Снежный край

- Да ты гонишь. Ты блядь поспать легла еще? Он пихает ей вещи в руки, когда она пытается одеться. Сердце стучит, пальцы немеют, она роняет джинсы, он наклоняется за ними раньше, и когда поднимается, они сталкиваются, но он только зло ругается сквозь зубы, она трет ушибленный подбородок, а он выходит из себя: - Ну шевелись уже, ну! Ебать как торопилась, нет? - Да сейчас, сейчас, что… - Ты мне мозги еще ебать будешь? У нее не завязаны шнурки. Она едва успевает схватить куртку. Он вытаскивает ее в коридор за руку. Он на нее не смотрит. - Куда мы идем-то? - Увидишь. - Это вот прям так срочно, что ли? Он смотрит на нее очень долгим взглядом. Автобус не успевает остановиться, а он уже толкает ее к двери. - Чо происходит-то? Она пытается улыбаться, примирительно. Его раздражает ее улыбка, пиздец как. - Ну чего? - Юль, заткнись нахуй сейчас, не выводи меня. Она молча едет в пустом стылом автобусе полчаса до Снежинска, он никогда, вообще никогда, совсем никогда не говорил с ней так, но Все уже слишком плохо, чтобы делать хуже, и она ходит за ним, как привязанная. КПП, он шуршит документами, сует в окошко пропуска, какую-то бумажку, свой паспорт – - Ты еще паспорт не взяла? Ты соображаешь как-то? Она долго роется в карманах, хотя паспорт вот он, под рукой, она раз за разом задевает пальцами обложку. - Ну рожай уже! - Не ори, пожалуйста. Он вырывает паспорт, у Чейни не получается сразу раскрыть на нужной странице, и Юля боится, что он паспорт порвет. За КПП она останавливается, иррационально кажется, что они уже пришли, но Дэн снова тянет ее за собой: - Опять заснула что ли? Обочины в городе завалены снегом, на тратуарах он не тает, сплошная скользкая белая корка. Дэн кашляет на ходу, но не сбавляет шаг. И не оборачивается, чтобы посмотреть, успевает ли она за ним. Оборачивался всегда. Нужное здание ничем не выделяется, и Юля его проходит. Чейни замирает на крыльце. - Блядь, а теперь куда ты прешься-то? Еще давай съебись и потеряйся здесь, я мало бегал за тобой, наверное. Сначала Юля думает, что это полицейский участок. Дэн очень быстро расстегивает куртку, смотрит на нее, как на врага народа, челюсти сжаты, ноздри раздуты, она раздевается тоже, он заглядывает в кабинет, говорит женщине за столом: - Здрасьте. Можно? Час назад звонили, от Олега Дмитриевича. Чудиновский-Павлова. - Ну вы, между прочим, опаздываете, молодой человек. И что вы, вы не знаете, что документы не сгибают так, кто их должен, по-вашему, потом разравнивать? Что вы написали тут? - Это не я, вот это я. Это заявление, это показания свидетелей. Или утверждения, как это называется-то?.. - …фактически сложившиеся брачные отношения.. как же у вас брачные отношения, если невеста-то не местная? - Мы в Питере жили. - А расписаться вы не могли у себя в Питере? - Жизнь сложилась. Очень надо. - «Очень надо». Подпись где вашей девушки на ее заявлении, очень надо? Дэн тут же хватает ручку со стола, щелкает за Юлю, вталкивает ей в руку. В этот момент Юля твердо осознает: она вообще не ебет, что здесь творится, и вот-вот подпишет какой-то документ. Она так и замирает над столом. - Ты подписывать будешь или нет? - Нет. Юля оборачивается к нему и это первый раз за последний час – за три недели – что она прямо смотрит ему в лицо. - Ты с ума сошла, что ли? - Вы между собой не договорились, а ЗАГС на уши ставите? Молодые люди, это ответственное решение, вы вообще – - Подписывай. Сейчас. - Пока не прочту, даже не подумаю. - Невеста заявление свое у вас не читала? - То чуть в окно ко мне не влезла, теперь нос воротишь? - А знаешь что? Пошел ты, Чейни, нахуй. - Юля! Он выскакивает за ней, ловит ее в «предбаннике», ЗАГС настолько – их местное УВД, что Юля автоматом думает, нет ли лишнего на кармане. - Ты что вытворяешь, вернись немедленно – Юля бьет ему в грудь, от души, с локтя – он схватил ее, она не хотела, - она хотела: он схватил ее. - Прости… - У тебя пропуск от КПП до ЗАГСа, на свадьбу, ты куда намылилась? - Анус, блядь, намыль себе. Обратно без пропуска выпустят, тут не оставят. - И нахрена тогда весь этот цирк ебаный был?.. - Сам устроил, сам объясняй! - Я устроил? Ты сколько моим родственникам на уши присела, проясни вот сразу, мне чисто для интереса. - Мы тебя три недели искали. Дима с ахуевоза не слазит… - А если я не хотел, чтоб меня искали? - То снял бы, сука, трубку и сказал бы: жив, блядь, здоров, нахуй, все нормально со мной, помощь не нужна, обиды не таю. Минуту заняло бы. Ты мне еще деньги за билет вернешь, хуже Гнойного, блядь, рекордсмен ебаный: тот хоть задним умом понимает, когда обосрался, и ебло заваливает. Мистер Дарси хуев на мою голову, три тыщи километров я проехала, оказывается, чтоб на такое-то сокровище кольцо надеть! Становится значительно легче. Чейни растерянно моргает, глядя на нее. Его губы коротко двигаются, но он ничего не говорит. Потом выдает, гораздо тише и нерешительней, чем раньше: - Охуенно за меня переживаешь. Так и слышу. - Переживаю. Но больше не хочу. - Юль – - И видеть тебя больше не хочу. - Юль, стой. В этот раз он ее не ловит, но она останавливается у двери. - Я – забудь, что я сказал, хорошо? Ладно? Вообще все, что я сказал, меня куда-то вообще не туда свернуло, я… просто забудь. Просто забудь. Я тебя прошу, пожалуйста: ты приехала – если хочешь, останься немножко. Я буду очень рад. Эту бумажку потом просто в минус отправим и… все, не уходи так. Не уходи сейчас. Когда они возвращаются, женщина за столом уже собирает в сумку вещи: очень старательно, как будто не слушала их срач из-за двери. Юля говорит ей: - Извините пожалуйста. Такое событие, на нервах вся. А потом подписывает: заявление, еще заявление и акт. - Кольца не нужны же? - По желанию. Женщина смотрит на Чейни так осуждающе, что Юлю пробивает смешинка. Они идут рядом дальше, и снег хрустит под ногами. Сворачивают в пустой двор, идут мимо наполовину погребенной под снегом детской площадки. - Завтра сделаем тебе новый пропуск, сейчас в институте закрыто уже. Юля думает о том, что он просто мог бы пару дней потусить у нее в номере, а потом посадить на автобус до Челябинска. Юля думает о том, что этот вечер они прекрасно провели бы вместе без росписи, раз пропуск не поменять. Юля хочет спросить, имел он что-то в виду или просто не разглядел пути попроще. - Ты курить будешь? - Я б в тепло зашла. - Дома лучше не надо просто. И он смотрит куда-то в угол двора, и хочет сам уйти под снег, когда объясняет: - Маме не очень нравится. Дэн закуривает и дает ей прикурить. Она мешкает, прежде чем взять его за руки. Зажигалка и слабый огонек в них слегка подрагивают. Юля накрывает его ладони своими. И Дэн, облегченно выдохнув, прикрывает глаза, а потом упирается лбом ей в голову, и они стоят так, пока сигарета тлеет впустую. Юля понемногу обрабатывает мысль о том, что идет к нему домой: и это другое "домой", не из той жизни, где они все взрослые и Чейни наш генерал, а из той, где строили снежные крепости по двум концам двора и закидывали друг друга снежками, заледенив снаряды в голой ладони, а потом, сопливые, шли греться к кому-то одному, и он от лифта уже настороженно крался к дверям своей хаты, потому что ждал пиздов за то, сколько народа с собой припер, и готовился прибалтывать мамку. С тем, что у Чейни вообще есть мама – на самом деле есть, воплоти, - свыкнуться тоже удается не сразу. Не остается оперативки, чтобы поволноваться о том, каково будет с ней встретиться. В подъезде пахнет кошками. В квартире пахнет луком. Слюна скапливается под языком, в коридоре тесно. - Раздевайтесь, проходите, пожалуйста. Красавица – невеста-то. Юле некомфортно от вторжения в личное пространство, но мама Дэна очень похожа на него, необъяснимо, и у них одинаковая улыбка, только у нее – без ямочек, поэтому когда она берет Юлю за плечи, не давая снять парку, Юля это переносит сравнительно легко. - И без фаты красавица. Мама Дэна говорит это с такой энергией убеждения, как будто Юля переживала, что фаты нет. Потом, слава богу, ее оставляют в покое. - Ты мог устроить, как человек? Такое платье пошить можно было… Аня приехала бы, за столом бы посидели… - Анька уже выступила, как могла. - Ну теперь сестра у нас виновата, вперед! Ты ей земной поклон отбить должен – девочка его стоит, на морозе ждет, он задницу до КПП отнести не может! Денис к этому времени заканчивает раздеваться и обманчиво спокойно, даже легко обрывает ее: - Неа. Не второй раз. На этом он, не обращая внимания на Юлю, исчезает в ванной. Слышно, как хлынула вода. Юля думает: это у него второй пропиздон – считая с ней, или здесь ему тоже уже влетело? Его мать с широкой, предельно напряженной улыбкой, которая совсем уже на улыбку Чейни не похожа, отправляет Юлю на кухню. - Юлечка? Юлечка. Чай с сахаром пьете? - Вы извините, что все вот так. Дебильно. - Вам извиняться не за что, он пусть извиняется. - Ну как-то в смысле это все выглядит не так. Как надо. Но я как бы – чтоб я знала еще, что я сегодня выйду замуж. Не то. Я… извините, эта фраза на старте деградировала. - Успокойтесь. Никто о вас плохо не думает, он у нас такой молодец, что с него теперь взять нечего. В глубине квартиры открывается дверь и Денис откликается, перекрикивая шум воды: - А так диплом историка был бы! - Вы посмотрите кто заговорил, а! От силы ее голоса у Юли слегка закладывает левое ухо. Причем это даже не крик, просто громкость выкрутили до максимума. Она ставит перед Юлей чашку, наполненную до краев, с залитым кипятком блюдцем. И без пакетика. - Одну минуточку. Когда она уходит, кто-то из них с Дэном для верности включает в ванной второй кран. Это приглушает начало разговора, но остаток Юля слышит отчетливо, хотя старается не прислушиваться. - …не домой, это моя квартира. У тебя после решений твоих потрясающих ни хрена своего нет. - А то оно было. - Ты понимаешь, что такое триста тысяч в год, вот здесь? Четыре года подряд? Умножить сможешь, нет? Идею чужих денег ты не осознаешь, «что вокруг колхозное, все вокруг мое» - так ладно, твое. За тебя посчитать, сколько ты СВОЕГО в окно выкинул? И все как так и надо! - А как надо было? - Ты издеваешься что ли? Дуру делать будешь из меня? - Ну я скотина, хорошо, дальше что мне? - Чего тебе? Вот это вот тебе. «Я бесстыжая скотина, прости меня, мама, пожалуйста. Ты горбатилась со мной, значит, не разгибаясь, а я тебе, что дали, кинул в морду…» - Не так. - «…и дальше пошел». А как? А как? Два года ни слуху ни духу, мы теперь в Питере живем, удобно-то из Питера с матерью не разговаривать - - Сейчас это надо, хорошо? - …обиделись мы, что нас в дерьмо наше носом натыкали, - а теперь здрасьте, поволнуйтесь за меня. Девочка его ищет, сестра его ищет, я сюда должна тащиться из Челябинска, больше-то ни у кого дел нет, токма за тебя трястись! - Я не просил тебя приезжать. Вы что все, сговорились что ли? - Ты первый раз не уловил, что это МОЯ квартира? - Хорошо, уеду сегодня. - Пошути, давай мне тут, выгоняют его! - Ну а что мне тогда? - Ты понимаешь, что ты взрослый уже? Это ты за меня дергаться должен. Программа минимум – чтоб я за тебя не дергалась. - Так это не я виноват, а Анька твоя любимая, я вообще молчал! - И доволен главное! Ты вообще молчал, только тебя с собаками ищут. Ты кому лапшу на уши вешаешь? - Ну а что я должен? - «Я не прав» сказать должен, для начала. Лицо попроще сделать, для начала. Ты привык, что носятся с тобой, на голову сел окончательно. - Ну кому я – - Три бабы за ним бегают, только не сиськой кормят, он еще выступать тут будет! Ни спасибо, ни зрасьте, ни насрать! - Ну то есть что не делай, все равно я виноват. - А ты не виноват? Ну что? Я тебя люблю. Сестра тебя любит – не кривляйся! Девочка эта тоже, до кучи – - Ты с ней не знакома. -…но люди не грязь под ногами, особенно те, которым не плевать, жив ты или помер. Ты, может, разбаловался, не знаю, тебе, может везло с ними много – - Очень везло, ага. - Но так всегда-то не будет, сколько можно на голову-то им гадить? Ты как, за два года-то, сподобился спросить, может этот дом сгорел к ебени матери? Может, тут реактор рванул – - Я бы в новостях узнал. - Может, рак у матери. - Мам. Мам, ну ты что? - А приперло его, и опа, ни звонка, ни слова, дверь своим ключом открыл. Как дверью хлопал, так ключ оставить не подумал. - Сейчас схожу за ним… - Ты до конца решил идиотничать, да? - Ну что, хорошо, что с того, что я – там – извинюсь, лучше будет? - Неплохое начало будет такое. - Ну извини – что? - Нормально делай, чтоб нормально было. - Прости меня пожалуйста, я начудил. Мам. Ну правда, прости. Все черти как, я… бля – прости. Все. Я вообще по ходу все напортил, что мог, сегодня, и не сегодня, и я не знаю, как так... - Иди сюда. - Можно у тебя пожить? Я не долго, пока в разум не войду - - Ну ты еще спрашивать будешь? Юля сидит за столом, сосредоточенно глядя в чашку, и ждет, когда в коридоре послышатся шаги. Потом Дэн выходит один. Садится на табуретку рядом с ней. Шепотом спрашивает: - Ты ничего? - Нормально. - На весь этаж, поди, концерт слышно, да? - Только что кричали, не слова. - Я куплю кольцо. - Это же на пару дней? - Все равно куплю. Я что тебе, кольцо теперь уже не могу подарить? Он переодел футболку. Его шея мокрая, от него за метр несет дезодарантом, и несмотря на это от него очень сильно пахнет потом. Кончики пальцев у него по-прежнему подрагивают. Она берет его за руку. Его губы слегка размыкаются, удивленно и беспомощно, и так же беспомощно он смотрит на нее в тишине. В этот раз на кухню его мама даже не заходит. - Картошка на сковороде там, я к Вере, придумаю дорогой, что врать про вас общественности. - А им не все равно? - Нет, каждый день мне главе института звонить приходится, чтоб мне сына расписали. Юлечке, кстати, очень пошло бы платье, как его дочери шила, но что уж теперь. - Вот именно. - Ладно, не придумаю, что врать, сам придумывай. Я вечером на автобус от второго, сумку принесешь мою – - Давай закрою. - Юлечка! - До свидания. Когда замок щелкает, Дэн садится на пол прямо там, в прихожей. - Пиздец. Какой пиздец. Какой же сука-блядь-пиздец. Я типа тебя только что заставил пожениться, да? - Я обидеться должна или порадоваться, что тебя отпускает? - Какой же блядь пиздец. Щас каждая собака нахуй… да похуй. Юль. Чо, это теперь уже пора о том, как будем дальше, да?