Андрей сидел на шатком стуле в студии, медленно отпивая тёплый сладкий чай, восстанавливая охрипший после многочисленных попыток записать песню голос. К счастью, им наконец это удалось, и Игорь теперь прослушивал её контрольный раз, чтобы удостовериться, что всё сделано как надо, и подправить незначительные огрехи, если понадобится. Лунёв обернулся к сидевшему позади непривычно тихому Феде, просипев:
— Федь, как ты это делаешь практически каждый день? Серьёзно, это же убиться можно: петь раз за разом одну и ту же песню, пока она не выйдет идеально.
Смолов пожал плечами, отстранённо отвечая, скроля ленту соцсети:
— Дело привычки.
Андрей, заметив хмурую складку на лбу приятеля и его непривычную напряжённость и немногословность, тихо спросил:
— Всё нормально? Все живы?
Федя тяжело вздохнул, убирая наконец телефон, потирая лицо ладонями:
— Да, порядок. Просто… непривычно без них. Забавно даже, как быстро я привязался. Веришь, я даже кофе теперь не могу пить, который не Антон приготовил. А официантки мне кажутся слишком вычурными и наглыми в сравнении с Лёшей.
Андрей кивнул, тоже разом сникая: с тех пор, как уехали Миранчуки, Далер тоже пропал, с головой уйдя в работу. Всё их общение свелось к пожеланиям доброго утра и доброй ночи. Андрей невыносимо скучал без милой улыбки и хрипловатого голоса своего художника. Слушать Кузяева было настоящим удовольствием для Лунёва: парень был необычайно умён и готов был поддержать любую тему разговора, начиная от банальной погоды заканчивая последними новостями из любой сферы их общих интересов. И теперь Андрея буквально ломало от необходимости увидеться, пообщаться, просто побыть рядом. И он прекрасно понимал состояние Феди, с которым Миранчуки практически не выходили на связь. Он узнавал о том, что они живы, здоровы и вполне себе неплохо проводят время в отпуске по фотографиям в ленте и скупым сообщениям. Андрею было искренне жаль приятеля, но помочь он совершенно ничем не мог. Сам страдал вот уже четыре дня.
Рядом тихо сматерился обычно спокойный Илья, обращая на себя внимание Феди и Андрея. Федя как-то невесело усмехнулся, кивая на соло-гитариста, залипшего в телефоне:
— Похоже, у Ильи с его студентом тоже не всё радужно.
Андрей вздохнул в ответ, пожав плечами:
— Ну, у нас ведь всегда так было: фигня в отношениях у одного из нас — фигня в отношениях у всех. Один Артём кажется счастлив. Вон, не сводит влюблённый взгляд с Игоря.
В этот момент в студию буквально ворвался Семак, на ходу заканчивая телефонный разговор. Федя кивнул на их менеджера, чуть наклонив голову в бок:
— У Богданыча, кажется, тоже жизнь прекрасна. Может, мы сами себе проблемы создаём?
Андрей бросил задумчивый взгляд на Федю, раздумывая о его словах. Может быть, он и правда сам себе придумал проблему? В конце концов, они с Далером живут в соседних домах, и вычислить его квартиру особого труда не составит. Решив вечером наведаться к художнику в гости, Андрей обратил внимание на закончившего разговор Сергея:
— Всем здрасьте. Как продвигается запись альбома?
Игорь, снявший наушники, кивнул Сергею, отключая аппаратуру:
— Новая песня записана, всё отлично. Я просмотрел остальные записи, которые были сделаны до меня для альбома. Несколько нужно будет переписать: слишком много посторонних звуков и в паре песен нет сыгранности. А так, можно идти дальше.
Семак кивнул Игорю, бросая взгляд на часы, после чего объявил:
— Не расходитесь, сейчас придёт фотограф. Нужно сделать серию снимков для галереи фестиваля, ну и для сайта группы.
Илья, до этого редко споривший с менеджером, недовольно фыркнул:
— А фотограф не мог прийти к началу репетиции?
Сергей бросил укоризненный взгляд на Кутепова, объясняя терпеливо, будто заблуждающемуся ребёнку:
— Кроме нашей группы у них ещё порядка сорока пяти. Утвердились списки на участие, всего будет сорок шесть групп и соло-исполнителей. Так что сегодня вы будете второй группой за день, которую они посетят.
Илья кивнул, потупив взгляд. С самого начала недели всё как-то не заладилось: байк пришлось отогнать в мастерскую к знакомому; струны на любимой гитаре рвались одна за другой, и Илья спустил уже несколько тысяч на новые; и вишенкой на торте стал внезапно снова закрывшийся Рома. На все вопросы он отвечал скупо, стараясь уйти от прямого ответа о проблемах и самочувствии, быстро ссылаясь на работу и буквально выпроваживая Илью за порог. А сейчас парень и вовсе перестал отвечать на сообщения.
Сергей уже хотел было продолжить, когда раздался стук в дверь, и в студию зашёл крайне утомлённый Далер, а за ним хвостиком плёлся явно замученный прошлыми съёмками Рома. Далер первый подошёл к Семаку, пожимая ему руку:
— Простите, мы задержались.
Андрей, увидев общее состояние художника и тёмные синяки, залёгшие под глазами, практически ужаснулся: теперь его скорее удивляло, что среди плотного рабочего процесса, Далер находил время на редкие сообщения ему. Илья же хмуро следил за явно ещё не выздоровевшим Ромой, который старался прикинуться тенью Кузяева и не отсвечивать лишний раз.
Пока Семак общался с Далером по организационным вопросам, ещё не улаженным в ходе работы, Рома устанавливал штативы для камеры и искусственного освещения. Им пришлось арендовать машину, чтобы не таскать всё оборудование на себе. При этом он старательно не смотрел в сторону Кутепова, буквально спиной чувствуя его пронзительный, явно осуждающий взгляд. Он все четыре дня усиленно вгонял себя в депрессию, виня себя за то, что уделял недостаточно внимания бывшей девушке. Сверху накладывалась вина за то, что доставил неудобства Илье своей болезнью. Ну, и добивала весь этот моральный пресс мысль о том, что Илья рано или поздно поймёт, какой он скучный и помешанный на фотографии и учёбе, и бросит так же, как и Рамина: по телефону, будничным тоном.
Закончив разговаривать с Сергеем, Далер подошёл к оборудованию, помогая Роме с установкой, бросая на него встревоженные взгляды. Зобнин конечно уже чувствовал себя лучше, но Далера беспокоил этот затравленный взгляд и нездоровая бледность практиканта. Перехватив его за локоть, Кузяев тихо спросил:
— Ты как? Может, домой поедешь?
Роме мучительно хотелось сбежать отсюда подальше, из-под обжигающих взглядов музыканта, закрываясь в своей квартире в обнимку с ноутбуком и может быть даже алкоголем. Но патологическая ответственность не давала ему слабохарактерно сбежать, бросив всё на уставшего Далера. Покачав головой, парень тихо ответил:
— Скоро выходные, надо только дотерпеть. Я в порядке. Не оставлю ведь я на тебя одного всё это.
Далер лишь кивнул, поднимая с пола сумку с казённой камерой, устанавливая на один из штативов. За мыслями о работе и самочувствии Ромы, он не заметил, как рядом оказался Андрей, осторожно кладя ладонь на плечо. Вздрогнув, он повернул голову, тут же расслабляясь, машинально кладя ладонь поверх руки музыканта:
— Андрей, напугал.
Лунёв улыбнулся, буквально сканируя взглядом художника:
— Прости. Ты как? Выглядишь не очень бодрым.
Кузяев фыркнул, проверяя ракурс через объектив камеры:
— Ой, ну прости, не накрасился утром.
Андрей тихо рассмеялся, мимолётно огладив плечо парня, прежде чем убрать руку. Перед тем, как уйти за барабанную установку, он тихо спросил:
— Мы у вас сегодня крайние? Или ещё куда-то поедете?
Далер покачал головой, отрываясь от оборудования, переводя взгляд на Андрея:
— Нет, сразу домой. Надо будет отобрать самые приемлемые фотографии и обработать их. Мы с Ромой сразу разбираемся с каждой группой, иначе потом даже не до сна будет.
Лунёв бросил взгляд на остальных, прежде чем тихо спросить:
— А… ты не будешь против, если я сегодня к тебе в гости нагряну? Ненадолго. Я… просто соскучился за эту неделю.
Далер вспыхнул смущением, обхватив себя руками:
— Да, конечно. Только Рому домой подвезу. Впрочем, судя по взгляду Ильи, он сам его доставит по назначению и отказов не примет.
Ярко улыбнувшись парню, Андрей поспешил на своё законное место. Далер же вернулся к фотоаппарату. Рома же погрузился в свой собственный мир, щёлкая то и дело вспышкой камеры, ловя одному ему доступные моменты. Все были достаточно расслаблены и веселы, кроме разве что Фёдора и Ильи. Далер, заметив это, покачал головой, подзывая Рому. Оставив его следить за съёмкой, Кузяев выскользнул из студии, быстро набирая номер Антона. Трубку взяли после третьего гудка:
— Далер, привет. Как сам?
Художник вздохнул, кидая взгляд на залитую вечерним солнцем улицу через панорамное окно:
— Весь в работе. Слушай, вы хоть иногда пишете Смолову? Я просто сейчас снимаю их для галереи и сайта. Он выглядит крайне удручённым. Я бы даже сказал безумно печальным.
На той стороне послышалась возня, после чего трубку у брата забрал Лёша:
— Пишем иногда. Мол, всё зашибись, отдыхаем, веселимся. Фотки выкладываем стабильно.
Далер потёр лоб пальцами, прежде чем вздохнуть:
— Я сейчас объявлю перерыв. Наберите его, что ли. Или напишите что-то кроме того, что вы пишете обычно. Я всё понимаю: группа у них довольно лирическая, но когда фронтмен в буквальном смысле слова умирает у микрофона — никому не на пользу.
Алексей хмыкнул в трубку, после чего протянул:
— Окей, сделаем.
Скинув вызов, Далер вернулся в студию, подавая знак на перерыв. Перехватив Рому за руку, парень тихо пробормотал:
— Я не знаю, что у вас произошло с Ильёй, но, пожалуйста, поговори с ним. Он с тебя глаз не сводит, напряжён и выбивается из общей картины, как младенец среди пьяной толпы панков.
Рома бросил взгляд на Илью, коротко кивнув Далеру, и вышел из студии. Илья чуть погодя вышел следом, натыкаясь на напряжённую фигуру фотографа буквально за порогом. Бросив короткий взгляд на музыканта, Рома буркнул:
— Ты не мог бы расслабиться? Твоё напряжение в глаза бросается. И сказывается на игре.
Илья упёрся в стену ладонью рядом с головой Ромы, нависая над ним коршуном, хищно сверкая взглядом:
— Я не могу расслабиться, когда ты меня избегаешь без видимых на то причин. Что, твою мать, происходит, студент?
Рома отвёл взгляд в сторону, глядя то в плечо Ильи, то за окно, тихо ответив:
— Со мной всё нормально, спасибо за…
В этот момент Илья обхватил пальцами подбородок Романа, заставляя смотреть себе в глаза, хрипло выдохнув:
— Лжёшь. Что. Происходит?
Рома нахмурился, глядя в серо-зелёные глаза напротив, сжимая ладони, сложенные на груди в защитном жесте, в кулаки:
— Всё. Нормально.
Кутепов покачал головой, наклоняясь чуть ниже:
— Не верю. Попробуй ещё раз. Ну, или подумай пока. Задержись после съёмки, я подвезу тебя.
Рома недовольно сжал губы в тонкую линию, выпалив:
— Хватит со мной нянчиться! Я не маленький ребёнок, и мои проблемы тебя не касаются!
Илья хмыкнул, как-то разом расслабляясь, перемещая пальцы с лица на затылок парня, приникая лбом к его лбу:
— Я сам решу, касаются меня твои проблемы или нет, Рома.
Имя фотографа осело у него на губах тихим шёпотом, заставляя затаить дыхание, всматриваясь в потемневшую радужку напротив. Мгновение спугнул выскочивший на их поиски Артём:
— Илья, там… Оооууу… Извиняйте…
Сдерживающего смех Дзюбу будто ветром сдуло обратно. Илья прикрыл глаза, несильно сжав пальцами шею Зобнина, прежде чем отстраниться:
— Поговорим после съёмок, без посторонних. Отказы не принимаю.
Он первым вернулся в студию в уже гораздо более благоприятном расположении духа. Фёдор, к тому моменту прочитавший несколько неловких, сумбурных сообщений от близнецов, сиял как начищенный самовар. Вернувшийся в помещение Рома как-то зло схватил фотоаппарат, бросив убийственный взгляд сначала на Артёма, а потом и на Илью. Впрочем, эта злость даже как-то придала сил, проясняя взгляд, заставляя щёлкать вспышкой реже, но ловить более интересные, значимые кадры. И всё чаще объектив останавливался на Кутепове.
Далер делал свою работу, часто ловя на себе откровенно влюблённый взгляд Андрея. В этот короткий перерыв они практически не отрывали взгляды друг от друга и экранов телефонов, бросая друг другу сообщения, наполненные откровенным флиртом. Семак, глядя на всё это, лишь усмехался, перекидываясь сообщениями с явно не настроенным сегодня на работу Гончаренко. Они договорились в эти выходные снова сбежать от всех за город, и чем ближе были выходные, тем больше Виктора пронимала несвойственная ему лень. Сергей настаивал, что его организм уже просто вопит о необходимости отдыха, на что Виктор отвечал ему, что это всё пагубное влияние июльской жары и влюблённости. На такие замечания любимого человека, Семак лишь усмехался, и если Виктор был рядом, просто утягивал его в долгий поцелуй.
Когда съёмки наконец завершились, Рома недовольно покосился на вставшего у выхода Илью — не улизнуть под шумок. Дёрнув плечом, он подошёл к Далеру, убирая свой личный фотоаппарат в специальный рюкзак:
— Далер, я… с Ильёй поеду. Не переживай, больше не простужусь.
Кузяев хмыкнул, кивнув, собирая оборудование не без помощи того же Семака:
— Конечно. Завтра у нас одна группа и соло-исполнитель. Так что должны освободиться побыстрее. Если хочешь, возьми на себя одиночку, а я с группой разберусь сам.
Рома задумчиво перекинул сумку через плечо, прикидывая что-то в уме, после чего кивнул:
— Да, давай так. Я тогда созвонюсь с той девушкой, договорюсь о съёмке.
Далер улыбнулся, быстро прощаясь с Ромой и возвращаясь к сворачиванию оборудования. Когда Зобнин покинул студию вместе с Ильёй, к художнику подошёл Андрей, оглядывая несколько увесистых сумок:
— Тебе помочь?
Кузяев тоже оглядел весь скарб, кивая:
— Да, возьми эти две сумки. Я возьму третью, кофр и штативы для освещения.
Быстро попрощавшись с остальными, Далер и Андрей спустились на парковку. Ильи с Ромой уже и след простыл. Далер открыл машину, утрамбовывая сумки в багажник, когда почувствовал ладонь на своей спине:
— Давай я сам. Я верю, что ты сильный, но ты устал сегодня.
Мягкий голос Андрея и его слова буквально заставили Далера задохнуться от нежности, сдавившей грудь. Он молча отошёл в сторону, позволяя Андрею без особого труда разложить все вещи в багажнике и закрыть его. Обернувшись, Лунёв тепло улыбнулся парню, останавливаясь в полуметре:
— Всё. Можно ехать.
Далер кивнул, отвечая своей улыбкой и лёгким румянцем смущения. Он в жизни столько не краснел, сколько за всё то время, что общался с этим музыкантом. И совершенно точно никогда так много не улыбался. И ему это определённо нравилось.
***
Илья заглушил мотор рядом с тем же гаражом, но в этот раз придержал Романа за рукав, когда тот уже собирался сбежать. Мягко, но крепко ухватив его за запястье, Илья тихо попросил:
— Задержись. В конце концов, поговорить всё равно придётся.
Рома нервно вручил Илье шлем, после чего разглядывал их дом и двор, машинально подмечая про себя отсутствие тополей и пышные кусты сирени и белладонны. Когда Илья наконец запер гараж, они вместе направились в сторону подъезда. Рома пытался быстро придумать что-нибудь правдоподобное, и почти уже готов был сослаться на работу и ещё не до конца залеченную простуду, но по одному взгляду Ильи, когда они остановились между первым и вторым этажом, понял: не поверит.
Кутепов шагнул вперёд, сокращая расстояние между ними, зная, что Рома едва ли прислонится к грязной стене подъезда, и выдохнул буквально ему в лицо:
— Ты правда собираешься вести разговор здесь? Я бы предпочёл говорить тет-а-тет.
Зобнин вновь недовольно поморщился, но послушно поднялся на этаж, отпирая квартиру, заходя в неё первым. Илья закрыл за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. Рома же, стянув обувь, прислонился к стене напротив, убирая рюкзак в шкаф, собираясь с мыслями. Решив, что лучшая защита — нападение, Зобнин выпалил:
— Позволь спросить: зачем ты преследуешь меня? Зачем возишься со мной? Зачем я тебе понадобился?
Илья удивлённо вскинул брови, не отрывая взгляда от лица Романа:
— Ты мне нравишься. Я думал, этот момент ясен. Впрочем, я не слишком хорош во всей этой шелухе вроде флирта, свиданий, ухаживаний и прочего.
Рома вспыхнул маковым цветом, возмущённо выпаливая:
— Но… я же не по парням! Ты не думал, что можно в глаз за такое получить?!
Илья возвёл очи к потолку, после чего шагнул к Роме, вновь запирая его с двух сторон ладонями, прошептав:
— Давай. Бей.
Рома застыл, вновь попавшись в плен тёмных в сумерках коридора глаз. Он судорожно вздохнул, отворачиваясь, понимая, что бить на самом деле не хочет. И что на самом деле не так уж ему неприятны своеобразные ухаживания музыканта. Тот ухмыльнулся, вновь заставляя Рому смотреть на себя, выдохнув:
— Глупый студент… У тебя всё на лице написано. И едва ли ты совсем против моего общества, иначе не вздыхал бы так раздражённо, когда Артём нас сегодня прервал. Кстати, мы не закончили разговор. Мои ухаживания явно прошли мимо твоего сознания как ухаживания, так что вопрос о том, что с тобой происходит, остаётся открытым.
Рома хмуро отпихнул руку Ильи от своего лица, прошипев:
— Со мной. Всё. Нормально.
Илья на мгновение замер, прежде чем отстранится, глядя как-то опасно, прищурившись, выдыхая отрывисто:
— Слушай, если ты боишься, что я поиграюсь с тобой и брошу, то напрасно. Я не такой ветреный, как твоя бывшая.
Когда Рома вскинул на него совершенно напуганный и растерянный взгляд, Илья понял, что попал в самую точку. С силой растерев лицо руками, он чертыхнулся:
— Ну твою же мать, студент! Ты правда бегал от меня почти неделю только потому что боялся, что я использую тебя? Ты меня спросить не пробовал, Ром?!
Рома как-то устало вздохнул, тоже переходя на повышенный тон:
— Да откуда мне знать, что в твоей голове?! Откуда мне знать, что ты, как она, не солжёшь мне?! Не используешь меня?! Я просто заебался шагать по этому блядскому минному полю личной жизни! Одному, знаешь ли, проще: не приходится постоянно выискивать подводные камни и подстраиваться! Тебя я не спросил… А меня ты спросил, нужно мне это всё или нет?!
Рома как-то упустил момент, когда они оказались слишком близко друг к другу. Но ладони, сомкнувшиеся на его плечах, толкнувшие его к стене, показались ему чертовски правильными. Как и палящий жар тонких губ на собственных губах. Юркий язык, ворвавшийся в его рот, несущий терпкий вкус крепкого кофе и сигарет, пьянил не хуже терпкого вина. Этот миг, когда он оказался прижат к стене коридора в собственной квартире, в крепких объятиях Ильи, зарываясь ладонями в его идеальную причёску, был похож на вспышку, отпечатываясь подобно фотографии на подкорке.
Он очнулся, когда понял, что сам льнёт к парню, сам отвечает на поцелуй и царапает ногтями спину под футболкой Ильи. Оттолкнув музыканта, он ошалело глядел на тяжело дышащего, растрёпанного парня, чувствуя, как подрагивают собственные руки. Кутепов взлохматил свою шевелюру, прохрипев:
— Когда решишь, нужно это тебе или нет, приходи.
Хлопнув дверью, Илья прислонился к прохладной поверхности, зажмурившись, воспроизводя эти короткие мгновения в памяти, до сих пор ощущая на языке привкус мятного чая и мёда. Хотелось вернуться, обнять, заверить, что не предаст и не оставит. Но он прекрасно понимал, что это решение должен принять сам Рома, поэтому просто вызвал лифт, оставляя позади квартиру с совершенно обескураженным и растерянным парнем, в которого он умудрился упасть с первого взгляда.
Рома же прикрыл глаза, стягивая с себя футболку, бормоча:
— Надо что-то делать… Надо что-то делать…
Бросив на себя взгляд в зеркало, Зобнин устало выдохнул:
— Надо выпить.
***
Оставив машину на охраняемой парковке недалеко от дома, Далер вместе с Андреем направился домой, по пути перебрасываясь ничего не значащими фразами. Поднявшись на свой этаж, Далер как-то смущённо пробормотал:
— Извини, у меня творческий бардак. Гостей, кроме близнецов, у меня и не бывает почти, так что я редко разгребаю его.
В квартире пахло красками, растворителем, растворимым кофе и парфюмом самого Далера. Андрей смотрел на холсты расставленные вдоль стен, мольберт и разворошенную постель в единственной комнате, и это всё так явно напоминало ему собственную квартиру с его собственной творческой анархией, что он невольно улыбнулся:
— Знаешь, в моей квартире ровно так же. Так что расслабься. По всей видимости, это отличительная черта всех творческих людей — беспорядок.
Далер неловко протиснулся в комнату, закидывая тонким цветастым покрывалом постель, накидывая на холст старую простыню, быстро сгребая разбросанные на кресле вещи:
— Проходи, располагайся, я сейчас чайник поставлю…
Андрей за талию перехватил суетящегося художника, с мягкой улыбкой успокаивая его:
— Далерка, остынь. Ты чего? Всё ведь в порядке.
Далер поднял взгляд на Андрея, теряясь в тёплых глазах напротив. Ему приходилось приподнимать голову, чтобы смотреть в лицо Лунёва. Заметив этот робкий взгляд, Андрей развернул парня к себе, положив одну ладонь на его затылок, большим пальцем скользнув по губам и щеке, прошептав:
— Далерка…
Андрей наклонился медленно, немного неуверенно накрывая тонкие мягкие губы своими почти целомудренным поцелуем. Замерев на мгновение, Далер выронил скомканную одежду из своих рук, робко положив их на спину Андрея, делая шаг ближе, приоткрывая рот в ответном поцелуе. Глубоко вдохнув носом раскалённый воздух, Андрей вжал изящное тело художника в себя, срываясь на жадный, страстный поцелуй, будто дорвавшись до чего-то запретного, будто в страхе, что Далер может уйти, раствориться, исчезнуть. Вот только он никуда не исчезал. Напротив, отвечал с неменьшим пылом, цепляясь за спину и плечи, срываясь на тихие стоны, сводя с ума окончательно и бесповоротно.
Запинаясь об обронённую Далером одежду и прикроватный коврик, оба рухнули на постель, сплетаясь по-змеиному цепко, притираясь друг к другу так близко, как только возможно. Страсть полыхала раскалёнными углями, заставляя изнывать от жары, наполнившей душную комнату. В совершенном беспорядке срывая друг с друга футболки, неловко стукаясь зубами в отрывистых поцелуях, они буквально дрожали от того, как их кидало то в жар, то в холод. Оторвавшись от поцелуев, оба рассмеялись совершенно опьянёно от затопившего душу счастья. Оно билось в солнечное сплетение, прорываясь лёгким смехом и краткими поцелуями, покалывало в кончиках пальцев необходимостью коснуться, смять, прижаться ближе и не отпускать.
Андрей смотрел на Далера, слыша в его смехе новую песню, чувствуя новые ноты в его касаниях и поцелуях. Далер же разглядывал расслабленное, совершенно счастливое лицо Андрея, видя новые штрихи на холсте начатой картины, ощущая уже тёплое масло краски под своими пальцами, втираемую в шершавую ткань.
— И звёзды падают за ворот, и ковш на небе перевёрнут…
Сначала Далер даже не понял, что сказал Андрей, и только после улыбнулся, хрипло пропев:
— Ещё глоток, и мы горим. На раз, два, три…
По квартире вновь разнёсся смех, отражаясь от окрашенных в цвета заката стен.
