Записки оперативника.

На сообщение Мэдлен о том, что я могу вернуться домой, я лишь сдержанно кивнула, показав что приняла это к сведению и продолжила свой путь по коридору, воздержавшись от изъявления благодарностей и вообще от какого бы то ни было проявления эмоций. Но тем не менее, если я и не показала этого внешне, то внутренне новость меня все же обрадовала. Мысленно прикинув, я поняла, что полноценный выходной светит мне в лучшем случае завтра к вечеру. Хотя, можно было бы урвать пару часиков свободы и сегодня, и сгонять в город, есть у меня "окно", но... не стоит. Последние три месяца давшиеся мне очень нелегко, выработали однако у меня способность правильно расставлять приоритеты, ставя во главе угла прежде всего интересы Отдела, научили терпению и сдержанности, в том числе и в эмоциях. Мне тяжело далась эта наука, но я ее окончательно усвоила. И если раньше я пропускала мимо ушей предупреждения Мэдлен о нежелательности эмоций, то после того что произошло, сделала выводы, и теперь считаю за роскошь хотя бы помнить и знать, кто я. Мэдлен не напоминала мне о случившемся, но это вовсе не значит что она все забыла, и угрозы больше нет. А мне остается только следить за собой и не дать повода привести её в исполнение. На следующий день меня, как я и рассчитывала, отпустили на выходной. Выйдя из Отдела и наслаждаясь долгожданным и почти подзабытым чувством относительной конечно, но все же свободы, едва веря себе, что это и правда случилось, я не спеша, без определенной цели, побрела по городу. Сразу же идти домой абсолютно не хотелось, и я похвалив себя за предусмотрительность, благодаря которой сейчас могу себе это позволить, ибо в тот день, когда мы с Куртом заезжали в мою квартиру, я в числе прочего, захватила и кредитки, решила сначала заглянуть в "Ле Пти Салон" и заняться своей изрядно отросшей шевелюрой. А затем, памятуя, что дома у меня после длительного отсутствия есть совершенно нечего, зайти в какой-нибудь ресторанчик и поужинать. Готовить сегодня не хотелось так же - совершенно. На "Ле Пти Салон", полностью соответствующий своему названию, так как он был действительно очень маленький, всего с двумя клиентскими креслами, где властвовал его хозяин - Франсуа, вместе со своей ассистенткой Софи, я наткнулась совершенно случайно, когда бродила в прострации по городу, после того как потеряла Анри. И с тех пор, больше ему не изменяла. Прежде всего потому, что Франсуа в отличие от большинства парижских куаферов не особо разговорчив и не считает нужным развлекать меня болтовней, пока занят своим делом. Ну и кроме того, по счастливой случайности, салон оказался расположен совсем рядом с моей теперешней квартирой, что просто удобно. Войдя в небольшое, уютное помещение, я была встречена самим приветливо улыбающимся Франсуа: - Добрый вечер, мадемуазель. Вас долго не было. Уезжали? - Уезжала, - кивнув, не стала спорить я. - Вам как обычно? - Нет. Последнее время мне было как-то не до своих волос, и в результате они отросли и у меня появилась возможность сделать пусть и короткое, но полноценное каре. Я чувствую что время траура по Анри закончилось, напротив, мне почему-то хочется выглядеть хорошо. И в отличие от обыкновения, я не стала докапываться до истоков своего желания. Выслушав мои пожелания, Франсуа никак их не прокомментировал, но взгляд его был красноречивее некуда: "Наконец-то взялась за ум". С видимым удовольствием, он занялся мной, а я бездумно отдалась его рукам. Через час с небольшим, я уже ждала на открытой террасе одного из многочисленных ресторанчиков заказанный ужин. Ну вот, наконец-то долгожданная свобода и я сижу здесь одна, без надоевшего постоянного присмотра. Но... вот только почему-то я этому совершенно не рада. Мне не хватает Курта? Его пусть и по большей части молчаливого, но присутствия. Да и ужин в отличие от тех случаев, когда он бывал со мной, нести явно не торопятся. "Да, конечно, все дело именно в скорости обслуживания, в чем же еще", - с сарказмом поддела я сама себя. И тут же постаралась оправдать: "Это просто привычка, ничего больше". Это не должно быть ничем большим. Мне нельзя привязываться к Курту. И я это прекрасно осознаю. Особенно вспоминая наш с ним разговор в машине, у моего дома, в самый первый вечер после похода в "Ле Манн". Возможно в словах Курта есть рациональное зерно. Сейчас, анализируя все с момента моего попадания в Отдел, я не могу не признать, что мне действительно сходило с рук то, чего от большинства бы не потерпели. И в то же время, из меня похоже что целенаправленно выбивали, вытравливали всякую эмоциональную привязанность к кому бы то ни было. Вспомнить хотя бы Вики, Анри, Аннет. Все, к кому я была неравнодушна, в итоге умирали, причем от моей руки. Хотя Анри не совсем вписывается в этот список, его я сдала сама. Но неизвестно, как повернулось бы дело, если бы мы встречались с ним дольше. Что-то мне подсказывает, что Отдел не потерпел бы длительных и серьезных отношений. И в свете всего вышеперечисленного, привязаться к Курту, означает подложить ему большую свинью. Себе-то уж точно, но вероятно и ему тоже. Как бы по-идиотски это не звучало, но видимо у Мэдлен в отношении меня есть какие-то далеко идущие планы. Ничем иным, я не могу объяснить ее надо признать, особое отношение ко мне, явно не предусматривающее моей привязанности хоть к кому-то. Возможно я преувеличиваю, и мне уже везде мерещатся теории заговора, но в таком деле лучше перебдеть. Домой я вернулась, когда на улице уже окончательно стемнело. Первым делом приоткрыла окна, чтобы проветрить застоявшийся, душный и спертый воздух, а затем перестелив постель и стараясь не вспоминать в каком состоянии я последний раз на ней спала, потушила свет и постаралась отрубиться. На завтрашний день у меня большие планы и нужно как следует отдохнуть. Уже засыпая, на грани полудремы, ощущая чуть потягивающий из полуоткрытого окна, ласкающий, свежий и теплый воздух летней ночи, я подумала, что именно его мне больше всего не хватало за прошедшее время в Отделе. Может, ради таких мелочей и стоит жить? Утром меня разбудило солнце. Вчера я не задернула шторы и теперь луч медленно скользил по ногам, поднимаясь все выше и выше, прошелся мягкой и теплой рукой по плечу, и когда наконец он ударил в глаза, я окончательно проснулась. Настроение было великолепным. Не знаю, надолго ли это, но пока я каждой клеточкой тела ощущаю, что жить в общем-то хорошо. Все-таки Вальтер был прав. Я поднялась и направилась в ванную, приводить себя в порядок. Мне многое нужно было сегодня сделать. Но прежде всего, мне не давал покоя один вопрос. И я миновав дверь в ванную, прошла на кухню. Выдвинув ящик стола, я достала лежащий ровно в том положении, в каком я его и оставляла, Ругер. Проверив обойму, я убедилась, что и патроны на месте и задумчиво убрала пистолет обратно. Как бы то ни было, все это уже не имеет значения. Минут через тридцать, я уже выходила из дома, а забег по магазинам занял у меня всего час с небольшим. Все необходимое удалось купить поблизости, хотя нужно мне было многое. У меня банально пустой холодильник, а квартира за три месяца моего отсутствия покрылась пылью и требовала уборки, и кроме того, я купила кое-что еще, но об этом позже. Вернувшись и наскоро позавтракав свежими круассанами и сваренным в турке кофе, я приступила к работе. Несколько часов спустя, вылизанная квартира блестела, а я знала расположение всех камер, установленных у меня в доме. Ну, во всяком случае, я надеюсь что всех. Была у меня вначале мысль затеять не обычную уборку, а небольшой ремонт, и закрасить нафиг все камеры, а те что расположены не на потолке, закрыть мебелью ну или "нечаянно" повредить. Но от этой идеи я отказалась очень быстро, ибо ее осуществление было слишком подозрительным, и кроме того не гарантировало длительного, нужного мне результата. В скором времени камеры бы заменили, вот только я уже не знала бы, где именно они размещены. А так, кто предупрежден - тот вооружен, надеюсь этого окажется достаточно. Вознаградив себя обедом из ветчины с яичницей, я затеяла небольшую перестановку на кухне, в результате которой стол занял другое место, а небольшое, уютное кресло, в которое я любила забираться с ногами чтобы почитать, отправилось в самый дальний угол, подальше от окна, в мертвую зону для вездесущей камеры. Удовлетворенно вздохнув, я окинула взглядом изменившийся интерьер. Ну что ж, так тоже неплохо, и сдвинутый стол не такая уж большая плата за уединение. А главное, теперь можно приступить к тому, что я задумала. Я принесла из прихожей увесистый пакет с несколькими купленными сегодня книгами, в числе которых был и солидный молескиновский блокнот в коричневой кожаной обложке. Поставив пакет на стол, я снова засыпала в турку кофе, и поглядывая чтобы он не убежал, не скрываясь стала разбирать содержимое пакета. К тому моменту, когда кофе был готов, я прихватила пару книг, в число которых вошел и блокнот, и чувствуя себя героем романа Джорджа Оруэлла, отправилась в кресло, подальше от глаз "Большого Брата". Проведенная аналогия с Уинстоном Смитом вовсе не внушила мне оптимизма. Помнится, в его случае все закончилось очень плохо. А моя ситуация просто под копирку повторяет его - бессмысленный вызов личности системе, где первая всегда обречена на поражение. Но отступать я не намерена. Возможно, моя задумка глупа, наивна и даже дерзка, но то что случилось со мной в последнее время, заставило меня кое о чем задуматься. Я не знаю что и как будет дальше, и угроза Мэдлен "подправить мне мозги", если мои действия и поступки перестанут ее удовлетворять, висит надо мной постоянным дамокловым мечом. И я хочу подстраховаться, хотя вероятно, толку от моей подстраховки не выйдет, скорее наоборот, могу нажить себе лишние неприятности. Я не знаю чего хочет лишить меня Мэдлен - памяти или чувств и эмоций. Или и того и другого вместе. И не знаю, насколько то что я решила сделать поможет мне если это случится. Возможно, не поможет совсем. Но даже если и так, это помогает мне сейчас чувствовать себя спокойнее и увереннее. Открыв обложку, я тупо уставилась на девственно чистый лист бумаги. В мыслях все было легко и просто, а вот на деле оказалось гораздо сложнее. Наконец, чуть помедлив, я вывела название: "Записки новичка". Я решила записать все самое важное, случившееся со мной за то время что я провела в Отделе, всю себя, все свои мысли и чувства, включая и те жалкие крупицы своей прошлой, до-Отделовской жизни которые я смогла вспомнить, с тем чтобы если я все же окончательно потеряю память, я могла хотя бы попробовать понять, кто я такая на самом деле. Глубоко вздохнув, я начала писать. "Привет. Если ты это читаешь, значит все плохо. Но в то же время, если ТЫ это читаешь, значит для нас еще не все потеряно. Я не знаю, что ты сейчас помнишь и чувствуешь. Скорее всего не помнишь ничего и не чувствуешь тоже ничего. Я угадала? Вот видишь, как я хорошо тебя знаю. Потому что я - это ты. Если хочешь понять и разобраться в том что с тобой происходит - просто читай. Впрочем, возможно, ты сейчас ничего не хочешь, тебе все равно. В таком случае - тоже читай. Уж хотя бы это-то ты можешь сделать? Ради себя. Потом поймешь". Написав обращение к самой себе, я остановилась и на минуту задумалась. А что если сей опус каким-то невероятным образом попадет в руки к кому-то со стороны? И тут же я пожала плечами - ну и что? Даже и в этом случае, ничем серьезным Отделу повредить он не сможет. Меня больше должно волновать, чтобы он не попал в руки к кому-то из своих. Вот это будет кошмар. А все остальные скорее всего примут его за плод больного ума и воображения, ну или за бездарный фантастический шпионский роман. Адреса называть я не собираюсь, да и вообще, поверить в то что под Парижем расположена огромная секретная антитеррористическая организация - невозможно. Единственное, за что действительно можно зацепиться - это имена. В том числе и тех, по кому Отдел проводил операции. Например - Аннет Лавальер. Это ее настоящее имя, и она действительно пропала без вести, а также Грейс Стаммер, Новак и другие. Если задаться целью и проверить, то выяснится что все что с ними случилось - правда. Но это-то и должно будет убедить меня будущую, что все по-настоящему. Можно было бы конечно уходить из дома и писать это где-нибудь в кафе, каждый раз меняя места, но подумав, я поняла, что внезапная смена моих привычек насторожит Отдел гораздо сильнее. Обычно, все выходные я провожу именно дома, за редким исключением. И опять же, блокнот нужно будет где-то прятать, что создаст лишние проблемы. А так, я просто оставлю его на полке, с книгами, он ничем среди них не выделяется, да и уборка и перестановка на кухне вполне вписываются в нормальное поведение, после моего долгого отсутствия. Но как следует насладиться отдыхом и хоть сколько-то существенно продвинуться в своих планах, мне было не суждено. Уже на следующий день последовал вызов в Отдел. Вернее даже не в Отдел, а к Мэдлен, что несколько меня насторожило. Впрочем, я никогда не любила личные аудиенции у зама шефа, в чем думаю, не оригинальна. Я бы связала ее вызов со своим замыслом, но вряд ли связь действительно есть, ибо я еще ничего толком и сделать-то не успела. И я решила пока не забивать себе голову и впустую не нервничать. Поживем - увидим. Кло. Ну или еще хуже - Клодетт. Может, это имя виновато? Да нет, каждый сам кузнец своей судьбы. Но имя своё я всегда ненавидела. Во всяком случае мне кажется, что всегда. Почему же тогда не сменила? А чтобы помнить, кто я есть. Чтобы ничего не забыть. Где и когда случился тот момент, с которого все пошло не так? И кто в этом виноват? Цепочка совпадений? Судьба? Предначертание? Мактуб? Родители? Или я сама? Стоит ли вообще кого-то или что-то обвинять? Я еще не решила. У меня было счастливое детство. Было. Было? Первое воспоминание. Утренняя, свежая прохлада, сквозь которую уже пробивается настойчивый жар летнего солнца. Золотые лучи его, пронизывают темную, еще не проснувшуюся зелень листвы, до которой я сидящая высоко-высоко - на плечах отца, почти могу дотянуться. Счастье? Да. Тогда еще - да. Что ж, это не тот момент. Может быть этот? Мне одиннадцать. Скандал. Я убегаю в свою комнату, захлопнув дверь перед носом у матери. Она стучит и требует открыть. Грозит позвать отца. Я мечусь по комнате, не глядя кидая в рюкзак что попадется и размазывая по лицу слезы и сопли. Подпираю дверь стулом и накинув легкую куртку, открываю окно и спускаюсь со второго этажа по шпалерам винограда, оплетшим всю стену. Спрыгнув вниз, не оглядываясь бегу по улице. После суточного отсутствия, меня привозят домой в полицейской машине и сдают с рук на руки отцу. Месяц под замком в своей комнате, с окном украшенным теперь филигранной решеткой, но зато без телевизора, компьютера и музыкального центра. С не разговаривающим со мной отцом и дополнительными занятиями во время каникул. И все это с молчаливого согласия матери и под лозунгом - для твоего же блага. Да, возможно это тогда. Изначально, у меня было все, чтобы успешно по меркам большинства, прожить эту жизнь. Состоявшиеся родители, способные обеспечить меня всем, чем я только пожелаю. И в будущем, возможность реализовать себя в любой сфере. Здоровье, способности, ум и красота. И все это псу под хвост. Я понимаю, что скорее всего такой ребенок как я, далеко не подарок. И после всего что я творила, требовать от родителей терпения - глупо и неоправданно. Более того, своими выходками, я грозила свести на нет всю папочкину карьеру. Чего хотя бы ему стоило замять ту историю с наркотиками... Но несмотря на это, у меня в голове не укладывается, как он мог так поступить со своей дочерью? Понимал он, на что меня обрекает? Одна из лучших частных школ, учителя английского, риторики и верховой езды. И тотальная нехватка простого человеческого общения, внимания и любви. Может я просто хотела быть нужной? Хоть кому-то. Мать, вечно пропадавшая на светских раутах и в салонах. И отец, по уши завязший в политике. До меня ли им было? "Клодетт, держи спину ровно" и "Клодетт, как ты положила ложку!?" - вот и все общение, которое мне доставалось. "Все это ради тебя, ради твоего будущего", - и все чаще, при любом промахе - "Неблагодарная!" Возможно, будь на моем месте кто-то другой, все пошло бы совсем не так. Может, кто-то с другим характером и смог бы удовлетворить запросы моих родителей. Но это была я. И я не захотела. Конечно же, я сбежала. Я сбегала много раз. И всегда возвращалась через какое-то время. Выслушивала шквал упреков и негодования, угрозы отправить меня в закрытую спецшколу, но со временем все успокаивалось... до следующего раза. И так было до тех пор, пока я не встретила Криса. Кристиан Кюри, да. Тогда я встретила Кристиана. Сейчас я думаю, а что было бы, если бы я его не встретила? Была бы я сейчас совсем в другом месте? Началось все вполне невинно. Паркур. Просто паркур. Но не тот, который на лошадях. Жизнью своей я не особо дорожила, и мне хотелось острых впечатлений. Адреналина, риска, бунта против общепринятого. Попытка что-то доказать? "Разобьюсь - вот тогда вы пожалеете?" Возможно. Но так было только в самом начале. Постепенно, этот стиль жизни не на шутку затянул меня. Свобода. Свобода мысли и свобода тела. Общий лозунг всех трейсеров -"Вижу цель - не вижу препятствий", авторства Дэвида Белля, подошел как нельзя лучше к моему мироощущению на тот момент. Мне нравилось что, то что для обычных людей - почти чудо, для меня - привычная, повседневная реальность. Чаще всего я тусовалась с группой таких же подростков, в парке Берси, отрабатывая элементы паркура. Именно там я и познакомилась с Кристианом. Помнится, в тот день я билась над никак не дававшимся мне переходом из кэта в кэт. Кэт-лип, к тому моменту я уже освоила, а вот переход оставался выше моего разумения. Я срывалась раз за разом, но попытки не бросала. Крис, видимо обратив внимание на бесплодные старания и пожалев зеленого новичка, помог мне отработать технику. Я была впечатлена, поражена и благодарна. Ему было восемнадцать. Он был красив, добр и невероятно крут. В своих кругах, он и его группа были опытными и довольно известными трейсерами. С того момента, я не пропускала ни дня, чтобы не заглянуть в Берси, в надежде вновь увидеть его. И все это время, с десятикратно усилившимся энтузиазмом, перешедшим похоже уже в фанатизм, тренировалась. За несколько месяцев, я здорово подтянула уровень, заодно прибавив к своим сорока пяти килограммам, еще два. Но это были два кило литых мышц, а моя и так не отличавшаяся плотным телосложением фигура, стала еще суше и поджарее. Несколько раз за это время, мне удавалось застать в парке Криса. И всякий раз, я словно бы случайно старалась оказаться рядом, чтобы он увидел и оценил, происходящие со мной метаморфозы. Я пыталась не показывать свою заинтересованность, но боюсь, у меня это не особо выходило. Во всяком случае, он меня заметил. И оценил. Далеко не сразу, почти незаметно, как бы само собой, у меня получилось присоединиться к его группе. Разумеется инициатива исходила не от меня. Ко мне долго присматривались, прежде чем подпустить ближе. Я всегда считала, что виной тому разница в возрасте, и то что на меня смотрят как на зеленую малолетку, и это понуждало меня к беспощадным тренировкам, надо признать, давшим результат. Но теперь я понимаю, что дело было в другом. Помимо Криса, в группе были еще двое трейсеров - Равиль и Малена. Смуглый, черноглазый Равиль, которого чаще всего звали просто Вилли, был самым старшим из них, чуть за двадцать. Молчаливый, спокойный, серьезный, болезненно реагирующий на малейшую несправедливость, не любящий конфликты и любой ценой старающийся их избежать, но в то же время, если уж ввязался, то до конца стоявший на своем и за своих. Точно знающий, чего он хочет и как это получить. Далеко не сразу я разобралась, что именно Равиль был мозгом и сердцем группы. Ее идеологическим центром. А ослепивший меня Кристиан, которого я считала центром вселенной - всего лишь ее лицом. Коммуникабельный, вызывающе красивый Крис, за пару минут мог разговорить и расположить к себе любого, чем группа и пользовалась. И если уж продолжать аналогии, то Малена - была ее душой. Высокая, бледная блондинка, с пепельными волосами заплетенными в многочисленные косички, и серо-голубыми, словно выгоревшими на солнце, глазами. В глубине души чувствительная и впечатлительная, она всеми силами старалась это скрыть за хладнокровием, безэмоциональностью и дерзостью. С потрясающе развитой интуицией, которая не раз нас выручала, и которая на самом деле, возможно являлась лишь вниманием даже к незначительным на первый взгляд деталям. Кроме того, Малена превосходно разбиралась в разнообразной технике, начиная от микросхем и заканчивая мотоциклами. Ну а я, как сейчас понимаю, была девочкой на посылках. Глупой, влюбленной девочкой. И так же, как пафосные широчи и кроссовки Reebok сменились на простые хлопковые штаны и кеды, а изобилующий декоративными элементами фриран, к которому я больше тяготела в силу возраста и склада характера, на молниеносный и действенный паркур, так же исподволь, сменились и мои взгляды и мировоззрения. Впрочем, к оправданию Криса надо сказать, что внутренне я вполне созрела для этих перемен. Я была обижена и зла. И хотела бунта и свободы. Зерна упали на благодатную почву. Крис стал для меня абсолютным авторитетом. Каким не смог стать отец. Я верила Крису. Он не ограничивал меня, ни к чему не принуждал, уважал мою свободу и позволял все решать самой. Он просто перенаправил мое озлобление и ненависть в другое, нужное ему, русло. Думаю, это было манипулирование. Но тогда я так не считала. Я влюбилась? Наверное. Собственно, это было почти неизбежно. И вряд ли он тоже меня любил. Скорее ему были удобны наши отношения. Но ценил - несомненно. И не хотел потерять. В назначенное время я переступила порог кабинета Мэдлен. Дружелюбно улыбнувшись мне, она предложила: - Проходи Мари, присаживайся. Кивнув, я последовала ее приглашению и усевшись напротив, молча стала ждать продолжения. - Как выходной? - вежливо поинтересовалась она. - Хорошо, спасибо. - Чем занималась? - все с той же легкой заинтересованностью, осведомилась Мэдлен. - Уборкой, - лаконично ответила я. Мэдлен мимолетно улыбнулась и согласно кивнула, не то одобряя мое занятие, не то в подтверждение того что она и так уже знала. Добавив в голос чуть вежливого сожаления и показав этим, что переходит к цели моего визита, она объявила: - Я вызвала тебя чтобы сообщить об изменении в твоем рабочем графике. Какое-то время, помимо основной нагрузки, тебе придется заменять инструктора у одного из рекрутов. Больше всего на это известие мне захотелось воскликнуть: "Что?! Опять?!" Но разумеется я промолчала. Я давно уже научилась держать внешнее выражение эмоций под контролем, но внутренне, мне всей душой не нравится идея Мэдлен. Как будто мало мне было Аннет. Я не хочу снова проходить через это, и в то же время понимаю что мои желания никого не интересуют. Как Мэдлен решила, так и будет. Но, может если подойти к делу с умом, у меня есть шанс ее переубедить? - Какое-то время... Как долго мне придется этим заниматься? - бросила пробный шар я. - Пока не могу сказать. Ответа я не получила, да он и не особо был мне нужен. Уже одно то, что она не оборвала меня, дало мне какую-то надежду. - Разве с моим первым уровнем у меня есть допуск к такой работе? - возразила я. - Разве это не работа кого-то как минимум уровня командира группы? - И тем не менее... Мэдлен не договорила фразу, зная, что я пойму ее правильно. И чуть помолчав, добавила: - У тебя прекрасно получилось найти общий язык с Аннет, несмотря на то, что на тот момент опыта у тебя было еще меньше. "Не больно-то ей это помогло" - вновь подумала я, героическим усилием воли заставив себя не произнести это вслух. - В чем дело, Мари? - пытливо глядя на меня, спросила Мэдлен, ничуть не обманутая моим молчанием. Я поняла, что время уловок и околичностей вышло, они ни к чему не приведут. Осталась только откровенность. От которой тоже скорее всего толку не будет. Но теперь дело уже в другом. Не нужно чтобы Мэдлен думала, что я что-то скрываю. - Мне бы не хотелось этим заниматься, - полупризналась, полупопросила я. - Обоснуй, почему. - Я боюсь вновь к кому-нибудь привязаться, - на этот раз уже окончательно и чистосердечно призналась я. - Именно поэтому, ты ей и займешься. Прекрасно. Вот и поговорили. Все надежды отвертеться, испарились. И кроме того, я зацепилась за сказанное Мэдлен - "ей". А это значит - рекрут женского пола, и ставлю что хочешь на то, что скорее всего как две капли воды, похожа на Аннет. Для большей чистоты эксперимента, естественно. Вот же зараза. Но выбора у меня нет и возразить больше нечего. - Хорошо, - обреченно сдалась я. - Что за рекрут? - Клодетт Марешаль. Пятнадцать лет. - Пятнадцать? Мэдлен, пятнадцать?!! Что она делает в Отделе??? Но Мэдлен на мое возмущение лишь чуть наклонив голову к плечу, едва заметно улыбнулась и кивнула: - Это особый случай, - а затем подвинула в мою сторону по столу инфо-панель. - Здесь профайл на Клодетт. Изучи его и реши, как ты будешь с ней работать. Временные рамки не столь важны, спешить нам некуда. Но все же, слишком выбиваться из графика тренировок не следует. Нам важен результат. И какими методами ты его добьешься, меня не интересует. В разумных пределах, естественно, - не стала совсем уж давать мне карт-бланш Мэдлен. - Дисциплинарные наказания допустимы. Физические - нет. - А что с моим временем? - Мы пересмотрим твой график выездов. Но на многое не рассчитывай. Придется совмещать. Я протянула руку и взяв панель, пробежалась глазами по первым строчкам файла. Почувствовав, как сами собой, удивленно приподнимаются брови, я вновь не удержалась от восклицания и мимолетно-недоуменного взгляда на Мэдлен: - Ей пятнадцать-то только что исполнилось! Но наткнувшись на невозмутимый взгляд Мэдлен, вновь уткнулась в панель. И если бы я сейчас была одна, то то что я прочитала, заставило бы меня присвистнуть. - Можно вопрос? - все же рискнула я. - Да. - Почему вдруг появилась необходимость сменить инструктора? - Его отсутствие не связано с Клодетт. И тебя это не касается. - Ясно. Это все что мне нужно знать? - в тщетной надежде на то, что Мэдлен хоть раз в жизни будет человеком, не станет играть втемную и раскроет мне свои истинные мотивы, спросила я. Она чуть помедлила, словно решая, стоит ли мне еще что-то говорить, и все же с легкой полуулыбкой добавила: - Клодетт не любит, когда ее называют полным именем. Возможно, тебе будет это полезно. Проглотив несбывшиеся надежды и кивнув, я встала и вышла, не забыв прихватить панель. Судя по всему, мне есть еще что там почитать. Да, началось все вполне невинно. Сначала в прошлое ушли мои любимые, разнообразные сальто. Да - красиво, да - эффектно. Но совершенно бесполезно и даже вредно с точки зрения практицизма. Ибо привлекает внимание и отнимает время. Скорость и незаметность - вот что стало моим новым кредо. Больше препятствий за меньшее время и не привлекая внимания. И здесь, несмотря на то что в чисто физической силе я Крису проигрывала, через какое-то время, я пожалуй даже превзошла своего учителя за счет природной гибкости, ловкости, глазомера и идеального владения телом. Теперь понятно к чему он меня готовил. Тогда это представлялось мне всего лишь его философией, с которой я конечно же согласилась. Я была готова на все ради него. Тайная жизнь группы открылась мне далеко не сразу. Сначала меня исподволь готовили и присматривались, по некоторым вопросам и фразам выясняя, как я отнесусь к их идеям и идеалам. Напрасный труд. Могли бы так не осторожничать. Несмотря на то, что я была выходцем из богатой, влиятельной семьи, деньги не имели для меня ровно никакого значения, а то что закон писан лишь для тех кто не может от него откупиться, я поняла очень рано. У меня было множество примеров перед глазами. Так что утверждения Равиля о том что демократия - сказочка для глупцов, и миром на самом деле правят деньги, не вызвали у меня никакого внутреннего отторжения. Я и сама так думала. Как не вызвала у меня протеста и необходимость что-то делать, чтобы изменить существующее положение вещей. Напротив, возможность как-то насолить сильным мира сего, привела меня в восторг и была встречена с полным одобрением. Паркур превратился из смысла всего лишь в средство. Средство уйти от погони, раствориться, скрыться. И я несомненно пригодилась. Моя внешность безобидного ребенка успешно нам служила и позволяла осуществлять то, что ранее было невозможно. От меня не скрывали чем именно мы занимаемся, но в полной мере последствия я не осознавала, не задумывалась над этим. Оставить сумку в фойе кинотеатра? Легко. Доставить рюкзак с неизвестным содержимым по определенному адресу? Еще легче. И кроме того, многие детали оставались в тайне, возможно в силу того, что они меня и не интересовали, а может от моего интереса ничего и не зависело. Не знаю. Во всяком случае моя нелюбознательность явно всех более чем устраивала. Я понятия не имела откуда берутся деньги на наше безбедное существование и техническое оснащение, и есть ли заказчики на то чем мы занимаемся или все целиком и полностью планируется и осуществляется группой. Во всяком случае, я никогда ни с кем больше не контактировала. Меня захватила новая жизнь. Я сбежала из дома. На этот раз окончательно. Все заняли собой Крис, тренировки, наши акции, выживание и постоянное бегство. Именно тогда, я сделала себе татуировку - пантера в прыжке на левом плече. Нам удавалось скрываться. Для меня это было скорее игрой, забавой, приправленной идеологической борьбой. Мансарды, пустующие квартиры, друзья, знакомые, друзья знакомых и знакомые друзей... А также макияж, переодевание и наглость - творят чудеса, особенно если прибавить ко всему этому отличное знание местности и навыки паркура. Множество раз мы оставляли в дураках разинувших рот от удивления ажанов. Впрочем, помогало и то, что стрелять по подросткам они не решались, ну а поймать, поймать нас было нереально. Равиль, помимо всех его многочисленных достоинств, владел еще одним - он великолепно умел обращаться с ножом. Так как это казалось мне до крайности крутым, плюс меня влекло все новое и неизведанное, ну и кроме этих причин существовало множество других, гораздо более прозаических, я упросила его стать моим учителем. Он не особо сопротивлялся этой идее и занялся мной, пожалуй даже не без удовольствия. В тех условиях в которых нам приходилось существовать, умения быстро слинять зачастую оказывалось недостаточно. И иногда лучший способ защиты - это нападение. Особенно для меня. При весе меньше чем в пятьдесят килограммов, трудно рассчитывать просто на грубую силу, пусть и облагороженную регулярными занятиями и тренировками. А вот нож, если и не уравнивает, то хотя бы поднимает шансы. Пару раз впоследствии, это умение спасало мне если не жизнь, то здоровье точно. В тех кварталах где мы обитали, время от времени нужно, нет, просто необходимо, уметь постоять за себя. И если с Крисом в основном мне ничего не грозило, то в одиночку нужно было смотреть в оба. Была ли я счастлива? Тогда я думала что была. Сейчас не знаю. Больше всего, наверное, меня пленяла иллюзия свободы. Но это теперь я понимаю что иллюзия, а в то время я все принимала за чистую монету. И после домашнего ада (опять же, сейчас я не знаю, имею ли право считать ту свою жизнь - адом) свобода казалась настоящей и несомненной, пьянящей. Разумеется, меня искали. Вначале негласно. Отец не горел желанием поднимать шумиху. Но после того как я засветилась в парочке серьезных дел, официально я стала считаться пропавшей без вести, а на деле - в розыске. Понятия не имею, как ему удалось это провернуть. Ну а потом, папуля нашел способ окончательно и бесповоротно избавиться от меня. Но обо всем по порядку. Выйдя из кабинета я задумалась, где бы мне лучше приткнуться чтобы без помех, никому не мешая, изучить профайл. Своего кабинета у меня разумеется нет и вряд ли когда-нибудь будет. Даже от одного столь невероятного предположения, я в душе истерично хихикнула и покрутила пальцем у виска. Такого просто не может быть, потому что не может быть никогда. В итоге заглянув к Биркофу, я выяснила, что в ближайшие полтора часа системный будет практически свободен, и направилась туда. Пристроившись в мягком кресле за одним из пустующих компьютеров, и не обращая внимания на изредка заходящих в системный агентов, я разблокировала панель и начала читать. Первым делом, увидев фото Кло, я с облегчением констатировала, что по крайней мере внешне, она ничем не напоминает холеную и лощеную Аннет. Ей и пятнадцать-то можно дать с трудом и больше всего она похожа на нахохленного и взъерошенного птенца, выпавшего из гнезда. Тоненькая шейка и огромные карие глаза усиливали ощущение трогательности и беззащитности и только ярко-малиновые волосы выбивались из образа невинного ребенка. Клодетт не похожа на обычный контингент Отдела, скорее на такое же исключение из правил, как и я. Но чем дальше я углублялась в ее досье, тем больше убеждалась что между нами совсем мало общего. Несмотря на свой юный возраст, она весьма опытна и не побоюсь этого слова - талантлива, в некоторых областях. Меня даже заинтересовало, в какой семье могло вырасти такое? Но к сожалению, подробностей на интересующую меня тему в файле не было. Просто сухой факт, что семья у девчонки была. Если честно, полученная информация меня ошарашила, но не озадачила. Скорее мои ощущения были из разряда: "Бывает же такое!" Но что мне со всем этим делать, я уже знала. Чем жестче я поступлю с ней при первой же встрече, тем легче мне будет в дальнейшем. О том же, каково при этом будет самой Кло, я предпочитала не думать. Дочитав файл, я включила компьютер и прямо из системного связавшись с Биркофом, запросила видео с тренировок Кло. Каковые без единого возражения и вопроса о доступе, были мне предоставлены. А это значит, что Биркоф как минимум в курсе моего нового поручения, и что Мэдлен уже сделала соответствующие распоряжения на этот счет. Еще чуть подумав - наглеть, так наглеть, я попросила у него же сведения о семье Клодетт, и вот на это оказалась уже послана... к Мэдлен. Ну что ж. Отрицательный результат - тоже результат и информация к размышлению. Хотя, оно мне надо? Я совершенно не собираюсь углубляться в проблемы и перипетии судьбы Кло. Это был мимолетный приступ любопытства, о котором я уже жалею. В отличие от записей с тренировок - они мне нужны для работы. Вздохнув, я открыла первый файл и начала наблюдать. Что ж, надо признать, попалась я по-глупому. Я знала, что объявлена в розыск, но думала если соблюдать осторожность, то все обойдется. Сентиментальность, не задушенные остатки любви. Если честно, такого от отца, а я уверена - это его рук дело, я не ожидала. Не подозревала, что мое неопределенное существование настолько отравляет ему жизнь. В общем, я проиграла. Эту новость принес один из наших друзей. К тому времени прошел почти год, как я окончательно ушла из дома. И если честно, известие о том что у меня родилась сестра, меня поразило, ошарашило и в то же время в душе что-то ворохнулось... Я не смогла противиться этому чувству. Крис был против. Он отговаривал меня, задействовав весь свой дар убеждения на полную катушку. Но я, почти всегда уступавшая ему, здесь уперлась намертво. Мы поругались. Первый раз. Он сказал, что я могу проваливать. Но потом чуть остыв, извинился. Но прикрывать меня отказался наотрез. Он не верил, что я вернусь. Я позвонила матери. Спросила могу ли прийти посмотреть на сестру. Заручилась обещанием что после свободно уйду, и никто не будет меня удерживать. Она расплакалась, сказала что будет рада видеть меня в любое время, и что она не знала жива ли я вообще. Затем пошли упреки в моей жестокости, и я повесила трубку. Не нужно было идти. Крис был прав. Но я пошла. Все прошло на удивление мило. Мама меня обняла и опять плакала. Даже отец оказался дома и ни в чем не упрекал, просто тоже молча обнял. А затем мне показали Сюзи. Сюзанн. Маленький розовый комочек с огромными голубыми глазами - в отца. Потом мы пили чай на кухне, и мне почти не задавали неудобных вопросов. У нас даже получилось не поругаться. Отец был по большей части молчалив и лишь постоянно, словно от боли потирал висок. Я беспрепятственно ушла, меня как и обещали, не пытались удержать. Вот только ушла не далеко. На выходе из дома меня взяли жандармы. По тихому. Просто скрутили и бросили в машину ничего не объясняя, не говоря и не предъявляя обвинений, что было и понятно, если учесть что меня разыскивали за участие в нескольких терактах. Что ж, а я уж было начала проникаться теплотой и доверием, но спасибо папочке, благодаря ему встреча прошла в истинно семейном духе. Слабаков за борт. У них теперь есть новая игрушка. Бедная Сью. Надеюсь, теперь папочка доволен. Непокорная дочурка "мертва" и никто и ничто не помешает ему строить карьеру. В машине меня обыскали, нашли и отобрали ножи и видимо посчитав, что больше я не опасна, оставили сидеть на скамье в глубине фургона. И я до поры до времени не собиралась разубеждать их в обратном. И только когда меня стали выводить из машины, свернула одному из конвоиров нос набок, а у второго вытащила из кобуры пистолет. Но воспользоваться им к сожалению не успела, на меня навалились всем скопом и скрутили. Но все же любо дорого было посмотреть на обескураженные и потрясенные лица этих болванов. Потянулись отвратительно тоскливые дни в следственном изоляторе. Родители разумеется так ни разу меня и не навестили, да я и не ждала их. Мне досаждали постоянными допросами и тестами. На первые я просто не обращала внимания, откровенно пропуская мимо ушей все их разглагольствования, вопросы и уговоры, а больше ничего они со мной сделать и не могли, а вот тесты я, когда скука становилась невыносима, изредка соглашалась пройти. И в общем, внешне я вела себя если и не примерно, то вполне пристойно, стараясь сгладить впечатление произведенное при аресте. Но в душе - в душе у меня царил ад. Я была зла на себя, на отца и на весь мир. Я понимала, что скорее всего никогда больше не увижу Криса, но не хотела верить этому. И меня все больше и больше охватывали ненависть и ожесточение. И я не считала нужным бороться с таким настроением. И видимо вследствии этого, меня наконец прорвало. Стала ли случившаяся безобразная сцена последней каплей? Или всё было предрешено заранее? Может у меня был шанс изменить свою судьбу? Но как бы то ни было, я им не воспользовалась. Жалею ли я сейчас об этом? Определенно да. Знай я, что меня ждет... В тот день измаявшись от одиночества и безделья, я любезно согласилась встретиться с очередным психологом. Видимо они не теряли надежду вывернуть мои мозги наизнанку и докопаться до причин толкнувших меня к такой жизни. Ну или наставить на путь истинный. Мне все равно. Все годится, чтобы немного развеяться. Меня отвели в небольшую комнатку - типичную допросную, где только и было, что два стула, стол и большое зеркало в стене, разумеется на самом деле - окно в другую комнату, для наблюдения. Я уселась и стала ждать. Почти сразу за мной, вошла чуть полноватая женщина лет пятидесяти, с волосами собранными в строгий пучок, с насквозь фальшивой, словно намертво приклеенной к губам, улыбкой. В сером костюме и с папкой для документов в руках - очередные тесты, и к гадалке не ходи. Хоть бы что новое придумали. Усевшись напротив меня, она еще раз дежурно улыбнулась и поздоровалась: - Здравствуй, Клодетт. Меня зовут Синтия. Ты не против ответить на несколько вопросов? - Всю жизнь мечтала, - добавив своей ответной улыбке еще несколько ватт, согласно кивнула я, притворившись пай-девочкой. Чем лучшее впечатление я произведу на нее сейчас, тем интереснее будет потом. Синтия недоуменно нахмурилась, подозревая какой-то подвох и не зная как ей отреагировать, но сбитая с толку искренним дружелюбием на моей физиономии, все же разложила бумаги, достала ручку и начала опрос. В течение нескольких минут я смиренно и кротко отвечала на всевозможные вопросы, а затем вежливо попросила: "Синтия, можно мне пожалуйста бокал воды?" Она чуть помедлила, но видимо убежденная моей сговорчивостью и не найдя в просьбе ничего предосудительного, все же встала и вышла из комнаты. К тому моменту как она вернулась, я уже придвинула тесты к себе и отмечала ответы галочками. - Я умею читать, - отреагировав на ее недовольно-подозрительный взгляд, примиряющим тоном пояснила я. - И писать тоже. Просто решила сэкономить вам время. Вот, посмотрите, - и придвинув листы в ее сторону, я приглашающе кивнула. Она подошла ближе, поставила бокал с водой на стол, и оперевшись на него же рукой, наклонилась над листами. А я не теряя ни секунды, с размаху вогнала ручку ей в ладонь, так, что стержень пройдя насквозь, скрежетнул по железному столу и сломался. И тут же отскочила от завопившей Синтии подальше. И чего так орать? Подумаешь, ручка. Комната мгновенно наполнилась народом, но я успела еще сбить с ног стулом первого подбежавшего ко мне человека, а затем меня оттеснили в угол и прижали к полу. Почти ничего не видя из-за навалившихся на меня людей, я ощутила укол и потеряла сознание. Выяснив все, что мне было необходимо, я решила не откладывать неизбежное знакомство со своей новой подопечной, и рассудив что на данном этапе лишние свидетели нам не нужны, заняла один из боксов для индивидуальных занятий. В отличие от общего тренировочного зала, это была небольшая полукруглая комната, со стойкой для инвентаря вдоль одной из стен, и с полами застеленными упругими матами. Ну и дверь на кодовом замке. Мне вовсе не улыбалось гоняться за Кло по всему Отделу. А она судя по всему, способна устроить мне такое развлечение. Ну и все. Больше ничего в комнате не было. Не считая камер, конечно. Но что о них говорить, они в Отделе везде, и этот бокс - не исключение. Разумеется я понимала, что Мэдлен не преминет понаблюдать за происходящим, ну или посмотрит потом, как и я, в записи, но не имела ничего против этого. Она сама предоставила мне свободу действий, так что никаких препятствий с ее стороны не предвидится. Разложив на стойке несколько ножей разного вида и еще раз внимательно осмотрев помещение, я пошла за Клодетт. Войдя в комнату, я окинула взглядом лежащую на кровати девчонку, лениво повернувшую голову на звук открывшейся двери. Да, впечатление от фото оказалось обманчивым и рассеялось в первую же секунду. Из этого птенчика вырастет точно не воробей. Фото, да и видео тоже, откровенно не могли передать всей силы характера, язвительности и ожесточенности подростка. - Леклерк?.. - вопросительно и в то же время обреченно-утвердительно, констатировала она. - Леклерк. - подтвердила я. Но что-то меня насторожило в ее тоне, ну помимо того факта, что ей зачем-то сообщили о том, кто именно будет заменять ее инструктора. Что в общем не так уж необычно, но все же довольно странно. И по видимому, не только сообщили, но и кое-что рассказали о новом, то бишь обо мне, и это ей явно не понравилось. Иначе откуда такие обреченные нотки в ее голосе? Ну вот, дожила, мной уже детей пугают, вздохнула я и поинтересовалась, выделив голосом ее имя: - А ты имеешь что-то против, Клодетт? На что девчонка презрительно хмыкнула и отрезала: - Не называй меня так. Зови просто Кло. - Поднимайся, пойдем, - скомандовала я, проигнорировав ее слова. Не сразу, секунд через пять, но она все же встала и направилась к двери, повинуясь моему жесту. Хотя бы зачатки дисциплины, в нее успели-таки вбить. Не спуская с подопечной глаз, я заметила, что даже свободное серое спортивное трико и мешковатая, на два размера больше чем нужно, черная толстовка с капюшоном, широкими рукавами и надписью - "I love Parkour", не могли скрыть плавной, танцующей отточенности движений. И никакой подростковой неловкости и неуклюжести. Цепко ухватив Кло за локоть, я повела ее по коридору, на что она лишь смерила меня презрительно-насмешливым взглядом, но руку вырвать и не попробовала. Ну а я не считаю эту предосторожность излишней. Пока я совершенно ей не доверяю, и стоит мне только представить, как я гоняюсь за Кло по Отделу высунув язык, под потешающимися взглядами коллег, как мне становится наплевать на то что она там думает, и что возможно я перестраховываюсь и выгляжу смешно в ее глазах. У бокса я намеренно пропустила Клодетт вперед, задержавшись на входе. И этих секунд ей вполне хватило, чтобы мгновенно осмотреться, сориентироваться и спереть один из ножей. И я даже зная чего мне от нее ожидать, не успела заметить как ей это удалось. Просто на стойке остался лежать на один нож меньше - керамбит исчез. Интересный выбор, надо сказать. Обычно керамбит выбирают всего две категории людей. Те, кого привлекает необычный дизайн ножа, надо признать и правда выглядящего круто и агрессивно, но на деле ничего не умеющие, стоящие в списке его жертв на первом месте, и именно в силу своего дилетантства рискующие порезать сами себя. Ну и настоящие профи, которые действительно могут использовать все его преимущества, что достаточно трудно, и нивелировать недостатки. А они есть у всех, и керамбит не исключение. Серповидный клинок в форме когтя, с заточкой только с одной стороны, и удобная форма рукояти с отверстием под палец, позволяют с одинаковой легкостью действовать прямым и обратным хватом и делают нож практически невыбиваемым из руки. Кроме того, небольшое лезвие в 5-9 сантиметров легко спрятать в рукаве и применить неожиданно для противника. Но из-за формы лезвия им почти невозможно нанести прямой, колющий удар и в силу этого, целью чаще всего становятся конечности противника. Пройдя следом и сделав вид, что ничего не заметила, я приглашающе кивнула: "Осваивайся", и повернувшись к девчонке спиной, стала потуже затягивать шнурок на кроссовке, изо всех сил напрягая слух. Маты скрадывали звук шагов, но едва слышный шорох одежды сказал мне все что нужно и выдал мягко приближающуюся Кло. Я мгновенно развернулась и предупредила: - День в карцере ты уже заработала. Еще шаг и к ТРЕМ дням в карцере присоединятся легкие телесные. С облегчением констатировав, что она все же послушалась меня и замерла, я резко скомандовала: - Брось нож! Несмотря на то что глаза девчонки метали молнии, рука ее медленно разжалась и нож почти полностью скрытый в рукаве, выпал на пол. - Отлично Клодетт. Правильный выбор, - похвалила я, прекрасно понимая, что моя похвала лишь еще больше разозлит ее. - А теперь подними и подай мне, - намеренно провоцируя ее на конфликт, приказала я. Прищурившись, что не обещало мне ничего хорошего, Кло подняла нож и продев указательный палец в кольцо на рукояти, протянула его мне, одновременно делая шаг вперед. И несмотря на то что я ожидала от нее какой-то пакости, я едва успела среагировать на молниеносное движение. Мгновенно прокрутив нож в руке и взяв его обратным хватом, она попыталась порезать мне запястье. Спасла только моя реакция, то что я была настороже, ну и отделовская выучка чего-то да стоит. Да-а, Кло вне всякого сомнения принадлежит ко второй категории. Я чуть отвела руку, плавным движением ускользнув от лезвия и этим же движением перехватив в жесткий захват ее запястье, не церемонясь вывернула его, заставив от боли выронить нож, а затем сделала подсечку, одновременно заведя ей руку за спину, и от души приложила упавшую девчонку лицом об маты. Что было не столько травматично - максимум что ей грозило, это разбитые нос и губы, сколько больно и обидно. Усевшись сверху, я еще сильнее вывернула ее руку, вынуждая запросить пощады. Но Кло только прошипела: - С-сука. - Да, я такая, - согласилась я и нажала еще сильнее. На этот раз Кло не выдержала: - Хватит! Перестань! Я тотчас выпустила ее и поднявшись, приказала: - Вставай. Тебя карцер заждался. И с сомнением оглядела физиономию Кло. Уж не перестаралась ли я? Мда-а. Ну что ж, если возникнут вопросы, буду упирать на самооборону, хотя вряд ли прокатит. Подождав пока она поднимется и кое-как утрет разбитый-таки и кровоточащий нос, я подтолкнула ее к выходу: - Шевелись. Отведя ее в карцер и втолкнув внутрь, я попрощалась: - Увидимся через неделю. - Почему через неделю? - потрясенно возмутилась Кло, даже перестав зажимать все еще капающий редкими каплями нос. - Ты же говорила про три дня. - Я передумала. Это было до твоей попытки меня порезать, - я равнодушно пожала плечами. - Счастливо отдохнуть. И только теперь я увидела страх и заблестевшие у нее на глазах слезы, и как-то разом, не вспомнила, нет - я никогда об этом и не забывала, а с особой остротой осознала и почувствовала - несмотря на весь свой гонор и солидный послужной список, она всего лишь ребенок. Но к сожалению, это ничего не меняет. За прошедшее время, я поняла одну простую истину - моя жалость никому здесь не нужна, она делает только хуже. И если я действительно хочу Клодетт добра, то лучше сразу дать ей понять - она в другом мире, возврата к прошлому нет и быть не может. И надежда тоже не нужна, она не работает, в этом я убедилась на примере Аннет. Не нужно оставлять иллюзий, чем быстрее человек смирится, сломается, тем лучше для него самого. Но я обошлась с Кло так жестко в первый же день, не только по этой причине. Другая причина во мне, и пожалуй, она главнее. Я боюсь сама себя. Боюсь не выдержать, привязаться к девчонке и потому заранее настраиваю себя против нее и поступаю с ней почти жестоко, чтобы меня сдерживало еще и чувство вины и стыда - мы ведь не любим тех, перед кем виноваты. Я нарушила запрет на физические наказания, но моя внутренняя потребность избежать повторения ситуации с Аннет, сильнее даже приказа Мэдлен. И кроме того, мне не хочется признаваться самой себе, но какая-то моя часть по-настоящему зла на Кло за ее нападение, даже несмотря на то, что я сама спровоцировала эту ситуацию и именно этого и добивалась. А может, просто еще не схлынул адреналин. Ведь все же я рисковала, пусть и не жизнью, а "всего лишь" репутацией. Умереть бы мне конечно не дали. Даже умудрись Кло серьезно меня порезать, уверена, я успела бы вырубить ее и обратиться за помощью. Нет, риск не в этом, а в том, что я намеренно создала опасную ситуацию, в которой чисто теоретически конечно, но меня мог сделать простой ребенок. Ну пусть не совсем простой, но это несомненно было бы доказательством моей профнепригодности, и помимо этого я временно выбыла бы из строя. Вот за это мне грозил серьезный втык. Очень серьезный. Даже не представляю, как я на это решилась. Скорее всего, я недооценила Кло. В общем, если подытожить, неделя проведенная Кло в карцере нужна была больше мне - как отсрочка, чтобы собраться с духом и морально подготовиться к уже не новой для меня роли тренера. Но от того что она не новая, мне отнюдь не легче. Скорее, именно в этом-то все и дело. Очнувшись, я уже была готова оказаться где угодно. Поэтому меня не особо удивила увиденная обстановка. Круглая, белая, блестящая кафелем небольшая комната. И я привязана к кровати ремнями. Ну что ж, это может быть лишь одно из двух. Или я в тюремном лазарете, или и вовсе в психушке. Не исключаю и такой вариант. Но на деле все оказалось гораздо хуже. Впрочем, не буду забегать вперед. Осмотревшись, я занялась инспектированием своего состояния. И обнаружила, что хочу пить, голова чуть кружится, так, словно я проспала очень долго, и еще ощутимо дергает болью левое плечо. Настолько, что мне лежащей на спине, неприятно прикасаться им к кровати. Я попыталась вывернуться и посмотреть, что же доставляет мне такой дискомфорт, но у меня разумеется ничего не вышло, и тогда постаравшись принять другую позу, я повернулась насколько позволяли ремни на правый бок, чтобы плечо ни к чему не прикасалось, и стала ждать дальнейшего развития событий. И они не замедлили последовать, как будто за мной наблюдали, и знали, что я уже проснулась. Дверь открылась и внутрь вошел отнюдь не ожидаемый мною врач, раз уж я в лазарете или в психушке, а очередной "строгий костюм". Вот только женщина в этом костюме была совсем не похожа на предыдущего незадачливого психолога. В отличие от толстой и немного неряшливо выглядящей Синтии, эту можно было назвать образцом стиля. И улыбка ее нисколько не фальшиво-официальная, а вполне искренняя. И глаза лучатся дружелюбием, проницательностью, умом, и самую капельку - иронией. Нет, совершенно очевидно, это птица другого, более высокого полета. И обмануть ее будет не в пример труднее. Подойдя ближе, женщина поприветствовала меня: - Здравствуй, Кло. Ты ведь не любишь когда тебя называют полным именем, - не спросила, а констатировала она. - Если хочешь, я буду называть тебя как-то еще. - Нет. Не надо, - отказалась я, удивившись в глубине души, откуда она это знает. Женщина кивнула в знак согласия. - Сразу хочу успокоить тебя, нет необходимости переживать из-за некоторых болезненных ощущений испытываемых тобой. Ничего страшного с тобой не случилось, и скоро они пройдут. Мы всего лишь убрали твою татуировку. - Зачем? - Так нужно. Я решила пока не допытываться, зачем это было нужно, хотя татушку и до смерти жалко. У меня сейчас есть вопросы и поважнее. - Что это? - я обвела взглядом комнату. - Где я? И кто вы? - Ты не в тюрьме. Это Первый Отдел. А я Мэдлен. - А, ну да. Теперь все понятно. Мэдлен вновь улыбнулась в ответ на мой сарказм, но от дальнейших объяснений воздержалась. - Чуть позже, мы поговорим с тобой о Кристиане и о вашей деятельности. Я не имела ни малейшего желания разговаривать на эту тему с кем бы то ни было, но чувствовалось в Мэдлен нечто, на уровне подсознания мешающее мне прямым текстом послать ее куда подальше. Что-то словно шептало мне: "Осторожнее, осторожнее." И я предпочла не игнорировать это предупреждение и промолчала. Но Мэдлен все равно что-то насторожило. И она сменив тон с непринужденного на озабоченно-сожалеющий, проницательно поинтересовалась: - Я тебе неприятна? - Нет. - Ты меня боишься? - Н-нет. На этот раз ответ был не столь категоричен. И видимо она уловила колебание и неуверенность в моем голосе, но не удивилась. - Если тебе так будет легче, можно устроить чтобы ты поговорила с кем-то еще. - Не нужно. Мэдлен удовлетворенно кивнула: - Хорошо. После и в зависимости от результатов нашего разговора, ты пройдешь несколько тестов и мы решим, чем ты будешь у нас заниматься. Заметив мой скептический взгляд, Мэдлен лукаво улыбнулась и пояснила: - Не думаю, что наши тесты похожи на так тебе надоевшие. - Заниматься? Чем вы вообще здесь занимаетесь? - Со временем ты все поймешь. - И надолго все это? - Навсегда, - чуть пожала плечом Мэдлен. - После того как я уйду, тебя освободят и проводят в твою комнату. Пожалуйста не снимай повязку с плеча и выполняй все, что тебе говорят. - А если я не буду? - Будешь наказана, - с беззлобной улыбкой, констатировала Мэдлен. - Добро пожаловать, Кло. Мы очень постарались, чтобы тебе здесь понравилось, не нарушай наши правила и все будет хорошо. Почти сразу после того как Мэдлен ушла, как она и обещала, за мной зашел мужчина, чтобы отвести в комнату где мне предстояло жить. Ничего особенного по дороге я не увидела - в основном серые, безликие коридоры на разных уровнях, со множеством одинаковых дверей, и с ничего мне не говорящими надписями на стенах. Интересно, как они сами-то ориентируются в этом унылом великолепии? И все же, помещение поражает своей масштабностью. И ни одного окна, что навело меня на мысль, что мы находимся под землей. И я тут же озвучила догадку повернувшись к своему провожатому: - Мы что, под землей? Но ответа не получила. И тогда искренне и сочувственно, закосив под хамоватую дурочку, поинтересовалась: - Ты чё, глухой? И на этот раз получила ответ в виде смачного леща. Но опять молча. Потирая зудящую макушку, я возмутилась: - Э-э, мы так не договаривались. Если ты не в курсе, Мэдлен запретила меня бить. На самом деле она такого не говорила, но ему-то откуда знать? Но он пропустил мимо ушей и это заявление. Остановившись перед одной из многих ничем не примечательных дверей, мой конвоир открыл ее и пропустил меня вперед. Я вошла и замерла на пороге. Им таки удалось меня удивить. Здесь были мой компьютер, диски с музыкой и фильмами, книги, моя одежда, и даже постеры висели на стенах. Я представила себе как неразговорчивый чувак за моей спиной, пыхтя развешивает их и глупо хихикнула. Похоже они перенесли сюда почти всю обстановку моей комнаты в родительском доме, что еще больше убеждает меня в том, что папашка явно приложил свою руку к помещению меня в это место, чем бы оно ни оказалось. Решил позаботиться о моем комфорте, Иуда? Подсластить пилюлю? Как мило. Мне тут же захотелось все это разбить, но я удержалась. А потом не обращая внимания на то, что я все еще не одна, метнулась к компьютеру и включила его. Пары минут хватило мне убедиться в том, что интернет не подключен. Глупо было надеяться. Да и с кем я собиралась связаться? Не с Крисом же? Это означало стопроцентно его подставить. И не с отцом уж точно. Я успела переодеться в джинсы и толстовку, поваляться на кровати, сгрызть яблоко, выпить очень кстати нашедшуюся небольшую бутылку минералки и послушать любимый Раммштайн. Мне многое, да собственно, ничего не понятно, но я надеюсь во всем разобраться со временем. Если я не в тюрьме, а Мэдлен сказала, что не в тюрьме - то что такое Первый Отдел? Первый Отдел чего? И каким тут боком я? Опять же, они знают о Кристиане, а значит, как минимум, связи с тюремным изолятором у них есть. Но я решила пока не ломать себе голову, и разбираться со всем по ходу дела. И все было бы не так плохо, но меня волновал обещанный и неизбежный разговор с Мэдлен. Разумеется я не собиралась ей никого сдавать. Я не сделала этого в тюрьме и не сделаю сейчас, но я не отказала Мэдлен сразу, и это придется сделать теперь. И что-то мне подсказывает что ей это не понравится. Не то чтобы я ее боялась, но... За мной зашел все тот же необщительный тип и отвел все теми же коридорами в комнату очень похожую на ту, где я проснулась. Только вместо кровати, посередине стоял странного вида металлический стул с фиксаторами для рук на подлокотниках. На который меня и усадили. Мне сильно не понравились приготовления и обстановка в этой комнате. Они крайне далеки от моих представлений о гостеприимстве, обещанном Мэдлен. Не успела я сидя в одиночестве и ожидая неизвестно чего, как следует испугаться или разозлиться, как почти сразу вошла и сама Мэдлен. Она выглядела все такой же дружелюбной, и при виде ее, я помимо воли чуть расслабилась. Первым делом кивнув на мои прикованные к подлокотникам руки, она оправдалась: - Извини, но это для удобства. - Чьего?! - возмутилась я. - Моего, разумеется, - она обезоруживающе-искренне улыбнулась, как бы приглашая порадоваться за нее. - Я пока не уверена в твоем благоразумии, а нам как ты уже знаешь, необходимо побеседовать. Но... думаю ты умная девочка и примешь правильное решение. - Правильное решение? Вы считаете, что выдать своих - это правильное решение? Я не собираюсь вам ничего рассказывать. - Кхм, - улыбка Мэдлен угасла, и расстроенно потупившись она продолжила. - Позволь, я кое-что тебе поясню. Прежде всего, запомни на будущее - у тебя всегда есть выбор. В частном смысле - всегда. Но в глобальном - у тебя его нет. Увидев, что я не особенно-то ее понимаю, она вздохнула: - Если тебе не понятно, я объясню. У тебя нет выбора - делать ли то, что тебе велят. Но выбор КАК это делать - вполне. Вот и сейчас он у тебя есть. Расскажешь сама, или... Она недвусмысленно покосилась на стойку с призывно поблескивающими ампулами и шприцами. И заметив мой испуганный взгляд в том же направлении, успокоила: - Не бойся. Ничего страшного. Больно не будет. Правда потом, в течение нескольких дней придется потерпеть довольно неприятные побочные эффекты. Похоже теперь я начинаю понимать, о чем меня предупреждало подсознание. И почему-то когда Мэдлен говорит "ничего страшного", это пугает меня еще больше. Казалось бы, ничто в ее манере общения этому не способствует. Она подчеркнуто дружелюбна. Теплая, мягкая улыбка, сочувственные интонации. Но за всем этим явственно проглядывает моя безвыходность и ее непреклонность. - Так что ты выбираешь? - Сама, - сквозь зубы прошипела я. - Вот и ладно. Вот и умница, - похвалила Мэдлен. - Тогда начнем. И я, всегда считавшая себя сильной и смелой, которая не боялась перемахивать через пропасть в десять этажей - струсила. Струсила и выложила как на духу, все что знала. Хоть и знала я немногое, но то что знала - несомненно все. Хочется поскорее забыть этот неприятный факт моей биографии. Впрочем, потом их было столько... что лучше не помнить вообще ничего. Неделя прошла вполне штатно. Мэдлен не сказала мне ни слова по поводу случившегося и вообще никак не показала, что она в курсе моих методов. Но разумеется это не значит, что она не в курсе. Просто не считает нужным вмешиваться. Пока. С Куртом я пересекалась только по работе. Наши встречи и поездки в город закончились сразу же, как только я вернулась домой. Чего и следовало ожидать. Меня это не удивило, но как ни прискорбно сознавать - огорчило. Только этого мне не хватало. Но ничего, переживу. После наказания, Кло вернулась не скажу что зашуганная, но при первом же намеке на неповиновение с ее стороны, мне оказалось достаточно мило улыбнуться и поинтересоваться: "Соскучилась по карцеру?" А в последствии хватало и просто милой улыбки, чтобы Кло тут же становилась шелковой. Так у нас с ней и пошло. За поводами для взаимной ненависти дело не стало. Девчонка ненавидела меня всеми фибрами души. А я, я тоже пыталась ее ненавидеть. Но у меня получалось все хуже и хуже. И чем хуже у меня это получалось, тем жестче я себя с ней вела, пытаясь внешним, компенсировать внутреннее. Наконец в один из дней, доведенная моими холодными требованиями на грани ее возможностей, Кло не выдержала и сорвалась: - Что я тебе сделала? За что ты меня ненавидишь? Если это за тот, первый день, то извини. Ну прости, я просто не могла не попробовать. И у меня же все равно ничего не вышло. И я отсидела в карцере неделю. Ты вообще знаешь, каково это? Чего еще тебе надо? Неужели этого мало? - Я? Тебя? Ненавижу? Деточка, похоже ты что-то путаешь. Я вообще не испытываю к тебе никаких чувств. Только работа. Больше ничего. Так что будь добра, закрой рот и просто выполняй то, что тебе велят. Так понимаю, это была ее последняя попытка найти со мной общий язык. Наивная попытка. Но Кло быстро училась. Презрительно сощурившись, она констатировала: - Теперь я верю, что то, что про тебя говорят - правда. - Про меня многое говорят. Что конкретно ты имеешь в виду, если не секрет? - Что только такая стерва как ты, могла не моргнув глазом, убить свою подругу. - Да, убила, - даже не вздрогнув и не изменившись в лице, подтвердила я. И вовсе необязательно Кло знать, чего мне это стоило. - Тем более мне не составит труда убить тебя. Если будет нужно. Так что прими к сведению и не нарывайся. Сейчас, все что было до Отдела и казалось таким серьезным, нужным и правильным - выглядит жалким дилетантством. Жалким. Да, признаю, я была дурочкой и сожалею о том что творила. Да и кто бы не пожалел оказавшись здесь? Плюньте в лицо тому, кто это утверждает. Если бы могла все изменить, стала бы паинькой, лишь бы не оказаться в Отделе. Квинтэссенция возмездия. Они походя смахнули все то, чем я жила последнее время, лишили смысла, точки опоры, и ничего не дали взамен. Вся моя предыдущая жизнь смята как ненужный клочок бумаги. И я сама чувствую себя такой же сжатой и изломанной, никому не нужной. Теперь уже совсем никому. Зачем они свели мою татуировку? Я ищу ответ на этот вопрос, но не нахожу его. Единственное, что приходит мне в голову - это чтобы дать понять, что так же как от татуировки, они ничего не оставят и от моей прошлой жизни. Постепенно и правда, мое прошлое уходит все дальше и дальше, так, словно оно и вовсе не существовало. Слишком разителен контраст между ним и моим теперешним бытием. И все же я отчаянно цепляюсь за обломки, остатки моего бывшего "Я". По большей части - почти безуспешно. Я просто пластилин, глина, из которой лепят... что-то. И сопротивляться этой властной силе совершенно невозможно. Растерянность, смятение. И опять же жалкие попытки не показать этого. Я просто плыла по течению, иногда пытаясь выгребать против. Что-то, наверное здравый смысл, подсказывало мне - лучше не рыпайся, но я не всегда следовала ему, особенно в начале. Я очень быстро поняла, что здесь мои желания и нежелания никого не интересуют, но поняла - это не значит смирилась. Их не интересовали ни мои действия, ни мнения. Нежелательные с их точки зрения действия - физически пресекались, а мнения - пропускались мимо ушей. И далеко не сразу, но я научилась держать при себе и то и другое. Как я и ожидала, со временем, все и правда разъяснилось. Но не скажу, что от этого стало легче. Получается, я оказалась во власти тех, с кем мы боролись. И меня это не радует. Кроме того, Первый Отдел - билет в один конец. Это действительно навсегда. И это несправедливо. Разве я заслужила такую судьбу? Мне так и не сказали почему я оказалась здесь. В чем причина? Я конечно далеко не идеальный член общества, но мои преступления уж точно не тянут на пожизненное. Мой первый день занятий. В группе. С инструктором. При моем появлении, похоже все кроме последнего, обменялись недоуменными взглядами. И я могу их понять. Кто-то был намного старше меня, кто-то нет, но старше были все. А я игнорируя всеобщее внимание, скромно прошла к единственному свободному месту на матах и села, с любопытством оглядывая огромный спортзал, в котором чего только не было. В то время, меня еще что-то интересовало, и предложение учиться и тренироваться я восприняла если и не с откровенным энтузиазмом, то без всякого неприятия. Явно осведомленный о моих навыках тренер, представив меня, жестом предложил пройти довольно сложную полосу препятствий, видимо чтобы унять всеобщий интерес и перевести настроение в рабочее русло, ну и заодно, явно собираясь оценить мой уровень подготовки. Ну что ж, почему бы и нет. Я решила воспользоваться возможностью размяться. Вытащив жвачку изо рта и прилепив ее к мату на котором сидела, я поднялась и пошла к полосе, по дороге ускоряясь и в итоге перейдя на бег. Пройдя полосу меньше чем за пару минут, назад я вернулась не обойдя ее, а пройдя еще раз, только теперь уже используя другие элементы, и в конце не удержалась и сделала парочку совершенно ненужных, но донельзя эффектных сальто. Скорее не для того чтобы произвести впечатление, а чтобы проверить, помню ли я еще как это делается. Помню. Кто бы сомневался. Почти не сбив дыхание, я вернулась на свое место. Ну ладно, признаюсь, я выпендривалась и выделывалась. И у меня это вышло в полной мере. Недоумение во взглядах сменилось на изумление, причем даже у инструктора. А чуть позже, и на невольное уважение, когда не то что за пару минут, а и вообще, до конца полосу препятствий не смог пройти никто из группы. Что и немудрено. Без специальной подготовки это невозможно. Ну что сказать - приятно. Люблю когда меня оценивают по достоинству. Как-то само собой, я стала неформальным лидером группы. Ко мне относились едва заметно, но иначе. Во многом благодаря тому, что в спортзале равных мне не было. Ну почти. Голый бой, без ножа и без возможности удрать, мне не очень-то удавался. И я почти всегда бывала бита. Но бита далеко не так, как остальные. Во время спаррингов со мной осторожничали. Возможно, из-за возраста. А может я была и не лидером, а скорее талисманом. И беречь меня считалось хорошим тоном. В дальнейшем, занятия в спортзале стали единственно любимыми. Это и возможность размяться и если не уважение, то во всяком случае отсутствие неприязни к Сандерсу, нашему инструктору. Он строг, но справедлив. И в общем и целом, у меня нет к нему претензий, если не считать того, что он из стана врага. С остальными учителями мне повезло меньше. Ну или им со мной. Другие дисциплины, а было их много, тоже могли бы даваться мне легко (умом я была не обделена и английский, на котором все здесь общались, знала почти в совершенстве - спасибо папочке) если бы не мое внутреннее отторжение и нежелание всем этим заниматься. Все это вкупе с полнейшей и постоянной несвободой - здесь контролируется буквально каждый шаг, стало причиной все ухудшавшегося и ухудшавшегося настроения. Мне не хватало солнца, ветра и свободы. И если первое время я еще иногда улыбалась и шутила, то чем дальше, тем сильнее меня тянуло огрызаться и нарываться на неприятности. И чем яснее становилось понимание, что будущего у меня больше нет, тем яростнее вскипало у меня в душе сопротивление. И очень скоро за мной закрепилась слава бунтаря. Правда, как вы наверное уже понимаете, ненадолго. Бунтарей здесь любят. Ломать. Какое-то время инструктор хмурился, но терпел и ничего не предпринимал, но и я в своем протесте все же не переступала черту. Но вскоре случилось и это. С моей стороны это была проверка границ дозволенного, помноженная на давно сдерживаемое раздражение и наглость. И я доигралась, слишком понадеявшись на свою кажущуюся неприкосновенность и особенность. В тот день мы отрабатывали новый прием, и он мне никак не давался. Мне одной. Что донельзя злило и расстраивало. Не люблю проигрывать и чувствовать себя тупой. И когда мой спарринг-партнер Бенджи в пятый раз подряд приложив меня лопатками к полу, белозубо улыбнулся и подал руку чтобы помочь подняться, я проигнорировала его жест и буркнув что-то грубое, встала сама. Сандерс наблюдавший за нашим поединком, явно намереваясь в очередной раз показать, как нужно выполнять упражнение и добиться наконец от меня толку, терпеливо повторил: - Марешаль, смотри еще раз. Не знаю что вдруг на меня нашло, почему я взбеленилась. Но насупившись, я отвернулась от него и с застилающей глаза обидой и яростью, а может и слезами, направилась в сторону моей любимой полосы препятствий. Почему они хотя бы на пять минут не могут оставить меня в покое? Что я вообще здесь делаю? И как мне все надоело... В спину раздался оклик: - Марешаль, вернись. - Ага, счас, - не оборачиваясь и продолжая идти, ответила я, но потом все же приостановилась и обернувшись через плечо, с издевкой поинтересовалась. - А то что? Брови Сандерса медленно поползли вверх, и он удивленно и похоже что даже с веселым недоверием, осведомился: - Серьезно?? И двинулся в мою сторону. Но я, прекрасно понимавшая, что нечего ждать от непосредственного с ним контакта чего-то хорошего, резво рванула к полосе препятствий и в пару прыжков преодолев остававшееся до нее расстояние, птицей взлетела на двухметровую стену. И усевшись на небольшой площадке по-турецки, стала наблюдать за тем что будет дальше. Ну и что он сделает? Полезет за мной? Так я уже присмотрела пути отхода, и здесь я в своей стихии. Фиг он меня поймает. Настроение резко улучшилось. Давненько у меня не было такого развлечения. Но в глубине души свербило смутное сожаление и раскаяние о том, что творю. Ведь Сандерс всегда относился ко мне в общем-то неплохо, а я плачу ему за это черной неблагодарностью. Вопрос о том, что будет дальше, и чем обернется мой откровенный вызов, интересовал по всей видимости не только меня. Глаза одногруппников перебегали с инструктора на вашу покорную слугу, с затаенным ожиданием. И Сандерс напомнил мне в этот момент укротителя львов на арене цирка, где прайд так и ждет малейшей слабости, чтобы разорвать его на части. Но не в этот день. Без видимых эмоций, но я прямо-таки почувствовала, как он подавив горестный вздох сожаления о том, за что ему досталось такое наказание как я, вернулся чуть назад, подхватил один из матов за угол, и потащил к стене на которой восседала я. Бросив его под стеной, притащил еще один, и еще. Я могла бы перебраться в другое место, но мне было жуть как интересно, что же он предпримет. Предложит спрыгнуть вниз на подготовленную им кучу? Что за маразм? Но он не предложил, а достал пистолет и выстрелил в меня. И мои расширившиеся от ужаса глаза, наверное в должной мере вознаградили его за все мучения. А я успела увидеть только вонзившийся в предплечье дротик и отрубилась уже летя вниз. Проснувшись, я обнаружила себя в карцере, то есть это потом я поняла, что это карцер. Лежащей прямо на полу, за неимением того, на чем там еще можно было лежать. Только пол, потолок и стены. И все это не особо отличающееся друг от друга, уже знакомое - белое и кафельное. После наркоза я жутко хотела пить, но похоже, это никого не волновало, а может было частью наказания. И как вы понимаете, отвлечься в такой обстановке мне было совершенно не на что. Я могла на выбор - стоять, лежать, сидеть или ходить. Ну и еще думать, но это от положения тела в пространстве не зависит. Возможно в силу того, что в детстве меня, наказывая, постоянно запирали в моей комнате, я физически, до трясучки, не выношу повторения подобных ситуаций. Конечно, комната где я живу в Отделе, тоже запирается и свободно гулять по коридорам мне никто не разрешает, но это совсем другое дело. В ней хотя бы есть чем заняться, да и моральный аспект многое значит. Так живут все рекруты. Как мне смутно припоминается сказал кто-то из русских классиков - "Нет таких условий, к которым человек не мог бы привыкнуть, в особенности если он видит, что все окружающие его живут так же". А карцер - наказание, и до обидного похожее на наказание из моего детства. Уж лучше бы побили, честное слово. Невыносимо. Каждая минута растягивается в вечность, а стены давят. И еще сильнее давят обида и унижение. Противно. Но хуже всего была полная неопределенность. Я не знала сколько продлится мое заточение. Может это вообще навсегда? Ко мне никто не приходил, ни одного звука не доносилось извне и лишь бесконечный яркий свет, отражающийся от кафеля и слепящий глаза. Когда мне надоедало ходить, я садилась на пол прислонившись спиной к стене, а когда надоедало сидеть - ложилась, благо хоть одна хорошая новость - пол похоже с подогревом и не холодный. Но на его жесткость это никак не влияло, и под конец у меня болело все что только можно. Время тянулось, тянулось и тянулось. И когда мне стало казаться, что я провела здесь уже целую вечность, и если проведу еще хоть секундой больше, то точно свихнусь, дверь наконец открылась и на пороге возник инструктор. Я кажется никого еще в своей жизни не была так рада видеть. Обрадованно вскочив, морщась от боли в затекших мышцах, я медленно подошла к выходу. Сандерс некоторое время молча стоял, глядя на меня, а затем спросил: - Достаточно? Ты все поняла? Или продолжить? - Нет, не надо. Я все поняла. И больше не буду. Он на это лишь кивнул и отвел меня в мою комнату. На самом деле оказалось, что провела в карцере я всего лишь сутки. Но поверьте, это были самые долгие сутки в моей жизни, и я для себя решила, что больше в карцер не хочу ни при каких условиях. Все вроде бы вернулось на круги своя. Не скажу что я стала тише воды, ниже травы, но так откровенно уже не нарывалась, и какое-то время после наказания воспринимала обучение и муштру не как принуждение и ненавистную, навязанную мне обязанность, а как возможность общаться с людьми и двигаться. Больше всего мне не хватало именно движения - свободного, быстрого, ничем не ограниченного. Здесь с этим было не очень. Каждый шаг подчинен чему-то. А я хотела свободы. Физические тренировки давались мне легко, но постоянная, ежесекундная необходимость подчиняться, выводила меня из себя. Я, которая так хотела свободы, по иронии судьбы оказалась в месте, где это невозможно по определению. И полученного урока хватило ненадолго. Раздражение и ожесточение вновь стали брать верх, и от того чтобы пойти вразнос, меня удерживал только страх. Но мое поведение явно оставляло желать лучшего. И я сама это понимала. Но ничего не могла с собой поделать. Последней каплей стало то, что мне сменили инструктора, видимо посчитав что Сандерс со мной не справляется. А я к нему уже худо-бедно привыкла и восприняла эту замену очень болезненно, заранее настроив себя против нового тренера, кем бы он ни оказался. Возможно, это и стало причиной того, что мы не сработались. На первом же занятии я попыталась его, вернее её, порезать, а она засадила меня в карцер на неделю. Сбылся мой самый страшный кошмар. Мне тяжело дались даже сутки в карцере, что уж говорить о неделе. Это меня почти сломало. И окончательно научило уважать силу. В группе я теперь больше не занималась, общаясь почти и только с одной Мари. Впрочем, это мягкое имя ей совсем не шло. И в тех редких случаях, когда мне нужно было как-то к ней обратиться, я ограничивалась одной фамилией, не в силах заставить себя выговорить имя. Я ее ненавидела, и хотя бы так, стремилась подчеркнуть свое отношение. Но ей разумеется, было наплевать. Бесчувственная сволочь. Да, с Сандерсом ее было не сравнить. Малейшее неподчинение жестко пресекалось, а требования возрасли на мой взгляд, непомерно. Ни о каком особом положении говорить уже больше не приходилось. Если только со знаком минус. Она не сдерживала себя на тренировках, и теперь я постоянно ходила с синяками и заживающими ссадинами. И никакой скидки на возраст. Но хуже всего было ее ко мне отношение - даже не как к вещи, а так, словно она меня ненавидит, хотя и пытается это скрыть. Пусть даже я сама дала ей повод, но я ведь отбыла наказание и извинилась. Разве этого мало? Разве это оправдание для вечной ненависти? Логичнее всего в моей ситуации было бы пожаловаться Мэдлен. Она всегда относилась ко мне в общем-то неплохо. И я уверена, знай она о том, что творит Леклерк - пресекла бы это. Но во первых - где еще она, эта Мэдлен, я не видела ее уже очень давно. Ну а во вторых, поступить так, мне мешала банальная гордость. Я не доносчик. Даже на врага. Да, я сдала Криса и группу, но сделала это не по своей воле, меня вынудили. И это не считается. Первое время я плакала от несправедливости и обиды, но очень скоро перестала. Не хотелось лишний раз унижаться перед этой стервой. Она словно только и ждала любого повода чтобы наказать, и я решила не доставлять ей такого удовольствия. Обиду окончательно вытеснила собой сухая и холодная ненависть. И на этом "топливе" у меня стало получаться лучше. Ненависть словно открыла во мне некие скрытые резервы, о которых я и не подозревала. И несмотря на то, что Мэдлен кажется намного добрее, все же Леклерк чем-то напоминает мне её более молодую версию. Есть между ними что-то неуловимо общее, что-то, что нельзя выразить словами. По странному совпадению, незадолго до того, как Леклерк стала моим тренером, я кое-что услышала о ней от одного из рекрутов группы. Тогда я не поверила рассказам, посчитав их за обычные рекрутские страшилки и отделовские легенды, но теперь, пообщавшись лично, склонна думать, что слухи скорее недоговаривают. Подставить человека - ей раз плюнуть. И убьет она без малейшего сожаления, кого угодно. А еще говорили, что после убийства подруги, она получила месячный отпуск - за преданность. Сейчас я жалею о Сандерсе. И если бы меня вернули к нему, была бы рада. Все познается в сравнении. Да, будущего у меня больше нет, но есть настоящее и его могут превратить в ад, это я поняла со всей несомненностью, и о будущем больше не переживаю. До него еще дожить надо. Я понимаю, что подсознательно пытаюсь завалить свою работу, чтобы у меня забрали Кло, и в то же время осознаю, что в Отделе так нельзя. Нужно хорошо выполнять все, что тебе поручили, вне зависимости от желания или нежелания этим заниматься. А с таким настроем как сейчас, я непременно завалю задание. Рано или поздно, мне предъявят претензии. И так и вышло. Меня вызвала Мэдлен. Войдя в кабинет, я услышала ее сухое: "Садись", больше похожее не на приглашение, а на приказ. И хотя вызов не стал для меня сюрпризом, я ждала нечто подобное, и даже знала о чем пойдет речь, но все равно зябко передернула плечами. - На тебя поступили жалобы за излишнюю жесткость в работе с рекрутом. И судя по тому что я увидела, они имеют под собой достаточно оснований. Пожалуй только сейчас, под ее взглядом, исполненным холодного, давящего неодобрения, я начала в полной мере ценить ее пусть сколь угодно фальшивые улыбки. Уж лучше вежливое притворство, чем откровенное недовольство. Не спуская с меня глаз, Мэдлен продолжила: - Я понимаю, что происходит, но хочу услышать твои объяснения. Я ведь уже признавалась ей в чем дело. И она только что подтвердила, что помнит это. Так зачем опять начинать оправдываться? В некотором смысле, после всего что между нами уже было, общаться с Мэдлен в чем-то мне стало проще. И я сказала как есть: - Мне нечего добавить. Если вы все понимаете, то зачем спрашиваете? Мэдлен кивнула так, словно моя отговорка лишь укрепила ее уверенность в собственных выкладках: - Вне зависимости от твоих внутренних проблем, необходимо соблюдать баланс. Перекосы в обе стороны одинаково нежелательны. Ты боишься привязаться к Кло и из-за этого поступаешь с ней необоснованно жестко. Ты должна быть беспристрастна. Неоправданная жестокость недопустима. Это последнее предупреждение. И не дожидаясь моей реакции, она отпустила меня: - Ты свободна. Несмотря на то, что выговор Мэдлен был закономерен, злость на Кло лишь усилилась. Хорошо. Все что угодно лучше чем жалость и симпатия. И то, что теперь мне придется сдерживаться, послужит топливом для неприязни. И надеюсь, его хватит надолго.