Исповедь: свой взгляд

В человеческом мозге тысячи и тысячи электронов – маленьких зарядов, снующих туда-сюда наверняка по каким-то каналам. Из них, можно сказать, сшит мозг. Так вот не меньше 80% моего мозга сшиты ненавистью. Ненавистью к тебе, недальновидный ублюдок, братец. А знаешь, лет до эдак шести я думал, что мы можем быть друзьями, хотя уже тогда понял, что буду третьим лишним для вас с Эммой - так, запасным вариантом, массовкой, собачкой в одноименной игре. Как же ты смеялся, когда я плакал от боли и обиды под фамильным деревом с ульем на голове. Тебе очень с Эммой было смешно наблюдать за мной, не способным ничем ответить вам двоим – девочке-которых-бить-нельзя и крепкому мальчишке с тяжелыми и по-настоящему опасными шариками из стекла? О, да. Ты «изменился с возрастом». Неразговорчивость, спокойствие, избегание ссор и разногласий, уединение в своей мастерской – а кого же это мы копируем, м? Ужели ненавистного, странного и от этого жуткого дядю Альберта? Ну ничего. Придет мое время. А нет. Мое время уже пришло. Еще тогда, под деревом. Оно уже здесь. А придет – твое время. Подготовься к страданиями, братишка, и не посмотрю на кровь. Буду нежен с тобой при Мэри и Эмме. Скажи спасибо хоть за это. *** Однажды из окна ванной комнаты я заметил какую-то бедненького вида подъезжающую кибитку, обернутую фиолетовой тканью. Остановилась она в пятидесяти футах от нашей ограды, так что я решил, что это не к нам, разумеется. Да и вообще, люди имеют право остановится, передохнуть, а в близи людей как-то спокойнее. Ну и пусть. Лучше продолжить мыться. Я почти забыл про сиреневую повозку и сел за стол есть со всеми, только вот Сэмюэля не было. - Ал, позови его, где жа он тама? Ну замечательно. Эмма не может пойти нет, она у нас беременная. Ну да ладно. В мастерской дверь была открыта настежь, а не заперта, как обычно, и яркое закатное солнце, точно кровью, заливало темный паркет. В глаза тут же бросилась необычная картина: я нашел брата сидящим около часов, показывающих совершенно неправильное время, глядя на них с идиотской(еще более, чем обычно) улыбкой с дымящей трубкой во рту. Сэм отродясь не курил. Но мне наплевать. - Сэмюэль. Ужинать… - Да-да… - он поспешно и неуклюже встал и поплелся со мной в обеденную. Однако было слишком явно заметно – что-то изменилось. Что-то явно скоро произойдет. Или уже произошло. *** Завтра же с утра – самого мрачного на мой памяти – изменилось все. Люди вокруг, запахи, дуновения ветра, скрип ступеней, даже паутины пауков исчезли. Брат зашел веселым. И взбудораженным, и уставшим, и восторженным, и испуганным, и…. влюбленным? Хотя я никогда не видел влюбленных глаз. Вообще никогда. А, впрочем, откуда мне было знать? Но если мой брат чему-то так радуется, то я обязательно буду взбешен. Такой вот закон противоположностей. А тем временем из окна кабинета покойного Джеймса и общей гостиной уже был отчетливо виден ярко-сиреневый, с золотой бахромой, величественного вида шатер… *** Через три дня – дня, когда Сэмюэль ни на час не появлялся в доме – в дверь постучали. Впервые за столько лет мне начали сниться сны. Там только Она. Сэмюля нет, и никогда не было. Или он умер, и Она стоит возле его могилы, а я позади. Она отходит ко мне. Все. Ближе этого я не мог себе представить. Прикосновения, объятья, что-то большее, о нет, я не мог даже подумать об этом. В моей памяти полу-призрачным туманом парят воспоминания – Сэмюэль вводит Ее. Пытается представить, но Она, на долю секунды нечаянно перебивая его, начинает говорить сама, а у меня в голове лишь светлые обрывки. - Ида… Я не местная… Я – гадалка… да, по шару и картам… не верите – проверьте… О нет, не беспокойтесь… Да, кое-что видела… Это ничего… Будущее можно изменить… Прошлым… Я не говорил ни слова. Мэри спрашивала и здоровалась. Эмма здоровалась и спрашивала. Я – лишь белая, как лен, маска, высокий рост, сливающаяся с интерьером одежда. Меня нет. Нет, и хорошо. Есть только она – свет, огонь, шелк голоса, танец движений рук и поступи, движения глаз, точно полет бабочки. Бабочка… Убита? Нет, есть. Жива. Та тоже была жива. Я хотел ее. А брат не позволил, сестра забрала. Но и я вынес кое-какие уроки. Вдруг и меня коснулся свет. Я почувствовал его, прежде, чем успел открыть, как оказалось, закрытые глаза. Она что-то говорила. И это медовое молоко ее голоса лилось специально для меня. - Добрый день, мистер, а кто вы? Вы еще не называли имени. И эта улыбка ярче всех бриллиантов на земле. Пошлые, банальные слова вырвались сами собой: - Альберт Вандербум, приятно познакомиться! Всегда к Вашим услугам… - Извините за бестактность, но зачем вам эта маска? Ее вопрос разом привел меня в чувство, как ушат холодной воды. Кто я? Агрессивный урод – в глазах других, разумеется. - Ээ… Это, к сожалению, необходимость. Но, все же из-за прихоти. О, господи. Необходимость из-за прихоти. Ну не бред-ли? Она вновь начинает говорит с домочадцами. Она отвернулась от меня. От ну конечно же заметных из-за маски шрамов. Я ненавижу тебя, брат. Зачем тебе Она? Червяку не нужен ангел. А мне?... А мне… чтож, противоположные заряды притягиваются.