупого и необдуманного поступка. А ещё через полчаса я, наконец, смогла заснуть, и была весьма этому рада. Что угодно лучше этих мучительных подозрений, уничтожающих изнутри. А днём, почти сразу после моего пробуждения, позвонил Прохоров. В другой ситуации я бы даже трубку не взяла, но тогда мне нужна была хотя бы чья-то поддержка. Я хотела отвлечься. Забыть о том, что кто-то сболтнул Горину о споре. О том, что у него есть сын и жена, пусть и бывшая. И о том, в чём я боюсь признаться даже самой себе: в том, что, несмотря на все его недостатки, Алексей Романович мне всё же симпатичен. — Чего тебе? — попыталась сказать я нарочито небрежно. Я нуждалась в нём, хотя бы в нём, но он не должен был это почувствовать. — Ничего особенного. Просто звоню узнать, как ты. Я скучаю. Знаешь, нам ведь не так много задали на выходные, у меня и дел особо нет, вот я и подумал: может, сходим куда-нибудь? — Я… с удовольствием, — всё же, не выдержала я. — Только куда? — Можно в кино. — Нет, только не в кино, ради всех богов, пожалуйста, — взмолилась я, вспомнив вчерашний кинозал. Мне кажется, я долго ещё не смогу после этого переносить большие экраны. — Тогда можем покататься на коньках. — И не на каток, — на сей раз я вспомнила Вову, занимающегося фигурным катанием. — Может, хоть по парку погуляем, царевна-привереда? — усмехнулся он. — Да, давай в парк. Зайди за мной, я сейчас соберусь. Собралась я довольно быстро и, забыв про все уроки, которые задал Горин, вышла из дома. На улице меня уже ждал Прохоров с небольшим, но очень симпатичным букетом из розовых тюльпанов. Я улыбнулась, притом весьма искренне: всё же, Прохоров был неплохим человеком. И даже милым. Может, зря я ему уже как два года отказывала? Лорд Ал, в конце концов, прав: учитель мне не пара. А вот Саша… Он моего возраста, довольно красив, интересен как человек — что ещё нужно? Не маниакальное ведь стремление к порядку, присущее Горину! — Не бросай меня сегодня, — попросила я. — Будь моя воля, я никогда бы тебя не бросил, — улыбнулся Саша. На удивление, мы провели этот день довольно неплохо. После парка, что был недалеко от моего дома, мы поехали в центр и гуляли по многочисленным запутанным московским улочкам, ели мороженое в одной кафешке с прекрасным видом из окна, играли в снежки и много смеялись. Мне даже становилось немного не по себе оттого, что я так и не рассказала ему, о чём переживала. Санька ведь спрашивал меня, он заметил это, как бы я ни пыталась это скрыть. И, кстати, это в очередной раз характеризовало его как прекрасного человека, ведь Алексей Романович вряд ли обратил бы внимание на такие мелочи, как моё состояние. А когда пришла пора возвращаться домой, я, будучи, видимо, сама не в себе, попросила Прохорова не оставлять меня одну. Не отводить домой. Я, конечно, имела в виду, что хотела остаться с Ларисой, но он лукаво усмехнулся и предложил совершенно другой вариант развития событий: — Хочешь весёлую ночь, Сашка? — спросил он. — Нет! — отрезала я, посмотрев на него совсем с другой стороны. — Мне ещё восемнадцати нет даже. Извращенец! — я уже хотела убежать от него, как он рассмеялся и пояснил: — Никакой постели, не беспокойся. Ну, если ты только сама этого не захочешь. Я имел в виду, что знаю неплохой клуб неподалёку. А отцу скажешь, что осталась у Воронцовой, она тебя прикроет. — Клуб? — удивилась я. — Ты имеешь в виду ночной клуб, где танцуют, пьют и всё такое? — Именно, — кивнул Прохоров. — Но если ты этого не хочешь, я тебя, конечно, отведу к Воронцовой. Конечно же, я должна была отказаться. В конце концов, разве я не понимала, к чему обычно приводят такие ночи? Разве не смотрела про это в фильмах? Разве не слушала маминых наставлений? Но мне всё ещё нужно было отвлечься… У Ларисы, конечно, лучше, чем дома, но я и там ночевала сотни раз. А хотелось чего-то нового. И, возможно, даже опасного. — Нам восемнадцати нет, — неуверенно напомнила я, пытаясь переубедить собственные порывы. — Тебе нет. Мне, если помнишь, уже исполнилось, — поправил Саша. — Только по одному твоему паспорту нас не пропустят. А у меня мой даже не с собой. — Он тебе и не понадобится, Сань, — покачал головой Прохоров и достал из кармана паспорт. — Вот, посмотри: Прохорова Екатерина Юрьевна, двадцать лет. — То есть? — Моя сестра. Ну, ты должна помнить Катю. Она на два класса старше нас училась. А это, — он подбросил паспорт и поймал его на лету, — её документы. Вы даже внешне с ней похожи, а уж в полутьме клуба вас никто друг от друга не отличит. — Ты спёр паспорт твоей сестры? — не поняла я. — Нет. Она сама дала. На случай, если свидание будет успешным. Я хотела возразить, что мы пошли всего лишь погулять вместе, но не на свидание. Но какая разница? Я не хотела ссориться с Сашей сейчас, не хотела даже просто противоречить ему. Если он — мой пропуск к тому, чтобы на эту ночь скрыться от гнетущих мыслей, то называть нашу с ним встречу он может как хочет. Я лишь лукаво улыбнулась Прохорову, взяла у него паспорт и позвонила Ларисе. Та, конечно, повозмущалась, но и пообещала подтвердить, что я у неё, когда позвонит папа. На фейс-контроле всё тоже пошло по плану. Прохоров оказался прав: охранники не особо всматривались в мои черты лица и легко приняли меня за его сестру. Единственное, мне самой было немного страшно, но Саша заверил меня, что уже был в этом клубе и что это — безопасное место. Он держал меня за руку и повёл прямиком на танцпол. На весь клуб играла какая-то громкая и очень навязчивая популярная мелодия, но её названия или исполнителя я вспомнить всё же не могла. Сашка двигался в такт энергичной музыке, а я старалась не отставать от него. Странно, я раньше думала, что он совсем не умеет танцевать, но, видимо, это не так. Глядя на него, я даже решила, что соглашусь, когда он предложит мне быть с ним в паре на вальсе на последнем звонке. А уж в том, что рано или поздно это случится, я вовсе не сомневалась. — Как тебе, Санька? — расплылся в улыбке он через несколько танцев. — Ты классный! — лишь ответила я и продолжила пританцовывать под новый хит. Играло что-то знакомое, но знатоком русской музыки я не была никогда, потому вновь не знала, что именно. В это время на меня нахлынули воспоминания. Помнится, я ещё когда-то в детстве мечтала танцевать всю ночь напролёт, не останавливаясь и не отвлекаясь ни на что. Мне тогда было лет двенадцать, к нам приезжала мамина подруга, большая любительница подобных удовольствий. Она даже обещала провести в клуб меня, но, конечно, мама не поддержала эту идею. А папа и подавно! Могла ли я тогда подумать, что всё же рано или поздно человек устаёт? Конечно же, нет! Я и сейчас, когда согласилась на предложение Прохорова, думала, что наконец исполню свою детскую мечту, но в какой-то момент мои ноги начали болеть, а я сама очень захотела пить. Мы с Сашей сели, и он пообещал купить мне что-нибудь попить. Я, конечно, рассчитывала на воду. Или, в крайнем случае, сок. Но Прохоров вернулся с двумя бокалами коктейля. Я глотнула свой безо всяких подозрений, и зря: оказался он всё-таки алкогольным, притом явно был крепче, чем обычное вино, которое родители позволяли мне выпить за столом. — С ума сошёл? — возмутилась я, глядя на него. — Тебе понравится. Доверься мне, Сашка. Вот скажи, разве невкусно? — настаивал он. — Вкусно, — была вынуждена согласиться я. И глотнула ещё раз. — Только горло обжигает. Что это? — А ты уверена, что хочешь знать? — усмехнулся Прохоров. И был прав: пожалуй, лучше мне было оставаться в блаженном неведении. — Не-а. Главное, что вкусно, — ещё один глоток. И ещё. Саша не отставал от меня и опустошал собственный бокал. По моему телу растекалась приятная теплота, а я начала себя чувствовать как-то по-другому. Легче. Свободнее. Раскованнее. Кажется, именно это происходит с человеком, когда он пьянеет? На мгновение я постаралась взять себя в руки, отложить бокал с коктейлем и трезво взглянуть на обстановку, но быстро отказалась от этой затеи. Зачем? Мне ведь давно не было так хорошо. И я сама хотела отвлечься… Я наклонила голову и положила её на плечо Прохорову. Тот, конечно же, не возражал. А мне было легко и мягко. В самом деле, лучше, чем с Гориным. И почему я, спрашивается, раньше не замечала, какой Саша красивый? Теперь я смотрела на него совершенно другими глазами: ещё, наверное, не влюблёнными, но уже восхищёнными. Александр казался мне каким-то средневековым рыцарем, явившимся, чтобы спасти меня, вырвать из лап обыденности. И у него неплохо получалось. — Сань, можно фотку на память? — спросил он, и я кивнула, думая лишь о том, как же раньше могла не замечать, какой у него прекрасный бархатный голос. — Выложу в инстаграм и подпишу «с подругой». Ты не возражаешь? — Возражаю, — улыбнулась я. — Саш, ну давай откровенно, какая я тебе подруга? — мягко пробормотала я, гладя его по волосам. — Подпиши лучше «с моей девушкой». И… знаешь, что? Хочешь, я тебе расскажу про то, почему я была грустная? — разоткровенничалась я. — Давай. — Только этот коктейль принеси ещё, — я отставила опустевший бокал. Теперь меня уже ничуть не смущало, сколько я выпила. Разве есть хоть какая-то разница? Папа всё равно сюда не заявится, а больше мне никто не страшен. Прохоров охотно выполнил просьбу и подновил наши коктейли. Я не без наслаждения принялась за второй бокал и попутно рассказывала ему всю эту историю с кино. Раньше мне, наверное, было бы стыдно говорить об этом Саше, тому самому Саше, который вроде как влюблён в меня. Но теперь я понимала, что у нас не должно быть никаких секретов. Это же глупо. Он всего лишь заботится обо мне и, несомненно, заслужил знать правду. — Вот я и не могу понять, как Горин узнал… — завершила, наконец, я пьяным голосом свой рассказ, пересев Сашке на колени. Тот одобрительно кивнул и прижал покрепче к себе. — Что-что ты там говорила? — его голос так же, как и мой, расплывался, он словно путался в словах. Хотя Прохоров и выглядел определённо лучше меня. — Значит, этот твой Лорд рассказал Горину про кино… — Нет-нет, глупенький. Этого я не… — я начала со смехом, как же Саша только мог настолько меня невнимательно слушать. Но он ведь был в чём-то прав. Когда я перебирала список подозреваемых, про моего интернет-друга я и забыла. Он знал обо всех моих приключениях во всех подробностях и, конечно, тоже мог рассказать Алексею Романовичу обо всём. Эта простая мысль даже заставила моё сознание на мгновение вновь начать соображать. Что, если предал меня действительно тот, от кого я это ожидала меньше всего? — Постой… Для этого Лорд должен знать Горина. Всё-таки, бред какой-то! — отмахнулся мой изрядно выпивший мозг после пары минут мучительных мыслей. — Мы же с Лордом… ну, много лет и всё такое. А Горин только месяц назад появился. — Глупость — значит, глупость, — не стал возражать Прохоров. Мы ещё долго пили и разговаривали обо всём на свете. Раньше я думала, что, если выпить, чувствовать себя будешь ужасно, но теперь я поняла, что всё это — бред сивой кобылы. Наоборот, мне было тогда тепло, хорошо. Мир словно преобразился, Прохоров будто бы перестал быть последним придурком, и я даже не возражала против того, что он не только поглаживал меня по голове, но и спускал руку ниже, в сторону моей груди. Саша же, в свою очередь, не скупился ни на этот чудодейственный коктейль, ни на комплименты в мой адрес. Ближе к двум часам ночи разговор вновь зашёл про кино с Гориным. Мне в голову вдруг пришла замечательная идея: можно ведь не строить догадки, а спросить обо всём у самого Алексея Романовича. Вероятно, так действовал алкоголь: в здравом уме я бы не задала ему этот вопрос. Но тогда мне казалось, что в мире вообще не может быть никаких преград, а мой вопрос вполне корректен. И даже то, что за окном клуба стояла глубокая ночь, меня не смущало. Прохоров поддержал меня. У него уже заплетался язык, но мы прекрасно понимали друг друга и без всяких слов. Оставалась последняя проблема: я не знала номера Алексея Романовича, но и её мы быстро решили: Саша предложил узнать его у Критского, который как раз был онлайн вконтакте. Сказано — сделано, и уже через пару минут я трясущимися пальцами набирала заветные одиннадцать цифр на клавиатуре телефона, то и дело попадая не на ту кнопку. Саша попросил включить громкую связь, и я не стала ему отказывать. В конце концов, ему ведь тоже наверняка интересно послушать, чем всё закончится. Громкая клубная музыка ни меня, ни его тоже не смущала. Какая ведь вообще разница Горину, где мы находимся? Алексей Романович ответил не сразу: мне казалось, что несколько мучительных гудков длились целую вечность. Я уже даже хотела сбросить звонок, но Саша лишь качал головой. Наконец, я услышала его заспанный и довольно раздражённый голос: — Алло. Кто это? — Ой… — начала я, изо всех сил пытаясь составлять слова в предложения. — Алексей, а вы… то есть, Романович, вы… кино, вы как узнали? То есть тогда, ну, там ещё Дима был. И спор. И Филатова… — в обычном состоянии я бы ужаснулась тому, что говорила, но тогда мне казалось, что мысли свои я формулировала предельно понятно. — Так, Неверина. Вы пьяны? — С чего вы… ну, взяли… решили, вот, вспомнил! — вмешался Прохоров. — Где вы оба? — строго спросил Горин. — Ну, мы… — начала было я, но Саша вновь меня опередил: — Секрет. — Неверина, где вы? — повторил он. — Сказал ведь: секрет, — рассмеялся Прохоров и повесил трубку. — Что ты наделал? — разозлилась я, посмотрев на него. Всё же, я хотя бы понимала, что с учителем так говорить нельзя, а с историком — особенно! — Расслабься. Как он нас найдёт? — В понедельник… Вместо ответа Прохоров прижал меня к себе крепче и осторожно поцеловал, словно боясь, что я оттолкну его. Но нет, я не могла ему отказать. Только не тогда, когда он сделал для меня так много. Хотя, конечно, я никогда не горела желанием отдавать свой первый поцелуй Саше, я ничего не могла с собой поделать. У меня кружилась голова, но едва ли это было от удовольствия. Тем не менее, я осторожно, с едва скрываемым волнением, позволила его языку медленно исследовать мой рот. — Саша… ты уверен, что это… что так надо? — сбивчиво прошептала я, оторвавшись от него лишь на мгновение. — Тебе не нравится? — Нет… Мы долго сидели молча, словно оба осмысливали мои слова. Только вот он неправильно меня понял: я хотела как раз сказать, что мне всё нравилось. А вот моё выпившее сознание не позволяло ясно выразить свою мысль. Я не знала, как долго мы просто смотрели друг на друга, но потом Саша встал и принёс очередную порцию коктейля. Выпив ещё, парень резко схватил меня за шею и вновь поцеловал, на сей раз — более настойчиво, требовательно. Я вновь ответила ему, но теперь более решительно: я и сама запустила язык в его рот. На редкость приятное чувство, надо сказать. — А теперь? Всё ещё нет? — Я имела в виду: нет, нравится, — рассмеялась я. — Только… не так грубо. — Хорошо, — прошептал он мне прямо на ухо. Его громкое дыхание заставляло и меня дышать чаще, и я в очередной раз обняла его. Если раньше мне не хотелось просто оставаться одной, то теперь я не хотела оставаться без Прохорова. — Я могу сделать… ещё… ещё приятнее, — он расстегнул верхнюю пуговицу на моей рубашке и запустил руку вниз, под неё, нащупав бюстгальтер. — Я не знаю, — пробормотала я и вновь глотнула коктейль. — Я никогда не… — Я тоже. Всегда всему есть начало… — не думал сдавать Саша. — Не знаю, — повторила я, взяв его за руку, что была под моей рубашкой, и положив её назад, на моё плечо. — Идём… — он как-то резко схватил меня и поволок к выходу. — Идём ко мне. Там только Катя, она… она не мешает. Не будет мешать. Нам только найти надо такси, — путал он слова местами. Впрочем, это не мешало мне прекрасно понимать, что он имел в виду. Ну, как прекрасно? Ровно в той мере, на какую хватало моего пьяного сознания. — Я не уверена. Так… вдруг так не будет лучше, Саш? — Пошли. Потом ещё благодарить будешь, — усмехнулся Прохоров, не останавливаясь и не ослабляя хватку. Я бы продолжила слепо следовать его указаниям, но внезапно увидела среди танцующих одинокого мужчину, продиравшегося сквозь толпу. О, Горина я бы узнала где угодно даже в пьяном виде! Он с грозным выражением лица явно направлялся к нам с Сашей. Наверное, нужно было срочно согласиться с предложением Прохорова на такси и убежать куда-нибудь подальше от моего учителя. Да, в тот момент моё сознание было способно даже на это, но всё же перспектива ехать куда-то с Сашей пугала сильнее, чем злой историк. — Пошли быстрее! — велел Прохоров, очевидно, также увидев Горина. — Не хочу… — начала ныть я. — Там Горин! — Я знаю. Но давай не надо… Он принялся тащить меня к выходу ещё более рьяно, не обращая внимание на мои неуверенные и явно недостаточные попытки освободиться от его хватки. И тут в дело вмешался Алексей Романович. Я, казалось, и не почувствовала ничего, но Прохоров, наконец, освободил меня после того, как мой учитель что-то сделал. Куда-то потянул его руку, если точнее. — Она, кажется, сказала «нет», — холодно заметил Горин. — Прохоров, вы что-нибудь слышали о праве отказаться? — Она сказала «не знаю». Это она… убегать не хотела. Ну, от вас, — попытался оправдаться Саша. — За мной. Оба, — безапелляционно велел Алексей Романович. Словно провинившихся детей, коими мы, впрочем, и были, историк держал нас за руки и вывел из клуба. Мне было немного жаль уходить, но сбежать не было ни возможности, ни желания. К тому же, даже я понимала, что учитель явно был зол на меня, и усиливать его гнев не хотелось. Саша тоже вёл себя на удивление примерно: видимо, готовность сворачивать горы у него ушла вместе с появлением Алексея Романовича. Он посадил нас в машину и довольно долго стоял на парковке, словно о чём-то размышляя. Наверное, о том, что с нами делать посреди ночи. Словно в подтверждение этой догадки, он достал телефон и принялся кому-то звонить. По его репликам даже моё пьяное сознание легко поняло, что говорил он с сестрой Прохорова. И, кстати, довольно гневно высказывал всё, что думал о поведении Саши. Я быстро сообразила, что следующий звонок будет моему папе и мысленно сжалась от этой мысли. Что со мной отец за это сделает — оставалось только догадываться. И не только со мной ведь! Нет, конечно же, я думала не о Прохорове, а о Воронцовой, невольной соучастнице нашего преступления. — Алексей, пожалуйста, Горин. То есть, Романович… — язык мой всё ещё не желал подчиняться и выговаривать правильно такую сложную и длинную мысль. — Папа, он… Лариса же ни при чём, она даже не… не в курсе. — Довольно, — отрезал он. — Неверина, я несомненно поставлю вашего отца в курс дела, — и он принялся набирать очередной номер. Видимо, папин. Мне оставалось молча молиться всем высшим силам, которые только придумало человечество, чтобы папа не подошёл к телефону. Хотя даже это меня бы не спасло: Горин ведь наверняка станет звонить, пока папа не ответит. Или в школу отца вызовет, на худой конец. — Выключен, — буркнул Горин через целую, казалось, вечность ожидания. — Ладно, поехали. Я не знала, что было дальше: как только машина выехала из дворов, я сразу же заснула. И больше не чувствовала ничего: ни как Горин отдал Прохорова сестре, ни как машина припарковалась у дома Алексея Романовича, ни даже как он осторожно взял меня на руки и понёс в квартиру. А жаль, что я это проспала: было бы, несомненно, приятно увидеть это воочию, а не додумывать после, что, должно быть, происходило всё примерно так. Проснулась я на большой кровати в комнате с белоснежным оформлением. Ничего лишнего, никакого хлама, белые чистые стены… Не нужно было быть гением, чтобы понять, что я была у Горина дома. Должно быть, в его спальне: в кабинете и в комнате Димы я уже была, а эта обстановка была для меня новой. На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой, и я жадно выпила залпом всю воду. Вроде бы, стала чувствовать себя немного лучше. Хотя мне, можно сказать, и повезло: голова, конечно, болела, но меня, по меньшей мере, не тошнило. Да и вроде бы я была способна воспринимать информацию и даже её анализировать. Просто слабость и головная боль… Такое и раньше ведь случалось! Гораздо хуже мне стало, когда я попыталась вспомнить всё то, что произошло вчера. События в памяти всплывали не сразу, но постепенно мне удалось вспомнить и про звонок Горину, и про мой первый поцелуй, и про то, что случилось бы, если бы Алексей Романович не приехал вовремя. Да, как расхлёбывать эту кашу, я не знала, но сначала, очевидно, нужно было заставить себя встать и попытаться дойти до кухни. Наверное, там сидел Горин и ждал, пока я выйду. Спала я, очевидно, в одежде, за что Горину стоило сказать большое спасибо. Я даже представить себе не могла, что бы было, если бы учитель меня раздевал. Но нет. Даже та пуговка, которую расстегнул тогда Прохоров, была застёгнута. Заслуга Горина, вероятно… Интересно, кстати, где спал он, если это его комната? Не со мной ведь? Я раскраснелась от одной только этой мысли. Собравшись с силами, я вышла на кухню, ожидая увидеть там злого Алексея Романовича. Что ему говорить — я, конечно же, придумать не успела. Впрочем, хотя импровизация никогда не была моим коньком, в планировании я также сильна не была. Так что решила действовать по ситуации. Впрочем, на кухне Горина и не было. Там вообще никого не было, и я осторожно постучала и заглянула в кабинет Алексея Романовича. Тоже никого. Оставалась ещё, конечно, комната Димки, но Критский ведь сам говорил, что Горин в здравом уме туда не сунется. На всякий случай я заглянула и туда, и удача мне, наконец, улыбнулась. Нет, моего учителя не было и там, зато на кровати Димы сидел и смотрел какой-то мультик в телефоне Вова. — Привет… Ты один дома? — спросила я, и мальчик подошёл ко мне. — Да. Папа велел мне присмотреть за вами в случае чего. Я усмехнулась. Должно быть, этот Вова — довольно самостоятельный мальчик. Хотя за вчерашней мной действительно нужно было присмотреть хотя бы кому-то, и Прохоров с этой ролью явно не справился. — А где твой папа? — На работе. Он обещал прийти как только у него закончатся уроки, — точно! Я ведь и забыла, что был понедельник. — И Дима в школе. — А ты? — удивилась я. — Папа сказал дома посидеть, а потом он или Дима отвезёт меня на тренировку, если температуры не будет. — А ты заболел, что ли? — Нет, просто тридцать семь и сколько-то там. Три или четыре, пустяки. Но папа всё равно вас одну бы не оставил. Перспектива сидеть с сыном Алексея Романовича меня, честно говоря, не прельщала абсолютно. С одной стороны, я не хотела встречаться с Гориным как можно дольше; с другой — мне просто был не слишком приятен этот мальчик. То есть, сам он, конечно, славный малый, но я ещё не свыклась с мыслью о том, что у моего учителя был сын. Я понимала, что он ни в чём не виновен, но и поделать с собой ничего не могла. Рассудив, что Вова в семь лет вполне может просидеть и один дома половину дня, я направилась к выходу. И, когда я уже надела куртку и обулась, я встретилась с очередным обломом: дверь была заперта на ключ, притом открыть её изнутри никак не получалось. — Володь, у тебя есть ключ? — крикнула я. — Нет. У меня даже от маминого дома ключа нет, она боится, что потеряю. А у папы я редко живу. Замечательно! Значит, меня заперли! Оставалось лишь надеяться, что Дима придёт раньше Алексея Романовича и вызволит меня отсюда. Но верилось в это, честно говоря, с трудом: если уж Горин решил посадить меня под замок, такую мелочь, как возвращение Критского, он наверняка просчитал. Пришлось коротать этот день с Вовой. Мы с ним просто смотрели какие-то мультики, что было, конечно, довольно скучно. И всё же, это отвлекало от мучительного ожидания прихода Горина. Но, как известно, неизбежное не отсрочить: казалось, непростительно скоро Алексей Романович вернулся вместе с Димой. — Как себя чувствуете, Неверина? — в первую очередь, спросил историк. — Голова почти не болит. Он отвёл меня на кухню, мучая неизвестностью. Интересно, он уже связался с моим отцом? Хотя… у меня на телефоне всё ещё не было ни одного пропущенного, а папа ждать бы не стал. Впрочем, какая разница? Алексей Романович явно дал понять мне, что обязательно обсудит с ним моё поведение. Сам историк пока что заваривал чай. Я с любопытством за ним наблюдала: мне было интересно, сколько сахара он в итоге себе положит. Впрочем, результат в пять кубиков меня не удивил. В конце концов, Лариса пила ещё более сладкий. Удивило меня скорее то, что он достал ещё пачку печенья и коробку шоколадных конфет. Я с завистью перевела взгляд на его фигуру: конечно, костюм не особо подчёркивал это, но лишнего веса у Алексея Романовича действительно не было. Мне бы так: есть столько сладкого и не переживать по поводу моих килограммов! Впрочем, уже очень скоро мои мысли вернулись к тому, что беспокоиться я должна вовсе не о метаболизме Горина. Он заботливо налил чаю и мне, а потом, как и раньше, когда я была в чём-то виновата, сел напротив меня и долго, задумчиво на меня смотрел. Очевидно, он ждал моих оправданий, но вместо этого я задала вопрос, что мучил меня весь этот день. — Алексей Романович, а как вы нас вчера нашли? Саша же не сказал вам адрес. — Из инстаграма, — и, в ответ на мой удивлённый взгляд, прибавил: — Прохоров выложил ваше селфи из клуба. Там и геоданные были приложены. — А вы подписаны на Сашу? — удивилась я. — На Диму. Он — на вас, а вы — на Прохорова. Найти было несложно. Но неужели вас это волнует более всего? — Не это, — вздохнула я. — Вы уже звонили папе? — Нет, но обязательно это сделаю. — Понимаете… — начала я свою исповедь. — Я заслужила наказание. Я поступила безответственно, и это я знаю. Я не должна была идти на поводу у своих эмоций и вообще соглашаться встречаться с Прохоровым. Тем более, я не должна была идти в клуб и пить там. Я не знаю, что папа со мной сделает, когда узнает обо всём, но всё это я заслужила. В отличие от Ларисы. Когда я позвонила ей вечером, она была возмущена тем, что я веду себя безответственно, но не могла мне отказать. И это она не знала про клуб: она думала, что я просто пойду к Прохорову. Если бы я сказала ей правду, она бы придумала всё, что угодно, но не отпустила бы меня. Вы знаете Ларису, она очень умная и всегда ведёт себя правильно. Она меньше всех заслужила наказание, но папа думал, что я была у неё. Узнает папа — влетит и ей, понимаете? Вы же не хотите наказывать её? Она не виновата. — Хорошо, — протянул Горин после долгой, мучительной паузы, во время которой я была готова провалиться от стыда сквозь землю. — Ваш отец не узнает, Неверина. Первый и последний раз. И всё же, ваше поведение было недопустимо! Вы хоть понимаете, что могло случиться? — Понимаю… — я была вне себя от радости от того, что Алексей Романович всё же согласился не звонить папе. — Но… разве это касается вас? — не подумав, спросила я. — Вы ведь всего лишь мой классный руководитель. — Неверина, меня несомненно касается то, как проводит ночи девочка, с которой я хожу в кино на последний ряд, пусть и из-за её глупых споров, — строго заключил он. — Помните, когда-то вы обещали мне желание? — Помню. Сейчас вы скажете больше не ходить по ночным клубам? — Почти. Сейчас я скажу больше не ходить по ночным клубам без меня, — усмехнулся Горин. Я тоже улыбнулась. В принципе, сходить с ним было бы действительно классно, но такой, как он, никогда бы не согласился. — Можно подумать, вы там вообще бывали, как нормальный человек, — не подумав, брякнула я. Горин в ответ лишь загадочно стрельнул глазами в сторону Вовки, который спорил с Димой из-за нежелания надевать куртку. Несчастный дядя же изо всех сил пытался не взвыть, собирая племянника на тренировку. — На что вы намекаете? Неужели Вова появился из-за того, что вы любили гулять по ночным клубам? — с живым интересом спросила я. — Всё может быть, Неверина, — усмехнулся Горин. — И всё же, вернёмся к делу. — Ладно-ладно, обещаю, что не буду ходить по клубам без вас. По меньшей мере, пока мне восемнадцать не стукнет. — Видимо, придётся мне почитать вам нотации вместо вашего отца, — словно не замечая моих предыдущих слов, протянул Алексей Романович. Я мысленно закатила глаза и приготовилась к долгой разъяснительной беседе о том, какой опасности я вчера себя подвергала и почему алкоголь для несовершеннолетних — это зло. И всё же, хотя мой учитель и умел разговаривать об этом так долго и нудно, что его хотелось прикончить на месте, несмотря на все его достоинства, я повторяла про себя, что он всё же не сказал отцу. А значит, я должна была хотя бы делать вид, что внимательно его слушала. Закончил историк только тогда, когда вернулся Дима, оставивший, вероятно, Вову с его тренером. И то — закончил только потому, что Критский меня спас, всевозможными способами отвлекая старшего брата. Притом Димка смотрел на меня как-то восхищённо: вероятно, он тоже не отказался бы повторить моё ночное приключение. Я же боялась лишь одного вопроса со стороны Горина: если Прохоров выкладывает фото с мной и подписывает его «моя девушка», это должно вызвать вопросы со стороны Критского, если он в меня влюблён. Но историк, благо, до этой простой мысли не додумался, или же решил не вмешиваться в наши с Димой отношения. А ещё меня всё ещё терзал тот самый вопрос, с которого и началось моё желание отвлечься и забыть обо всём. Вопрос о том, как же Горин узнал о споре. И я всё же не могла его не задать, хотя и понимала, что это — явно плохая идея. — Алексей Романович, — улучила я момент, когда он, вроде бы, уже успокоился. — И всё же, ответьте: как вы узнали про то, что мы с Филатовой поспорили про кино? — после этого вопроса Горин остался внешне вполне спокоен, а вот лицо Критского выразило неподдельный интерес. Всё же, зря я, наверное, его подозревала. Или он слишком долго репетировал, как нужно отреагировать на этот мой вопрос. Но Дима, сколько я его знаю, никогда не отличался особым актёрским талантом. — В Интернете прочитал, — безмятежно отозвался историк. — То есть? Он молча достал телефон и принялся там что-то искать, а я задавалась лишь одним вопросом: неужели про такие глупые подростковые споры действительно можно прочесть в новостях. Отец Филатовой, конечно, богат, но вряд ли дочурка стала бы даже говорить ему об этом, не то что просить как-то осветить это в СМИ. Да и даже Филатов-старший вряд ли мог бы сделать из вполне обычной ситуации новость мирового масштаба. Впрочем, все мои сомнения развеялись, как только он показал мне снимок экрана, на котором я действительно признавалась, что поспорила, что свожу историка в кино. Только вот признавалась я в этом не всему Интернету, а лишь Лорду Алу, и именно фрагмент нашей с ним переписки теперь демонстрировал историк. Это было очевидно: я бы узнала этот диалог, даже если бы Горин попытался замазать автора ответов, но Алексей Романович об этом даже не думал. — Отправьте мне эти скрины, — попросила я, и преподаватель согласно кивнул. Весь вечер после этого вновь прошёл как в тумане. Я вновь перебирала списки подозреваемых и думала, кто мог дотянуться до моего телефона и отправить эту переписку Горину. Лариса? Конечно, могла! Но она не стала бы. Папа, мама или, чем чёрт не шутит, Славик? Тоже вариант! Но даже папа, любящий меня контролировать, не стал бы читать мои переписки. Критский? Я дважды засыпала и оставляла телефон с ним. В первый раз, помнится, я даже проснулась оттого, что он разговаривал по моему мобильному с Воронцовой. Сделать пару скринов для него, конечно же, не проблема. Но я ведь уже решила, что он не смог бы так натурально сыграть удивление, если бы был к этому причастен! Но ведь больше это сделать и некому… Ах да, ещё оставалась я сама. Может, это я сошла с ума и отправила своему историку свои же переписки? К сожалению, именно этот вариант был самым правдоподобным. За ночь я успела просмотреть все скрины, что делались с моего телефона. Конечно же, там не было ничего подозрительного, но я не сомневалась в том, что тот, кто это сделал, стёр их. Это же так легко! Только вот кому понадобилось так подставлять меня? Как и вчера, от размышлений меня отвлёк звон телефона. Прохоров. Но на сей раз я молча швырнула телефон на кровать и проворчала: «Заткнись ты!» Разумеется, на Сашу я была безумно зла: в конце концов, это ведь из-за него произошла вчерашняя ночь! Он был подстрекателем! Не поздоровалась я с ним и на следующий день, когда мы встретились в школе. Он, кажется, хотел мне что-то сказать, но я то и дело изображала крайнюю занятость, чтобы не оставаться с ним наедине. Один раз я даже вклинилась в разговор Филатовой и Шараповой: чего ведь не сделаешь от обиды! Но большую часть того дня я провела за партой, рядом с Ларисой. Сначала я не хотела ей рассказывать, но она яростно желала узнать правду во всех подробностях, и я решилась говорить с лучшей подругой без утайки, не скрывая ни ночного клуба, ни предательства кого-то из ближайших знакомых. — Дай сюда скрин посмотреть, — лишь потребовала подруга, когда я закончила. На удивление, она даже отложила свою ругань по поводу клуба. Впрочем, за это я Ларису и ценю: видела ведь, в каком я состоянии! И решила помочь. — Держи… — Сашуль, — задумчиво протянула она, посмотрев на экран. — Шерлок ты мой! Как минимум, этот скрин был сделан не с твоего телефона. — В смысле? А с чьего же ещё? — не поняла я. — Очевидно, с телефона этого самого Лорда. Смотри: будь это твой телефон, твой аватар в переписке был бы справа. А здесь — наоборот, — и, видя мои непонимающие глаза, она прибавила: — Открой переписку со мной. И я у себя открою. На моём справа буду я, а на твоём — ты. — Врубилась… но… блин, постой. Ты хочешь сказать, что это Лорд отправил Горину скрин? — Очевидно! — выдохнула Лариса. — Но зачем он это сделал? И откуда он вообще знает Горина и меня? — Зачем? Как я помню, он давно не поддерживает твои отношения с Гориным, — рассуждала Воронцова. — А второй вопрос… лучше задать его по-другому: кто этот Лорд такой? — Есть предположения? Лариса кивнула. — Смотри: ты, кажется, говорила, что он явно старше тебя. То есть, его слова кажутся тебе какими-то взрослыми… — я кивнула: действительно, он всегда был для меня старшим, опытным другом. — Ещё он пытается образумить тебя, чтобы ты не флиртовала с историком. А ещё... помнишь, Алексей Романович на первом занятии говорил, что его любимые темы в истории посвящены медиевистике? — Честно? Я даже не помню, что такое медиевистика. — Это наука о средних веках в истории Западной Европы. Выражаясь ещё понятнее, о том времени, когда была всякая знать. Аристократы. Герцоги, графы, бароны, виконты… Лорды! — подытожила Воронцова. — К чему ты клонишь? — побледнела я. — Да к тому, что «Ал» — гораздо более красивое сокращение имени «Алексей», чем «Лёша», понимаешь? — живо произнесла она. А у меня душа всё быстрее направлялась к пяткам. — В этой теории есть два несоответствия, — попыталась утешить себя я. — Если Лорд Ал — это Горин, то он знал обо всём, что со мной происходило. В том числе, и про Критского на его машине. Он бы выдал себя раньше! А второе — то, что таких совпадений не бывает! В России больше ста сорока миллионов человек, а на русском говорит ещё больше! И ты правда думаешь, что мы с моим случайным знакомым из Интернета оказались бы в одном классе, пусть и с разных сторон парты? — Что касается машины, может, он испытывал своё терпение. Да и потом, может, с Критским он и провёл воспитательную работу на этот счёт — нам-то откуда знать? А что до совпадений… Знала бы ты, какие невероятные случайности порой происходят! Может, это одна из них? С этими словами Ларисы я потеряла надежду окончательно. Всё сходилось: Алексей Романович, скрывающийся по ту сторону экрана, выслушал, то есть, прочитал всё, что я говорила об учителе и о кино. А уж сложить два и два он сумел легко. Равно как и догадаться, что страница принадлежит мне. В конце концов, он ведь сотню раз мог видеть экран моего телефона, когда проходил мимо моей парты. Да я никогда и не скрывала, что страниц у меня две… — И… что мне теперь делать? — я с ужасом осознавала, что он знает обо мне больше, чем мой собственный отец! — Я бы тебе посоветовала забыть об этом и попытаться выучить Вторую мировую войну, — и, в ответ на мой непонимающий взгляд, подруга возмущённо прибавила: — Вот только не открывай рот, будто я тебе не говорила! Через пять минут Горин даст контрольную на эту тему. — Выучить всю войну за пять минут? Блин, вспомнила, что ты говорила, но я ведь не успею! — Тебе помочь? Могу рассказать что-нибудь очень кратко, — заботливо начала Воронцова, но я покачала головой. — Что-нибудь сложное не успеешь, а что-нибудь примитивное Горин не спросит. Будем считать, что за ту работу я всё равно больше единицы не получу. Потратим это время на более полезное занятие, — у меня в голове возникла идея, как проверить теорию Ларисы про Лорда. И это, несомненно, стоило одной плохой оценки. Алексей Романович, раздав нам работы, как обычно, достал телефон и принялся что-то увлечённо в нём листать. Привычное дело для его контрольных: разве что мы всегда удивлялись, как он при этом умудрялся безошибочно отлавливать списывающих! Но сейчас меня это не беспокоило, и, если Лорд — это Горин, я сама собиралась признаться ему в несамостоятельности моей работы. Главное — чтобы Горин не заметил телефон раньше времени, остальное — пустяки. Оглядевшись, я открыла любимую «вконтакте» и, конечно же, обнаружила Лорда онлайн. С телефона, как и ожидалось. Улыбнувшись самой себе, я осторожно, стараясь пока что не вызывать подозрения у историка, написала Алу: «Помнишь, ты когда-то говорил, что любишь историю?». «И сейчас люблю», — не заставил себя ждать его ответ. «И разбираешься в ней?» «Думаю, что неплохо». «А у меня тут контрольная. Поможешь?» «Кидай задание», — великодушно разрешил Лорд. Что же, этого я и добивалась. Лист с вопросами я быстро положила на пустующий соседний стул и сфотографировала пустую работу. Вроде бы, Горин ничего при этом не заметил. Славно… Я прикрепила фото и отправила его своему, вероятно, учителю, а после подняла глаза на него и стала внимательно следить за его реакцией. Когда-то Критский проболтался мне, что Горин пишет контрольные сам, да и в Интернете мы не находили его вопросов. Несомненно, он должен узнать его вопросы, которые в это время как раз выполнял наш класс. Видимо, он и узнал. Его лицо изобразило сильное удивление, брови на мгновение поднялись вверх, а после он положил телефон на стол и быстро направился к моей парте. Конечно же, на листке с заданиями на фото уже была подписана моя фамилия — на всякий случай. — Неверина, можете дальше не писать. Единица. Идите, — вполне ожидаемо произнёс он, чем, очевидно, подтвердил, что Лорд — это он. Между прочим, мог бы проявить благородство и не сдавать себя так явно! Впрочем, скорее для приличия, я решилась поспорить: — Ничего я не гуглила, Алексей Романович. Можете историю браузера посмотреть, скрывать мне нечего. — Неверина, я лучше социальные сети посмотрю, — строго заключил он, и я покорно покинула класс. Самым интересным в этой истории было, наверное, не то, что я окончательно убедилась в том, что Лариса права. И не то, что Горин выгнал меня из класса за попытку списать, по сути, у него же самого. А то, что через восемь минут от Лорда пришло долгожданное сообщение, в котором он отправил мне ответы на все вопросы. Интересно, были ли они правильные? Впрочем, какая разница? Я лишь переслала их Фокину на всякий случай: Лариса списывать уж точно не стала бы, на Прохорова я была зла, а вот Женьке они могли помочь, если Горин добросовестно, пусть и несвоевременно помог мне. А эта зловещая мысль набатом вновь и вновь отражалась в моей голове. Лорд Ал и Горин Алексей Романович — один человек. Боги, разбудите меня! Больше всего в тот день я хотела проснуться после кошмарного сна!