Маяк

      Федя грелся на каменном берегу, наблюдая за тем, как близнецы дурачатся без него в море. До обратного самолёта оставалось часов восемь, и они решили вместе выбраться на побережье Чёрного моря. Федя уже успел сделать несколько снимков Антона и Лёши в воде, и теперь покорно ожидал, когда братья набесятся и выйдут на берег. Солнце припекало, хотя уже и не так сильно, как в полдень, но Смолов справедливо опасался солнечных ожогов, поэтому наносил десятый слой солнцезащитного крема на плечи.       Первым из моря показался Антон. Он ладонями стряхнул влагу с тела, падая на покрывало рядом с Федей, ярко улыбаясь будто обмазанному сметаной мужчине: — Что, слишком нежная кожа?       Федя усмехнулся, прикрываясь от солёных брызг воды с рук Алексея: — Да не то, чтобы уж очень нежная, но сгорать на солнце не слишком здорово. Особенно накануне важного мероприятия. Вы же успеете приехать к фестивалю?       Лёша пожал плечами, растягиваясь слева от мужчины: — Должны приехать буквально за день до мероприятия. Мы пообещали Далеру, что придём.       Смолов вздохнул, разворачиваясь на жутко неудобной лежанке так, чтобы видеть лица близнецов: — А если бы вы уже не пообещали Далеру там быть? Если бы я вас об этом попросил, вы бы приехали?       Антон приоткрыл один глаз, переглядываясь с улыбающимся братом, после чего посмотрел на музыканта: — А ты бы спрыгнул ради нас вон с того утёса?       Миранчуки ожидали, что Федя как-то замнёт этот разговор, но вместо этого мужчина встал на ноги и, с трудом удерживая равновесие на горячих неудобных валунах, направился в сторону утёса. Близнецы сначала не поверили, но когда Фёдор уже скрылся на довольно крутой тропинке как раз к тому месту, откуда и прыгают обычно местные смельчаки, вскинулись на ноги. — Вот сумасшедший! — Тох, ну кто тебя за язык тянул?! — Да откуда я знал, что он просто встанет и пойдёт туда?!       Федя же тем временем уже забрался на невысокий утёс, бросая вниз задумчивый взгляд. Судя по всему, отсюда прыгали достаточно часто, а значит вероятность разбиться была мала. Оставалось надеяться, что Антон не стал бы подначивать его на самоубийство. Бросив взгляд в сторону близнецов и ухмыльнувшись, Федя оттолкнулся от земли, пролетая метров семь вниз, врезаясь нагретым телом в прохладную морскую воду. Адреналин стучал в ушах барабанами, пока он выныривал на поверхность. Он чувствовал себя мальчишкой-сорванцом, готовым на всякие безумия ради девчонки из соседнего подъезда, в которую был влюблён весь двор. Вот только на кону была не детская наивная влюблённость в белокурые косички и лазурные глаза. На безумие его толкали два совершенно похожих друг на друга парня, смотревшие на него сейчас так, что он понял: не зря прыгнул. Они накинули на его плечи пушистое махровое полотенце, облепив с двух сторон. — Я должен был догадаться, что ты безумец, ещё тогда, когда ты подвозил едва знакомых парней среди ночи до дома. — И когда пролетел полстраны ради нескольких часов в компании двух оболтусов, которые мотают тебе нервы.       Тихо рассмеявшись, Федя крепко обнял обоих парней, устало вздохнув: — Ну, теперь вы верите, что я готов на всё, чтобы быть с вами?       Антон обхватил его лицо ладонями, всматриваясь в тёмно-зелёные глаза будто в глубины Красного моря: — Мы верим. Только больше не делай так.       Алексей обхватил Фёдора поперёк тела, добавив: — Ты ведь даже не знал, какое там дно. Будь это на два часа пораньше, и нам бы пришлось везти тебя в больницу. Там же валуны на дне.       Антон кивнул, со вздохом добавив: — Даже будь там песочек, всё равно это не спасло бы от переломов.       Федя как-то странно улыбнулся, подаваясь вперёд, мягко целуя опешившего Антона, после чего повернулся к Лёше, оставляя на его губах такой же поцелуй. И пока растерянные парни хлопали глазами, Федя с ухмылкой ответил сам себе: — Приехали бы.       Провалявшись на побережье ещё час, парни дружно засобирались в сторону города. Феде предстояло купить несколько сувениров, а братья решили прошвырнуться по курортному городку вместе с ним. Город пах бензином, морем, перезревшими фруктами и пряными специями. И очень скоро Федя начал откровенно чихать. Заглянув в небольшой магазинчик, он купил бутылку обычной воды, после чего сел на находящуюся неподалёку лавочку, запивая лекарство. На обеспокоенные взгляды близнецов он только пожал плечами: — Аллергия. Я как-то совсем забыл про неё, когда летел сюда. Хорошо, что таблетки всегда в сумке, иначе пришлось бы туго.       Братья сели с двух сторон, поочерёдно отпивая из той же бутылки: — А на что у тебя аллергия?       Смолов вздохнул, осматривая лавчонки на другой стороне улицы на предмет возможных сувениров: — О, там целый список. Но самая жуткая на цветочную пыльцу и грецкий орех. Отёк Квинке обеспечен, особенно от ореха.       Антон с опаской покосился на мужчину, будто ожидая, что на его лице вот-вот проступит последствие аллергии: — А на специи?       Федя улыбнулся младшему близнецу, легко растрепав его волосы: — Только не клади в кофе толчёный мускатный орех. Я его просто не люблю. А на остальное вроде как нет. По крайней мере, до сих пор не было.       Антон кивнул, машинально ластясь к широкой ладони. Решив не обделять и второго близнеца, Федя легко растрепал его шевелюру, поднимаясь на ноги и направляясь в сторону сувенирных лавок: — Я скоро вернусь.       Братья остались вдвоём, наблюдая, как Фёдор переходил от одного торговца к другому, пока не заметили чуть в стороне лавку со сладостями, мимо которой не могли пройти уже они. И пока близнецы спорили, купить им тахинную халву с шоколадом или подсолнечную с курагой, за их спинами появился Смолов, с улыбкой слушавший их перепалку. — А может эту, с фисташками?       Лёша задумчиво посмотрел на предложенную братом сладость, после чего кивнул: — Да, давай эту. Может ещё щербет возьмём? Вот этот, сливочный.       Антон нахмурился, кивая в сторону другого: — Не, давай шоколадный.       Дабы не слушать вторую перепалку по поводу сладкого, Федя с тихим смешком подсказал: — Лучше возьмите гранатовый с фундуком.       Близнецы обернулись, невольно покраснев от того, что Федя застал их за таким нелепым спором. Коротко кивнув, они озвучили список продавщице, которая едва удержалась, чтобы не возвести очи к небу: почти полчаса пререканий привели к тому, что братья взяли всего понемногу. Бросив взгляд на покупки музыканта, Алексей тихо усмехнулся: — Ты приезжал всего на сутки, а уезжаешь так, будто три недели не был дома.       Федя пожал плечами, бросая взгляд на время: — Я просто люблю дарить подарки близким людям. А ребята из «Догмы» для меня давно уже стали семьёй. Кстати, это вам двоим. Я как-то подзабыл за всеми разговорами, что приехал не с пустыми руками.       В ладонях братьев оказались абсолютно одинаковые браслеты из тонких кожаных шнуров в переплетении которых угадывались буквы «А». Вручив близнецам презенты, Федя упаковал в сумку сувениры своим музыкантам, после чего кивнул на остановку: — Поехали, я посажу вас на автобус. А потом двину в сторону аэропорта.       Антон и Лёша переглянулись, после чего покорно пошли в сторону остановки. Пока автобус вёз их до автовокзала, парни застегнули друг другу браслеты на руках, после чего обернулись к сидевшему позади них Феде: — Спасибо. Это неожиданно.       Фёдор тепло улыбнулся, глядя на смущённые улыбки, после чего спросил: — Так когда мне вас встречать на вокзале?       Братья переглянулись, тихо вздохнув: — Не стоит нас встречать. — Поезд прибывает в девять вечера, а у тебя скорее всего будут репетиции. — Мы лучше такси возьмём.       Федя легко щёлкнул обоих по носу, тихо возразив: — Я не спрашивал, хотите вы или нет. Я спросил число и время.       Воспользовавшись тем, что автобус доехал до вокзала, близнецы выскользнули на улицу, бросаясь в сторону кассы. Опаздывать на автобус не хотелось, тем более что таксисты за междугородние перевозки драли двойные, а иной раз и тройные тарифы. Купив билеты, Миранчуки вернулись к Фёдору, ждавшему их на нужной платформе. До автобуса оставалось меньше четверти часа, и музыкант никак не мог наглядеться на теперь уже своих близнецов. Он надеялся, что за оставшееся время парни не передумают, и ему не придётся в сотый раз доказывать им свою привязанность. Кому-то было бы страшно подумать, как сильно они смогли привязать к себе свободолюбивого мужчину. Но Федя думал вовсе не об этом. Он не мог себе представить, как проведёт оставшиеся две недели вдали от парней. — Я буду скучать.       Антон и Лёша подняли взгляды на Федю. Тот смотрел серьёзно, с тоской и каким-то страхом. Шагнув вперёд, они легко сжали его плечи ладонями: — Мы больше не пропадём с радаров. — И не заставим тебя волноваться. — И обещаем звонить чаще. — Ты ещё взвоешь от нас, Федь.       Подъехавший автобус заставил парней отцепиться от Смолова, быстро забираясь внутрь, усаживаясь на свои места. Они с улыбками помахали Феде, и автобус тронулся, увозя их в родной городок. Музыкант проводил их взглядом, после чего направился в сторону стоянки таксистов. Теперь спешить следовало ему.       Добравшись до дома, близнецы буквально рухнули на диван. Тела ныли от непредвиденных нагрузок, живот сводило от голода, и только сейчас они вспомнили, что так толком ничего и не ели с раннего утра. Алексей с тихим скрипом встал с дивана, стаскивая с себя футболку, бросая близнецу: — Тош, иди в душ первый. Я пока нам ужин организую.       Кивнув спине брата, Антон нехотя сполз с дивана, плетясь в сторону ванной. Одинокая лампочка в старом плафоне тускло освещала сантехнику и светло-голубой кафель, оставшийся ещё со времён Советского Союза на этих стенах. Бросив пропитанные солёной морской водой вещи в стиральную машинку, Антон забрался в душ, подставляя загорелые плечи под прохладную воду. Ему было странно, непривычно ощущать умиротворение после нескольких напряжённых недель. Работа, неустойчивая личная жизнь, недомолвки и недопонимание с братом — всё будто смыла морская вода и выжгло палящее южное солнце. Подставив лицо под поток воды, Антон улыбнулся: наконец в его жизни всё было так, как надо.       Переодевшись в домашние шорты и майку, Антон зашёл на кухню, выгоняя брата из-за плиты лёгким шлепком по пятой точке: — Иди уже в душ. Я здесь закончу.       Лёша тепло улыбнулся брату, скрываясь в коридоре. Бросив взгляд на омлет, Антон пробурчал: — Я скоро кукарекать буду с этих омлетов. Пора переходить на что-то другое.       Выключив газ под кастрюлькой и шустро накрошив овощной салат, Антон бросил взгляд на вышедшего из душа брата. Алексей стоял в проходе с задумчивым видом, будто не решаясь что-то сказать. Но после лёгкого вопросительного кивка брата, всё же спросил: — Тош, там в комнате шкаф с книгами… Я «Остров сокровищ» нашёл. Почитаем после ужина?       Губы Антона тронула мягкая улыбка: раньше они часто по-очереди читали друг другу главы одной книги. А «Остров сокровищ» Стивенсона был их любимым приключенческим романом. Кивнув, он готовностью произнёс: — Конечно, братик.

***

      Артём сидел в машине во дворе дома, в котором жил Игорь, задумчиво наблюдая за окнами его квартиры. Он всё ждал, когда в окнах зажжётся свет, вспоминая редкий смех и удивительно спокойный прошлый вечер, который они провели вдвоём, играя на приставке и просто общаясь. И хотя некоторые вещи из Акинфеева приходилось едва ли не клещами тянуть, в целом общение было не слишком напряжённым. Но что-то Артёму слишком сильно не нравилось. Возможно ему не нравилась пустота, мелькавшая время от времени в глазах мужчины. Его будто переклинивало, и карие глаза теряли живой блеск, превращаясь в окна пустой квартиры.       Не выдержав, Артём вышел из машины под мелкий дождь, усаживаясь на те же самые качели, на которых он сидел в первый день знакомства с Акинфеевым. Он не сводит глаз с пустых окон, начиная переживать, всё ли в порядке с их звукорежиссёром. С его Игорем. Внезапно кто-то садится рядом на качели, спрашивает хрипло, с долей усталости в голосе: — Артём, почему ты здесь? Зачем всё время таскаешься провожать меня, хотя живёшь совершенно в другой части города? А потом сидишь на этих чёртовых качелях и смотришь в мои окна?       Артём оборачивается к Игорю, меряя цепким взглядом бледное мужское лицо, всё крепче сжимая в ладонях цепи, удерживающие сидение качелей на весу. — Ты мне нравишься, разве не очевидно?       Игорь отводит взгляд, цепляясь им за грязные лужи под ногами. Ещё немного, и они оба промокнут насквозь, дождь разошёлся из мелкой мороси в сильный ливень. Игорь думает о том, что совершенно не для этого пришёл работать к Семаку. Он точно пришёл просто помогать с выступлениями и записью музыкантам. Он не собирался влюбляться и тем более влюблять в себя кого-то. Наконец, когда пальцы начали мёрзнуть от ледяного дождя с ветром, он встал с качелей, бросая: — Иди домой, Артём. Ты простудишься.       Он не успевает сделать даже пары шагов, когда чувствует на своём теле чужие руки и холодные губы на своих губах. Игорь отстраненно думает, что Артём всё же успел промерзнуть, когда тот забирается под тонкую куртку своими холодными ладонями, шагая так близко, как это возможно.       Они целуются медленно, с упоением, наслаждаясь этим моментом, чувствуя привкус дождевой воды в поцелуе. Игорю кажется, что ему снова девятнадцать лет. Артёму кажется, что он готов так стоять всю жизнь, только бы не отпускать от себя Игоря.       Они вваливаются в квартиру Игоря продрогшие, мокрые насквозь, но безусловно счастливые. Стягивая до мерзости сырые вещи, Игорь толкает Артёма в сторону просторной ванной комнаты. И пока Артём настраивает воду, Акинфеев развешивает их вещи на сушилке. И чувствует губы на своей шее, спине, затылке… Он чувствует нежность, которую сложно было ожидать в их ситуации. Чувствует заботу, когда его первым заталкивают под горячие струи воды, растирая мочалкой до красноты. Он смотрит на Артёма словно на чудо, и в ответ получает такой же взгляд. Его заворачивают в огромное синее полотенце, и целуют… И ноги не держат от ощущения наконец-то обретенного дома рядом с этим добродушным великаном. — Что ты чувствуешь, Игорь? Прямо сейчас, здесь, со мной рядом?       Артём сжимает его в крепких надёжных объятиях, не позволяя упасть обратно в глухую бездну, из которой Игорь не мог найти выход долгие годы. Мужчина смотрит в голубые глаза доверчиво, влюбленно. Смотрит так, будто прозрел спустя долгие годы слепоты. И Артём подарил ему эту возможность — видеть. Купол наконец дал трещины, ссыпаясь осколками к ногам мужчины, давая дышать полной грудью воздух, которого так не хватало под стеклянным саркофагом собственных страхов. — Я дома…       Для Артёма эти два слова вкупе со взглядом Игоря звучат словно признание, словно обещание, словно клятва. Он целует вновь, удерживая любимое лицо в своих ладонях, словно фарфоровую статуэтку. Он несёт Игоря в спальню под звуки бури за окном, укладывает на постель бережно, ласкает трепетно, стараясь пробудить каждую спящую клеточку этого отвыкшего от ласки тела. Игорь стонет тихо, шарит словно слепец по лицу Артёма, запоминая каждое мгновение, потому что до остановки сердца боится. Боится что Артём уйдет как и те, другие, обещавшие быть до конца, но предававшие так быстро и больно. Дышит часто, то ли от возбуждения, то ли от нарастающей паники. А Артём шепчет, что не отступится, что не оставит, что заставит снова жить, а не влачить одинокое существование в компании глупых привычек. Он покрывает тело мужчины осторожными поцелуями, успокаивая, и тут же взвинчивая нервы до предела осторожными укусами, сжимая в своих руках так сильно, что хочется кричать.       Игорь кричит. Он кричит, когда Артём его готовит к большему. Кричит от того что мучительно сладко и больно одновременно. Кричит, слушая громкие стоны в унисон с его голосом. Кричит, слушая хриплый смех и нежное: — Как же я люблю тебя, Игорь…       Он дышит сорвано, хрипло, обвивая руками и ногами Артёма, вплетаясь пальцами в жесткий ёжик волос на его голове. — Какой же ты громкий, радость моя…       Артём смеётся счастливо, заражая смехом любовника. Они смеются в унисон, долго, до боли в рёбрах и окончательно севших голосов. Они вместе идут пить чай на кухню, кутаясь в одну простыню на двоих, слушая шум затихающего дождя. Игорь пьёт горячий напиток, устроившись под боком Артёма, практически засыпая с чашкой в руках. Артём ловит тот момент, когда он всё же отключается, подхватывая опасно накренившуюся чашку и убирая её подальше. Он несколько минут любуется спящим на его плече Игорем, после чего осторожно несёт в спальню, кутая их в тёплое одеяло, давая самому себе обещание заставить Игоря навсегда забыть такое слово, как «одиночество».