Влип

Вопреки ожиданиям, не валит на следующем семинаре. Вообще делает вид, что ничего не произошло. Только послушно пялится гораздо реже. Сталкиваемся взглядами всего два раза. В конце занятия сообщает неутешительные новости: все лабы не сдал никто, а без них к зачёту он не допустит. Одногруппники разочарованно стонут, кто-то пытается найти аргументы в виде курсовой по живописи, которая отнимает всё свободное время, но Шевцов непоколебим. Мне тоже страшно. Несмотря на то, что дисциплина мне по зубам, не верю, что так запросто проглотил тот выпад. Вообще, не уверен, что позволит сдать зачёт. Не хотелось бы проблем ещё и с учёбой. Совсем свихнусь тогда. И пока размышляю над своим незавидным положением, у Михи зреет коварный план, как нам «победить» Шевцова, который к концу семестра решил включить суку. — Один раз — не пидорас, Дёня, — шепчет настойчиво, а у меня даже слов от возмущения нет. — Он весь исстрадался, бедняга. А тут ты. Подаришь ему положительных эмоций. И он от счастья любую просьбу выполнит! Автоматы для всей группы!.. — радостно. И добавляет, решая меня добить: — А мы скинемся. Пойми, денег Шевцов не возьмёт, у него их и так хватает, а тебе скинемся. Ну? Миха шепчет что-то ещё, а у меня уши закладывает. Не хочу. Не буду. — За кого ты меня принимаешь? — За друга, — говорит твёрдо. — За крутого парня, который не оставит одногруппников в беде. Насколько всё печально, становится понятно, когда Шевцов возвращает все готовые лабы на доработку. В том числе и мою, с методично проставленными комментариями. Я был в ней на сто процентов уверен, и от этого вдвойне обидней. И Миха с каждым днём наседает всё сильнее: — …Слушай, что ты, как целка. Не расклеишься от поцелуя. — …Да все пробуют! Это же такой опыт! Художнику всякий будет полезен, верно? — …Ты же знаешь, что большая половина провалится, — в конце концов давит на жалость. — Этот грёбаный зачёт не сдаст ни Катька, ни Соня, ни я. Ты же любишь свою группу? Ты же не бросишь нас в беде? — Я тебя ненавижу, — говорю не искренне. — Дело-то плёвое. На две минуты. А после зачёта скажешь, что это просто шутка. Что решил проверить свою гетеросексуальность. И по итогам проверки — точно натурал. В конце концов мне самому начинает казаться, что смогу. И Миха готовит план. Для исполнения нужно всего ничего. Нужно лишь дождаться, когда Шевцов после последней пары останется мыть доску и собирать вещи. Ну, и моя решимость тоже нужна. Храбрости ни на грамм. Одно дело бычить, когда к тебе проявляют лишний интерес, и совсем другое — проявлять его самому. Понятия не имею, как провернуть всё и остаться чистеньким. Как провернуть всё, не даря лишней надежды. Судя по расписанию, в аудитории больше нет пар. Жду в коридоре, пока все сваливают и, получив «пинок уверенности» от Михи, возвращаюсь. Шевцов уже выключает ноутбук. Косится на меня и так и замирает. Не двигается даже, пока беру стул и подпираю им дверь, чтобы никто ненароком не зашёл. Что-что, а свидетели мне не нужны. — Денис? — справляется с собой и возвращается к прерванным сборам. Усиленно делает вид, что мои действия его не беспокоят. Игнорирует собственное волнение, которое тут же пятнами на щеках проступает. Я не знаю, что сказать. Решаю вообще ничего не говорить. Просто подхожу и разворачиваю его к себе. В ушах гул. Я выше. Совсем немного, но всё-таки выше. Странно, но именно это придаёт уверенности. Молчит. Ничего не предпринимает. Даже не дёргается, когда подаюсь ближе и целую его в сомкнутые губы. Секунды три на прикосновение. Сердце колотится. Я это сделал. Не так уж и сложно. Отстраняюсь, в голове ни одной связной мысли. А он смеется вдруг: — Автомат для всей группы? И к полу примерзаю просто. А Шевцов отступает, взгляд — как у побитой собаки. Но всё равно улыбается, тыльной стороной ладони вытирая губы. — Я почему-то думал, что ты не сможешь себя перебороть. — Откуда?.. Отмалчивается сначала, а потом натужно делится: — Дудько, Михаил, как-то зацепил после пары. Он сказал… Много чего наговорил. Но по сути предложил сделку. Сказал, что сумеет тебя раскрутить. Сумеет сломать твоё неприятие. Не то чтобы я поощрял подобное, но тот парень просто не дал возможности себе возразить. Что ж. Вполне в духе Михи. Пошёл к Шевцову, чтобы убедиться, что затея сработает. Странно, что препод его не послал. — Слушай, Денис, ты же понимаешь, что мы не в дурацком ситкоме, что так нельзя? — в голосе обидой сквозит. — Что я тоже живой, и нельзя так с моими чувствами? — делает паузу и снова улыбается. — Не сказать, что мне не понравилось. Но больше так не делай. Стыдно. Стыдно так, что пытаюсь оправдаться: — Мне казалось, что вам этого хотелось. — Ну да. Но не так же. — Я нравлюсь вам? — вопрос наивный и не ко времени, поэтому молчит. Пробую ещё: — Почему вы позволили? Вздрагивает и впервые отводит взгляд. Словно съёживается весь. — Просто ты напомнил мне кое-кого, — пытается говорить обтекаемо, а потом, словно решившись, выкладывает: — Мою первую любовь. Мне тогда было шестнадцать. А ему — двадцать два. Почти как тебе сейчас. — Давно. — Больше десяти лет прошло. — И что случилось? Он тоже оказался натуралом? — Нет, — качает головой. — Он меня любил. А потом разбился. На мотоцикле, — признается и тут же тушуется: — Извини. За окном — темнота ноябрьского вечера. В пустой аудитории каждое пророненное слово словно звонче. От стен отражается. — И вы до сих пор?.. — понимаю, что влез во что-то болезненное, но хочу разобраться. — Нет, не страдаю, — посылает ещё одну грустную улыбку. — Просто увидел тебя и вспомнил. — Так, получается, дело не во мне? Молчит, и от этого становится горько. Обидно. Как будто меня сейчас враз обесценили. Собирает бумаги, а я просто смотрю, не зная, что делать. Чувствую себя совершенно раздавленным. Собственным поступком, его откровенностью. И единственное, что ещё может спасти мою честь, это: — Про автоматы… забудьте. — Сделка есть сделка, — отмахивается. — В следующем семестре, кстати, я у вас не преподаю. Откажусь. — Почему? Из-за меня? — Пф, нет, — усмехается. — Я же практик. У меня есть другая работа. И, поверь, гораздо более денежная. — Тогда зачем вообще пришли в универ? Садится на край стола. Расслабляется вдруг и словно враз становится моложе. — Подумал, что это будет весело, — хитро щурится. — Побыть в шкуре препода? — не верю. — Поработать с творческими людьми. Проникнуться атмосферой! — Прониклись? — сам подхватываю настроение. Легче становится. — Ага. Так надышался вашими красками, что под влиянием прошлого курса набил себе татуировку, — признаётся вдруг, и прежде чем снова открою рот, категорично заявляет: — Не покажу. — Что, в неприличном месте? — Воображение тут же рисует бабочек на пояснице или сердечки на жопе. Закусываю губу, чтобы не заржать. — Нельзя так интриговать! — Ладно, — сдаётся тут же. — Покажу, если ещё раз поцелуешь. Провоцирует. Топорно, но во второй раз мне гораздо легче. Как будто в шутку всё. Секунда на сближение, и звонко чмокаю, отчего сразу лыбится и без промедления заворачивает рукав рубашки. На плече — какая-то странная конструкция из геометрических фигур. — А я подумал про сердечки, — ляпаю зачем-то, пытаясь рассмотреть лучше. И Шевцов неожиданно сильно хватает меня за загривок, в этот раз проявляя инициативу. В движении столько жадности, что теряюсь и позволяю. Поцелуй выходит что надо. Наконец-то без глупой стеснительности, наконец-то по-взрослому. Надавливает, грубо забирается языком мне в рот. И вопреки ожиданиям, не чувствую никакого отвращения. Наоборот даже, хочется побороться, надавить самому, хочется привычно подчинить и вести. Упираюсь ладонями в стол, голову ведёт. Жмурюсь. Ощущения странные ещё и от того, что больно дёргает за волосы. Не даёт совсем поплыть. Слишком страстно. Но спустя пару минут сам отталкивает. — Обалдеть, — говорю зачем-то вслух, хотя и не собираюсь его поощрять. Губы горят. — Вот сразу бы так, — тяжело дышит. — А теперь уходи. И никогда больше так не делай. — Почему? — в голове каша. — Не понравилось? Взглядом ниже скользит. — Потому что ты не хочешь. И я копирую взгляд. Выпуклость на штанах Шевцова хорошо различима. Надо же. Возбудился от одного только поцелуя. И это льстит. То, что настолько ему нравлюсь. Пихается ещё раз, а я просто перехватываю тонкие запястья. И понимаю вдруг, что сильнее его. Что в руках, занятых лишь набором кода, мышцы совсем не развиты. Что я сильнее и могу контролировать происходящее. Сползает в сторону, неуклюже пытаясь вывернуться. Дёргается к выходу, и тело словно само включается в почти-драку. Перехватываю поперёк груди и сдавливаю, ощущая, как брыкается в ответ. С этим нужно что-то делать, нужно зафиксировать, поэтому толкаю в сторону доски. Он успевает только вскинуть руку, чтобы носом в неё не впечататься. Обездвиживаю, зажав со спины. Подбородок удобно устраивается на его плече. И заглядывая вниз, могу разглядеть ту самую выпуклость. То самое «нравишься». «Возбуждаешь». Нутро стягивает. Нравлюсь ему настолько, что даже оцепеневший и, наверняка, испуганный, всё равно возбуждён. — Покажи, — получается хрипло и вдвое тише обычного. Вздрагивает сильнее, хотя его и без того беспрерывно колотит, и шепчет в ответ беспомощное: — Что? Не понимает, и от этого становится немного смешно. Покажи мне. Покажи себя. Покажи своё желание. Покажи, как сильно ты меня хочешь. Сделай хоть что-нибудь, что могло бы удовлетворить моё любопытство. — Покажи. — Нет. Дрожит, но всё равно сопротивляется. Пусть теперь только словесно. Руками в стену упирается для надёжности. Кажется, если не буду поддерживать, на пол рухнет. Ничего не предпринимает, и я всё делаю сам. Мне не по себе. Кончики пальцев фантомно болят, будто током бьёт. Но в то же время настолько любопытно, что забираюсь большими под кромку брюк, а потом и вовсе расстёгиваю пуговицу и короткую молнию, радуясь, что Шевцов не носит ремень. Дальше уже будто и не контролирую ничего. Дальше просто стягиваю брюки с бельём чуть ниже и вытаскиваю на свет налитый член. Всхлипывает, и чувствую, как вжимается в меня сильнее. Теперь уже сам давит, спиной притираясь к груди, а задницей — к моему паху. Горячий. Почему-то места прикосновения сразу раскаляются, хотя мы оба в одежде. Член в ладони выглядит как… Как член. Совершенно нормальный возбуждённый мужской орган. И куда меня понесло… — Покажи, — пробую ещё раз, потому что сам едва ли смогу довести начатое до конца. И он послушно подчиняется. Неловко накрывает мою ладонь своей, переплетая пальцы, и начинает двигать. И уж тут-то едет крыша. Происходящее похоже на сюр, на утренний сон, яркий и закольцованный на себя бред. Я помогаю Шевцову дрочить, ловя его ритм, который из неуверенного вскоре становится яростно-быстрым. Я помогаю, не переставая смотреть и слушать монотонный тихий скулёж. Дёргается в кулак, и не понимаю, нарочно ли ещё притирается ко мне или это получается само собой. К моему счастью, Шевцов даже не думает сдерживаться или растягивать процесс. Кончает через пару минут, пачкая пальцы. Моя ладонь теперь тоже вся в вязком и белёсом, и я никак не могу заставить пальцы функционировать и отцепиться. Шевцов тяжело дышит, а потом выдаёт просто шикарное: — Понравилось? Почему-то не нахожусь со словами. Ироничное «а тебе?» застревает в глотке, потому что не нуждается в ответе. Сперма на моих пальцах — лучшее тому доказательство. Я не знаю, что делать. Паникой накрывает. И тут в дверь начинают ломиться. Стул опасно дребезжит, но выдерживает напор. И человек за дверью отступает. Меня же просто отшвыривает в сторону. Не знаю, чем вытереть ладонь, и просто сжимаю кулак. Мужчина же оборачивается и с грустной улыбкой заправляет своё хозяйство обратно в трусы. — Автомат для всей группы? — то ли шутит, то ли серьёзно уточняет Шевцов. А я не знаю, что сказать. Я просто сбегаю.