Не зарекайся

Ирина домой не шла, она бежала прочь от этой школы, от этого класса и от того мальчишки. Быстрее и дальше. Не оглядываясь. Бежала, как от неконтролируемого пожара. А когда оказалась дома, то слёзы сами полились ручьём. Она рыдала, оседая на пол в коридоре, в пустой квартире. Громко, горько, отчаянно. Вместе со слезами пыталась выплакать непрошенные чувства к этому ученику. Ирина себя ненавидит. За то, что позволила подпустить ближе, позволила себе на время забыть про контроль. Дала слабину, и теперь ей придётся снова заковывать себя в кандалы, укрываться толстым слоем льда, будто одеялом. Надевать чёртовы маски, что попадали, когда её границы были нарушены, когда они пали ниц перед одним человеком, что так отчаянно её ломает. Она успокаивается только тогда, когда в её дверь звонят, и в квартиру заходит её подруга – Оксана Суркова. Та, увидев измученную учительницу, бросилась её утешать. Они молча сидят на кухне. Оксана подругу не торопит, лишь изредка подливает ей вина в бокал и шумно выдыхает, когда та на секунды выпадает из реальности. А потом Кузнецову прорывает, потому что сил держать в себе всё это просто не осталось. – Оксан, – сипло начала девушка. – Я не знаю, что мне делать. И теперь она смотрит на Суркову, как на фею, словно та взмахнет волшебной палочкой и все чувства уйдут. И у него, и у неё. Ей не нужна эта любовь, а он – просто не понимает, что для неё это серьезно. Глупый, упрямый мальчишка. – Расскажи, – только и просит Оксана, наливая вина и себе. До этого она пила чай. И она всё рассказывает, потому что знает, что её поймут. Потому что Оксана тоже учительница, только истории и общества. Ей известно о подобных случаях, известно и о клятве Кузнецовой. А теперь она знает о том, что эта клятва ничего не значит, если есть тот, у кого хватает сил её разрушить. Хватает сил превратить Ирину из бойкой тигрицы в жалкого котёнка, брошенного на произвол судьбы. Сломать её, как ветку дерева, пополам, а потом связать обратно с помощью скотча. Как прежде уже не будет. – Тебе нужно переключиться на кого-то другого, – предлагает Суркова после исповеди Ирины. – У меня друг есть и он одинок. – Это не поможет. – А ты пробовала? – учительница качает головой. – Ну вот. Завтра соберёмся, посидим в кафешке, поболтаем. Будем из тебя всё это изгонять, – Оксана улыбнулась. Процентов на 75 она была уверенна, что это сработает. Остальные 25 остались на плечах этого Шастуна. – А теперь успокойся и пойдём смотреть наш сериал, – сказала Суркова, поднимаясь с места. – Там серия новая вышла. Ирина послушно двинулась следом, покидая кухню, пропитанную отчаянием и горькими слезами.

***

Антон домой шёл злой, пиная каждый камень и мусор у него на пути. На звонки парней он не отвечает, а все сообщения от них игнорирует. Сейчас его друзьями являются пачка сигарет и бутылка какого-то дешёвого коньяка, которого он купил в ближайшем киоске. Ему 17, а с его ростом можно дать все 20. Следовательно, паспорт у него не спрашивали. Никому нет дела, что алкоголь продали школьнику, который пострадал от человека, что так легко топчет его чувства. На душе гадко, а обида тупым ножом пытается сделать порезы. Это не больно, просто неприятно. Он забрёл в какой-то двор, садясь на обшарпанную лавочку. Окольцованные пальцы вытаскивают сигарету из пачки и поджигают её, а крышка коньяка ловко скользит под ними, откручиваясь. Вкус гавно, но обиду это пойло глушит знатно. Сигареты уходят одна за одной, выпивка – глоток за глотком, а мысли потихоньку плывут в голове и больше не мучают их обладателя. Не мучает и образ счастливой Кузнецовой, что маячил всю дорогу. Он просто размылся дешёвым алкоголем и дымом сигарет. И голова лёгкая, потому что пустая. Тем временем, рядом кто-то садится. – Дай, – не просит, требует Арсений, выхватывая из ослабевшей хватки бутылку. Шастун хмыкнул, но возмущаться не стал. Пить ему, на самом деле, надоело. Да и курить тоже, но рука сама тянется за очередной сигаретой. – Где Серого потерял? – Он Машку пошёл домой провожать, – Попов немного отхлебнул и поморщился. – Господи, что за дрянь ты лакаешь? – А ты что не с Алёной? – перехватывая бутылку, поинтересовался Антон. – А она не захотела. – Чего так? – Не знаю, – брюнет пожал плечами. – Сказала нет, и всё. Какое-то время они молча пили недоконьяк и курили сиги Шастуна. У каждого в голове что-то было, что тянуло их в глубь подсознания. Каждый думал о своём. Шастун снова прокручивал их вальс с Ириной Викторовной, а Арсений пытался понять, чем его так зацепила Смирнова. И оба страдали от того, что не могут сказать о своих чувствах вслух. – Ты догнал её? – подал голос Попов. – Нет, – ответил Шастун, убирая пустую пачку сигарет в карман. – Нет, она ушла. – По-английски, – усмехнулся брюнет. – Что? – Ушла по-английски, – пояснил тот. – Не попрощалась. Антон лишь повёл бровью. Было бы смешно, если бы она сказала что-то на прощание. Он вытащил из кармана телефон, чтобы посмотреть время. Ему через час нужно быть дома, иначе кому-то влетит. Хотя, ему и так влетит, когда предки почуят перегар и сигареты. А это точно произойдёт. – Пошли, – сказал Шастун Арсению, поднимаясь с лавочки. Оба встали чуть шатаясь и почесали домой, на расстрел. Но на это им сейчас было глубоко похуй.