***
Флешбэк - Ты весь дрожишь. Не стоит. Думай об этом, как об очередном дурацком обычае. Мало их сегодня было? - Тебе легко говорить, - выдергивает Локи свои тонкие и изнеженные пальцы из грубоватой и шершавой от мозолей ладони того, кто в прошлой жизни был его братом. - Они… -… тебя хотят. Было бы странно, если бы было иначе. А еще они знают, что за малейший смешок или неуважение в твой адрес я снесу голову любому из них. - Но не сегодня. Вздохнув и скупо улыбнувшись вместо ответа, Тор что-то приказывает слуге и тот приносит кубок с дымящимся разогретым вином с какими-то – судя по остропряному запаху – травами. И уже от этого дурманящего запаха Локи словно мягко ударяют по затылку. «Какое занятное милосердие. Сродни «любовному» отрубанию собаке хвоста в несколько приемов», - уже лениво думает он, делая последний глоток смешанного с дурманом вина Это была последняя внятная мысль. Всё последующее рассыпалось на бессвязные обрывки, вспомнить которые потом так и не удалось. Они растаяли в памяти, как тают в ней картины мучительного ночного кошмара, от которых уже к полудню обычно остается лишь чувство пережитого ужаса – порой даже без намека на то, что именно его вызвало. Ясно запомнились только легкая тупая боль в челюсти и мерзкое ощущение на подбородке и шее – от быстро подсыхающей смеси из семени и его собственной слюны. Конец флешбэка***
Хела вырвала платок у него из рук и сунула под нос другой, резко пахнущий какой-то дрянью, от которой Локи на мгновение закашлялся, зато в голове сразу прояснилось: - Хватит уже. До красноты натер. Вставай. Тугие шнуровки поддавались с трудом. Да и едва ли Хела вообще смогла бы их распутать, если бы утром самолично не наблюдала, как Локи упаковывали во всю эту шелковую и атласную мишуру. Даже странно, что злосчастное платье она – к терпению, мягко говоря, не склонная – просто не разорвала, предпочитая увязнуть во всех этих витых шнурках и драгоценных пуговках. Притом, что времени у них особо не было - Тор и «избранные гости» явятся уже через час, а Локи еще нужно успеть принять ванну и переодеться в пеньюар. Впрочем, о причинах такой неторопливости он догадывался. Точнее, знал наверняка. Сложно было бы не знать. Особенно сейчас, когда тоже чуть захмелевшая и явно возбужденная недавней «церемонией» царица втягивает запах его волос, пропитанных чем-то душистым, переплетенных с серебряными нитями и жемчугом. И легко целует в уже обнаженное плечо. Догадки и слухи – это для чужих и для прислуги… Догадывались одевавшие его утром фрейлины - судя по румянцу на щеках, чуть дрожащим рукам и тому, что девушки старались смотреть куда угодно, но только не на самого Локи, и не на царицу, которая, напротив, не отрывала от полуголого сына пристального взгляда. Дело было не в наготе – Хела чуть ли не с первого дня своего появления в Асгарде дала понять, что его – да и чьей-либо другой - скромности для нее не существует. Дело было в этом самом взгляде - непозволительно пристальном для любой матери в отношении своего ребенка. Даже не смотря на то, что нравы при нынешнем дворе царили более чем вольные, и многие из служанок и фрейлин, приставленных к Локи и особенно к самой царице, с невинностью расставались быстро или сохраняли ее исключительно формально. Видимо, мысль о том, что родители могут по-настоящему желать своих детей, без фиговых листочков каких-то там обрядов или банального принуждения, пока еще не помещалась в их головах. - Всё же ты настоящая куколка, - роняет Хела скупо-насмешливый комплимент, обхватывая Локи за еще затянутую в светлый шелк талию и широко оглаживая его чуть впалый живот. – Даже жаль, что играть с тобой мне придется недолго. … это как… как пытаться достать подарок… не повредив упаковку… Сегодня этим подарком станет его невинность. Ну – то, что от нее осталось за месяцы «подготовки к свадьбе», как ехидно и лицемерно Хела называла ту последнюю серию издевательств над ним. Устроить которые во время предыдущих помолвок Локи ей отчего-то в голову не приходило. Еще один повод сказать Тору «спасибо» за его «счастливую» жизнь… Зато благодаря полученным за это время весьма специфическим «урокам» Локи мог твердо сказать, что в горло Тор его не имел. Иначе бы ныла не только челюсть.***
Флешбэк За прошедшие со дня смерти деда и его настоящей матери годы Локи перепробовал все «тактики», на какие у него только хватило фантазии, пытаясь хоть как-то вырваться из цепких рук этой странной и страшной женщины, что доводилась ему матерью по крови. Или хотя бы ужиться с нею без постоянных побоев и унижений. Он пытался с ней поговорить, умолял, безропотно подчинялся, бунтовал, грубил, распускал про нее сплетни, пытался с ней драться и пытался сблизиться, пытался бежать и пытался покончить с собой. Но любые его попытки пойти на сближение повергали Хелу в ярость еще бОльшую, чем его неподчинение и даже открытое хамство. Любая мысль об их родстве была ей просто физически отвратительна. Было время, когда она увлеклась своеобразным экспериментом – пытаясь уничтожить их внешнее сходство, буквально кричащее об их общей крови. И которое – словно ей назло – с каждым годом проступало всё явнее. Локи тогда перекрашивали волосы во все возможные цвета – от платинового и рыжего до зеленого и фиолетового, меняли цвет глаз, втирали какие-то мази, меняющие оттенок кожи, постоянно шили новые костюмы – один дичее и нелепее другого… Это издевательство закончилось – как и многие другие - с приходом у Локи регул. И если раньше это постыдное проявление его йотунской природы ужалило бы его в самое сердце, то в тот момент стало избавлением от мук, хоть языком Хела насчет этого прошлась и немало. И все-таки жизнь его стала куда спокойнее. Видимо, царицу утешила мысль спихнуть нелюбимого сына с глаз долой, сохранив при этом внешние приличия и, возможно, продав его не без выгоды для Асгарда. Поэтому Локи даже представить не мог, как должна была она бушевать, узнав про то, кто расстраивает эти ее планы. <i>Должна была бы. Потому что на деле – до той самой кошмарной ночи, когда она рассказала про его будущий брак с Тором - Локи не чувствовал, что ее отношение к нему снова переменилось. Неужели ее и впрямь все устраивало? Неужели она готова будет терпеть его присутствие во дворце, в Асгарде, возле ее обожаемого братца и наследника? Хотя… возможно, Тор просто засадит его в такую же клетку – пусть и более просторную. Не давая покинуть его покои и на час. Локи не знал, что от него ждать. Не после того, как тот хладнокровно убрал с пути тех, кто ему мешал – и самое жуткое: ничем при личных встречах не выдавая к ним своей ненависти или же своего интереса к Локи. Эта поразительная двуличность – немыслимая для того Тора, каким он его помнил - ужасала куда больше, чем все угрозы и расправы со стороны Хелы. У богини смерти чуть ли не на лице было написано, что переходить ей дорогу – чревато. Опасность клубилась над ней густым облаком, она сочилась из нее, как капли пота из пор. А Тор… Тор выглядел золотым принцем из сказки с хорошим концом. Из тех, что свою жизнь готовы положить ради защиты вдов и сирот. От которых не ждешь ни подвоха, ни удара. Тем более в спину. Осознание того, чем стал его «брат» за эти годы, и того, что его отдадут этому ясноглазому чудовищу в качестве игрушки, потрясло Локи той ночью куда больше наказания Эсти и его собственных мучений от пребывания между жизнью и смертью. Напротив, когда царица, стащив с него мокрые тряпки, недавно бывшие платьем, запихнула его в клетку-постель и защелкнула замок, а боль и мелкая зябкая дрожь растворилась в теплых одеялах и атласных подушечках, только тогда Локи четко осознал, что происходит. И это понимание его потрясло до какого-то просто инфернального ужаса. Безумную мать он уже почти приноровился терпеть. Но что ему делать с явно куда более безумным Тором? По словам прислуги – тогда он впал в некое подобие кататонии, несколько суток проведя в постели в одном положении, тупо устремив незрячий взгляд в стену, не отзываясь и явно даже не слыша ни единого обращенного к нему слова. А потом Хела вернулась из дипломатической поездки, вытащила его оцепеневшее неподвижное тело из постели, отнесла его в полную клубящегося пара купальню и без лишних сантиментов бросила в воду, оказавшуюся бурлящим кипятком. Локи показалось, что с него содрали всю кожу. А сердце в груди дернулось так, словно готово было вылететь из горла. С хриплым воплем, больше напоминавшим карканье – пересохшее за эти сутки и онемевшее горло не слушалось – он вылетел из ванны и тут же грохнулся на плиты возле нее. Ноги не держали. Руки – тоже. Словно он был марионеткой с перерезанными нитями. Всё на что хватало сил – быстро и сипло дышать во влажный, приятно прохладный пол. Волосы неприятно облепили лицо, плечи и спину. Легкий ошейник казался пудовым ярмом. - Наша Спящая красавица проснулась? – привычным насмешливым тоном бросила царица, стягивая с пальцев дорожные перчатки. Судя по всему, она явилась сюда, едва попав во дворец и узнав о его состоянии. – Твои капризы меня уже напрягают, - лениво добавила она, бесцеремонно переступая через его распростертое тело и топча грязными сапогами разметавшиеся по полу смоляные кудри. Зашумела вода. – Завязывай уже с ними, не ребенок. А вы, курицы, - обратилась она к жавшимся в углу девушкам, - если бы я задержалась, и дальше ждали бы? Пока он с голода помрет или запавшим языком подавится? Никакой пищи и воды. Вам всем. На такой же срок. Те не посмели даже что-то пискнуть в оправдание, не говоря уже о попытках возразить против наказания. Видимо, искренне полагали, что в сравнении с Эсти отделались легким испугом. - Ну что выстроились там, как на параде? Мне самой им заниматься? Несколько пар мягких и тоже чуть дрожащих девичьих рук помогли ему подняться и лечь на мягкий массажный стол. Обтерли его прохладными влажными полотенцами с головы до ног, покрыли пошедшую от ожогов ярко-красными пятнами кожу жирной исцеляющей мазью. Когда они принялись распутывать и промывать его спутавшиеся в кудель волосы, сидевшая на краю ванны и похоже все это время оценивающе его разглядывающая Хела цокнула языком: - И так кожа да кости. Ребра и коленки. Подержать не за что. Платье с корсетом шить нужно будет – чтоб хоть подобие фигуры создать. Она встала, раздраженно похлопывая себя по ладони перчатками – так, как обычно похлопывала плетью в своих купальнях. Локи почему-то подумалось, что если она сейчас хлестнет ими – то будет больно ничуть не меньше… Но Хела лишь нахмурилась при виде коротких, но жестких волосков у него на груди. Что ж, в последние дни ему было не до наведения красоты… Тем более, что волосы на теле Локи сводил крайне неохотно. Гладкая кожа – как и приходящие крови - словно каждый раз напоминала ему, что он… ненормальный. Что он не ас. И не мужчина. Что до сих пор у него на подбородке не появилось ни единого волоска. А на теле их вырвали и сбривали. Везде, кроме… - Это убрать, - махнула она перчатками, указывая на его грудь. – В паху и между ног тоже. Ему ведь теперь свои прелести показывать придется. Пусть привыкает следить и за ними. О, дорогой, раз таким взглядом меня сверлишь – значит, жить будешь. Всё, сегодня у меня на тебя больше времени нет. Завтра с утра тобой займусь.***
Утром Локи ждало небывалое – Хела приказала привести его к себе в кабинет. В этой части ее покоев, включавших также личную библиотеку и архив, он не был никогда. Царица вообще предпочитала держать его подальше от серьезных дел. На словах объясняя это привычной шпилькой «не напрягай свою хорошенькую головку», а на деле считая, что чем меньше он будет знать о делах Асгарда – тем меньше разболтает о них будущему мужу -… но раз уж так всё повернулось – надо заняться тобой всерьез. Совсем уж безмозглой куклой третье лицо в государстве быть не может. Сидя с неестественно выпрямленной спиной на краешке широкого, обитого светлой кожей кресла, Локи слушал ее вполуха, осторожно разглядывая кабинет – чья строгая холодная обстановка разительно отличалась от душной роскоши остальных комнат. Видеть Хелу занятой скучными нормальными делами – без ее привычных ужимок и наигранных жестов - тоже было весьма необычно. Обычно всё в ней было как-то «чересчур» - словно в первенце Одина и впрямь бушевало Вечное пламя, заставляя с алчностью и ненасытностью пламени же бросаться и в бой, и во все возможные наслаждения. Для рутины, из которой всё же и состоит жизнь любого правителя, она казалось, была не создана чисто физически. Некстати вспомнилось, как он впервые увидел ее с каким-то мужчиной – запрокинутая назад голова, оскаленный рот и совершенно безумный взгляд. Хмельной. Как в тот день, когда она убила своего отца и мать, и все тех, кто встал на ее пути… Черные ногти немилосердно драли мужчине плечи, пуская по мускулистой и важной от пота спине кровавые ручейки, но тот лишь сильнее поддавал бедрами и стискивал Хель в объятиях, словно пытался ее раздавить. Смять. Сломать. Потому что знал – именно этого ей и было нужно. Война была ее любовью, а ее любовь была войной. Поэтому да – видеть Хелу за письменным столом, разбирающей документы, объясняющей ему их содержание, методично составляющей план работы, план его обучения, план подготовки к свадебной церемонии – было столь же необычно, как видеть эту часть её покоев. К сожалению, за ясным утром и погожим днем неизбежно наступил темный вечер.***
- Я же сказала, чтобы тебе убрали волосы между ног. Этой фразы Локи ждал с той самой минуты, когда Хела, решив «хватит с тебя на сегодня», приказала ему следовать за ней. А куда она направлялась - догадаться было несложно. Строгий рабочий кабинет в ее покоях вполне уживался с печально знакомой купальней – как вполне уживались в голове царицы холодный острый ум и вспышки жестокого безумия. - А я сказал, чтобы они меня не трогали. - У тебя дрянная прислуга, - ворчит Хела. – И ничему не учится. - У меня отличная прислуга. Она делает то, что я ей говорю. Локи произносит это со всей уверенностью, на которую способен, стоя совершенно обнаженным в том самом месте, где еще несколько дней назад корчился на полу от мучительной боли. - Мило. В ее голосе усталое раздражение. Но поддаваться на эту лень не стоит – это усталость задремавшей на разогретом камне ядовитой змеи. Тронь ее – ужалит с быстротой молнии. - Впрочем, можно это делать и самому – если их руками брезгуешь. Но я вообще-то хотела тебя осмотреть. - Для осмотров есть лекари. - Но к супружеским обязанностям готовить тебя будут не они, - все еще одетая Хела плавно делает шаг вперед и Локи невольно пятиться от нее, чувствуя как у него вновь начинают позорно трястись колени. - Считаешь, что после того, чего я насмотрелся только в этой комнате – мне нужны еще какие-то наставления по этой части?! И почему-то раньше это не требовалось… - Раньше от тебя не требовалось показать это сладкое местечко всему … - Я не буду!!! - неожиданно для самого себя взвизгивает Локи. Позорно, смешно. Сорванным тонким голосом. - Я не… - Как будто у тебя есть выбор, - едко, но резонно замечает царица, доставая что-то из ящика, в котором рядом с ароматными маслами и травами хранились плетки и прочий бывший здесь в ходу «инвентарь». Этим «чем-то» оказывается толстая, но узкая металлическая пластина, длинной где-то с полметра, в которой были проделаны четыре отверстия – два больших и два чуть поменьше. Выбора нет. Его никогда не было. Даже выбрать смерть вместо такой жизни ему не дано. Но он всё равно пытается сопротивляться. Даже теперь, когда Хела, как обычно легко и быстро скручивает его и, швырнув поперек скамьи, подминает под себя. Как всегда делала, когда собиралась его выпороть – в отличие от наказываемых ею девиц Локи сам в эту унизительную позу не становился никогда. Как бы сильно не дрожали у него колени – даже перед богиней смерти сгибаться они отказывались категорически. - Сегодня мне с тобой драться недосуг. Хотя, признаюсь, меня даже по-своему забавляет, как ты пытаешься дергаться даже под ремнем. Надавив ему на спину коленом и натянув поводок ошейника, протянутый через ножку скамьи – она заставила его склониться головой к самому полу и на миг задохнуться от нехватки воздуха. Притянула руки юноши к ногам и быстро защелкнула металлическую пластину вокруг запястий и щиколоток. Намертво фиксируя его в позорном и беспомощном положении – с беззащитно выставленной наверх задницей. В полной мере осознав в какой позе оказался, Локи заорал и изо всех сил рванулся вперед, даже не думая, что может вывихнуть плечи, сломать или изодрать до мяса скованные запястья и ладони. Впрочем, несмотря на внешнюю простоту, колодки были сделаны так, чтобы жертва испытывала дискомфорт, но не могла ни вырваться, ни пораниться. Обитые изнутри упругой плотной кожей отверстия не давали ни малейшей возможности шевельнуться. И явно были идеально подогнаны под его рост и размер. А главное – давали полный доступ к… Из глаз потекли злые слезы – как в тот день, когда Хела впервые его высекла – не по спине, не «по-благородному», а по вот также задранной вверх голой заднице. Тогда его тоже уязвила не боль, а острое, мучительное унижение. Полное безразличие к его достоинству и стыду. Плакал он беззвучно, без всхлипов и судорог, тихо роняя крупные слезы на цветастый прохладный пол. Похоже, Хела этого даже не заметила, осматривая и ощупывая его ягодицы и промежность, как если бы он был вещью или куском мяса. Что-то говорила – но Локи не вслушивался. К тому же его оглушала прилившая к голове кровь. Лишь дернулся – снова совершенно бессмысленно – когда ее пальцы быстро и умело нанесли и растерли ему между ног прохладную пену. После чего его кожи коснулось лезвие опасной бритвы. Все еще холодный металл легко скользил вокруг судорожно поджимающегося ануса, срезая жесткие черные волоски вокруг нежных и нетронутых складочек. - Вот так… намного лучше… - голос у Хель необычно низкий, грудной. Кончики пальцев нежно касаются теперь уже гладкой кожи, обводят ее, почти не касаясь самой дырочки, но молодое здоровое тело все равно простреливает стыдным и душным удовольствием – словно по пояснице и члену рассыпаются мелкие искры. Заставляя чуть прогнуться в спине, а кровь прихлынуть к паху. - Хороший мальчик… - шепчут сверху и сзади. После чего его левой ягодицы – там, где на ней уселась темная точка родинки – касаются губы. Это был первый поцелуй, что Хела ему подарила. Раньше она касалась его лишь затем, чтобы причинить боль. Конец флешбэка