A Study in Darkness

Для полудня вокруг было слишком темно. Салон автомобиля был слишком мрачным. В сознании тоже царила сплошная темнота. Уилл бесстрастно наблюдал за тем, как машина остановилась возле двухэтажного дома — слишком уютного и простого для такого человека, как Ганнибал. Ганнибал, такой утонченный и требовательный. И чтобы он жил в чем-то подобном? Этот дом совсем не походил на тот, что был в Балтиморе. Неужели он купил его только ради притворства? Открыв дверь, Уилл вышел из машины, сжимая в руках свою небольшую черную сумку. Тени вокруг него мерцали, перешептываясь, но он не обращал на них внимания, сосредоточившись на пейзаже перед собой. У этого дома действительно был сад. А рядом — океан. Если бы Уилл закрыл глаза, то почувствовал бы его запах — тяжелый, соленый, манящий, зовущий к себе. — Пойдем, — сказал Ганнибал, его голос был обманчиво мягким. Обманчиво безопасным. — Я хочу, чтобы ты чувствовал себя как дома. Можешь занять любую комнату, которая тебе нравится. Не говоря ни слова, Уилл направился к дому, ожидая, когда Ганнибал откроет дверь. Первое, что он увидел, был Уинстон, который чуть не сошел с ума от радости, прыгая на него и пытаясь восторженно лизнуть его лицо. Уиллу удалось выдавить из себя слабую улыбку, но она почти сразу же погасла. У него не было сил удерживать ее на лице. Никакого желания постараться сделать это, даже для единственного существа, которое действительно было ему предано. — Уилл? — Голос Ганнибала звучал странно неуверенно, и Уилл вздрогнул, желая только одного — уйти от него как можно дальше. Комната. Он должен был найти какое-то место для себя и закрыться там. Ганнибал явно был настроен притвориться учтивым, так что некоторое время он его не побеспокоит. Уилл начал двигаться, прежде чем осознал это. Он никогда раньше не бывал в этом доме, но казалось, что ноги сами знают, куда его вести. Остановившись возле одной из дверей на втором этаже, он замер. Запах, исходящий оттуда, был безошибочно узнаваем. Эта комната принадлежала Ганнибалу. Его глупый омежий ум решил привести его в место, которое он считал самым безопасным и комфортным для себя. Издав глухой смешок, Уилл отвернулся и пошел в самый дальний угол коридора. Дверь, что была там, привела его в маленькую элегантную комнату в серо-голубых тонах, и Уилл бросил сумку на пол, вдыхая и выдыхая. Да. Это место подойдет. На одной из стен висело зеркало, и он медленно направился к нему, всматриваясь в свое отражение — бледный, взлохмаченный, с уродливым шрамом посередине лба. В больнице Джек изо всех сил старался не смотреть на него. Ганнибал же, напротив, вел себя так, словно действительно ничего не видел, и в этот момент Уилл не был уверен, кого из них он ненавидит больше. Повернувшись спиной к зеркалу, он опустился на кровать, рассматривая потолок. Рассматривая. И рассматривая. Он никогда не был хорошим омегой. Теперь же, он был еще и уродлив. Вынужденный жить с человеком, который видел в нем лишь временную игрушку. Предатель. Убийца. И все же, что сделал Уилл? Он солгал насчет импринтинга. Потому что знал, как только Ганнибал получит то, что ему нужно, игра закончится. Он будет выброшен навсегда. В тот момент, его страх быть покинутым затмил всё остальное, поэтому он обрек себя на это заключение, которое могло продлиться несколько дней, недель, месяцев, в непроницаемой темноте и в компании социопата, в которого он был влюблен. Того самого, который убил его отца. Его сердце тревожно забилось, и Уилл попытался дышать медленнее. Вдох и выдох. Он все еще любил Ганнибала? Да. Он не мог этого отрицать. Это чувство уже не было новым. Но вот ядовитая смесь ненависти и горечи была незнакомой — чем-то, быстро пожирающим его рассудок. Уилл больше не мог смотреть на него. Он не мог даже долго находиться в его присутствии — поездка сюда была катастрофической, не раз заставляя его впадать в панику. Он хотел причинить Ганнибалу боль. Искалечить его. Убить его. Вырвать его сердце, так, как Ганнибал поступил с ним. Но он не мог уйти. По крайней мере, не сейчас. Самая мрачная тень вползла в комнату, шепча что-то, и Уилл бросил на нее быстрый взгляд, прежде чем отвернуться. Теперь темнота была его постоянной спутницей. Он перестал обращать на нее внимание. В эти дни было гораздо приятнее смотреть на нее, а не на Ганнибала, поэтому он начал ценить ее общество. В доме было тепло. Уинстон последовал за ним и теперь верно лежал рядом, но внутренний холод оставался пронзительным, и Уилл вздрогнул. Этот внутренний диссонанс постепенно сводил его с ума. Он ничего не хотел, но в то же время он хотел слишком многого. Что ему теперь делать? Его идеи были хаотичны и резко отличались друг от друга. Продолжать существовать в подвешенном состоянии? Нет. От одной этой мысли его сердце бешено забилось. Покончить со своей жизнью, на этот раз навсегда, без единого шанса на спасение? …Возможно. Сделать идею своей мести более определенной, заставить Ганнибала заплатить? Может быть. Так что же из этого? Что он мог сделать? Он не хотел жить с Ганнибалом. Его Ганнибал вообще никогда не существовал, но иллюзия все еще была там, и Уилл глупо цеплялся за нее, несмотря на то, что знал, насколько это бессмысленно и унизительно. Стоило ли за это бороться? Слезы обожгли ему глаза, и он заморгал, уткнувшись лицом в мягкий мех Уинстона. Вместе со слезами пришла боль, такая сильная, что Уилл чуть не подавился ею, свернувшись в маленький комочек. Болело всё: конечности, живот, сердце, и больше всего голова. Очень быстро она наполнилась раскаленным добела, визжащим, ослепительным пламенем, и Уилл закрыл уши руками, пытаясь заглушить эти звуки. Он понятия не имел, было ли это ощущение физическим или нет, но ему казалось, что каждая клеточка его тела умирает. Тени подкрадывались всё ближе, начиная поглощать его одна за другой, и Уилл отдался им, надеясь, что это принесет ему хоть какое-то утешение. Когда он пришел в себя, снаружи было уже темно. Он нахмурился, гадая, действительно ли это был вечер или очередное наваждение, но потом решил, что это не имеет значения. Встав, Уилл оглядел комнату в поисках часов. Их нигде не было, поэтому с глубоким вздохом, он потянулся к дверной ручке. Заколебался. Спуститься вниз означало увидеть Ганнибала. Уилл не был уверен, что готов к этому. С другой стороны, он никогда не будет готов, и ему действительно нужно найти ванную и что-нибудь поесть. Или нет. В холле горел свет, но Уиллу он показался тусклым и мрачным. Как он и предполагал, Ганнибал сидел на диване и читал книгу, но, скорее всего, просто ждал его прихода. — Ты спал? — голос Ганнибала все еще звучал очень тихо, как будто он боялся, что любое громкое слово может сломить Уилла. — Я не хотел тебя беспокоить, но прошло уже несколько часов. Я начал волноваться. — Конечно, — сказал Уилл. — Волноваться. Ганнибал наклонил голову, наблюдая за ним, слегка нахмурившись. — Я принес твою одежду, — пробормотал он после паузы. — Я не знал, какую комнату ты выберешь, поэтому оставил ее в своей. Ты можешь забрать ее. — Мне ведь не нужно много одежды, правда? — Уилл кивнул на входную дверь, которая была надежно заперта. — Не то, чтобы мне было куда идти. Кажется, я здесь пленник, а ты - мой надзиратель. — Ты не пленник, — Ганнибал встал, и Уилл отшатнулся в неожиданном приступе неподдельного страха. На лице Ганнибала появилось удивленное выражение. Потом шок. Затем, на очень короткую секунду, на нём промелькнула неподдельная агония, и Уилл покачал головой, удивляясь, как можно так хорошо притворяться. Мир вокруг него поплыл, и он схватился за край дивана, быстро моргая. Слава Богу, Ганнибал даже не попытался дотронуться до него. Он стоял неподвижно, как статуя, и смотрел на него так, что Уиллу стало не по себе. — Я не могу уйти. Это делает меня пленником, — сказал он наконец. — Ты можешь уйти, только не один. По крайней мере, до тех пор, пока я не буду уверен в твоем душевном равновесии. — Ты же сам пытался его уничтожить. — Уилл… — Забудь об этом, — глаза Уилла метнулись в сторону. Комната все еще двигалась, тени следовали за ним, и среди этого хаоса Ганнибал, по иронии судьбы, был самым реальным и человечным существом. — Уилл, — беспокойство в словах Ганнибала вернуло внимание Уилла к нему. — Ты очень бледный. Как ты себя чувствуешь? — Отлично, — коротко ответил Уилл, и вздрогнул, когда одна из теней коснулась его. — Тебе нужно поесть. Я приготовил ужин — ничего тяжелого, простой рис с овощами и небольшой десерт. Ганнибал и его стряпня. Невольно, Уилл вспомнил все те времена, когда они готовили вместе, бок о бок. Когда Ганнибал учил его, как сохранить сочность овощей, как обращаться с мясом и разницу в приготовлении разных его частей. Мясо. Потрошитель забирал органы. Для такого, как он, не было смысла брать трофеи, хотя Уилл рассматривал идею о том, что он мог планировать сделать какой-то личный музей ужасов. Но Ганнибал… Ганнибалу не нужен музей. Нет, кто-то вроде него, скорее всего, будет потреблять плоды своего труда, а затем манипулировать другими, чтобы они делали тоже самое. Все блюда Ганнибала, так или иначе, были из мяса. Часть тела отца Уилла он тоже съел? Чувствуя тошноту, Уилл попятился назад, не понимая, как он мог этого не заметить. Он был так сосредоточен на личном предательстве, что совершенно забыл о других жертвах и о том, что с ними делали. — Уилл? Отказываясь даже смотреть в сторону Ганнибала, Уилл поспешил наверх, стараясь убраться как можно дальше. Найдя ванную комнату на втором этаже, он закрылся в ней, тяжело дыша, борясь с тошнотой, которая продолжала вызывать спазмы в желудке, приближаясь к горлу. Ганнибал был чудовищем. Он и так это знал. Но каннибализм не мог даже сравниться с тем, что Ганнибал убил его отца и играл с ним. Как будто других потрясений было недостаточно? Почему? Как они могли провести так много времени вместе и он ничего не заметил. Как Уилл мог оставаться таким слепым? Холодная вода охладила жар, обжигавший кожу, и когда Уилл рискнул взглянуть в зеркало, то нахмурился, увидев его странную поверхность. Оно явно было сделано из какого-то особого материала, похожего на тот, из которого было сделано зеркало в его комнате. Сейчас у Уилла не было ни желания, ни сил раскрывать эту маленькую тайну. Он оставался в ванной еще несколько минут — просто стоял, ожидая, пока сердцебиение стабилизируется. Он даже не пытался разобраться в суматошных мыслях и криках в своей голове, потому, что это было безнадежно. Невозможно. Когда он вернулся в свою комнату, там было совершенно темно. Тени уже ждали, и Уилл поприветствовал их, сливаясь с их густой сущностью. Это успокаивало, давало понять, что даже если Ганнибал решит войти, он не сможет его увидеть. По крайней мере, не сразу. Это приносило призрачное чувство безопасности. Уничтожить Ганнибала? Или покончить с собой? Его отец выбрал бы первый вариант. Он не понимал желания покончить со всем этим — он всегда любил жить, всегда старался получить от жизни всё самое лучшее. Но что было лучше всего в этой ситуации? Уилл любил Ганнибала. Он любил его, был тот чудовищем или нет. Но он никогда не сможет простить его. Никогда, потому что он его ненавидел. Ненавидел, но не мог убить. Он даже не смог отправить его в тюрьму. Усмехаясь, Уилл яростно потер глаза, не обращая внимания на боль, вызванную его резкими движениями. Может быть, он и не мог убить или посадить Ганнибала в тюрьму, но Ганнибал все равно заслуживал быть раздавленным. Для этого Уилл должен был определить его самые слабые места и использовать их неспешно и безжалостно. Вопрос только в том, хватит ли у него терпения на это? Он не был уверен. В одну секунду он думал «да», а в следующую — «нет». В висках пульсировала горячая боль, такая сильная, что тошнота снова начала собираться в ядовитый комок в желудке, и Уилл закрыл глаза, надеясь заснуть или потерять сознание. Омега внутри него почти не обращал внимания на физическую боль. Он продолжал беспокойно двигаться под кожей, побуждая найти своего Альфу и заставить его помочь ему избавиться от всех плохих чувств, и если бы Уилл мог, он убил бы это слабое, жалкое существо. Когда сон наконец пришел, Уилл был измучен горечью и ненавистью ко всем, включая себя. Затем наступило утро, и ничего не изменилось — тени все еще были рядом, и вдобавок, Ганнибал стоял возле его кровати, наблюдая за ним. — Что ты здесь делаешь? — прошипел Уилл. — Я не разрешал тебе заходить. Ганнибал недовольно поджал губы. — Прошу прощения, — сухо сказал он. — Но сейчас самое время позавтракать. — Я не голоден. — Боюсь, я вынужден настаивать. Ты ничего не ел в течение последних двадцати четырех часов — это неприемлемо. — Убирайся отсюда! Ганнибал свирепо посмотрел на него, и Уилл не мог не насладиться этим проявлением редких настоящих эмоций. — Я понимаю, что ты не хочешь меня видеть, — негромко сказал Ганнибал. — Я стараюсь уважать твои границы, но в настоящее время ты находишься под моей ответственностью. Если ты откажешься есть, я буду вынужден отвезти тебя обратно в больницу, и поверь мне, нет ничего, чего бы я хотел меньше. Поколебавшись, Уилл встал и отвернулся, чтобы Ганнибал не видел его лица. — Прекрасно, — пробормотал он. — Я спущусь через минуту. А теперь, оставь меня в покое. Ганнибал послал ему якобы болезненный взгляд, прежде чем кивнуть и закрыть за собой дверь. Уилл подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Его губы скривились от отвращения. Он не просто выглядел уродливым — он выглядел грязным. Сломленным. Настолько далеко от того, как Омеги должны выглядеть, насколько это было возможно по человеческим и нечеловеческим меркам. Взбешенный, Уилл ударил кулаком по зеркалу и нахмурился, когда ничего не произошло. Стекло не разбилось. Необычный материал? Или что-то еще? Немного подумав о том, чтобы переодеться, и решив не делать этого, он направился в ванную, включил свет, и осмотрел лежащие там вещи. Никаких ножниц. Никаких острых бритв. Все то же странное, небьющееся зеркало. Если бы он пошел в другие комнаты, то, несомненно, нашел бы там такие же вещи, с окнами, зеркалами и всем прочим, выполненным в одном и том же стиле. Ганнибал создал абсолютно безопасный дом, чтобы Уилл больше не пытался покончить с собой. Как будто это могло помочь. Как будто это не делало его еще более разозленным и решительным. Ярость затуманила голову, пронзая ее насквозь. Дрожа, Уилл ринулся вниз, где уже был накрыт завтрак — Ганнибал все еще не устал изображать из себя внимательного хозяина. А может, и нет. Внезапное появление Уилла, очевидно, застало Ганнибала врасплох, но он быстро взял эмоции под контроль и улыбнулся ему, и ярость Уилла неожиданно превратилась во что-то более холодное и сдержанное. Ганнибал, возможно, и пытался обезопасить дом, надеясь, что Уилл достаточно глуп, чтобы не заметить этого, но в данном случае он недооценил его. Уилл не знал, что он может сделать с этой информацией сейчас, но он найдет ей применение. Пока же он просто запомнит все до мелочей и сосредоточится на еде. — А мяса нет? — спросил он. — Что, у тебя закончились ингредиенты? Ганнибал открыл было рот, чтобы ответить, но Уилл перебил его: — Вокруг недостаточно соседей? Еще одно чувство, которое должно было быть искренним — удивление. Ганнибал смотрел на него с изумлением и опаской, как будто не знал, как реагировать. Затем, с довольным выражением лица, он заметил: — Недостаточно грубых соседей. — Грубость. Да. Смертный грех. Мой отец был достаточно грубым? Все веселье мгновенно исчезло с лица Ганнибала. — Уилл. Я не думаю, что мы должны говорить об этом. Не сейчас. — А почему бы и нет? Завтрак кажется мне подходящим временем. — Мы еще поговорим о твоем отце. Мы обсудим все, но не тогда, когда твоя ненависть все еще кипит. — Моя ненависть кипит вот уже десять лет. Неужели ты действительно думаешь, что она исчезнет через несколько дней или даже месяцев? — Нет, не исчезнет, — Ганнибал отложил вилку. — Никогда полностью. Но она будет ослабевать. Вот увидишь. Уилл не удостоил его ответом. Он съел свой завтрак без дальнейших комментариев, скормил Уинстону несколько кусочков, несмотря на молчаливое неодобрение Ганнибала, и погрузился в мысли. Уничтожить Ганнибала? Или себя? Он оставил Ганнибалу свою грязную посуду и вернулся в свою комнату. Уилл не думал ни о чем другом, сосредоточившись на этой мысли, но по какой-то причине, его всё еще периодически охватывала паника. Только что он сидел на кровати и смотрел в окно, а в следующее мгновение сердце начинало тревожно биться, дыхание превращалось в отчаянные глотки воздуха и черные точки переплетались в безумном танце. Худшее из худшего уже случилось — в этот момент ему нечего было бояться, но его разум не соглашался, погружая его прямо в пучину паники и ужаса. Задыхаясь, Уилл попытался встать, но упал на пол. Каким-то образом ему удалось заползти в один из темных углов, спрятав лицо между коленями и пытаясь дышать медленно, снова и снова, ожидая, когда пройдет головокружение. Казалось, прошли часы, прежде чем он снова смог нормально дышать. Набравшись сил, Уилл вернулся в постель на дрожащих ногах, гадая, будет ли каждый его день таким же. Во что же он превратился? Был только час дня, а он уже чувствовал себя смертельно уставшим. Душа его была уже мертва. Только глупое тело не сумело ничего понять и теперь умирало, медленно и гораздо менее приятно, чем после выстрела. Уничтожить Ганнибала или себя? Если к тому времени, когда он примет решение, от него останется хоть что-то, что можно будет уничтожить. В четыре часа раздался стук в дверь. Уилл не ответил — просто повернул голову и стал ждать. Снова раздался стук, и в комнату вошел Ганнибал в очередном дорогом костюме. Уилл привык дразнить его из-за его навязчивой идеи переодеваться каждые несколько часов. Раньше. — Если ты не занят, пойдем со мной? — спросил Ганнибал своим наигранно мягким голосом. — Зачем? — Я бы хотел, чтобы у нас было расписание - проводить вместе хотя бы несколько часов в день. Уилл невольно рассмеялся. — Ты действительно думаешь, что это ослабит мою ненависть к тебе? — спросил он. — Это очень дешевый терапевтический трюк. Я не один из твоих пациентов. — Пожалуйста. Уилл отвернулся, зная, что если он продолжит смотреть на Ганнибала, то закричит. Внутренний диссонанс разрывал его на части с каждым пристальным взглядом, и чувства, которые он вызывал, были далеки от положительных. Любое желание, которое он испытывал, будучи омегой, было омрачено отвращением, которое он испытывал как человек, и все это было направлено на Ганнибала. Уничтожить его или уничтожить себя? — Ладно, — сказал он. — Но я не собираюсь с тобой разговаривать. Ганнибал слегка кивнул, ожидая, пока Уилл подойдет к нему. Когда их руки случайно соприкоснулись, глаза Ганнибала остекленели, и он резко втянул в себя воздух. Уилл отпрянул, послав ему предупреждающий взгляд. Ганнибал тут же отступил в сторону с извиняющимся видом, и Уилл прошел мимо него, стиснув зубы и призывая себя сохранять спокойствие. Так вот как собирался играть Ганнибал. Он не только собирался притвориться заботливым, любящим Альфой — он также планировал имитировать желание. Как будто Уилл мог поверить, что какой-нибудь Альфа захочет его сейчас, с этим уродливым шрамом. Он и раньше не был особо популярен, учитывая то количество внимания, которое получал — именно поэтому он был ошеломлен ухаживаниями Ганнибала. Но теперь? Неужели Ганнибал думает, что он попадется на эту удочку во второй раз? Предательское пощипывание в глазах вызвало жгучую боль, и Уилл опустил голову, надеясь, что Ганнибал не увидит этого и не почувствует запаха. В гостиной горел камин. Ганнибал указал ему на диван, сам сел в кресло и вытащил какую-то книгу. — Значит, я должен просто сидеть и смотреть, как ты читаешь? — насмешливо спросил Уилл. Губы Ганнибала дрогнули в легкой улыбке. — Если ты не возражаешь, то я почитаю тебе вслух. Уилл недоверчиво уставился на него, гадая, не шутка ли это, но лицо Ганнибала оставалось серьезным. — Значит, это все-таки твой дешевый терапевтический трюк, — заключил Уилл. — Камин. Диван. Кресло. Ты читаешь мне книгу. Я каждый день по нескольку часов прислушиваюсь к звуку твоего голоса. Ты действительно веришь, что это поможет мне снова привыкнуть к тебе, и волшебным образом забыть все, что ты сделал? Как ты вообще стал психиатром? К разочарованию Уилла, Ганнибал остался невозмутимым. — Насколько он эффективен или нет, для тебя не имеет значения, поскольку ты не заинтересован в результатах, — заметил Ганнибал. — Однако для меня это очень важно. — Если ты думаешь, что это вызовет мое запечатление на тебе, то ты ошибаешься. На этот раз глаза Ганнибала действительно вспыхнули, и Уилл упивался исходящим от него страданием. — Ты же не хочешь возвращаться обратно в больницу, — помолчав, сказал Ганнибал. — Я тоже не хочу, чтобы ты туда возвращался. Чтобы избежать этого, ты должен придерживаться определенных правил, на которые я согласился, чтобы получить право забрать тебя оттуда. Правильное питание — это первое условие. Проводить со мной по нескольку часов в день — второе. Доктор Лэсон специально попросила меня об этом… — Ты ненавидел Лэсон, — выплюнул Уилл. — Каждый раз, когда она входила в комнату, у тебя был такой вид, будто ты представляешь, как гладко ее мясо отделяется от костей. Брови Ганнибала поползли вверх, и на мгновение он казался очень довольным. — Она презренный человек, — согласился он. — Мне бы очень хотелось пригласить ее к нашему столу. Но в данном конкретном случае я с ней согласен. — Ты согласишься на все, лишь бы это пошло тебе на пользу, — холодно сказал Уилл. — Возможно, Лэсон и презренный человек, но кто ты такой, чтобы выносить подобные суждения? Даже если бы она попыталась, то никогда не смогла бы стать такой же мерзостью, какой являешься ты. — Так ты готов? — было всем, что спросил Ганнибал, похлопывая по обложке книги. Уилл пожал плечами и перевел взгляд на огонь. Вскоре комната наполнилась ровным голосом Ганнибала, но смысл произносимых им слов так и не дошел до сознания Уилла. Он был сосредоточен только на огне, думая: «Уничтожить Ганнибала? Или уничтожить себя?» Ответа у него не было. Час чтения закончился, позволив Уиллу вернуться в свою комнату, но покой не пришел — наоборот. Теперь в шепоте теней было что-то зловещее и враждебное, и Уилл вздрогнул, стараясь не смотреть в их сторону. Ганнибала? Или себя? Время шло незаметно. Одиннадцать. Полночь. Час ночи. Ганнибал целовал его с благоговением, как будто Уилл был самым драгоценным человеком, которого он когда-либо держал в своих объятиях. Ганнибал рычал на Джека, чтобы тот держался подальше, так рьяно защищая и утешая. Ганнибал обеспечил ему алиби, солгав Джеку, что Уилл воспринял как самое важное и настоящее признание в любви. Всё ложь. Каждое чувство, каждый проблеск эмоций — всё ложь. Все слова тщательно подобраны. Очаровывая Уилла, он затягивал петлю на его шее, готовясь отдать его Джеку за все смерти, включая смерть Аланы и отца Уилла. У Уилла было много времени, чтобы смириться с этим в больнице, но всё тщетно. Его мысли постоянно возвращались к месяцам, проведенным с Ганнибалом, напоминая ему о самых сладостных моментах, которые они разделили, и заставляя его видеть их в свете истины. Уилл прижал руку к груди, надавливая на нее, надеясь, вопреки всякой надежде, что боль уйдет, но его дыхание стало прерывистым. Взбешенный этой очередной минутной слабостью, Уилл вскочил с кровати, подкрался к двери и тихо выскользнул наружу. Он не был уверен, что именно собирается делать. Его мантра «Ганнибал или я?» звучала все громче, и он понятия не имел, как ее прервать. Входная дверь все еще была заперта, причем замок был достаточно сложным, чтобы Уилл даже не захотел возиться с ним. Он бездумно прошел в гостиную, а затем на кухню. Может, Ганнибал также спрятал все ножи и вилки? Он не знал, смеяться ему или злиться, когда выяснилось, что да, Ганнибал действительно запер все полки со столовыми приборами. Он искренне думал, что это остановит Уилла от попыток причинить себе вред. И он был прав. Ганнибал был дерьмовым психиатром. Видя, какие усилия он прикладывал, Уилл только укрепился в своей решимости. Он все еще не знал, что выбрать, но раздражение и презрение, которые он испытывал к самонадеянности Ганнибала, заставили его оглядеть кухню в попытке найти то, что Ганнибал упустил. Вскоре его взгляд остановился на маленькой бутылочке с уксусом, и он с любопытством взял ее с верхней полки. Уксус. Технически, если он выпьет всю бутылку, то скорее всего умрет. Не самый лучший путь, и есть шанс, что его спасет либо рвота, либо то, что его срочно отправят в больницу, но всё же. Даже Ганнибал мог ошибаться. Уилл все еще смотрел на бутылку, когда на кухне внезапно зажегся свет. Ганнибал застыл на пороге, не сводя с него глаз. О. Это было совсем не то, что он планировал. Ганнибал, поймавший его таким образом… это было далеко от идеала — он сразу же сделает поспешные выводы, когда сам Уилл не был уверен, что именно он собирался сделать. Как он и предсказывал, Ганнибал выглядел разъяренным. — Что ты там делаешь? — прошипел он почти нечеловеческим голосом, в котором звучала черная ярость. — Не твое дело, — прорычал Уилл, крепче сжимая бутылку. Он не мог сейчас отступить или признаться, что у него еще нет никаких конкретных планов. — Тебе было весело играть в свою маленькую игру, прятать вещи, чтобы твоя бедная, травмированная игрушка не смогла сама себя убить? — Не говори так о себе! — Ганнибал с грохотом захлопнул дверь. — Все, что я пытался сделать в последние месяцы, это защитить тебя. От Джека. От правды. От себя. Но ты, кажется, полон решимости разрушить все мои планы, не давая мне даже шанса исправить то, что я сделал. — Ты ничего не можешь исправить, — сказал Уилл. Что-то росло внутри него, поглощая его, пока каждая мысль, которая приходила ему в голову, не отравлялась горечью. — Ты не можешь, — повторил он. — Ты убил моего отца. Ты лгал мне с того самого момента, как мы встретились. Ты - убийца. Ганнибал, как будто убийств людей было недостаточно. Ты предал меня всеми возможными способами, и ничто в мире не может изменить этого. — Я могу, — Ганнибал шагнул ближе к нему, и его глаза сверкали таким безумным огнем, что Уилл попятился. — Если ты дашь мне шанс, я докажу тебе искренность моих чувств. Я заслужу твое прощение. — Я умру раньше, чем это случится, — честно ответил Уилл. Глаза Ганнибала потемнели, и в следующее мгновение он оказался прямо перед ним, двигаясь почти со сверхъестественной скоростью. Уилл вздрогнул, не ожидая увидеть его так близко, но Ганнибал уже схватил его за руку, злобно выкручивая из нее бутылку с уксусом. Это было не больно, но его близость немедленно наполнила Уилла чувством первобытного ужаса. Он попытался вырваться, и когда Ганнибал не отпустил его, паника усилилась. — Отойди от меня! — закричал он. Мир вокруг него мгновенно потемнел, и он забился в объятиях Ганнибала, чувствуя, как горит каждая часть его тела, столкнувшаяся с чужим телом. Жестокость его борьбы, должно быть, удивила Ганнибала, потому что на этот раз он отступил, и Уилл упал на пол, слепо отползая в сторону. Далеко он не ушел. Сильные руки снова схватили его, и прежде чем Уилл смог начать сопротивляться, Ганнибал прошептал ему на ухо: — Ты больше никогда этого не сделаешь. Я запру тебя в комнате без окон, если ты попытаешься, с мягкими стенами, если понадобится. И если ты попытаешься уйти… я думаю… я скорее убью тебя, чем отпущу. Хватка исчезла так же внезапно, как и появилась, и когда сердце Уилла успокоилось, и он снова обрел способность видеть, он понял, что Ганнибал покинул кухню, прихватив с собой злополучную бутылку уксуса. Нервно облизнув губы, Уилл выбрал более удобное положение в своем углу, размышляя. Ганнибал скорее убьет его, чем отпустит. Не выбросит его, как поначалу думал Уилл, а убьет. Не то, чтобы в этом было много смысла, учитывая, сколько усилий он приложил, чтобы не позволить Уиллу совершить самоубийство… с другой стороны, именно Потрошитель был тем, кто диктовал условия. Позволить Уиллу совершить самоубийство означало дать ему свободу. Но и убить его самому значило потерять свое драгоценное самообладание… Это означало бы, что он проиграл. Не суметь завершить свой замысловатый план и признать этот факт. Ганнибал сделал бы это только в том случае, если бы его довели до крайности — только если бы он был вынужден признать, что Уилл никогда не запечатлеется на нем, что все его замысловатые планы были напрасны. Уничтожить Ганнибала или себя самого? А почему бы не сделать это с ними обоими?