Снежный край

И начали просто жить. Раздавили бутылку водки, не пошли за запивкой, разбавляли водой с вареньем. Текло по банке, Юля пальцами вытаскивала вареную клубнику, Дэн с удивленной, вопрошающей улыбкой смотрел, как она ест руками. Поставили третий краснодарский сезон. Знали наизусть, читали по ролям. У Дэна были другие любимые моменты. Он бомбил от Свана. - Ну вот что – хорошо – что тут такого особенного, чтоб в палату мер и весов? Ну почему когда он хуйню несет, это классика, а когда – - Ты? - Да похуй на меня. Когда – не знаю – Белькин, это хуйня? - Ну это же не работает так. - Ну как? Хорошо, как? - Ну типа тебя не ставят на одно колено, чтобы Хайд хуем тебя стукнул по плечу и посвятил в пиздатые баттлеры. Кому-то пиздатый Сван. Кому-то – не очень пиздатый. - Я чо-то представил себе. По-моему, Хайд не дотянется. - Захочешь – подставишь. Что, просто так, что ли, легко должно быть по-твоему, посвящаться в пиздатые баттлеры? Он смеялся, качал головой, она радовалась, что он смеялся, смеялась тоже, заснули к пяти утра, она проснулась в полдень, валялась до часу. Доела картошку. Помыла посуду. Он не просыпался. Ни звука из его спальни: она ночь провела на диване в гостиной, наволочки с пандами, ящик с косметикой в шифоньере, как оказалось потом – здесь жила его сестра, в трешке для нее не нашлось отдельной комнаты. Наклейка на зеркале, с покемонами. Запах духов из шкафа. Юля осматривала, медленно, вдумчиво, чужой дом, стараясь лишний раз ничего не трогать руками. Написала на работу, что не выйдет в понедельник по семейным обстоятельствам. Грызла совесть: суеверный ужас, с детства: нельзя врать, что мама болеет, а то правда заболеет и умрет. Полчаса прошло, прежде чем до нее дошло – это не вранье, Дэн теперь тоже ее семья – официально. Они сутки, как женаты. Это не тянуло даже на хуевый панч, и она отфутболила эту мысль подальше, не знала, как с ней быть, не знала, стоит ли к ней привыкать. Проверила почту, потом конфу. За окном темнело, она помнила, что надо идти за пропуском, они опаздывали наверняка, но никак не решалась его тревожить. Боялась даже не нового срача: невыносимо трудно было снова лезть в драку, не с ним, со всем, что их окружало, с неопределенным и незримым ворохом проблем, которые собрались вокруг него, с тенью, которая нависла над ними, без лица, без имени, Юля обещала, что не сдастся (тем более, так скоро), что не бросит его, но как мало – оказалось – у нее было сил. Местные часы показали половину шестого. Юля переставила свои. Стала шуметь дверьми, включила кран, умывалась, не закрывая ванную, курила, хлопала форточкой. От него по-прежнему не было ни звука. Собралась, пошла его будить, наконец. Зашла к нему в спальню. Он лежал на боку, накрывшись по щеку, она толком не видела его лица, он не шевелился, тень и сумрак заняли комнату, очертания смазались, обманывали глаз, и на пару секунд – от порога до его кровати – на Юлю накатила вдруг оглушающая, всеобъемлющая паника. Тело превратилось в саркофаг, Дом Восковых Фигур, плотная корка на месте плоти, Юля была заперта внутри, не могла двинуться, как ни старалась, старалась очень, не получалось вдохнуть, тяжелое, бесполезное туловище не поворачивалось, не поднималась рука, из последних сил тянулась к выключателю, пальца почти-почти задели его, но не решилась нажать. Трусиха. В тот момент показалось – в тот момент она убеждена была, на сто процентов, хотя не поверила ни одному его слову, когда он говорил, что что-то там хотел с собой сделать, - Дэн не дышит. Потом преодолела мгновенно пару метров до его постели, села рядом, тронула за плечо, он вздрогнул и проснулся. Сонно заморгал. - Пиздец. Который час? - Скоро шесть. - Что – ты чего так рано? - Вечера. - Ебать. Дэн опустил руку на пол, на автомате шарил в поисках сигарет. Юля подсказала: - Они на кухне. Принести тебе? - Пойдем курить? - Да. Да, ок. Сейчас. Откинулся на подушку, выглядел таким усталым, как будто не спал ни минуты. Потер лицо с тяжелым, шумным вздохом. Перевел взгляд на нее. Хотел тронуть ее за запястье, но остановил себя на полпути. Юля сжала его пальцы. Он поцеловал ее костяшки, не вычурно, быстро и просто. Тихо признался ей: - Я разваливаюсь. - Ну. Давай считать, что у нас совпал отпуск. Он отвернулся, улыбался не весело. - Вставай, давай, я поесть что-нибудь сделаю, жрать хочу – пиздец как. Потянула его вверх. Потянула еще. Он сел, улыбка стала шире. Она не стала говорить, как радуется его ямочкам, как скучала по ним. Дешевая хуета, состав великой любови. Вышла в магазин на следующий день. Отпуска на самом деле – настоящего – у нее не было уже года три. Не привыкла рассиживаться. Учеба, да работа, подработка, площадка, текста, яркие вспышки ивентов, пьяные выходные, еще халтурка, матчи по доте в два часа ночи, долгие споры на кухне, первые пары, шесть часов сна как праздник, кошки, уборки с соседкой по очереди, опять подработки, выезды на дом, дружеские услуги. Все это разом исчезло, остались они с Дэном, в снегах, в призрачном невнятном сне, в полярной ночи (так казалось, потому что светлое время просыпали регулярно). Надо было чем-то себя занять, пока Дэн не выныривал из глубины. У него были свои мороки и свои передышки, своя настройка на бесконечный белый шум. Она старалась не мешать ему. Вышла за водкой и закусью, они, в общем, не просыхали, но тут не было ничего нового, и не о чем было – пока – тревожиться. Кассирша в подвальном крохотном магазе без вывески спросила: - А вы Юля? Простите. - Что? - Я – не пугайтесь, ну чего вы, ну у меня дочка с вашим Денисом в школу ходила. Чудиновская, Юля теперь? - Ну. Ну, наверное. На разговор из подсобки вышла девушка. - Денис приехал? Юля не знала, что отвечать. - Ну поздравленья наши, что вы. И Наташеньке передавайте, ну ты подумай, и тишком все… - Как в Питере? - Все хорошо у них в Питере, какие у них проблемы там-то могут быть, ты думаешь, нет? - Скажи Чудику, пусть заходит, чего он, в конце концов. Я ребятам напишу… - Медовый месяц у людей, ну куда лезешь-то? - В Заколючинске у нас? - А одну водку брать это нехорошо, конечно. Ну а чем мужа кормить будешь? А сама, главное? - Чудик женился, надо же. Ленка с ума сойдет, поди… - За языком следи, какая Лена. Еще тушонки возьмите – хорошая, армейская. Конфеты вот недавно привезли. У нас свежее все, что спереди на прилавке, это не Магнит этот, все по-человечески… Юле, в общем, хватило одного вечера, чтобы понять, почему Дэн старался особо не выходить: и лишний раз не распространялся про их отношения. Съездили за ее вещами вдвоем, хотя нести там было нечего. Обратную дорогу шли по шоссе. День стоял ясный, слепил белизной, в всеохватной, мягкой тишине едва-едва поскрипывали стволы сосен. Слышно было даже, как изредка в лесу валятся с веток снежные шапки. - Тут, наверное, здорово в детстве было. - Периодически. В ближайшие дни Юлю на улице поздравили раз десять. Еще какой-то парень ее возраста перегородил Юле дорогу и спросил: - Ну ладно там. Но нахуя он ЧЕЙНИ? Она чувствовала, что на нее смотрят. Что о ней говорят. Дэн объяснил за ужином: - Очень маленький город. Очень мало новостей. Не бери в голову – ну и, не знаю. Если тебе не нравится, жди меня, не шатайся днем. Встал к раковине, мыть посуду. Она перестала шататься. Выходили уже за полночь, выпив по первой, разминали ноги, шли до озера, потом делали крюк, возвращались в квартиру, иногда Дэн менял маршрут. Снег хрустел под ногами. - Вот тут моя школа была. А там подальше через улицу, короче, шахматный кружок. После него за Анькой шел, в садик или на продленку. Если опаздывал – она мамке мгновенно стучала, Баба Яга в тылу врага, а не сестра младшая. - Зато ты главный и старший был. - Смеешься, что ли? Она б у меня на голове ездила, если б долезла. - Прости, что написала ей… - Хорошо. Что написала. Остановились под тусклым фонарем. Крепко взял Юлю за локти. Что-то хотел сказать, не собрался и пошел дальше. Юля понемногу намечала в голове карту этих его движений, и недомолвок, и тихих неловких жестов, но тоже не знала, с каких слов зайти. Он шел, сунув руки в карманы. Его такой знакомый силуэт, поднятые плечи и капюшон толстовки, которую ему задарил после кроссовера Ресторатор. Юля догнала его и хлопнула на бегу по спине: - Кто последний до берега – лох. Рванула вперед. Он заколебался, буквально на секунду, она подумала, не оглянуться ли, но услышала, как он бежит по снегу следом, старалась поднажать, он тоже, упрямо, запыхалась оба, Юля слышала, как он закашлялся и сплюнул на снег. - Юль, стой. Стой, все. Победила. Сдаюсь. Он стоял, тяжело дыша, с широкой улыбкой упирался руками в колени. Вернулась к нему, он похлопал ее по плечу. Потом схватил в охапку, хотел то ли сбить с ног, то ли поднять в воздух. Она подставила ему подножку, упали на снег, покатились по склону к озеру. Так быстро разогнались, захватило дух, сжимала его крепче, он пригнул голову, прижался лбом к ее виску, их вынесло на лед. - Не ударилась? Швырнула ему снегом в лицо. Барахтались, не давая друг другу подняться. Драгоценный, отравляющий вес его тела. Поцеловала его холодные губы. Он убрал горячей рукой заиндевевшую прядь с ее лица. Его ладони у нее на груди, через пуховик, колено у нее между ног. Сунула ему руки под куртку, он вздрогнул, когда коснулась под футболкой, крепче сжимала его бока, пересчитала ему ребра кончиками пальцев, сильно нажимая, снизу вверх, сверху вниз. Он плотнее прижался к ней, навалился, и Юля ушла глубже в снег, голова утонула в сугробе, на нее посыпалось сверху. Она засмеялась от неожиданности, от смущения, Дэн посмеялся тоже, сел, протянул ей руку, вытащил ее и долго отряхивал ее волосы, смотрел на нее внимательно, не говоря ни слова, но больше уже не целовал. Она тоже не решилась. Наконец, он едва-едва коснулся сухими накусанными губами ее щеки и потянул на ноги, пошли домой. Осторожно попросила его, прежде, чем зашли в подъезд. - Ты включи телефон, все-таки? - Чего ради? Прозвучало резко, и он поправился, полез за сигаретами, чтобы сгладить паузу. - Ну кому это нужно? - Славе. Диме хотя бы. - Я не хочу со Славой разговаривать. - Он себя вроде в руки взял. - Либо там Слава, и нихуя не взял он, а я с ним сраться не хочу, либо там Соня, и ее не будет завтра. - Хочешь, с моего Диме напиши. Напиши, серьезно. Напиши, он наверное тело твое ищет там. - Так сама бы написала, нет? - Не хочешь – не буду. - Юль… - Не все равно никому. - Да лучше б все равно было. Поскреб шею. Оглядел темный мертвый двор. - Завтра напишу, чо-то рубит меня. Это был тот еще побег из курятника, но она не стала спорить, поднялись и легли, каждый у себя, а перед сном она вспоминала его руки, и в сон просачивались тяжесть его тела, и прикосновение его щетины к ее щеке, и его торопливые движения, она натянула одеяло по плечи, буквально кожей чувствовала, как было бы, если бы он ее прямо там в снегу выебал, на огромном белом блюде замерзшей Синары, у всего города на глазах, кожу от снега и от мороза покалывало бы, текла бы по телу талая вода (жопу бы отморозила на самом деле вместе с пиздой, но нахуй, в чертогах ее разума никто не замерзал, и не было неловких пауз, и суеты, возни, отдавленных ног и онемевших пальцев, не было его нервных приступов, острых углов, жадных теней, недомолвок, стылого тихого страха и танцев на цыпочках, и она выгибалась, голая, пока он входил в нее, снег хрустел под их телами, и поцелуй не прерывался). Старалась подрочить так, чтобы диван не скрипел почти. А Дэн очень аккуратно дверь открыл, чтоб тоже скрипом не будить ее. И когда она открыла глаза, он стоял в дверном проеме, молча, неподвижно, и она вот-вот уже готова была кончить, они вроде как – вообще-то – должны были спать в одной постели, и им – вроде как – положено было ебаться от заката до рассвета, но в эту секунду стало безумно неловко и странно, как будто мамка застукала, и Юля замерла, а он все смотрел на нее. Она по-прежнему лежала на животе, и прижималась лобком к дивану, и скомканный, слабый оргазм трепыхался внутри нее, она вздрогнула раз, другой, и ощущение иссякло, его остановившийся взгляд не отпускал ее, хотелось, чтобы он подошел, хотелось снова его почувствовать, хотелось, чтобы всей этой идиотской ситуации не было просто, хотелось что-нибудь соврать – или отшутиться. Он, ничего не говоря, прошел на кухню, напился воды из чайника. Юля лежала, тяжело дыша, вслушивалась в его шаги, стало душно, к щеке прилипли волосы. Он ушел к себе, как будто ничего не заметил. Сердце стучало бешено, она лежала в полной растерянности, глядя на свое смазанное отражение в брюхе старого телика. Но в итоге заснула к рассвету. Как обычно, встала раньше него, но вскоре услышала его голос: говорил по телефону, ожил все-таки. Пошла в душ, чтоб не слушать и чтоб оттянуть момент, когда они столкнутся снова. А когда он все-таки вышел, Юля сидела на краешке дивана, расчесывала волосы и смотрела телевизор. Он сел рядом. Потом накрыл ее руку своей и забрал расческу. Юля выпустила ручку медленно, словно во сне. Он причесывал ее, придерживая пряди у основания, чтобы не делать ей больно. Причесывал тщательно. Она едва-едва касалась спиной его груди, но почему-то не решалась откинуться назад. Затаила дыхание. Что-то важное творилось, что-то необъяснимое и неописуемое, что-то из мира прошлой ночи, оттуда, куда достигал его пустой взгляд. Дэн отложил расческу и бережными, вдумчивыми движениями уложил влажные волосы ей на плечо. Другая его рука спустилась ей на бедро, погладила по ляжке, по внутренней стороне, потом легла ей на лобок. Он сложил пальцы лодочкой, нажал чуть сильнее. Средний и указательный уперлись ей в вагину через белье. Юля не оборачивалась. Он аккуратно, но без заминки погладил ее. Потом опустил руку ей в трусы. Другой рукой притянул ее к себе за талию. Она бедрами чувствовала его эрекцию. Он мягко, нежно кончиками пальцев поглаживал ее клитор. Потом ввел их внутрь. Она свела колени, сжала его руку. Он протолкнул пальцы глубже. Чуть вытащил и сделал это еще раз, резче, на всю длину. Потом еще раз. Она откинула голову ему на плечо. Он не поцеловал ее. Добавил третий палец. Активнее задвигал рукой, до громкого, чмокающего звука. Потом стянул ее трусы пониже: пальцами, испачканными ее смазкой. Когда он коснулся ложбинки между ее ягодицами, мурашки прокатились от затылка до промежности. Юля тихо застонала, крепко сжала ляжки. Он поднял ее футболку, бегло, мельком, погладил ее живот. Она еще носила лифчик при нем, даже если ходила по квартире в футболке и трусах. Он вынул из лифчика ее левую грудь, потом правую. Она стиснула его колени, он сжал ее грудь, его большие пальцы нажимали ей на соски, проходили вниз, вверх, Юля пыталась прижаться к нему сильнее, у нее горели щеки, и хотелось его до боли, и она поворачивалась, чтобы поцеловать его, но ничего не выходило, и когда она почувствовала его губы, его зубы и язык на своей шее, она была так смехотворно благодарна, и ее трусы были слишком сильно спущены, а футболка слишком высоко поднята, и от того, как он трогал ее грудь, она чувствовала себя не то дойной коровой, не то порноактрисой, и она не сомневалась, что ему слышно, как загнанно, как просительно дышит, между ее бедер было совсем скользко, она терлась задом о его стояк, сквозь джинсы, и все, чего она хотела, это: - Выеби меня. Пожалуйста. Он опрокинул ее лицом в диван, и Юля почувствовала, как он стянул ей трусы до колен, а потом он вошел в нее без гондона, и она вскрикнула, потом подставилась, чтобы ему удобней было продолжить, чтобы он знал, как сильно она этого хочет, и он сжал ее за волосы, вмял лицом в пыльную диванную подушку, и трахал, пока она подмахивала, и она резко, коротко стонала, пытаясь глотнуть воздуха, пока он не кончил ей на спину, а потом он прижал ладонь к ее клитору, и Юля стиснула ее двумя руками, они лежали на диване, он придавил ее своим весом снова, и ее ночная фантазия пронзительно ярко встала перед глазами, Юля терлась о его ладонь, упрямо, настойчиво, как будто больше ничего не осталось, и дрожала под ним в оргазме, а когда он хотел подняться, стиснула его шею, и не дала ему отодвинуться, она долго кончала, его обмякший член был между ее ягодиц, ей так хотелось, чтобы он вошел в нее снова – куда угодно – на ее спине подсыхали капли спермы, она повернула голову, чтобы поцеловать его взасос, и потом они еще долго целовались, лежа лицом друг к другу, и заснули снова, раньше, чем село солнце. Проснулась Юля одна. Когда встретились на стылой кухне, он шарахнулся от её руки.