Снежный край

- Ты не причем. В его комнате по-прежнему на письменном столе лежали школьные тетрадки, на стене висел спизженный из клуба постер Грота, и корешки от билетов были склеены в длинную ленту у изголовья кровати. - Перестань это повторять тогда, может быть? - А что ты хочешь? - Знать, что там произошло, хочу. - Ты вроде отлично видела, что. Он поднял на нее взгляд, и Юле очень захотелось отвести свой, но она не стала. - Почему? - Это не из-за – - Не из-за меня, да. Нависать над ним было неуютно, и Юля села рядом, скрипнула узкая старая кровать. - Из-за чего? Хотелось погладить и согреть его опущенные плечи. Он отодвинул ее руку, привычно и без всяких эмоций, стоило ей потянуться. Она ждала, он шумно, жадно вдыхал. Наконец: - Какая разница? - Ну серьезно? - Ну что ты хочешь, чтобы я сказал, ну ладно? Что я – не знаю – импотент ебаный, от мужика одно слово, что мне вообще тебе дать нечего? - Ну если так – так и скажи, я тебя меньше любить не стану. Он осекся, обернулся к ней. Излом его бровей, маска печального пьеро, его тоскливые, и испуганные, и просящие глаза. Юля подвинулась ближе, его щека была колючей от щетины. - Я люблю тебя. Очень, очень люблю тебя. Что бы там – Не дал ей договорить. Целовались торопливо, взахлеб, перебивая друг друга. Его кожа была горячей и влажной под футболкой, его щетина натерла ей подбородок, он нагибался к ней, она опускалась ниже, тянула его к себе, легла на спину, подняла на кровать ноги, обняла его за пояс, он плавно, мягко двигался, терлись друг о друга через одежду, Юля чувствовала, как у нее лицо печет от возбуждения, в белье стало неуютно из-за смазки, Дэн сжимал ее грудь и целовал ей веки, прикусывал и вылизывал ее шею, мешала ему, прижимала ближе к себе, плотнее, крепче, пальцами зарылась в его отросшие волосы, не могла от него оторваться, но в этот раз почувствовала, что он дрожит, как только это началось. Так тяжело было заставить себя выпустить его из рук. Отодвинулась, он завалился на бок, судорожно вцепился в край кровати, хватал ртом воздух, зажмурившись, на его побелевшем лице выступила испарина, на этот раз все было на виду, до малейшей детали, Юля испугалась, но гораздо сильнее было чувство отторжения, не хотелось смотреть, происходило что-то противоестественное, его трясло, сетка под матрасом жалобно, тонко скрипела, потом он резко перегнулся через край и Дэна вырвало на пол. Рвало долго, обильно. Он обессиленно отвалился обратно на матрас. Ему вроде бы стало полегче. Юля слушала его влажное сбивчивое дыхание. Он не открывал глаз, не шевелился. Он вдруг показался таким маленьким – карикатурно – на односпальной койке, в своей детской комнате. А она помнила его с рупором на первом сборе, и его голос, перекрывающий все шумы до единого, непреодолимый напор его воли и чувство беспечного полета, стоило ей подчиниться, его сильные руки, и как она засыпала с мыслями о том, чтобы почувствовать их на себе, короткий момент, когда он поймал ее в давке, в толпе, на финале в А2, его силуэт в красном свете прожекторов, гул толпы и его вечно прямую спину, как на военном параде. В комнате стойко пахло блевотиной. Ее тело по-прежнему было наполнено возбуждением, которое теперь вызывало только раздражение и дискомфорт. Она встала, не нашла тряпку, принесла туалетную бумагу, миску с водой и пемолюкс, чтобы перебить запах, убрала, открыла окно. Он несмело и без особой надежды на успех попросил: - Извини. - Ничего, если покурю все-таки? Он осторожно сел. В его движениях была стариковская робкая хрупкость. - Прости. Прости. Он поднялся, чтобы выйти. - Не уходи опять? Остался. Его искривленный рот и беспомощно разведенные руки. - Я не знаю, что сказать. - У тебя так каждый раз? Промолчал. - Слушай, не ради хуевых сплетен, но я знаю, что у тебя были телки, и – - Это не из-за тебя – - Ты только что заблевал полкомнаты, пососавшись со мной. - Не поэтому… - А почему? Вот это-то хотя бы ты мне должен, ты не можешь просто… просто скажи мне? - Тебе не надо было приезжать. Не надо было продолжать. Это я виноват, я не удержался, конечно – - Заткни ебало, пожалуйста. Он опирался на стол, ему было тяжело стоять. Отодвинул стул, сел. Взял сигарету. - Это жалко, и мерзко, и глупо, и нельзя так с тобой, а я слишком слабый и слишком безвольный, чтобы перебороть это. Вот и все. - Похоже было, что у тебя припадок. Он прикрыл руками голову, она перестала видеть его лицо. - Ну какая воля, тебе же плохо, очень, тебя колотит всего. - Ну значит я инвалид ебаный, ну что еще? - У тебя все время так? - Дай вздохнуть немного. - Это давно с тобой? - Юль, серьезно, брейк. - У тебя опять руки дрожат. Он что-то глухо пробормотал. Она переспросила. Он убрал руки от лица и буднично сбил пепел в стакан с карандашами. - Я хотел шагнуть под поезд, когда ехал от тебя, но стало стыдно перед машинистом. Она думала, что заплачет, но слезы не выступили, только горло перехватило. Сердце стучало, как после забега на скорость. - Или просто меня даже на это не хватило. Она уже знала, как неубедительно и как по-детски это будет звучать, но все равно сказала: - Мы что-нибудь придумаем. Он посмотрел на нее – с сочувствием и с мягким дружеским укором, Юль, ну что ты. Ну глупости же. Она упрямо повторила: - Мы что-то придумаем. Не надо только… не надо. Не… не смей даже. - Этих разговоров вообще быть не должно. - Нет, ты говори, ты не делай только. Он против воли улыбнулся. - Говори, что не так. Сделаем по-другому. Если тебе… если это когда я трогаю, я не буду больше. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но одернул себя. Попробовал снова. Снова закрыл рот. - Вот уж точно не думал, что так будет с тобой. Хотела прикоснуться к нему, взять за плечо, но вовремя удержалась, взялась за спинку стула. - ЧТО будет? У него на шее пульсировала вена. Он не мог выжать из себя ни слова. - Если не можешь говорить – напиши? Он глянул на нее, потом на старую тетрадку, мельком, украдкой. Она достала для него из стакана карандаш. Дэн, решившись, быстро стал листать страницы до чистой, торопился, чтоб не передумать, мелькали логарифмы, выведенные его старательным крупным почерком. Под красной тройкой за домашку он написал: «Не каждый раз» «Это было вс» - жирно перечеркнул «Уже два года» «Падал в обморок как баба» «Я не знаю» - снова зачеркнул, заштриховал с таким нажимом, что порвалась страница. «Ты все, что я хотел» «Я не могу сказать» Карандаш треснул у него между пальцами, и Дэн остановился. - Мне нельзя было начинать это все. - Я не пожалею, что ты начал. Никогда. Правда, никогда. Я обнять тебя очень хочу, но боюсь сделать хуже. Благодарно закивал. Она сделала шаг назад. - Я ничего не могу тебе дать. - Ты уже говорил, это хуйня. - Это будет сплошное разочарование ебаное. И так это разочарование, это сплошной блядский стыд и грязь, и – прости, что ною, ты мне сопли утираешь, так вообще не должно быть, но я не знаю, куда вырулить, вообще не знаю, это непролазный тупик, я не вижу выхода, в который хоть как-то бы верилось. Я не вывожу никак, ну – ну что, ну мне врать тебе? Ну так еще хуже же будет. - Не ври мне, скажи, чего хочешь. Что можешь. Хочешь, я уеду. Хочешь, останусь, не будем делать ничего, будем водку пить и хаять Фрешблад. Хочешь, попробуем еще, по шагу, я не знаю. - Я не могу так с тобой опять – - Насрать забыть, все со мной в порядке, не стеклянная. - И дальше что? Сколько можно тебя подводить тогда? - Ты ни разу не подводил. - Ты меня не простишь потом. - Мне не за что.