***
Июнь 1999 года. Замок Темного Лорда Волдеморта. Зловещий сумрак окутывал коридоры замка. С трудом можно было разобрать очертания массивных колонн, украшенных многочисленными черепами и змеями. Даже рыцарских доспехов не было видно. Беллатрикс шла по темному коридору, пребывая в каком-то странном густом дурмане, словно кто-то напоил ее вином. От алкоголя возникал примерно такой же эффект. Женщина ступала по холодному полу, ежась от неприятных ощущений. На краю сознания мелькнула мысль: почему она не надела обувь? Беллатрикс остановилась на мгновение, всматриваясь в темноту коридоров. Проклятие, какой недоумок догадался потушить все свечи? И где охранники?! Поместье Темного Лорда всегда тщательно охранялось, но почему-то в эту ночь никого не было на постах. Что могло произойти? Неужели эти кретины додумались отдыхать во время дежурства?! Полная праведного гнева, Беллатрикс привычным жестом потянулась к поясу на боку, и ею тут же овладела паника: чехла с волшебной палочкой на привычном месте не оказалось. Она напрягла память, пытаясь вспомнить, где оставила палочку. Но тщетно. Как она могла где-то потерять оружие?! Темный Лорд будет в гневе, если узнает об этом. Волшебная палочка для Пожирателя Смерти — все. Если Пожиратель Смерти потеряет оружие — значит расстанется с жизнью. Беллатрикс еще в юности усвоила этот урок. Теперь же она не знала, что делать. Беллатрикс снова всмотрелась во мрак, и на секунду ей показалось, что в конце коридора, за дверьми, едва различимо тлеет свет. Она тут же пошла в ту сторону, желая поскорее понять, что происходит, куда делись все обитатели замка… Подойдя к двустворчатым дверям, Беллатрикс толкнула их и вошла в Тронный Зал замка Лорда Волдеморта. Именно здесь проводилось большинство важных собраний, именно здесь проходили церемонии вручения метки достойным чистокровным волшебникам, именно здесь Лорд Волдеморт вершил свой справедливый суд. Беллатрикс замерла, переступив порог помещения. За ее спиной тут же захлопнулись тяжелые двери. Она торопливо огляделась: центр комнаты, где, как правило, проходили испытания для новичков, был освещен бледными лунными лучами, проникавшими сквозь огромные незашторенные окна. Стол, за которым обычно сидел Ближний Круг, вместе с троном Повелителя, оставался окутанным зловещим сумраком. Беллатрикс натужно проглотила вставший в горле ком и поморщилась от холода. В Троном зале почему-то было намного холоднее, чем в коридоре. Она вдохнула морозный воздух и закашлялась, сделала шаг вперед и замерла. Под ее ногами захрустел ослепительно белый снег. «Что за чертовщина?!» — в панике подумала Беллатрикс, думая, что происходящее — плод ее больного воображения. Все же Азкабан оставил на ней неизгладимый отпечаток, впрочем, как и на всех узниках. Но представить такое она точно не сумела бы. Обычно ей снилось что-то более жестокое и ужасное: кровавые рейды, лица убитых ею волшебников, дементоры Азкабана. Беллатрикс в который раз оглядела помещение и нахмурилась, увидев стоящую у окна мужскую фигуру. Она готова была отдать руку на отсечение, что до этого момента в зале она была одна. Беллатрикс сделала несколько торопливых шагов в сторону мужчины, думая, что это Темный Лорд. Он часто так стоял вечерами, задумчиво глядя в окно. Но, приблизившись к неизвестному, Беллатрикс поняла, что это не Повелитель. Фигура казалась не такой худощавой, да и угольно-черные вьющиеся волосы развеяли все сомнения. — Сигнус! — ахнула Беллатрикс, стремительно подходя к сыну, который обернулся и посмотрел на мать. — Тебе стало лучше? Почему ты покинул постель? — спросила она, с беспокойством глядя в его глаза. Юноша выглядел почти так же, как до покушения, только кожа его казалась бледнее, чем обычно. — Почему ты молчишь? — обеспокоенно спросила Беллатрикс. Сигнус вместо ответа растянул губы в усмешке и устремил взгляд за спину матери. Беллатрикс, не понимая, куда смотрит сын, обернулась и пораженно замерла, сделав судорожный вздох. Лунный свет развеял темноту, заполнявшую зал. Стал виден большой дубовый стол с резными ножками, окруженный многочисленными стульями для членов Ближнего круга, и массивный трон Темного Лорда, на котором сидел кто-то, чье лицо все еще было скрыто мраком. Беллатрикс бегло взглянула на стоящего рядом с ней сына. Тот по-прежнему улыбался как-то зловеще и словно с насмешкой. Беллатрикс снова посмотрела на того, кто сидел на троне. Темнота в этот момент окончательно развеялась, и на губах Беллатрикс застыл вопль ужаса. Моргана, кажется рассудок окончательно оставил ее. Почему их было двое?! Беллатрикс быстро приблизилась к трону Милорда и задрожала, ощущая страшную дурноту. Из-за полумрака и проблем со зрением она не сразу поняла, что тот, кто сидел на троне, мертв. Это был Сигнус, ее сын, который одновременно стоял у окна и восседал на престоле. Беллатрикс с ужасом в глазах рассматривала безжизненное тело сына, понимая, что видит свой худший кошмар. Сигнус сидел, откинувшись на высокую спинку, его широко распахнутые глаза смотрели в пустоту, а из уголков красиво очерченного рта сочилась кровь, даже не красная, а чернильно-черная. Одна рука юноши опиралась на подлокотник трона, словно он пытался встать, но силы быстро покинули его, а вторая лежала на столе. Беллатрикс приблизилась к телу сына на дрожащих ногах, чувствуя, как глаза заполняют жгучие, словно пламень, слезы. Нет, нет, нет, это не могло произойти! Не могло. Она схватила сына за руку, лежавшую на столе и замерла, поняв, что покойный что-то сжимал в холодных пальцах. Беллатрикс хотела разжать их, но тут, как по велению магии, ладонь Сигнуса раскрылась, из нее выскользнул маленький флакончик и с характерным звуком покатился по гладкой поверхности стола. «Яд. Его отравили», — обреченно подумала Беллатрикс и снова посмотрела на призрак сына, продолжавшего стоять у окна со зловещей улыбкой на губах. Она только сейчас заметила, что в полумраке в его угольно-черных волосах блестит снег. — Кто, кто это сделал?! — дрожа от поступающих рыданий, спросила Беллатрикс, глядя с ужасом и мольбой в глаза сына. Тот снова на кого-то посмотрел. Беллатрикс проследила за его взглядом, и сердце ее пронзила невыносимая боль. Из темного угла Тронного Зала на свет вышел Лорд Волдеморт, облаченный в привычные черные одежды. Повелитель остановился у трона, на котором восседал его мертвый сын и, усмехнувшись, положил руку на плечо наследника. Беллатрикс со вскриком ужаса подскочила в постели и перепуганно оглядела просторную комнату, в которой находилась. Несмотря на царящий в помещении полумрак, она без труда узнала покои Темного Лорда. Как она здесь оказалась? Беллатрикс помнила, как Повелитель велел ей отдохнуть, как она разместилась в кресле напротив камина в смежной с покоями Сигнуса комнате, а дальше провал. Скорее всего, она уснула, и Повелитель перенес ее в спальню. Беллатрикс посмотрела на вторую половину кровати и вздохнула. Она была одна. Должно быть, Темный Лорд все еще работал в кабинете. Он всегда спал по три-четыре часа и редко отдыхал. Все же Милорд нес ответственность за целую страну. Беллатрикс сонно потерла глаза, окончательно прогоняя дремоту. Она скинула с себя одеяло и нахмурилась. Почему-то на ней была надета ночная сорочка, а не вчерашнее платье. Странно. Хотя, быть может, ее переодели служанки? И как она не проснулась от их манипуляций? Должно быть, страх за сына так утомил ее, что она провалилась в сон, и ее было трудно чем-то разбудить? Сын. Беллатрикс мысленно обругала себя. Нашла, о чем думать, подумаешь проснулась одна в постели, переодетая в ночную сорочку! Ее был сын в опасности, а ночной кошмар не давал покоя. Беллатрикс встала с кровати, накинула на плечи халат, быстро завязала его и, надев домашние туфли, торопливо направилась к покоям сына. Коридоры освещал приглушенный свет свечей, парящих почти под самым потолком. Беллатрикс с облегчением подумала, что реальность не имеет ничего общего с ночным кошмаром. В ее сне было темно и холодно. Беллатрикс распахнула дверь и вошла в покои. Сигнус находился в том же положении, что и накануне. На его лбу по-прежнему лежала тряпочка, смоченная зельем, которая, наверное, за ночь уже высохла. Лицо юноши была бледным и осунувшимся, а тени под глазами стали выражены сильнее. «Разве рядом с ним не должен быть целитель?!» — подумала с сомнением Беллатрикс, подходя к кровати и садясь на самый краешек. В ней в одно мгновение зажегся огонек злости. И этим идиотам они доверили жизнь Сигнуса? Чтобы хоть как-то унять гнев, она взяла с прикроватной тумбочки тазик, заполненный раствором зелья, и хотела было взять со лба сына тряпочку, которая за минувшую ночь почти высохла, но замерла… Она коснулась лба сына. Неужели жар спал за прошедшую ночь? Это очень хороший знак. Беллатрикс отставила тазик на прикроватную тумбочку, после чего вновь дотронулась до лба Сигнуса, окрыленная радостью, но улыбка тут же погасла на ее губах. Лоб сына был холодным, даже ледяным. Кожа живого человека не может быть такой холодной. Беллатрикс, ощущая, как ее сковывает паника, тут же начала тормошить сына, но безрезультатно. Чувствуя отчаяние, она дрожащими руками проверила пульс на шее, но… Ничего. Сигнус не дышал, его сердце не билось. — Нет, нет, нет, — перепуганно забормотала Беллатрикс. — Сыночек, Сигнус, очнись, пожалуйста, — дрожа от охвативших ее чувств, шептала она. Но юноша не отзывался на мольбы матери. Страх и ужас сковали тело Беллатрикс, в ее карих глазах заблестели слезы, а губы задрожали, но вместо того, чтобы зарыдать от боли потери, из груди ее вырвался тихий истеричный смешок. Нет, это неправда. Это просто не могло случиться, нет. Но реальность была жестока. Беллатрикс сидела на кровати рядом с остывшим телом мертвого сына и с печальным осознанием понимала, что все происходящее — правда. Сигнус мертв, безвозвратно и навсегда. Беллатрикс утерла слезы, от неожиданности она не могла даже закричать и позвать кого-то на помощь, ей это просто не пришло в голову. Да и как можно думать, когда ты видишь своего единственного ребенка мертвым? Беллатрикс откинула голову назад и захохотала. Ее разум не выдержал произошедшего, она не хотела воспринимать реальность. И нервное напряжение последних дней, страх за ребенка, боль потери — все это вырвалось наружу безумным смехом.***
Беллатрикс резко распахнула глаза и, проведя рукой по лицу, поняла, что плачет. Она мутным взглядом обвела комнату, и осознала, что, видимо, задремала в кресле напротив камина. Кажется, смерть Сигнуса ей приснилась. Беллатрикс встала на ноги и только теперь увидела мнущегося недалеко от кресла эльфа, который, видимо, боялся ее разбудить. — Госпожа, — поклонился слуга. — Сэр Сигнус пришел в себя, — развеял он самые худшие предположения хозяйки. Беллатрикс, окрыленная радостным известием, тут же поспешила в покои сына. Аппартаменты Сигнуса встретили ее удушающим запахом лекарств и солнечным светом, проникавшим в комнату через распахнутые портьеры. Но Беллатрикс не смутил ни неприятный запах снадобий, ни яркий солнечный свет. Первым, на кого она посмотрела, был лежаний в постели Сигнус. Над юношей склонился целитель Фоули, который что-то тихо спрашивал у пациента. Сигнус, видимо, был настолько слаб, что не мог внятно говорить. Он общался с врачом жестами. — У вас болит голова? — спрашивал врач. Сигнус моргнул два раза в знак согласия. — Это пройдет к вечеру. Жар почти спал, — пояснил Фоули, заметив Беллатрикс. Он кивнул ей в знак приветствия и вернулся к осмотру. Мужчина вытащил волшебную палочку и торопливо наложил какие-то чары. — У вас очень сильная магия, именно она уберегла организм от гибели. Магия каким-то образом купировала распространение яда, защитила жизненно важные органы. Доктор Фоули закончил диагностику и, убрав палочку, подошел к столику с лекарствами. Там он взял пузырек со снадобьем, которое давал Сигнусу накануне. Мужчина откупорил склянку, взял чайную ложку, вернулся к постели и отмерил несколько капель под внимательным взглядом Сигнуса. Беллатрикс улыбнулась, подошла к постели сына, села рядом с ним и осторожно взяла его за руку. Сигнус даже не отреагировал на появление матери, он продолжал внимательно следить за манипуляциями врача. Беллатрикс усмехнулась, осторожно поцеловав руку сына. Она знала, что он с детства не любил принимать лекарства, и вспомнила, как однажды, когда Сигнусу было четыре, пыталась дать ему укрепляющее зелье. Мальчик так сопротивлялся, что у него случился стихийный выброс. Баночка с зельем взорвалась в руках Беллатрикс, ранив ее. Маленький Принц до смерти перепугался, увидев вскрикнувшую мать и ее окровавленную руку. Сигнус тогда кинулся к матери, обнял ее и расплакался, прося прощения. Беллатрикс посмотрела на правую руку. О том случае живо напоминала сеть тонких шрамиков на ладони и запястье. Сколько лет прошло с тех пор, а лекарствам Сигнус, как и прежде, не доверяет. Доктор Фоули вновь склонился над пациентом и поднес ложечку с лекарством к губам нахмурившегося юноши. — Это лекарство вам поможет, защитит от остатков яда, — вкрадчиво проговорил Фоули, заметив настороженный взгляд Сигнуса. Он взглянул на мать, словно спрашивая ее мнения. Леди Беллатрикс улыбнулась и сжала руку сына в знак поддержки. Тот посмотрел на врача и слабо кивнул. Доктор Фоули преподнес ложечку к губам пациента, и тот проглотил лекарство, чуть поморщившись от неприятного вкуса. — Вот и отлично. Скоро поправитесь, — оптимистично заметил доктор, держа в пальцах пузырек с лекарством. Беллатрикс мельком взглянула на целителя, замерла и нахмурилась. — Откуда у вас это лекарство? — дрогнувшим голосом спросила она, неотрывно глядя на склянку, мгновенно вспомнив свой ночной кошмар. Она хотела разжать их, но тут, как по велению магии, ладонь Сигнуса раскрылась, из нее выскользнул маленький флакончик и с характерным звуком покатился по гладкой поверхности стола. Склянка с лекарством была просто поразительно похожа на тот флакончик, выскользнувший из руки мертвеца в ночном кошмаре. Таких совпадений не бывает. — Нам в Мунго выдают, зелья варят квалифицированные алхимики, вам не о чем беспокоиться, — ответил доктор Фоули, отходя к столику с лекарствами и ставя флакончик на него. — Кто-нибудь мог подмешать в лекарство яд или по ошибке перепутать этикетки? — спросила Беллатрикс мрачным тоном. Врач вздрогнул и во все глаза посмотрел на нее. — Что вы, такое исключено, — возразил он. — Все лекарства перед поступлением в аптечки тщательно проверяются и запечатываются. Беллатрикс перевела взгляд на сына и попыталась ему улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Сигнус, хоть и был очень слаб, все прекрасно слышал и понимал. Он взглянул на стоящего к нему полубоком врача, который был абсолютно спокойным и уверенным. Доктор с сосредоточенным видом принялся смешивать порошки и растворять их в какой-то жидкости. — Я бы хотела, чтобы все лекарства моего сына проверялись перед употреблением, — произнесла Беллатрикс уверенно. Фоули резко обернулся и случайно задел локтем несколько флакончиков на столике. Они с характерным звоном попадали на пол и разбились вдребезги, оставив на полу лужицы от лекарств. — Если вам так будет угодно, — сдержанно ответил оскорбленный недоверием врач и оглядел плоды своей неуклюжести. Вот ведь проклятие, он случайно разбил то лекарство, которое давал пациенту несколько минут назад. Зелье это было очень редким, не каждый зельевар мог его приготовить. Каждый флакончик был под строгим контролем и отчетностью. Это лекарство необходимо было Сигнусу для защиты организма от всосавшегося яда, но доктору Фоули вряд ли выдадут еще одну курсовую дозу. Придется искать альтернативные и не совсем законные варианты. Можно, например, заказать лекарство у Магнуса Хоулпа, о таланте алхимика которого уже ползли самые разнообразные слухи. Люди говорили, что Хоулп может сварить все от витаминного зелья до напитка живой смерти, вопрос только в цене. Врач вытащил волшебную палочку и одном взмахом очистил пол от осколков и следов пролитого зелья. Мистер Фоули покосился на Беллатрикс, которая, кажется, уже забыла о его присутствии в покоях. Она с улыбкой смотрела на сына. Доктор поджал губы, конечно, недоверие со стороны царственной особы его задело. Но он даже не подозревал, что его неуклюжесть только что спасла жизнь Темного Принца, поскольку именно в разбитом флаконе находился смертельный яд, которым Темный Лорд Волдеморт планировал избавиться от наследника.***
Полумна проспала почти все путешествие, положив голову на плечо отца. Ксенофилиус же не сомкнул глаз, задумчиво глядя в небольшое окошечко в дверце кареты. Мужчина созерцал ночное небо и пытался привести в порядок мысли, которые скакали и прыгали. Мистер Лавгуд размышлял о будущем. Нет, собственная судьба его мало беспокоила, а вот судьба любимой дочери… Что ждет Полумну в ближайшем будущем? Какой станет ее жизнь после бракосочетания? Ксенофилиус боялся за дочь. Он опасался, что Рудольфус будет жесток к ней. Чего еще можно ожидать от Пожирателя Смерти, который четырнадцать лет провел в Азкабане? Мистер Лавгуд прекрасно знал, какие слухи ходят вокруг Лестрейнджей в целом, и Рудольфуса в отдельности. И, нужно заметить, это были отнюдь не положительные отзывы. Рудольфус Лестрейндж стал известен обществу еще во времена Первой Магической Войны. Ему не было и двадцати пяти лет, когда он, еще зеленый мальчишка, занял пост главы отдела Магических Происшествий и Катастроф, предоставив абсолютно на всех кандидатов на этот пост компромат. Многие волшебники тогда потеряли должности и попали в Азкабан. А триумф Рудольфуса долго обсуждали в прессе. Уже тогда ходили слухи о его службе Темному Лорду, но не было никаких доказательств, репутация Рудольфуса была чиста, а схватить его за руку и посмотреть наличие метки никто не рисковал. Но к 1981 году уже ни у кого не было сомнений, кому служит Лестрейндж, как и вся его семейка. Однако никто не мог ничего сделать. Министерство Магии без всякой бойни перешло в руки Темного Лорда, это означало, что государственный переворот совершился. Остались только жалкие горстки сопротивления, руководимые Альбусом Дамблдором. И основным оплотом надежды и света в те темные времена являлся Хогвартс, именно в стенах школы готовили бравых и храбрых воинов, готовых умереть за призрачное «общее благо». Ксенофилиус Лавгуд с содроганием вспоминал те далекие дни… Школьные годы, особенно старшие курсы, не вызывали в нем положительных эмоций. Противостояние Льва и Змеи стремительно набирало обороты, стороны душили друг друга на политической арене, периодически совершались карательные рейды и зачистки, устраиваемые обеими сторонами. Министерство Магии постепенно оплеталось цепкими сетями интриг, которые создавали такие опытные политики, как Рудольфус Лестрейндж и Абраксас Малфой. Ксенофилиус не был ни воином, ни политиком. Его невеста тоже. В Хогвартсе они держались в стороне от межфакультетной вражды, а сразу после выпускного поженились и перебрались в дом Лавгудов. До них часто доходили отголоски войны, но Ксенофилиус и Пандора упрямо игнорировали их. Периодически к Лавгудам захаживали Диггори, Уизли и Пруэтты, пытаясь склонить их на сторону «добра». Но Лавгуды упрямо сохраняли нейтралитет, не желая вмешиваться в противостояние. Так уж вышло, что ни Ксенофилиус, ни Пандора не были воинами. Они были исследователями и мечтателями, их не интересовала судьба мира. Единственное, что их волновало — это тишина и покой. Около года их пытались завербовать в Орден Феникса, давили на жалость, говорили об общем благе и светлом будущем, но… безрезультатно. В какой-то момент мирные беседы сменились угрозами, и это стало последней каплей для Ксенофилиуса. Он понял, что за нежелание сражаться за мнимое благополучие их могут разорвать свои же, собрал вещи и вместе с беременной Пандорой покинул страну. Лавгуды вернулись на историческую родину спустя пять лет после окончания войны, отремонтировали разграбленный мародерами дом и принялись его обживать с верой, что все у них обязательно будет хорошо. Да и как не думать о светлом будущем, когда в семье росла очаровательная маленькая девочка не от мира сего? Похожая внешне на отца, но унаследовавшая мягкий и мечтательный характер матери? Но все рухнуло в один миг. Один из экспериментов Пандоры стал для нее роковым и оставил неизгладимый отпечаток на психике маленькой Полумны. Гибель матери стала для Луны переломным моментом, она начала стремительно меняться, замкнулась в себе, перестала смеяться. Ксенофилиусу было невыносимо видеть слезы дочери, и он винил во всем себя. Если бы он в то утро не отлучился из дома, все было бы иначе… Из мрачных воспоминаний мистера Лавгуда вырвала зашевелившаяся дочь. Полумна поморщилась во сне, потянулась и открыла глаза. Ксенофилиус со слабой улыбкой посмотрел в сонные глаза дочери и кивнул ей в знак приветствия. — С добрым утром, — прошептала Луна, принимая вертикальное положение. Она потерла глаза, пытаясь прогнать дремоту и зевнула, не понимая, как по-домашнему мило выглядит сейчас. — Нам долго еще лететь? — спросила она, выглядывая в окошко. Небо на востоке приобрело розоватый оттенок. Скоро рассвет. — Мы уже на территории Британии, пару часов назад пересекли границу, — внезапно подала голос мадам де Розир, сидящая вместе со спящей дочерью напротив Лавгудов. Полумна задумчиво кивнула. Ее лицо снова приобрело мечтательное и отстраненное выражение. Ксенофилиус поджал губы. Когда Луна так делала, она хотела убежать от реальности в свой выдуманный мирок, где нет ничего плохого, и существуют лишь выдуманные чудовища, которых легко победить с помощью смелости и доброты. Мистер Лавгуд сам помогал дочери создавать этот мир после смерти Пандоры, чтобы Луна не терзалась болью потери. Норд Райдинг. Лестрейндж-холл. Июнь 1999 года. В родовом замке Лестрейнджей, несмотря на ранний час, царило оживление. Слуги сновали туда-сюда, выполняя поручения леди Амелии. Поместье готовили к приезду важных гостей. Юная невеста сэра Лестрейнджа вот-вот должна была сойти на землю Лестрейнджей после длительного пребывания заграницей, поэтому все должно быть на высшем уровне. Рабастан Лестрейндж в столь ранний час стоял на втором этаже у перил главной лестницы и с ехидной усмешкой на губах наблюдал за суматохой, которой пыталась руководить его благоверная. Амелия после развода Беллатрикс и Рудольфуса временно взяла на себя обязанности хозяйки. Она следила за тем, чтобы члены семьи правильно и исправно питались, выбирала, что приготовить на ужин, следила за состоянием замка и периодически проверяла расходные книги поместья. Словом, выполняла всю ту работу, за которую Беллатрикс в здравом уме и твердой памяти никогда бы не взялась. Амелия же вполне бойко справлялась со всеми трудностями, заботилась о членах семьи, успевала морально поддерживать домочадцев и для каждого находила добрые слова. А между тем Рабастан кожей чувствовал ее притворство. Что-то с ней было не так, что-то скрывалось в ее голубых глазах. И Лестрейндж никак не мог понять, что же утаивает супруга. Амелия между тем закончила что-то выговаривать служанке и заметила стоящего на втором этаже мужа. Миссис Лестрейндж кивнула супругу в знак приветствия и поспешила куда-то ретироваться, очевидно, проверить, как обстоят дела на кухне. Рабастан проводил жену задумчивым взглядом и выпил остатки вина из кубка. После этого он вызвал домового эльфа и, отдав ему стакан, решил проверить, чем занимается его брат. Быстро поднявшись на третий этаж, преодолев многочисленные коридоры, он подошел к покоям Рудольфуса. Предварительно постучав в дверь, Рабастан вошел в кабинет брата. Рудольфус, как обычно, несмотря на ранний час, сидел за письменным столом и уже был погружен в работу. Сэр Лестрейндж сосредоточенно перебирал письма от подчиненных и пребывал в весьма мрачном расположении духа. — Для приезда твоей нареченной почти все готово, — вместо приветствия с ухмылкой проговорил Рабастан, проходя вглубь кабинета. Рудольфус мельком взглянул на брата и кивнул ему в знак приветствия. — Не понимаю, почему твой выбор пал на нее? — не сумев побороть любопытство, спросил младший Лестрейндж. Этот вопрос волновал многих. После развода Рудольфус был одним из богатейших женихов Магической Британии, вокруг него прибавилось поклонниц, но его выбор пал на ничем не примечательную девушку из обычной семьи, пусть и чистокровную. — Ей подойдет роль моей спутницы, — сухо ответил Рудольфус. Рабастан с сомнением посмотрел на брата. Что-то здесь было нечисто. Если бы он не так хорошо знал его, то подумал бы, что тот влюбился. Вот только Рудольфус давно разучился кого-либо любить, сердце его было поразительно равнодушным, а разум холодным. — К тому же я обсуждал вопрос моего выбора с Милордом. — И что он сказал? — спросил Рабастан. Темный Лорд редко интересовался судьбами слуг. Для него было наиболее важным, чтобы поданные верно служили ему, все остальное отходило на второй план. — Полумна чистокровна и сильна магически. Еще она участвовала в сопротивлении, в год седьмого курса Поттера, помогала Лонгботому строить пакости преподавателям. Она известна общественности. Наш брак объединит две враждующих стороны. Раз уж верный сторонник Темного Лорда взял в жены девушку из окружения Гарри Поттера, значит наступила новая мирная эпоха, — терпеливо объяснил Рудольфус с ехидной усмешкой на губах. Он сам не особо верил, что победители и побежденные смогут жить в мире. — Значит, о чувствах речи не идет? — с облегчением спросил Рабастан. Сэр Лестрейндж отрицательно покачал головой. — Староват я для чувств, — хмыкнул Рудольфус презрительно. — Мало ли, как говорит Долохов: «Любви все возрасты покорны», — отмахнулся Рабастан, наконец садясь в кресло напротив брата. — Ты плохо его слушал, Басти, — с кривой усмешкой на губах отозвался сэр Лестрейндж. — Там было продолжение… — Только не говори, что слушаешь пьяный бред Антонина. Он, когда выпьет, такие вещи в стихотворной форме вещает, что я уже удивляться перестал, — перебил брата Рабастан. — А жаль, — покачал головой Рудольфус, возвращая внимание к бумагам, но потом поинтересовался: — Как там Асентус? — Рабастан поджал губы, и на его лице благодаря богатой мимике появилась тень презрения. — Вчера во время допроса я отправил его домой привести себя в порядок, после он должен был вернуться в резиденцию Милорда, но мальчишка и здесь отличился: появился на полчаса дома и сразу же смылся в Лютный, — с гневом в голосе произнес Рабастан. — Великий Мерлин, подарил же он мне сыночка, врагу не пожелаешь! — раздраженно изрек он. — Не дави на него, — посоветовал Рудольфус. — Он это перерастет. — Не думаю, ему уже двадцать один год, пора бы понять, кто он, — возразил Рабастан слишком эмоционально. Он всегда имел огненную натуру. — Спокойно, Басти, — резко проговорил Рудольфус, усмиряя пыл брата. — Вспомни себя в его возрасте. — Я в двадцать один год хотя бы палочку умел держать в руках, — хмыкнул Рабастан. Сэр Лестрейндж лишь усмехнулся и покачал головой. Да, Рабастан в двадцать неплохо владел темной магией, но о его любовных похождениях ходили легенды. Так что нет ничего удивительного в том, что Асентус предпочитает службе развлечения. Все же горячую кровь Лестрейнджей ничем не усмиришь, особенно в юности. — Мальчишка слишком похож на Амелию, на ее семейку, вспомни, каким скользким типом был папаша моей благоверной. Асентус слишком многое взял от матери, и слишком мало от меня. Жаль, что он не похож на Сильвия, — с печалью заключил Рабастан. Он часто вспоминал покойного сына и с грустью думал, что не успел узнать его получше. Сильвий погиб слишком молодым. — Знаешь, Рабастан, — серьезно проговорил Рудольфус, отложив в сторону важные документы, которыми до этого занимался. — Твои сравнения неуместны. — Рабастан ничего не ответил, глядя твердым взглядом в глаза брата. Он в любых обстоятельствах до последнего стоял на своем и очень редко менял мнение. — Нас с тобой тоже часто сравнивали, и это сравнение было не в мою пользу, особенно в юности. Я был болезненным и слабым, ты же в противовес мне здоровым и крепким. Я до десяти лет не мог сотворить элементарное волшебство, ты же передвигал игрушки взглядом в шестилетнем возрасте. Я избегал шумных компаний, ты же любил быть в центре внимания. Я был нерешительным и робким, ты же всегда шел напролом к своей цели и мог выкинуть все что угодно, чтобы получить желаемое. В глазах отца именно ты всегда был настоящим Лестрейнджем, Рабастан. Рабастан пораженно молчал, глядя на брата. Он внимательно слушал монолог Рудольфуса и не мог найти подходящих слов. Конечно, он знал, что покойный отец его сильно любил. Но всегда думал, что это из-за того, что он младший ребенок, не наследник. — Дай Асентусу шанс, и он обязательно найдет место под солнцем, — заключил сэр Лестрейндж. Рабастан задумчиво кивнул. — Я попытаюсь втянуть его в политику, может, хотя бы там он найдет себя.***
Спустя несколько часов, к девяти часам утра, почти все семейство Лестрейндж начало собираться в холле замка. — Волнуешься? — тихо спросил Рабастан, подойдя к стоящему у окна брату. Рудольфус докуривал уже вторую сигару и прищуренным взглядом зеленых глаз задумчиво смотрел вдаль. Сэр Лестрейндж неопределенно пожал плечами и улыбнулся кончиками губ. Рабастан понял брата без слов. Хотя Рудольфус блестяще держал себя в руках, его волнение все же давало о себе знать. Сэр Лестрейндж несколько раз поправил темно-зеленый сюртук и то и дело косился на большие часы с маятником, висящие на стене. — Не переживай так, уверен, мисс Лавгуд будет очарована, — едва слышно прошептал Рабастан, подавшись вперед, чтобы внимательно посмотреть в глаза брата. Сэр Лестрейндж усмехнулся и в знак благодарности на одно мгновение положил руку на плечо Рабастана и слегка сжал его. Этого мимолетного жеста было достаточно для проявления братской любви. — Надеюсь, она перестанет заикаться в моем присутствии, — со смешком проговорил Рудольфус. — Перестанет. Мисс Лавгуд узнает тебя получше и поймет, что ты неплохой человек, в конце концов ты даруешь ей билет в лучшую жизнь, — сказал Рабастан и хотел еще что-то добавить, но не успел, поскольку братьев отвлек какой-то шум, доносившийся со второго этажа. — Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? — раздался тихий мужской голос, полный гнева и презрения. — Но, Асентус, я… — Довольно, Лаура, не зли меня, — резко изрек Асентус Лестрейндж, начиная спускаться по лестнице. Ответом ему послужил тихий женский всхлип. Рудольфус вопросительно посмотрел на младшего брата. Тот пожал плечами, изображая, что не понимает, что произошло. Асентус, не обращая внимания на обиженную жену, нервным движением пригладил чуть растрепанные черные волосы и поправил сюртук. Молодой человек, поджав губы, подошел к старшим родственникам и сдержанно им кивнул. — Доброе утро, дядя, — проговорил он, скользнув мимолетным взглядом по лицу сэра Лестрейнджа. Асентус попытался определить, в каком расположении духа находится Рудольфус, и знает ли он о вчерашнем провале племянника. По строгому взгляду сэра Лестрейнджа Асентус мгновенно понял — знает. — Отец, прошу простить меня за вчерашнее. Я с самого утра неважно себя чувствовал, но, не желая вас подводить, явился в замок Повелителя, — не моргнув глазом солгал Асентус, глядя чистыми голубыми глазами в карие глаза отца. Рабастан нахмурился. Кончено же, присутствующие прекрасно понимали, что каждое слово Асентуса пропитано ложью. Но никто не захотел разжигать ссору. Проблем и без семейных разборок хватало. — Сэр Лестрейндж, мистер Лестрейндж, — поприветствовала родню мужа леди Лаура, тихо подойдя к мужу. Она покосилась на него и едва слышно вздохнула. Впрочем, Асентус даже не заметил уязвленного взгляда жены. — Леди Лаура, — поприветствовал невестку Рабастан, скользнув взглядом по хрупкой фигурке девушки. Та забавно покраснела и, на мгновение подняв голову, посмотрела на свекра, после чего снова отвела взгляд. — Как мой внук? — Растет и крепнет день ото дня, сэр, — сдержанно ответила миссис Лестрейндж и чуть заметно улыбнулась, думая о сыне. — Смотри за ним внимательно, если заметишь неладное, сразу же сообщай нам, — задумчиво проговорил Рудольфус, взглянув на невестку. Та удивленно на него посмотрела, словно ожидала, что сэр Лестрейндж продолжит говорить. Но тот только отошел от родственников и неторопливо пересек просторный холл, плавно перетекавший в бальный зал. Из присутствующих только Рабастан понял, зачем Рудольфус дал Лауре такой совет. К сожалению, сэр Лестрейндж на личном опыте знал, что дети в первые годы жизни очень уязвимы к дурному воздействию. Спустя несколько минут воцарившуюся тишину нарушил хлопок аппарации. Рудольфус и Рабастан одновременно вытащили волшебные палочки из чехлов и молчаливо переглянусь через холл. Они не ждали гостей, а карета с фестралами при посадке не вызывает такого хлопка. Значит, кто-то явился без приглашения. Но как? На замке родовая защита. И пересечь ее могут члены семьи и Повелитель. Но Темный Лорд вряд ли почтит их присутствием так рано. Царственное семейство должно прибыть только перед ужином. Значит, все же члены семьи. Предположение Рудольфуса оказалось верным. Парадные двери распахнулись и в холл замка вошли Шарлотта и… Магнус. Сэр Лестрейндж поджал губы, заметив сына. Дочь он рад был видеть, все же они не виделись несколько недель. А вот один вид Магнуса действовал на сэра Лестрейнджа как красная тряпка на быка. — Папа, — с ударением на второй слог вскрикнула Шарлотта, идя в сторону отца, который ожидаемо распахнул для нее объятия. Девушка обняла его и зажмурилась от удовольствия. — Я скучала, — прошептала она едва слышно и отстранилась. Шарлотта обернулась на брата, который так и замер у парадных дверей, молчаливо наблюдая за встречей отца и дочери. Магнус Хоулп, поджав губы, приблизился к отцу, но остановился в паре метров от него, чтобы в случае взрыва его не задело осколками. — Приветствую вас, сэр, — вежливо поздоровался он, склонив рыжеволосую голову. Магнус редко называл Рудольфуса отцом в присутствии посторонних. Сэр Лестрейндж только кивнул ему, хмурясь. После этого Рудольфус вернул внимание дочери, отчего Магнус только вздохнул и с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза. Он посмотрел на дядю и на двоюродного брата. Они оба, отец и сын, смотрели на него с тенью презрения в глазах, но Хоулп только надменно улыбнулся им, желая скрыть обиду за очередной маской. — Надеюсь, вы не злитесь на меня за то, что я явилась в замок без приглашения? — спросила тихо Шарлотта, глядя в глаза отца. — Я знала, что сегодня у вас важный день, и посчитала, что вам необходима поддержка, — смело используя лесть и ложь, говорила она. — Как твоя мать? — сухо спросил Рудольфус. — Ей лучше, — уклончиво ответила Шарлотта, по-прежнему улыбаясь. — Я решила взять с собой брата, все же я его не видела несколько месяцев и успела соскучиться. Вы же не против? Рудольфус посмотрел на сына, который с независимым видом стоял в нескольких метрах от него и с интересом разглядывал парадную лестницу. Сэр Лестрейндж не хотел видеть сына, он почему-то его сильно раздражал. Но разве он может прогнать Магнуса, когда Шарлотта его притащила с собой? Нет. Рудольфус поджал губы. Он сам удивлялся тому, какой властью над ним обладала дочка. Стоило ей только попросить о чем-либо, и он исполнял любую ее прихоть. Сама Шарлотта прекрасно знала, что отец бессилен перед ней и грамотно пользовалась его расположением. — Я не против, — вздохнул сэр Лестрейндж, в очередной раз строго взглянув на сына, который с достоинством выдержал этот взгляд. Шарлотта, улыбаясь, направилась к Рабастану, чтобы поприветствовать его. Магнус же преданной тенью последовал за ней, по-прежнему храня молчание. Он хотя и любил по-своему семью, но каждый раз испытывал скованность и неловкость при общении с ними. Хоулп прекрасно знал, что каждый из Лестрейнджей его презирает, возможно, даже ненавидит. Спустя еще минут десять, когда волнение достигло апогея, послышался характерный свист. В холле появился домовой эльф, который, поклонившись сэру Лестрейнджу, объявил, что гости прибыли. Шарлотта тут же уверенно подошла к отцу и с его молчаливого согласия обвила тонкими руками его локоть. Рудольфус даже не взглянул на дочь и сразу направился к парадным дверям, которые по велению магии домового эльфа распахнулись. Примеру Шарлотты последовали Амелия и Лаура. И если старшая чета Лестрейндж держалась уверенно и гордо, то Асентус и Лаура испытывали неловкость. Лаура — поскольку боялась быть отвергнутой. Асентус — потому что ему до зубного скрежета не нравилось это мероприятие, и он стремился поскорее покинуть утомительное общество родных. Замыкал процессию мрачный и одинокий Магнус, облаченный в лучший свой сюртук темно-коричневого цвета и черную мантию. Лестрейнджи вышли на крыльцо, и перед их взорами предстала стоящая на каменной площадке черная карета, запряженная тройкой фестралов. Шарлотта побледнела, глядя на крылатых лошадей и сильнее чем следовало сжала локоть отца. Рудольфус обеспокоенно посмотрел на дочь, но та натянуто ему улыбнулась, тщетно пытаясь выкинуть из головы картину из прошлого, благодаря которой она в таком юном возрасте видела фестралов. Асентус Лестрейндж ничем не выдал волнения, хотя и он был свидетелем смерти. Больше всех вид фестралов напугал Магнуса. Он ощутил страшную дурноту, глядя на худых, обтянутых черной кожей лошадей. Юноша потер переносицу и проглотил вставший в горле ком. Он не в первый раз видел фестралов, но почему-то каждый раз испытывал неописуемый ужас. Все же в детстве образ таинственных лошадей его поразил до дрожи в коленях. Или, быть может, дело не во внешнем виде? Фестралов видят те, кто видел смерть. И Магнус, возможно, глядя каждый раз на фестралов, вспоминает самый страшный день в своей жизни? День смерти матери. Никто не заметил дурного состояния мистера Хоулпа. Возможно, внимательная к брату Шарлотта заметила бы признаки плохого самочувствия близкого человека, но она была рядом с отцом. Все остальные Лестрейнджи с интересом глядели на вышедших из кареты людей. Светловолосый мужчина бережно поддерживал под локоть девушку в дорожном платье. Полумна Лавгуд с трудом стояла на ногах от волнения и тяжело опиралась на руку отца, боясь упасть. Рудольфус Лестрейндж вместе с дочерью подошел к будущим родственникам и со снисходительной улыбкой посмотрел на них. Полумна боязливо втянула голову в плечи и отвела взгляд. Ксенофилиус же весь подобрался и вытянулся в струнку, пытаясь сравниться ростом с будущим зятем. Но Лестрейндж все равно был выше него. Рудольфус, заметив жалкие попытки мистера Лавгуда, снисходительно ему улыбнулся и кивнул. — Добрый день, для меня честь приветствовать вас в Лестрейндж-холле, в родовом имении Лестрейнджей, — проговорил Рудольфус четко, глядя в глаза Ксенофилиуса. Ответом хозяину замка послужила тишина. Полумна боролась со слабостью, а ее отец прожигал ненавидящим взглядом Рудольфуса. — Мы очень рады вас видеть, — звонко произнесла Шарлотта и ослепительно улыбнулась гостям. Наверное, именно ее голос привел в чувства Полумну. Она вздрогнула и как будто удивленным взглядом окинула всех Лестрейнджей, после чего, совладав с волнением, склонилась в реверансе, протягивая будущему мужу руку. Рудольфус довольно улыбнулся, бережно беря невесту за руку. Полумна распрямилась, вздрогнула, ощутив прикосновение будущего мужа, и моментально выпрямилась, нервно улыбнувшись. — Полумна, ты прекрасна, — проговорил едва слышно сэр Лестрейндж, оставляя невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони невесты. Та побледнела, хотя казалось, уже некуда. Ксенофилиус. — Рудольфус взглянул на отца Полумны и поджал губы. — Рад вас видеть. — Мужчины пожали друг другу руки, как того требовали приличия. Ксенофилиус с искорками злости в глазах посмотрел на будущего зятя, но тот даже не обратил внимания на его недовольство. Сэр Лестрейндж занимал такое положение в обществе, что ему давно было плевать на мнение окружающих. — Позвольте представить вам мою семью, — сказал Рудольфус, скользнув взглядом по Полумне, которая старательно избегала смотреть ему в глаза, по-прежнему опираясь рукой о руку отца, для которого и разыгрывали это представление. Она, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, начала разглядывать замок, который поражал великолепием. Полумна скользнула взглядом по парадному крыльцу с десятком ступенек, по окнам замка, по балконам, украшенным каменными горгульями. Она вздохнула, ощущая тревогу. Нет, счастлива здесь она точно не будет. Не с Рудольфусом. Замок, несмотря на великолепие и роскошь, станет для нее склепом. Сэр Лестрейндж тем временем завершил представление родственников мистеру Лавгуду, не уделив внимание только Магнусу, который одиноко стоял в стороне от семьи и с интересом наблюдал за разыгранным как по нотам представлением. Магнус растянул губы в усмешке, глядя на светловолосых Лавгудов, которые сами не понимали, в какую игру оказались втянуты. Роли распределены, зрители на местах, спектакль вот-вот начнется.