***
16 февраля 1999 года. Магическая Британия. Лондон. Целый день Магнус провел как на иголках, то и дело поглядывая на часы и нервно закусывая губы. Он с замиранием сердца ожидал от отца сову с приказом явиться в резиденцию главы рода и мысленно обдумывал пути к отступлению. Вроде бы выход был близко, но Магнус не мог его найти, прекрасно понимая, что отец просто так не спустит с рук склоку в Лютном Переулке. Такой уж Рудольфус человек. Уже дома, после того как обработал спасенному мальчишке синяки и ссадины, Магнус обнаружил пропажу кинжала с гербом рода. Хоулп мысленно проклял свою неосмотрительность. Мало того, что он потерял подарок сестры, так еще и оставил улику на месте преступления. Герб Лестрейнджей явно покажет аврорам, откуда растут ноги. Хотя Магнус сомневался, что Пиритс обратится к стражам порядка. Отец этого подонка, Роберт, давний враг Рудольфуса, наверняка попробует использовать проступок Магнуса в своих интригах. Оставалось надеяться, что это не навредит сэру Лестрейнджу. Магнус уже начинал ругать себя за глупость. Нужно было сразу же отправляться домой, а не гулять по Лютному Переулку. Глядишь, и не влип бы в неприятности, не покалечил бы Пиритса и сейчас не трясся бы от страха. Но проклятье! Проклятье! Он не мог пройти мимо жестокости, хотя сам слыл жестоким и подлым человеком. Он не мог не вступиться за Персиваля… Не мог. Потому что много раз сам был на его месте. Наверное, поэтому в его черной замершей от ненависти и боли душе что-то всколыхнулось, когда он увидел такую несправедливость. Терзаясь мрачными воспоминаниями, от которых старательно бежал всю свою сознательную жизнь, Магнус отправился в импровизированную лабораторию выполнять заказ. Он должен был за два дня сварить несколько сложных зелий, но из-за непредвиденных обстоятельств и ночных приключений в кабаках работа застопорилась. Теперь он должен был работать как заведенный, чтобы нагнать упущенное время. Зайдя в лабораторию, Магнус первым делом достал из настенного шкафчика чистый котел, зажег обычными маггловскими спичками небольшую плиту (поскольку его магического потенциала хватало только на зелья, приходилось часто использовать маггловские изобретения и оборудование), поставил котел на слабый огонь и налил в него чистой воды из специальной стеклянной емкости. Все это он проделал на автомате, особо не задумываясь над своими действиями. Магнус вздохнул, размышляя над тем, что с помощью магии можно было бы заметно ускорить процесс приготовления зелья. Вода с помощью волшебства закипела бы намного быстрее, можно было бы взмахом палочки накрошить ингредиенты, помешивать зелье. Время приготовления сократилось бы почти вдвое. Но, к сожалению, Магнус был весьма далек от магии и не мог пропустить ни один этап. Пока вода в котле нагревалась, он вынул разделочную доску из шкафчика и все необходимые для зелья ингредиенты. Открывая банку с глазами лягушки, Магнус замер. У него всегда была неплохо развита интуиция, вот и теперь на уровне подсознания показалось, что за ним следят. Магнус, отставив банку в сторону, обернулся, прищурился. С первого взгляда ничего нельзя было заметить или увидеть. В лаборатории царил относительный порядок. На полках стояли ингредиенты и уже готовые снадобья, на столе ждали своего часа ручные весы и бюретка, заполненная кислотой, в многочисленных шкафчиках хранилась посуда. Магнус остановил взгляд на запертой двери, вернее, на замочной скважине. С трудом сдерживая негодование, он поспешно отворил дверь, поджав губы. Как это случалось довольно часто, пребывая в лаборатории, Хоулп настолько увлекся, что забыл обо всем на свете. Вот и сейчас он забыл о своем госте, свободно разгуливавшем по квартире. Мальчишка, не ожидавший, что Магнус так скоро раскроет его, с тихим шипением отпрыгнул от открывающейся двери, чтобы она случайно его не пришибла. Ему, видимо, было интересно узнать, чем занимается его спаситель за закрытыми дверьми неизвестной комнаты. — Подглядывал? — спросил Магнус, придавая своему голосу строгости. Персиваль виновато опустил глаза и вздохнул. — Наблюдал, — ответил он, закусив губу. Хоулп усмехнулся. Мальчик был неглуп, и Магнус подумал, что он далеко пойдет при должном внимании. Хоулп еще раз смерил чертенка внимательным взглядом: кудрявые черные волосы торчали в разные стороны, темные глаза смотрели не по-юношески цепко и серьезно, на смугловатом лице ясно читалась некая напряженность и затравленность. Тьфу ты, ей богу! Если бы Магнус не умел считать, то подумал бы, что перед ним двоюродный брат, незаконнорожденный сын Рабастана, так похожий на Персиваля. А сходство с покойным Сильвием Лестрейнджем, единокровным братом Асентуса, было просто феноменальным. Не хватало только извечной самоуверенной ухмылки и неиссякаемого источника энергии в угольно-черных глазах. — Сколько тебе лет? — глухо спросил Магнус. Ему нужно было опровергнуть свою теорию. Мальчишка вскинул удивленный взгляд и замер. — Четырнадцать, — ответил он, облизнув пересохшие губы, после чего тихо спросил с подозрением в голосе: — А вам зачем? — Любопытство, — отмахнулся Магнус, вздохнув с облегчением. Этот молодой человек не мог быть его братом. Он родился спустя четыре года после заключения Рабастана Лейстрейнджа в Азкабан и казни Сильвия Лестрейнджа-старшего, деда Магнуса. Но проклятье! Как похож! Хоулп, думая о своих покойных родственниках, отчего-то ощутил тень досады, но быстро прогнал это чувство из своих мыслей. — Сэр, вы варите зелья, да? — неожиданно спросил Персиваль, в который раз нервно облизнув пересохшие губы. Магнус задумчиво кивнул. — А у вас есть что-нибудь от простуды? — Да, есть, — кивнул Хоулп, припоминая, куда он в состоянии алкогольного опьянения запихал склянки с этим зельем. — А вы не могли бы мне его одолжить? — замялся Персиваль, опустив взгляд в пол. Он нервно заломил руки, пытаясь скрыть напряжение. — У меня сейчас нет денег, но я отработаю, клянусь! Могу помыть в вашей квартире полы, убраться, мыть посуду два раза в день! — воодушевленно затараторил мальчишка. — Зачем тебе оно? — резко оборвал несвязные и взволнованные речи Магнус, заинтересованно поглядывая на гостя. Тот в миг помрачнел. От былого возбуждения не осталось и следа, а взгляд черных глаз померк. — Мама болеет уже несколько недель, она почти ничего не ест и слабеет день ото дня. А ночами я слышу, как она плачет от боли и задыхается от кашля, — дрожащим голосом рассказал Персиваль, подняв взгляд на Магнуса. Тот напряженно смотрел в глаза юного волшебника, и в душе поднималась волна сочувствия, которое он не мог задушить. — Поэтому ты пытался обворовать Пиритса? — спросил Магнус глухо, догадавшись о причинах конфликта в Лютном Переулке. Там было много злачных мест и заведений, которые часто посещают знатные господа. Для обитателей переулка они — легкая нажива. Стянуть у пьяных кошелек или что-то ценное даже без волшебной палочки было проще простого. Должно быть, Персиваль желал попытать счастья, выбрав жертвой Элиота, но попался с поличным. За это его и покалечили. — У вас нет денег на врача? — Персиваль залился стыдливым румянцем и отпустил голову, втянув ее в плечи. — Я не хотел воровать, но мама болеет очень сильно. Мне невыносимо видеть, как она страдает, — потерянно прошептал Персиваль, и сердце Магнуса растаяло от этих слов. — Я не хочу ее потерять. — Мальчишка посмотрел в зеленые глаза собеседника, и Хоулп вздрогнул, с трудом проглотив вставший в горле ком. Магнус прекрасно понимал состояние Персиваля. Моргана, если бы он мог что-то сделать ради своей матери, если бы он мог спасти ее от неминуемой гибели, если бы… Магнус не только воровал бы, но и убивал. И убивал бы пачками каждый день. — Давай сделаем так, — решительно проговорил Хоулп, поддаваясь чувствам. — Я соберу необходимые зелья, и мы отправимся к тебе домой, я посмотрю, что с твоей матушкой… — Вы сведущи в медицине? — с восторгом в голосе спросил Персиваль. — Немного, я учился в маггловском колледже, но не доучился, — усмехнулся Хоулп. — Меня выгнали за драку на последнем курсе. — Спасибо вам, вы лучший, — с восторгом прошептал Персиваль и неожиданно подался вперед. Магнус, вздрогнув, отступил, заметив на лице собеседника какое-то странное выражение, словно он обдумывал перспективу его обнять. Только телячьих нежностей ему не хватало. Магнус и так удивлялся своей неожиданной доброте, он всегда предпочитал считать себя бесчувственной скотиной, которая думает только о развлечениях и плотских удовольствиях. Не желая, чтобы его презрительная отталкивающая маска окончательно спала с лица, он поспешил вернуться к своему зелью. Проблемы проблемами, а заказ никто не отменял. Тем более вода в котле уже закипела. Прокручивая в голове воспоминания минувшего дня, Магнус устало отмывал посуду после долгой и кропотливой работы. Все пробирки были тщательно очищены, колбы вымыты, а бюретки приведены в надлежавший вид. Он отложил в сторону ступку с керамическим пестиком и вздохнул, прикрыв на мгновение глаза. Виски сдавила тупая головная боль — следствие нервного напряжения и слишком насыщенного дня. Сначала он варил зелье на заказ, а после того как оно было убрано в шкаф настаиваться, собрал сумку с необходимыми лекарствами и вместе с Персивалем отправился прямиком в Лютный Переулок. Именно там, в одном из хлипких домиков в маленькой комнатушке жили Уайты. Магнус поджал губы, вспомнив зловоние, которое царило в этом домике. Запах помоев, грязи и гноя. Он не был брезгливым человеком, все же учеба в колледже его изменила. Да и трудно стать брезгливым, большую часть своего сознательного возраста проведя на улице среди дворовой шпаны. Но та антисанитария, что царила в доме, где проживали Уайты, была невыносима даже ему. Магнус бегло осмотрел мать Персиваля, сгорающую заживо в огне болезни, и пришел к выводу, что не знает, что с ней. Он оставил Уайтам всю свою аптечку, полную снадобий, способных избавить от симптомов недуга, но не дающих полного исцеления. Теперь же, убираясь в лаборатории, Магнус размышлял над тем, чтобы посетить маггловскую библиотеку. Все же ему было интересно узнать о болезни матери Персиваля. В глубине души Хоулп догадывался, в чем дело, но решил не делать поспешных выводов. Все же он не врач. А женщине нужен доктор, колдомедик, но в Магической Великобритании колдомедицина была платной. У Магнуса не было на это денег. Внезапно прямо посреди лаборатории появился домовой эльф, который тут же начал озираться по сторонам. От неожиданности Магнус едва не выронил из рук колбу. К счастью, обошлось. Он смерил эльфа ледяным взглядом и, увидев герб, вышитый на белоснежной наволочке, невесело усмехнулся. Надо же, о нем все-таки вспомнили. Удивительно. Странно только, что новости о ночном происшествии дошли до Рудольфуса лишь вечером следующего дня. — Мистер Хоулп, сэр Рудольфус Лестрейндж приказывает вам немедленно явиться в резиденцию главы рода, — пропищал домовик смешным тонким голоском и поднял подбородок. Магнус фыркнул. Да уж, даже эльфы с ним ведут себя, словно короли. Дожили. — Хорошо, отправляемся сейчас? — спросил Магнус, прекрасно помня, что отец не любит опозданий. Эльф кивнул. — Я приведу себя в порядок. — С этими словами он отправился в спальню переодеваться.***
Магический квартал в Лондоне. Особняк Гринграссов Сумрак окутывал помещение. Почему-то в гостиной никто не удосужился зажечь свечи и факелы. Это казалось довольно странным. Дафна, выйдя из камина, прищурила глаза, привыкая к темноте, царившей в главной гостиной. Но лунного света, проникающего в помещение сквозь незашторенные окна, было явно недостаточно, чтобы разглядеть хотя бы очертания мебели. Поэтому девушка поспешила вытащить из чехла на поясе волшебную палочку и зажечь свечи в старинной люстре. Мягкий свет развеял мрак и явил миру ту, что скрывалась в темноте. Дафна с трудом подавила сковавший тело испуг, увидев в кресле напротив камина мачеху. Это была женщина изысканной красоты, с золотисто-русыми волосами и пронзительными серыми глазами, отливающими стальным блеском. Лицо ее было очень красивым, но холодным, словно лед. Леди Гринграсс, увидев падчерицу, растянула пухлые губы в улыбке, которая ничуть не красила ее лицо, поскольку была фальшивой и натянутой. Дафна не любила, когда мачеха так улыбалась. Делала она это неискренне, о чем красноречиво говорил холодный взгляд, всегда остававшийся таковым вне зависимости от ситуации. — Здравствуй, Дафни, — спокойным голосом проговорила женщина. Дафна поджала губы, с трудом сдержав слова, рвущиеся наружу. Она не любила, когда мачеха называла ее этим глупым прозвищем, искажая имя. «Дафни»… Что может быть ужасней? — Здравствуйте, — почтительно ответила она, с трудом удерживая на лице маску учтивости и вежливости. Дафна не могла нагрубить мачехе или выказать ей неуважение. Покойная мать всегда говорила, что старших, вне зависимости от их поступков, нужно уважать. Даже если этот человек тебе неприятен. — Как прошел рабочий день? — спросила леди Гринграсс, продолжая немигающим взглядом серых глаз смотреть на мнущуюся у камина девушку. Дафна проглотила вставший в горле ком и затравленно посмотрела на мачеху. — Все в порядке, — ответила она, поборов волнение, в который раз пересилив себя. — Как поживает господин министр? — с усмешкой на губах спросила Изольда Гринграсс. — Здоров, — лаконично ответила Дафна, не желая говорить о своем начальнике, к которому за время работы успела привязаться вопреки здравому смыслу. — Я рада за него, — с сарказмом в голосе изрекла Изольда. — Меня больше волнует иное: как, имея такую привлекательную помощницу, можно остаться к ней равнодушным? Дафна удрученно посмотрела на Изольду и закусила губу, не зная, что ответить. С одной стороны, она боялась мачеху, понимая, что леди Гринграсс может сделать с ней и ее сестренкой все что угодно. Даже отец, в последнее время раздавленный и сломленный неудачами, ничего не сумеет предпринять. — Сэр Лестрейндж не такой человек, чтобы крутить романы в рабочее время, — с затаенной гордостью в голосе изрекла Дафна, смело встречая взгляд мачехи. Та усмехнулась. — Ты разве не понимаешь, что должна понравиться ему ради блага семьи? — отбросив показную вежливость, мрачно спросила Изольда. — Должна очаровать его, сделать рабом чувств. Ты должна сделать все, чтобы он выбрал тебя вместо той глупой девчонки Лавгуд. Ты должна стать его женой ради нашей семьи. Дафна вздохнула, глядя на мачеху. Она была права в своих суждениях. Ради семьи Дафна должна пойти на любые жертвы, иначе они все: Изольда, сама Дафна, Астория и маленький Даниэль очень скоро лишатся крыши над головой и последних сбережений. Об отце, который никогда не думал о последствиях принятых решений, думать даже не хотелось. Так уж вышло, что Джон Гринграсс, не обладая большим умом, получил титул и семейный бизнес после смерти старшего брата, и не только не приумножил богатства рода, но и окончательно разорил его. Проблемы с предприятиями начались давно, но Джон упрямо закрывал на это глаза, что со временем вылилось в большие неприятности с кредиторами, долгами и продукцией, качество которой раз за разом ухудшалось. Вместе с качеством продукции стремительно ухудшалось материальное положение Гринграссов. Отец Дафны влез в долги, надеясь вернуть бизнес на прежний уровень, но ничего не помогало. Тогда он почти сразу после самоубийства первой жены женился на нечистокровной волшебнице с солидным приданым. Так уж вышло, что обе стороны получали от этого брака выгоду. Джон Гринграсс — деньги, а юная Изольда — возможность носить титул леди и быть женой человека, чья фамилия входит в список Священных двадцати восьми. Леди Изольда в противовес мужу имела аналитический склад ума и очень скоро взяла бразды правления в свои руки почти во всем, не считая политики. Туда она не лезла, боясь за свое здоровье. Где политика, там и интриги, а где интриги, там и смерть. Джон же, вздохнув с облегчением, с радостью переложил почти все обязанности на жену и ударился в разврат. Он начал играть в покер, проигрывая огромные деньги, и не мог остановиться. Казалось, что хуже уже быть не может, но тут появился Люциус Малфой, который втянул Джона в свои махинации, пообещав последнему золотые горы. Джон никогда не отличался проницательностью, а под воздействием алкоголя и специальных зелий тем более. Таким образом, сэр Гринграсс стал послушной марионеткой в руках Люциуса Малфоя, который, проделав руками недо-бизнесмена все свои темные дела, убедил его вложиться в какие-то сомнительные акции. Стоит ли говорить, что акции абсолютно всех компаний, в которые вложился Джон, прогорели? А Гринграссов обдало жаром, да так, что они с трудом не рассыпались в прах. Люциус Малфой же гордо удалился в тень, откуда когда-то вышел, помахав своей марионетке изящной кистью, и на этом все. Джон до последнего не верил, что остался абсолютно нищим, да еще и с огромными долгами в качестве довеска. Все же Гринграссы годами копили их, занимая у друзей и знакомых, и никогда ничего не возвращая. Жизнь на широкую ногу и азартные игры сделали свое дело. Сэр Гринграсс был человеком глупым и слабым. Он не мог признаться себе, что оставил троих детей без средств к существованию, поэтому решил искать утешения не среди членов семейства, осуждающих его за непредусмотрительность, а в Лютном Переулке в компании бродяг и алкоголя. Он надеялся таким образом убежать от реальности и проблем. Но не замечал, что алкоголь растворяет его жизнь. От Гринграссов очень скоро отвернулись друзья, знакомые и родственники, их перестали приглашать на большие мероприятия. Что хуже всего, проступки отца сказались и на детях Джона. Теодор Нотт, с которым Дафна была помолвлена с пяти лет, разорвал помолвку, узнав о крахе семейного бизнеса отца потенциальной невесты. Ко всему прочему, вокруг Гринграссов плодились самые нелестные слухи, виной тому были похождения Джона, который одним своим существованием наносил серьезный урон семье. Как однажды на одном из приемов заметил Антонин Долохов, говоря о ком-то: «Яблочко от яблоньки не далеко падает». Каждый понял эту поговорку по-своему, но большинство волшебников отнесли ее к Гринграссам, крах которых долго обсуждался в высшем обществе. Все дружно решили: если Джон плохой и недостойный человек, его дочери такие же. Поэтому никто не хотел иметь с ними дел. Хотя обе девушки были красивы и умны. Кому нужны в жены дочери разоренного предпринимателя, у которых за душой нет ни сикля? Кому нужна жена, отец которой был игроком и повесой, не думающим о последствиях? Никому. Теперь, вспоминая все это, Дафна посильнее сжимала кулаки от злости. О, как она ненавидела все эти шепотки за своей спиной, лживые, полные сочувствия взгляды толпы, которая в глаза говорит слова утешения, а за спиной смеется, плюется ядом. И только злоба на окружающих, желание доказать, что она хоть что-то да стоит, не давали Дафне упасть духом и сломаться под влиянием всех этих событий, в первую очередь из-за тяжелого разрыва с Теодором. — Я делаю все, что в моих силах, — устало вздохнула Дафна. Когда она вспоминала минувшие дни и то, в какой ситуации оказалась ее семья, гнев на Изольду отступал. Она понимала мачеху, которая из последних сил боролась за благополучие единственного сына, пусть и жертвуя ради высшей цели окружающими людьми. Но ради сестры и брата Дафна тоже готова была пойти на любые жертвы, чтобы они не умерли от голода, в нищете, когда кредиторы выгонят их из дома. — Нужно сделать гораздо больше, — серьезно проговорила Изольда. — Наш путь к спасению — Рудольфус Лестрейндж, держись его, и он выведет нас из мрака. — Дафна кивнула, будто подтверждая слова мачехи. Теперь, когда почти все от них отвернулись, нужно было хвататься за любую возможность вырваться из темного омута. — Хорошо, — кивнула она. — Прошу меня простить, я устала. — Ну, ладно, отдыхай, завтра тебе снова на работу. — Сказав это, Изольда усмехнулась. Дафна, пропустив мимо ушей слова мачехи, покинула гостиную и отправилась в свою комнату на втором этаже крошечного по меркам аристократов коттеджа. Зайдя в комнату, она заперла дверь и тяжело прислонилась к ней спиной, пытаясь совладать с переживаниями. Простояв так несколько минут, Дафна взмахом палочки зажгла настенные светильники и с тоской оглядела комнатушку, в которой жила. После того как судебные приставы изъяли за долги их родовое поместье, семья Гринграссов ютилась в небольшом домике в магическом квартале Лондона. Здесь не было просторных покоев на несколько комнат, не было большой библиотеки, а личный кабинет, который, впрочем, не использовался по назначению, имелся только у сэра Гринграсса. Дафна прошла к самой обычной кровати в виде четырех резных столбиков, укрытой шелковым пологом. Тяжело вздохнув и опустившись на постель, девушка зажмурилась и покачала головой с робкой надеждой, что она откроет глаза, и все снова будет как прежде. Но увы. Реальность не давала простора для фантазии. Откинувшись на мягкую подушку, Дафна варварским образом избавилась от неудобных туфель-лодочек на каблуке и свернулась в маленький комочек на темно-синем покрывале. Теперь, когда не было свидетелей ее слабости, она могла дать волю чувствам, могла побыть собой. Девушка лежала на кровати, а в ее светловолосой голове тем временем множились малоприятные мысли. Она думала об отце, которого теперь уже откровенно презирала за слабость и нежелание отвечать за свои поступки. Об Изольде, которая была малоприятной личностью, готовой на все ради своих целей. Однако она, несмотря на все свои поступки, оставалась хорошей матерью для единственного сына Даниеля, наследника благородного рода Гринграсс, которому стараниями отца наследовать было уже нечего. Дафна боялась того, что ждало их в будущем. Очень скоро судебные приставы и кредиторы доберутся до последних сбережений Гринграссов, и тогда вся семья Дафны окажется на улице… Мисс Гринграсс почти каждую ночь на протяжении года не могла сомкнуть глаз из-за этой страшной истины. Ей казалось, едва она забудется сладким сном, в дом заявятся кредиторы. В такие моменты Дафна хорошо понимала мачеху, к которой за годы совместной жизни так и не успела привязаться. Леди Изольда хотела выжить в этом суровом мире и спасти своего ребенка от беды и позора, пусть даже ценой благополучия падчерицы. Еще год назад, после победы Темного Лорда в войне и развода четы Лестрейндж, Дафна была в ужасе, когда расчетливая леди Изольда решила использовать ее в своих интригах. Но мачеха, подобрав правильные слова, все же смогла убедить падчерицу, что единственный путь к спасению — брак с Рудольфусом Лестрейнджем или, на худой конец, его постель. Поначалу Дафна всеми силами упиралась, она не хотела связываться со столь легендарной личностью, о которой люди отзывались с неприкрытой ненавистью. Проигравшие ненавидели сэра Лестрейнджа за его преступления в годы войны, за кровавые рейды и карательные операции, а победившие презирали из-за того, что в руках сэра Рудольфуса оказалась колоссальная власть. Дафна же думала, что после свадьбы озверевший Лестрейндж возьмет ее силой на брачном ложе, а за малейшую провинность будет наказывать Круциатусом, но… Но Лестрейндж, несмотря на дурную славу, оказался на удивление адекватным человеком. Если в первые несколько месяцев Дафна опасалась его и через силу, засунув куда подальше инстинкт самосохранения, крутилась перед ним, пытаясь завлечь в свои сети, то потом… Потом страх отступил, нет, даже растворился. Девушка тайком наблюдала за начальником, узнавала его поближе, анализировала поступки и раз за разом все больше и больше восхищалась им. Рудольфус был умен, харизматичен, проницателен, обладал хорошо развитой интуицией, что было немаловажно в карьере политика. Еще он ставил разум выше чувств и хорошо контролировал эмоции, на его лице чаще всего властвовало выражение светской скуки, а взгляд был сдержан и спокоен. Но не в те моменты, когда он отчитывал подчиненных за невыполнение служебных обязанностей. По прошествии двух месяцев работы личным секретарем Министра Магии Дафна поймала себя на мысли, что перестала бояться Рудольфуса и начала им всерьез восхищаться (не каждый человек способен заткнуть собеседника одним только взглядом). Спустя три месяца она начала претворять план Изольды в жизнь, желая завлечь сэра Лестрейнджа в свои сети, чтобы обеспечить будущее семье. На пятый месяц Дафна уже без стеснения крутилась перед министром, заботилась о нем, выполняла его мелкие поручения и с ужасом ловила себя на мысли, что ее восхищение почти переросло в слепое обожание. Понадобилось всего полгода, чтобы все коварство и расчет испарились, оставив взамен глубокие, но безответные чувства. Иногда Дафна удивлялась, как ее бросило из одной крайности в другую, ведь раньше она думала, что это просто невозможно. Либо тобой движет холодный расчет и жажда наживы, либо чувства. Оказалось, любое правило всегда имеет исключение. Этим исключением стал Рудольфус для Дафны, которая попала в свои же ловко расставленные сети, предназначенные для министра. Пытаясь вырваться из ловушки, мисс Гринграсс только сильнее запутывалась. Так умелый кукловод за какие-то шесть месяцев превратился в послушную марионетку, готовую выполнить абсолютно любое поручение хозяина.***
После неприятного разговора с отцом, в ходе которого Магнус тщетно пытался оправдать свой конфликт с Элиотом Пиритсом, он отправился к сестре, чтобы восстановить душевный покой. Только она понимала его без слов, только она могла поддержать в любой ситуации. Магнус любил проводить время с Шарлоттой, дарившей ему ощущение нужности и важности. Сейчас ему снова необходима была поддержка маленькой девочки, которая по какой-то непонятной причине стала для него всем. Магнус с гневном и болью в душе вспоминал разговор с отцом, который не понял благородства сына. Впрочем, как всегда. Хоть Магнус заранее знал, почему его вызывают, он не оставлял надежды доказать свою правоту, но зря старался. Рудольфус его даже слушать не стал… Так уж вышло, что терпением сэр Лестрейндж не отличался, а Магнус специально старался избежать острых углов в виде информации о своих ночных похождениях, драках и играх в покер. Он пытался донести до ушей отца, что просто не смог пройти мимо человеческой жестокости, не смог спокойно слушать крики того мальчишки, которого пытали три взрослых ублюдка. Не смог. Рудольфуса объяснение сына не устроило, он применил ментальную магию и увидел минувшую ночь глазами сына. И… пришел в бешенство, что сразу же показал сыну, который больше всего на свете мечтал провалиться под землю, или хотя бы сбежать из кабинета отца. Лестрейндж в который раз обвинил сына во всех смертных грехах, назвав его глупым, слабым и неосмотрительным, раз уж Магнус не знает, что у любых решений есть последствия. Еще больше он разгневался на то, что Магнус не только вступил в конфликт с Пиритсом, который хоть и был отпетым ублюдком, но оставался чистокровным волшебником, так еще и спас того мальчика, жертву игр Элиота. Доброта сына по отношению к постороннему нечистокровному мальчишке, да еще и вору, Рудольфуса ничуть не тронула… Он банально не понимал сына, или не хотел понимать. Иными словами ни Магнус, ни его отец не получили от этого разговора ничего, кроме расшатанных нервов и головной боли. Оставив отца в кабинете, Хоулп, плюясь ядом и шипя себе проклятья под нос, решил навестить сестру. Он быстро преодолел многочисленные коридоры замка и галерею, портреты на стенах которой укоризненно качали головами и шептались между собой, поглядывая на него. Магнус, видя пренебрежение на нарисованных лицах предков, зло усмехнулся, но повыше поднял острый подбородок и расправил плечи. Даже картины его презирали и ненавидели только за то, что он сквиб и бастард. Что уж говорить о живых людях. Никто даже не пытался увидеть человека за маской холодности и презрения. Прокручивая в голове безрадостные мысли, Магнус остановился у дверей в покои сестры и тихо постучал, после чего, не дождавшись ответа, вошел. Шарлотта, до этого сидевшая напротив зеркала, поднялась на ноги, обеспокоенно глядя на нежданного гостя. Она уже готовилась ко сну, об этом красноречиво говорила ночная сорочка светло-зеленого цвета и накинутый поверх нее халатик. Ее рыжие, словно языки пламени, волосы мягкими волнами лежали на худеньких плечах. — Магнус, здравствуй, — тихо вздохнула девушка, после чего подалась навстречу замершему на пороге брату. Шарлотта сразу же оказалась в его объятиях и тихо прошептала: — Отец рассказал, что ты снова что-то натворил. Почему ты всегда притягиваешь неприятности? — Я не специально, — глухо пробормотал тот, уткнувшись носом в рыжую макушку сестры. — Просто не мог пройти мимо жестокости. Они издевались над ним и хохотали, слушая вопли мальчишки, а я… Я. — Его голос сорвался, он зажмурился и покачал головой, словно пытаясь избавиться от назойливых картинок мелькающего перед глазами прошлого. — Магнус, — произнесла Шарлотта, отстранившись от привычно мрачного брата, смотревшего на нее взглядом побитой собаки. Его лицо было бледным и хмурым, а глаза какими-то пустыми и неживыми, как стекла. — Я прошу тебя быть осторожным, не испытывай терпение отца, он бывает иногда резок. — Шарлотта закусила нижнюю губу, в ее глазах ясно горело волнение и беспокойство. Девушка вспомнила о неприятном разговоре с отцом и не знала, как относиться к его словам. С одной стороны, Рудольфус был не прав, говоря, что Магнус не часть их семьи, но как же так? Он был полной копией сэра Лестрейнджа, был похож на него упрямым и скрытным характером, но в его душе все еще теплилось благородство, хотя Магнус тщательно скрывал это, желая казаться намного хуже, чем есть на самом деле. Но Шарлотта-то знала, что ее брат самый лучший человек на свете. Вот только никто не хотел в это верить. Для окружающих Магнус был воплощением всех пороков человечества, словно все грехи объединились в нем одном. Шарлотта не понимала, почему сэр Рудольфус раз за разом отталкивает от себя единственного сына, разве можно так относиться к своему ребенку? Пусть Магнус и бастард, пусть он — сквиб, но он отпрыск сэра Лестрейнджа, в нем течет его кровь. Шарлотта сочувствовала участи брата, который не имел всего того, что было доступно ей. В такие моменты она понимала, что ее положение в обществе и семье более прочное и корила себя за излишнюю импульсивность и желание быть для отца центром Вселенной. Но, с другой стороны, девушка понимала его. В высшем обществе, полном загадок, тайн и интриг, выжить не так-то и просто. Любой проступок карался жестоко и свирепо. Она прекрасно знала, что бастарды — позор, у них нет никаких прав, они не могут наследовать титул и имущество. Общество отвергало незаконнорожденных и тех, кто их прижил. Особенно если ребенок рожден служанкой, как Магнус. Шарлотта уже испытала это на себе. Когда-то и ее презирали только за то, что она незаконная. Однако очень скоро окружающие перестали обращать на нее внимание. Все же она бастард не кого-нибудь, а самого Рудольфуса Лестрейнджа, одного из самых сильных Пожирателей Смерти, выше которого стоит только Царственное семейство. Никто и ничто не посмело бы пойти против него. Нужно быть самоубийцей, чтобы бросить вызов отцу Шарлотты. Девушка знала, что надежно защищена от людских пересудов: если ее кто-то обидит, всесильный отец обратит этого человека в пепел. Хотя щит в виде Рудольфуса не мог укрыть ее от всего. За спиной Шарлотты по-прежнему шептались особо языкастые. Периодически ей приходилось пресекать злословие, и делала она это намеренно грубо и жестко, руководствуясь тем, что, получив однажды по губам, люди подумают дважды, прежде чем открывать свои рты. Магнус тем временем выпустил задумчивую сестру из объятий, хмыкнув на ее слова об отце. После чего как ни в чем не бывало прошел к одному из кресел напротив камина и по-хозяйски развалился в нем, откинув назад голову. — Он никогда не отличался терпением, по крайней мере, ко мне, — раздался в тишине покоев равнодушный голос задумчиво глядящего в потолок Магнуса. — Когда убили мать, а я горел в огне боли, он не замечал этого. Его раздражали мои слезы и сопли. Его раздражали мои истерики после ночных кошмаров, когда я просыпался с жутким воплем на мокрых простынях. Я нуждался в нем тогда, держался за него, как за последнюю соломинку, а он… Он, вместо того чтобы помочь мне выбраться из пропасти, толкнул меня туда, словно я не был его сыном, словно не он дал мне жизнь. — Обычно холодный и равнодушный голос Магнуса дрогнул, будто его обладатель боролся со слезами. На бледном лице поступило слишком много чувств и эмоций, которые, к счастью, не могла видеть сестра. Хоулп закрыл лицо руками и несколько раз вдохнул и выдохнул, чтобы прийти в себя от охвативших его чувств. Как бы он ни пытался держать себя в руках, иногда эмоции брали верх. К счастью, таких моментов раз за разом становилось все меньше и меньше. Когда Хоулп убрал руки от лица, на нем властвовало совсем другое выражение, Магнус все же смог загнать свою боль и обиду на отца в дальние уголки сердца и надел очередную равнодушную маску, ставшую в последнее время почти естественной. Шарлотта, ощутив прилив жалости, стремительно подошла к брату со спины и посмотрела в его красивое лицо. Магнус по-прежнему сидел в кресле, откинув голову и глядя в потолок, она нежно погладила брата по голове, закусив губу и ощущая жалость. Ее рыжие волосы укрыли лицо Магнуса. — Отец любит тебя, поверь мне, — без сомнений проговорила Шарлотта, глядя брату в глаза. Тот с трудом удержал ехидный смешок и покачал головой. — Любит так же, как и меня, хотя и не признает этого. Магнус прищурился, понимая, зачем она говорит ему подобные вещи. Шарлотта хотела поддержать, но не могла найти нужных слов из-за того, что не могла поставить себя на его место и никогда не испытывала подобных чувств. Хоулп ощутил укол зависти, которая уже давно точила его изнутри. У Шарлотты было все то, чего был лишен он. Она была волшебницей, в то время как Магнус — сквиб. Ее кровь относительно чиста, подумаешь бабка была полукровкой, Хоулп же был сыном грязнокровки. Мать Шарлотты по отцу относилась к роду Кэрроу, хоть и являлась бастардом, а мать Магнуса, в свою очередь, была дочерью полукровки и магглы. Шарлотта была любима всеми, купалась в обожании отца, щедро одаривавшего ее вниманием и подарками, Магнус же довольствовался мимолетным вниманием отца, срывающегося на нем за малейшую повинность. И что самое главное — мать Шарлотты была жива и относительно здорова, в то время как мать Магнуса уже почти двадцать лет гнила в могиле. По всем законам своего характера, видя столь очевидные различия с Шарлоттой, Хоулп должен был ненавидеть ее всем сердцем, однако он, наоборот, любил ее и цеплялся, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в своих проблемах. — Ладно, не будем об этом, — вздохнул Магнус, резко подняв голову. Шарлотта тут же отстранилась. Он указал сестре на соседнее кресло. Шарлотта улыбнулась и послушно села рядом с братом. — Как ты? — спросил он лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Магнус попытался убежать от своих чувств, пытался закрыть их в глубинах своей души. Шарлотта неопределенно пожала плечами и вздохнула. — Все в порядке, но отец в последнее время мало вспоминает обо мне, — произнесла она. — Мне не хватает его сейчас. Магнус промолчал на заявление сестры. Ему тоже не хватало отца, еще с детства, а ведь до смерти матери Рудольфус уделял сыну внимание, заботился о нем как мог, но, к сожалению, надолго его любви не хватило. — Сэр Сигнус все еще не ответил на мое послание, — с потерянным видом прошептала Шарлотта, закусив нижнюю губу. Магнус нахмурился, ему становилось тревожно, когда он думал о чувствах Шарлотты к Темному Принцу, не питавшему к ней ответных чувств. — Я очень жалею, что отправила письмо господину. Ему не нужна моя любовь. — Возможно, он просто не успел его прочитать? Пока он регент, времени на чтение книг не так много, — сказал, чтобы подбодрить Шарлотту, Магнус. Он понимал, что поддерживает иллюзии сестры, но ничего не мог с собой поделать. Его пугало ее состояние. — Надеюсь, что он просто не прочитал письмо, — вздохнула Шарлотта. — А не то, что я ему безразлична, — девушка потерла переносицу, закусив нижнюю губу. Разве она могла расстаться со своими грезами? Нет, поскольку наследник, сам того не ведая, своими комплиментами и мимолетным вниманием дал повод для этих грез. Шарлотта, хоть и имела сильный и независимый характер, все еще оставалась неискушенной в любовных делах. Она всего лишь маленькая наивная девочка, смотрящая на мир сквозь розовые очки. Может, для сэра Сигнуса мимолетные встречи и разговоры с Шарлоттой ничего и не значили, но для Шарлотты они стали всем. Она раз за разом прокручивала в голове все их недолгие разговоры, подпитывая ими свою влюбленность, которая уже начала крепчать, готовясь перейти даже не в любовь, а в самую настоящую одержимость. Сама того не зная, неискушенная в чувствах Шарлотта совершила роковую ошибку: она сделала сэра Сигнуса центром Вселенной и начала на него молиться. А наследник тем временем в упор не замечал всех влюбленных взглядов дочери своего наставника. Или делал вид, что не замечает. — Время покажет, Шарлотта, время покажет, — вздохнул Магнус, напряженно наблюдая за сестрой, которая казалась нервной и дерганой. Девушка то и дело окуналась в безрадостные мысли, кусая до крови губы и сжимая руки в кулаки. Она с головой погружалась в омут своих чувств и каждый раз вздрагивала, когда ее вырывали из него. — Кстати, как ты относишься к перспективе называть свою ровесницу мамочкой? — как бы невзначай спросил Хоулп, желая увести разговор в более безопасное русло. Шарлотта, вздрогнув от его голоса, поморщилась, скривив губы в усмешке. — Не нравится мне это, зачем отец вообще решил жениться снова, и на ком? На какой-то простушке, которая ко всему прочему воевала по ту сторону баррикад. Он хочет законного ребенка, чтобы передать в ему титул, — гневно проговорила Шарлотта. Она сжала руки в кулаки и злобно заключила, сверкнув в полумраке комнаты зелеными глазами: — Но этого никогда не произойдет. Магнус, услышав про титул, с трудом удержал на лице ледяную маску. Одному Мерлину было известно, как он мечтал, чтобы отец признал его официально, на бумагах, чтобы Рудольфус объявил его наследником имущества. Хотя, честно сказать, Магнусу не нужно было богатство и власть Лестрейндей. Ему необходимо только внимание отца, чтобы он, Магнус, внебрачный ребенок, сын горничной Линды Хоулп, официально стал сыном Рудольфуса Лестрейнджа, чтобы он носил его фамилию, чтобы никто и никогда не смел обзывать и унижать его, чтобы у него была семья. Магнус мечтал об этом, но умом понимал, что подобное просто невозможно. Скорее Лорд Волдеморт станет магглолюбцем, чем сэр Лестрейндж официально признает нечистокровного бастарда-сквиба. — А ты? — внезапно спросила Шарлотта после небольшой паузы. Хоулп устремил взгляд на сестру, которая смотрела на него с интересом. — Мне все равно, — солгал Магнус равнодушно. На самом деле его трясло от гнева каждый раз, когда он думал о грядущем браке отца. Точнее, злило его вовсе не это, а то, что Рудольфус, имея двоих взрослых детей, готовых бегать за ним хвостиком, желал еще наследников, законных наследников, что было тоже немаловажным. Хоулп не хотел иметь еще братьев, ему с головой хватило Сильвия… Мысли от погибшем кузене заставили Магнуса вздрогнуть. Сильвий Лестрейндж — старший сын Рабастана, который являлся главным претендентом на титул и родовое поместье, погиб осенью 1997 года. Иногда становясь жертвой насмешек старшего сына Рабастана, Магнус в гневе желал ему страшной смерти. Мечтал, чтобы Сильвия не было в его жизни… Но, когда его не стало, Хоулп переживал эту трагедию вместе со всей своей семьей, которая, помня их частые ссоры, негласно обвинила Магнуса в случившемся. Да, никто и никогда не говорил об этом вслух, но Хоулп не был глуп, он прекрасно видел, какими взглядами иногда удостаивает его Рабастан. Он видел осуждение и презрение в глазах Асентуса, имевшего спокойный и добрый нрав и не участвовавшего в каких-либо сколках. А больше всего пугали Магнуса еще больше обострившиеся отношения с отцом. Рудольфус, хоть и не выдвигал прямых обвинений, тоже подозревал внебрачного сына в заговоре против племянника. И если подозрения окружающих Магнус мог вынести, презрение во взгляде любимого отца причиняло адскую боль. Только Шарлотта, любившая всех своих братьев одинаково, не винила в смерти Сильвия Магнуса, за что последний был ей благодарен. Все же при всей неприязни, которую Хоулп питал к почившему брату, Сильвий не заслужил той судьбы, что его постигла. Магическая Франция. Серебряная аллея. Пока в Магической Британии приближенные Темного Лорда были увлечены своими чувствами и борьбой за власть, во Франции юная и неопытная невеста Рудольфуса Лестрейндж испытывала на себе все прелести первой влюбленности, которая уже прочно укоренилась в нежном сердце, грозясь однажды перейти в чувство огромной силы. Полумна Лавгуд никогда не была так счастлива, как в этот вечер. Компания Рольфа Скамандера пошла ей на пользу. Грусть и тоска стремительно уходили прочь, уступая место веселью, что было хорошим знаком после затяжной депрессии. Если в первые минуты общения Луну отчаянно смущало его внимание, то потом, отбросив все пересуды, она сама пошла на контакт, давая понять, что ей небезразлично общество магозоолога. Рольф был незаурядной личностью, он мог заинтересовать и преподнести любую историю так, что слушатели теряли голову от его мягкого чарующего голоса. Еще он был довольно смешлив, истории о его странствиях по миру в большинстве своем были забавными и волнующими. — Хотела бы я путешествовать, — мечтательно вздохнула Луна, дослушав историю о племени дикарей в западной Африке. — Что мешает? — спросил Рольф, добавляя себе в чай три ложечки сахара и размешивая напиток. Полумна закусила губу, вспоминая о проклятом Лестрейндже и контракте, которые все еще нависали над ней серой тенью. Как и всегда, одна только мысль о женихе навевала тоску. Мисс Лавгуд глупой не была. Она прекрасно понимала, что такой человек, как Рудольфус, вряд ли отступится от своих планов. — Семейные обстоятельства, — уклончиво ответила Полумна, настойчиво пытаясь прогнать образ сэра Лестрейнджа из своих мыслей. Мистер Скамандер, к счастью, был достаточно воспитан, чтобы лезть не в свое дело. В его добрых светло-карих глазах отразилось сочувствие и печальное понимание. — Мисс Лавгуд, — осторожно начал Рольф, проницательно глядя в глаза собеседницы, которая замерла, не смея и слова сказать. Она смотрела на Скамандера и не могла взять себя в руки. Его чарующий голос, казалось, проникал в самые потаенные закоулки души. Луна нервным движением сомкнула руки в замок и положила их на стол, пытаясь унять волнение, появившееся из ниоткуда. — Если однажды вам нужна будет поддержка и помощь, знайте, ко мне вы всегда можете обратиться, — тихо, вкрадчивым голосом произнес Рольф, осторожно накрыв своей большой теплой ладонью руки Полумны. Полумна дернулась от этого прикосновения и нервно закусила нижнюю губу, пытаясь унять волнение. На ее щеках тут же вспыхнул румянец, но Луна не спешила убрать руки, отстраниться. Ей нравилось чувствовать тепло его прикосновений. Сразу становилось спокойно и радостно на душе, словно все невзгоды отступают прочь. Рядом с Рудольфусом такого не было. Он словно не защищал ее, а подавлял, приковывая к земле своей властью. Впрочем, так оно и было. — Благодарю за участие, Рольф, — проговорила Луна плохо слушающимся языком. Она осторожно сжала тонкими пальчиками сильную мужскую руку и робко ему улыбнулась. — Я польщена вашим вниманием. Наверное, общество сэра Лестрейнджа повлияло на мисс Лавгуд, раз она теперь изъяснялась более пышно и старомодно. Впрочем, в сложившейся ситуации это пришлось как нельзя кстати. Еще год назад Луна наверняка смутилась бы от такого внимания со стороны малознакомого человека и не смогла бы найти правильных слов. Но сейчас она сумела отбросить смущение и достойно ответить. — Не за что, — улыбнулся Рольф, отчего стала видна сеточка мимических морщинок вокруг глаз. — Вы необыкновенная, Полумна. — Луна смущенно отвела взгляд, не зная, как реагировать на очередной комплимент. — Я счастлив, что знаком с вами и мне жаль, что я не познакомился с вами раньше. Полумна поджала губы, чувствуя, как ее сердце заходится в сумасшедшем ритме. Ей тоже было жаль, что они не общались раньше. Все же Луна два года назад восхищалась магозоологом, он был для нее недосягаемым идеалом. И вот теперь этот недосягаемый идеал сидит напротив нее и делает ей комплименты. Воистину, судьба — странная вещь. Полумна с тоской подумала о том, что когда-то хотела, чтобы Рольф обратил на нее, блеклую и невзрачную, внимание, чтобы он полюбил ее, но, увы, все это осталось в мечтах наивной пятнадцатилетней девчонки, чье мировоззрение было разрушено до основания кровавой войной. Теперь Полумна изменилась, и очень сильно, даже Ксенофилиус иногда не узнавал в мрачной и тихой девушке с печальными серыми глазами свою смешливую дочь, любившую рассказывать о неведомых зверушках. Что уж говорить о посторонних людях, которые никогда не знали ее до этих страшных катаклизмов? Рольф относился к их числу. Он не замечал ее два года назад, потому что она была настоящим ребенком, верящим в чудеса и добро. Ко всему прочему, разница в возрасте в девять лет давала о себе знать. Она не располагала к более личному общению. Все же Полумне было пятнадцать, когда они виделись до войны в последний раз, а ему было двадцать четыре. В ранней молодости девять лет — пропасть, но, как Полумна поймет со временем, возраст не имеет никакого значения, если человек действительно твой.