***
Меня сегодня «обрадовали» несколько новостей: это то, что нам придётся ночевать под открытым небом этой ночью и то, что из нас никто, кроме меня и Луиса, водить машину не умеет. Некоторых устраивало и то, и другое. Конечно, как же нет-то? То, что вести автомобиль мне придется не все время пути, конечно же, настраивало на что-то хорошее. Луис дремал на соседнем кресле, поджав колени к груди. Голова свесилась с ремня безопасности, руки обхватили его торс, а ресницы слегка подрагивали. Он спит уже пару часов с тех пор, как мы уехали с той «золотой» заправки. Иногда его лицо украшает милая легкая улыбка, а иногда выражение лица хмурое, такое, будто ему снится что-то неприятное. Или кто-то. Теперь группа имеет несколько спальных мешков, пару палаток, три пятилитровые и несколько двухлитровых бутылей с кипячённой водой, собранные в Эриксоне фрукты; едва набирался килограмм шоколадных батончиков, но и их было не мало, а так же половина картонной коробки, заполненная консервированными супами и кашами. Таких запасов, если не раскидываться ими направо и налево и попусту не разбазаривать, должно хватить на всю дорогу каждому и быть достаточным, чтобы прокормить от самого маленького члена группы до самого старшего. Эта мысль грела душу — большую часть пути до Эриксона я и Эй Джей голодали, никак не могли найти себе пропитание, ведь магазины, в которые мы заглядывали и которые попадались по пути, временами отчасти были разграблены и разрушены мародерами. А сейчас все будут сыты. Как это может не радовать? Эй Джей тоже спал как и Луис всю дорогу. Руби сидела рядом с ним: постоянно меняла на ходу повязку, даже не прося остановить машину, обрабатывала рану спиртовыми средствами и изредка тихо-тихо разговаривала. Так, чтобы слышал слова только он, а нам достался лишь шёпот. Эта рыжая девушка просто холит и лелеет Растяпу как только может. Как ни странно, но я абсолютно спокойна за жизнь Элвина, когда рядом с ним такой человек. — Эй, — со стороны послышался тот самый хриплый голос, который выбил меня из колеи сегодня на рассвете. Должна признать, что и сейчас Луис поставил меня в тупик. — Ты еще не устала? — Нет, — хмуро отвечаю я. — Спасибо за твою заботу, я ценю это. — Это хорошо. Знаешь, мне иногда кажется, что странный тип какой-то, этот Эд, — пробурчал парень. Я осмотрела остальных через зеркало заднего вида, чтобы убедится, что никому и дела нет до наших с Луисом разговоров. Каждый занимался своими делами, — Руби снова разговаривала с Растяпой, поглаживая того по руке, Джеймс неотрывно смотрел за пролетающими за окном пейзажами и дремал, а Митч думал о чём-то своём, изредка поглядывая на рыжеволосую бедняжку. Не знаю как остальные, но я точно заметила, как Митч смотрит на Руби. Так, словно он хочет что-то сказать, слова уже рвутся наружу, но парень их заталкивает обратно, глубоко в себя. Так, будто он в чём-то перед ней провинился. У него к Руби определенно что-то есть. Возможно, он просто боится своих чувств. Так же, как и я. Я чувствую влечение ко многим: к Луису, к Джеймсу и даже к Вайолет, включая Гейба. Просто к кому-то больше, а к кому-то меньше. Казалось бы, со временем огонёк угасает, оставляя место для чего-то нового и интересного, но у меня все не как у всех, все по-другому. Каждый огонек горит одновременно, превращаясь в один огромный костёр, пылающий внутри. И самое главное — я не знаю, как решить эту странную проблему. Все предельно ясно, сказали бы, просто определись с каким-нибудь одним человеком, наиболее близким, а остальных выкинь из головы, вбей в разум, что другие люди не больше, чем просто друзья. А я не могу. Они все одинаково важны. — Клем? — Луис нахмурился и положил ладонь на мою коленку, слегка сдавив её между пальцами. По спине пробежались мурашки и я облизала пересохшие губы, на долю секунды прикрыв глаза. Зря он это сделал, очень даже зря. — Рука, — я прочищаю горло, уже на сто пятьдесят процентов из ста уверенная в том, что щеки покрылись багровым румянцем. Боже, вот оно. Вот оно, снова началось. Это как защитная реакция организма на вирусы. — Убери её. От таких прикосновений я чувствую себя как никогда слабой. Никогда, Луис, никогда не прикасайся ко мне. Не смей, даже думать об этом забудь. Каждое такое прикосновение парня, внезапное и неожиданное, тёплое, нежное, будто забирает всю мою энергию: ноги не держат, тело обмокает, хочется просто лечь и не вставать. Это уже происходило со мной, но сейчас оно проявляется на много-много раз сильнее и из-за этого от Луиса я таю, как мороженое в тридцатиградусную жару. — Что с тобой, Клем? — забеспокоился Луис. Он выпрямился, спустил ноги на не совсем чистый машинный коврик и обернулся назад. Я тоже на долю секунды направила свой взор через зеркало на пассажиров. Все поголовно, как один, сопели. — Ты, случайно, не приболела? — Все хорошо, — продолжаю сжимать ладонями руль автомобиля, не отрывая глаз с дороги. — Что-то не похоже на то, чтобы у тебя было все хорошо. Может я попрошу у Эда остановки? — парень уже потянулся за рацией, оставленной ему «на всякий случай», но я его остановила. Сжала его ладонь и держала несколько минут, переплетя пальцы. Дальше все прошло, словно в тумане. Длинная дорога, рядом ерзающий Луис, сзади воркующая Руби, шепот Митча и уставшие вздохи Джеймса; это все продолжалось как минимум ещё часа два, пока небо не стало терять свои краски, провожая за горизонт яркий диск солнца за бесконечно длинную полоску горизонта. Несколько раз с нами связывалась Вайолет и так называемая Диана, которая очень быстро отключилась при встрече. Голос у женщины был приятный и спокойный, могу поклясться, что помимо этого он показался до боли знакомым. В прямом смысле словосочетания «до боли», когда она начала говорить, внутри что-то щелкнуло, что-то неприятно кольнуло в области груди, будто это жизненно важная информация, которую я обязана вспомнить, которую я посмела как-то каким-то образом забыть. Когда она лежала там, в полусидящем полулежащем положении с неестественно бледным лицом, я смогла разглядеть, что на ее тонкой шее висело украшение. Кулончик в виде миниатюрного сердечка, почему-то всплывающий из далёкого детства, но я не помню, откуда именно, на золотой цепочке вздымался и опускался в темпе дыхания, лёжа на её оголенном участке груди. Одета она была весьма простенько: футболка с V-образным вырезом, сверху была какая-то тёплая то ли кофта то ли куртка, просто накинутая наверх, худые ноги обтягивали темные, местами рваные джинсы, а сапоги были как новые. Она была более ли менее опрятной, чего совсем нельзя сказать о мужчине. Волосы были недлинными, но женщина все равно собирала в высокий хвост в целях своей же безопасности. На пальце Дианы красовалось золотое кольцо с несколькими драгоценными камнями. И все. — Эй, девочка, предлагаю остановится через два километра, — мужской голос вывел меня из своих же мыслей и я, дернувшись, повела машину за собой, но тут же выровняла её по полосе. — Эй, веди машину аккуратней, у нас нет запасной, если вдруг что-нибудь случится. Что у тебя там происходит? Луис подносит ко мне рацию и, дождавшись характерного сигнала, любезно жмет на кнопку: — Я испугалась, — пробурчала я, вцепившись в автомобильный руль как в спасательный круг утопающий. — Знаете, ночевать под открытым небом, не имея как минимум двоих дежурных на нашу группу несколько опасно. — Найдутся, — с некой насмешкой бросил он. — Притормози и пропусти меня вперед. Я покажу, где остановимся. — Отбой, — закатываю глаза и сбрасываю скорость. Красная легковушка обогнала нашу машину в ту же минуту. Я зевнула и сладко потянулась, замечая, что «новенькие» прибавляют газу. Как же интересно, какая жизнь у каждого из них была до так называемого апокалипсиса? Как жили эти Эд и Диана и что случилось с их дочерью? Наверняка, они не одни такие люди, которые потеряли своего ребенка в самом начале. Я тоже потеряла своих родителей и… сейчас сочувствую, что не сохранила семейную фотографию. Но я сохранила нечто другое и не для себя. — Луис, — тихо позвала я, залезая одной рукой в правый карман джинсов. Парень лениво бросил на меня взгляд. — Да? — Я подумала, что это очень важно для тебя, — перекладываю сложенную фотокарточку в его ладонь. — Она некрасиво помялась, извини. — Спасибо, — Луис улыбнулся и аккуратно забрал ее, раскрывая и так тщательно всматриваясь в лица, будто хотел запомнить каждый уголок, каждое пятнышко, каждую линию запечатлённых людей. — Пусть помятая, но она со мной. Я погорячился, когда просто оставил ее в рамке на столе. — Я однажды не пожалела фотографию своих родителей и теперь не помню о них практически ничего, — пожимаю плечами. — Может быть тебе стоит подойти к Диане и немного поговорить о ее дочери? Как думаешь? — Я боюсь, что она воспримет все в штыки, — разочарованно отвечаю. — Может быть вы обе снова найдёте то, что когда-то потеряли? Тебе стоит попробовать, — парень улыбается и берет мою руку в свою. Меня снова бросило в жар. Он определённо издевается. Очень нагло издевается.***
Эд свернул на какую-то проселочную дорогу спустя тридцать минут. Проехали мы намного, намного больше, чем было обговорено заранее, но это ли не плюс к тому, что на завтрашний день и все последующие ехать стало гораздо меньше? Тем временем чем больше мы отдалялись от шоссе, тем было больше всяческих ухабов, ям и все реже виделся густой лес. Никаких знаков, записок элементарно на бумаге или баллончиком с краской на асфальте, нет предупреждений и никаких обозначений. Зачем кто-то снимал знаки и в какое применение они потом пошли? Раньше я никогда не была в этом месте, может к счастью, а может и к сожалению, поэтому понятия не имею куда сейчас еду. Чутьё подсказывало, что Эд нашёл хорошее место и по крайней мере эта ночь пройдёт крайне благоприятно. Пришлось ехать еще несколько метров перед тем, как мужчина останавливается и выходит из машины. За ним подтягиваются остальные ребята и та женщина, Диана. Она выходит аккуратно и сразу же прижимается с своему мужу. — Руби, ты останешься в машине? Не думаю, что Эй Джею нужно куда-либо выходить. Тут всяко безопаснее, чем на улице, — оборачиваюсь и смотрю на рыжую девушку. Митч и Джеймс лениво вылезли из автомобиля, оставив нас с Луисом, Растяпой и девушкой наедине. Она кивает и прислоняет ладонь ко лбу Эй Джея, сразу приготовив наспех собранную аптечку «на всякий случай». — Мы здесь уже останавливались, — сказал мужчина, как только я подошла к плотно скучивавшейся в одном месте небольшой толпы людей. — Нужно развести костер, пока окончательно не стемнело. И, желательно, распределить роли. Кто чем будет заниматься. — На мне ужин, — сразу же вставляет Омар. — Аасим и Вилли могут собрать хворост, — заявил Луис и на него сразу же уставились четыре недовольных глаза, но тут же их испепеляющий взгляд пропал. Все понимают, что в пути конфликты ни к чему. — Я дежурю, — говорю, как отрезаю. — Я с Клементиной, — бросает парень и поправляет свое пальто оливкового цвета. — Дежурю, — зевает Вайолет и переминается с ноги на ногу. — Тен, может быть тебе стоит пойти к Эй Джею? — я улыбаюсь и наклоняюсь к мальчишке, который уже явно замерз, кутаясь в свою легкую кофту. — Он будет рад увидеть тебя. Тен натянул улыбку, схватил из красного автомобиля свой блокнот с цветными карандашами и запрыгнул в авто к Элвину. Нужно будет навестить моего Растяпу и принести ужин для них троих ужин, который приготовит Омар. Все разбрелись по своим делам. Вскоре Аасим, Вилли и Эд зажгли костёр, соорудили для Омара стойку, на которую можно будет повесить большую кастрюлю и на все поле, простирающееся далеко за горизонт запахло так, что во рту уже образовывался некий водопад, живот голодно урчал и иногда больно скручивался. Нам же, дежурным, посоветовали отдохнуть, пока на это есть время: Луис и Вайолет пристроились на спальных мешках около костра. Митч разговаривал с Джеймсом, а они, кстати, неплохо поладили друг с другом, Руби приоткрыла автомобильную дверцу, откуда был слышен детский смех, Диана и Эд пристроились на брёвнышке поваленного дерева поодаль от остальных. Все это отдаленно напоминало обычный поход обычной семьи и их не менее обычных друзей. Диана напомнила мне о словах Луиса. Может быть, действительно подойти к ней и поговорить? — Эх, была ни была, — бурчу под нос и направляюсь к паре. — Ам, Эд, — подхожу я и заметно начинаю переживать. Все таки как это волнительно разговаривать с другими взрослыми женщинами, переживающими такой стресс. — Могу ли я поговорить с Дианой пару минут? Там, вроде как, ещё и Омару нужна была помощь. — Конечно, как скажешь, девочка, — улыбается он, целует напоследок свою жену и тихонько удаляется, оставив нас наедине. — О чем ты хотела поговорить? — устало спрашивает Диана, даже не посмотрев в мою сторону. Её голос был настолько уставшим, настолько охрипшим, что, казалось, будто эта женщина прямо сейчас же свалится с этого бревна и задремлет сном младенца прямо лицом в землю. Нет, конечно, это неправда. Голос охрип от долгого молчания, а слипающиеся глаза и их краснота выдавали её тихие рыдания по ночам. Но ведь её дочь пропала много лет назад, почему она все ещё не может смириться с тем, что её рядом больше нет? — О вашей дочке, — тихо говорю я, замечая, как она снова судорожно начинает вытирать глаза рукавами своей вязанной кофты. Кладу руку на её, обхватываю второй ладонью. Какие у неё холодные руки. — Я понимаю, что вам больно это говорить, но я хочу узнать о ней. Она закивала, пытаясь привести себя в порядок. — Когда я увидела тебя, высокую, стройную, темноволосую, с карими глазами, я подумала, что передо мной стоит она. Я долго это обдумывала, предполагала всякие различные гипотезы, причины, что ты всего лишь её копия или мое уж сильно разыгравшееся воображение, — женщина горько усмехается. — Я иногда жалею, что посмела её бросить там одну, когда все это началось. Но я… я не знала, что миру придёт полная задница. Я бы забрала её с собой. — А куда вы уезжали? — спрашиваю я. — Мы уезжали по работе в Саванну, — она хмурится. — Не успели доехать, как нас определили в какое-то убежище. — Ваша история так похожа на мою, — поджимаю губы. — Можно задать последний вопрос, Диана? — Да, конечно, задавай, — она пожала плечами. — Как ее звали? — Мы придумывали ей имя очень долго, почти с самого первого дня, когда я только узнала, что беременна. После этого мой муж долго смеялся с моей оригинальности, но она стала носить имя, точь в точь похожее на сорт мандаринов, — она улыбнулась. В первый раз за долгое время. — Клементина. Стоп. Нет. Не может быть. Я сплю? Это сон? Почему она назвала мое имя? Она не может быть моей матерью, потому что моя мама погибла в путешествии вместе с моим отцом. Но если вдруг? — Я та самая Клементина, — говорю я. Полушепотом, сама того не осознавая. — Вы… ты не ошибалась. Это я. — Я не верю, подожди, — она стала копошится, ерзать на месте, потом сжала в кулаке свой кулон и открыла его. Внутри блеснула фотография и она медленно подняла взгляд на меня. — К… Клементина? — Мама? На глаза наворачивались слезы от того, что на лице этой вечно грустной женщины, потерявшей свою дочь, вдруг стала расползаться счастливая широчайшая улыбка. Ее светло-карие глаза поблескивали в свете луны, а я уже не сдерживалась, чувствуя, как на щеках слезы оставляют тёплые мокрые дорожки. Столько лет. Столько долбанных лет я вбивала себе в голову, что моих родителей больше нет, что никогда уже не удасться посмотреть на них даже в последний раз, что придётся окончательно забыть о них, насовсем. Оказывается, все было совершенно наоборот, а мне просто сказочно повезло, что все-таки я их отыскала. И они живые, оба. Не такие, какими они мне запомнились, въелись в голову этими образами. Они изменились так же, как и я. В голове не укладывалось, что я общалась со своими родителями практически сутки, даже не зная, что они мои родители. Поэтому сейчас, когда моя мама пошире раскрыла руки для крепких объятий, я охотно их приняла, с головой погружаясь в её неимоверное тепло.