Контракт

***

Июнь 1999 года. Магическая Британия. Замок Темного Лорда Волдеморта.       Рудольфус Лестрейндж вышел из камина и, отряхнув мантию от сажи, привычно огляделся. Хотя он и был на территории замка Темного Лорда, но безопасностью не пренебрегал. Жизнь научила всегда и везде быть начеку. Вздохнув, Рудольфус поправил черные одежды и вышел в коридор. Сегодня вечером во время ужина у него внезапно активировалась Темная Метка, говорящая о том, что его желает видеть Правитель.       Успокоив взволнованного брата и его жену, Рудольфус покинул столовую, мельком взглянув на Полумну, которая, как и всегда, за весь ужин не проронила ни одного слова и не съела и крошки. Состояние молодой жены начинало его беспокоить. В последние дни Рудольфус был занят политическими делами и одновременно искал отравителя сына. Если первое шло как нельзя лучше, все же политик из Лестрейнджа получился гораздо более успешный, чем воин, а вот второе дело зашло в тупик. Не было никаких следов, никаких зацепок и улик. Тем не менее кто-то ведь проник в квартиру Магнуса и подменил зелье в склянке.       Наверное, поэтому Рудольфус не сразу обратил внимание на состояние жены. В сущности, они почти не виделись с того дня, как Магнус пришел в себя. Рудольфус уходил в министерство до пробуждения супруги, а приходил, когда она уже спала. Да и в замке не было людей, которые могли бы присмотреть за Луной. Мадам де Розир приступила к обязанностям экономки и постоянно была занята, а ее дочь ухаживала за Магнусом. Амелия днями напролет пропадала где-то, вроде бы искала попечительниц для нового приюта. Шарлотта же непонятно почему, то ли из вредности, то ли из ревности невзлюбила Полумну со дня знакомства и всегда фыркала при упоминании ее имени. Она не хотела и не могла стать юной мадам Лестрейндж подругой.       Да и Рудольфус теперь сомневался, что они поладят. Он хорошо знал характер дочери. Упрямая и гордая, она никогда первой не пойдет с кем-то на контакт. К тому же возможности поговорить с дочерью нормально, без ссор в последнее время не было. С того дня, как Беллатрикс якобы случайно подняла вопрос о замужестве Шарлотты, девушка либо избегала общества отца, либо упрямо молчала в его присутствии, хотя раньше была не прочь провести время в его обществе.       Все эти события: покушение на Магнуса, проклятые вылазки повстанцев, отношения с женой, на которую у него не оставалось моральных сил, разногласия с дочерью, не на шутку выматывали сэра Лестрейнджа. Ко всему этому еще прибавились вероятные проблемы с Правителем. Зачем еще Темный Лорд вызвал его на ночь глядя? Не выходки же сына обсудить.       До Рудольфуса дошли слухи, согласно которым во время операции по поимке членов сопротивления Сигнус проявил небывалую смелость и ослушался приказа отца сидеть тихо и вступать в бой только в случае крайней необходимости. Юноша почти в одиночку разгромил десяток магглорожденных волшебников, невзирая на их численное преимущество. Он не должен был участвовать в бою, но отряд Ивана Долохова попал в засаду. Сигнус, получив сигнал бедствия, тут же бросился на помощь подчиненным и даже лично вытащил из шума битвы раненого Теодора Нотта, правда сам получил незначительный ожог от своего же проклятия. Все было бы хорошо, но осколки повстанческого отряда ушли глубже в лес. И теперь для того, чтобы схватить их, понадобятся долгие месяцы.       Темный Лорд не оценил ни благородные помыслы сына, ни его храбрость, а акцентировал внимание на глупости, поскольку излишне храбрый и благородный наследник подверг собственную жизнь смертельной опасности, хотя рану, полученную Сигнусом, нельзя было назвать серьезной. Из-за этого Темный Лорд назначил его наместником одного небольшого волшебного поселения на границе. Повелитель просто выслал сына из замка, чтобы он был подальше от семьи и от трона. Рудольфус не совсем понимал помыслы Темного Лорда, пытался понять, но не мог. Просто потому, что Волдеморт всегда был на ступень выше обычных людей.       Лестрейндж знал, Сигнус был молод и горяч, и еще он, к сожалению, походил на родню по матери. В нем буквально кипела кровь Блэков, именно она толкала его на храбрые, но подчас опасные и необдуманные поступки. В такие моменты и Белла, и Рудольфус жалели, что наследник ничего не взял от отца. Белла — потому, что боялась, что Сигнус прогневает Повелителя, и тогда даже она не сможет отвести от него беду. Рудольфус же потому, что был привязан к юноше и долгое время занимался его воспитанием.       Погруженный в размышления, сэр Лестрейндж поднялся по большой парадной лестнице и направился к дверям, ведущим в приемную Темного Лорда. У дверей маячила женская фигура, облаченная в темно-синие одежды.       — Беллатрикс? — с удивлением спросил Рудольфус, без труда узнав бывшую жену. Та резко остановилась и вздрогнула, взглянув на Лестрейджа. Выглядела она уставшей и словно подавленной, ее черные вьющиеся волосы были наспех собраны в простой пучок, привычная диадема не украшала по-домашнему небрежную прическу. Лицо Беллатрикс будто бы осунулось, а под глазами залегли темные круги, сами глаза казались уставшими и покрасневшими, словно Беллатрикс плакала, но эту версию Рудольфус отмел сразу. Он хорошо знал ее, и Белла не была склонна лить слезы, а просто сминала все и всех на своем пути. Скорее всего, она не спала несколько ночей подряд.       — Здравствуй, — кивнула Беллатрикс, заламывая руки. — Как хорошо, что ты пришел, мне нужно кое-что обсудить с тобой.       — Меня вызвал Темный Лорд. Аудиенция назначена на восемь. — Рудольфус взглянул на массивные часы, висящие на противоположной стене. Было пять минут девятого.       — Боюсь, тебе придется подождать, — нервно промолвила Беллатрикс и улыбнулась. Лестрейндж прищурился, он слишком хорошо знал ее, чтобы не понять: Беллатрикс пытается скрыть страх. — Сигнус непонятно зачем ворвался в кабинет отца, хотя я умоляла его не делать глупостей. Они разговаривают уже полчаса. Повелитель прогнал меня из кабинета.       Рудольфус взглянул на закрытую дверь. У него не было иллюзий, что разговор можно подслушать, все же к безопасности Темный Лорд относился серьезно.       — Он хотел, чтобы я оспорила приказ Повелителя, чтобы он не отсылал его, но я отказалась, и Сигнус… — голос Беллатрикс сорвался, и она нервно указала на дверь, ведущую в кабинет.       — Он скоро сведет меня с ума! Ах, если бы знала, каким он будет, не молила бы всех богов, чтобы сын был похож на меня.       — Белла, успокойся, — сохраняя ясность ума, попросил Рудольфус. — Темный Лорд вряд ли ужесточит наказание, это во-первых. Во-вторых, поверь мне, это к лучшему, что Сигнус похож на тебя. Второго Темного Лорда наша земля не вынесла бы.       — Надеюсь, ты прав, — промолвила Беллатрикс. Она хотела еще что-то сказать, но ее отвлек звук открывающийся двери. Из приемной Темного Лорда вышел бледный как сама смерть Сигнус, лицо которого не выражало абсолютно никаких эмоций и напоминало красивую маску, высеченную из мрамора. Только сжатые с силой челюсти и серо-голубые глаза, сверкающие решимостью, говорили о том, что принц пребывает в отвратительном расположении духа.       — Что? Что ты сказал отцу? — тут же кинулась к сыну Беллатрикс, взяла его под локоть, когда юноша закрыл дверь в кабинет Темного лорда. Сигнус некоторое время стоял, глядя в одну точку, после этого наконец сфокусировал взгляд на матери.       — Ничего, — проговорил он, покосившись на Рудольфуса. — Сэр Лестрейндж, мне необходим ваш мудрый совет касательно одного вопроса. Надеюсь, вы составите мне компанию в моем кабинете, — спокойно и уверенно попросил Сигнус, глядя в глаза дяди.       Лестрейндж поджал губы. Мерлин, помоги ему и дай терпения. Почему он опять разрывается между столькими людьми?! Раньше были только Темный Лорд и Беллатрикс, теперь к ним присоединились их сын, к тому же в семье, как всегда, не все в порядке. Их так много, а он один. Так и до сумасшествия недалеко. Конечно, ничего из вышеперечисленного сэр Лестрейндж не высказал вслух.       — Разумеется, — промолвил Рудольфус. — Мне назначена аудиенция с Повелителем. — Лестрейндж замолчал и внимательно проследил за реакцией Сигнуса. Тот поджал губы и на мгновение прикрыл глаза.       — Он ждет вас, — сказал Темный Принц, после чего, проигнорировав обеспокоенную мать, удалился, держась, как и всегда, прямо и уверенно. Рудольфус проводил его задумчивым взглядом. Он хорошо знал крестника, если ему что-то взбрело в голову, вряд ли его можно остановить. Ни стены Азкабана, ни вероятный гнев Темного Лорда не сумеют сдержать Сигнуса.       — И как это понимать? — задала риторический вопрос Беллатрикс, нахмурившись. Рудольфус посмотрел на нее и растерянно пожал плечами. Белла знала привычки сына больше, чем он, но некоторые его поступки загоняли в тупик даже ее.       — Я попытаюсь узнать у Повелителя, что произошло между ними, — сжалился сэр Лестрейндж над бывшей женой. Та на миг оживилась.       — Отлично, я попробую разговорить Сигнуса, — предложила она.       На том они и разошлись. Беллатрикс отправилась вслед за сыном. В том, что он Блэк до мозга костей, были и плюсы. Он думал как Блэк, действовал как Блэк и делал как Блэк. Беллатрикс тоже унаследовала черты Блэков, поэтому с легкостью, путем нехитрых умозаключений, пришла к выводу, что сын направился в Дуэльный зал выпустить пар. Она сделала бы так же.       Рудольфус же, вздохнув и укрепив ментальные щиты, постучал в дверь и, дождавшись позволения, вошел в кабинет Повелителя. Разговор, каким бы он ни был, ожидался сложным. Темный Лорд не очень-то любил, когда кто-то лез в его дела или душу. Однако у Рудольфуса вот уже около двадцати пяти лет мастерски получалось дразнить тигра и ходить по острию кинжала. Едва Лестрейндж пересек порог кабинета Правителя, за его спиной тут же захлопнулась дверь.       — Здравствуй, Рудольфус, проходи, — промолвил Темный Лорд, сидящий в массивном кресле за письменным столом, на котором были разложены какие-то бумаги.       Правитель, увидев верного сторонника, откинулся на спинку кресла и смерил его внимательным взглядом багряных глаз. Рудольфуса едва заметно передернуло от этого взора, и он, чтобы скрыть волнение, быстро поклонился. После этого Лестрейндж прошел к креслу напротив Темного Лорда и, дождавшись позволения, сел.       Повисла напряженная тишина. Темный Лорд некоторое время просматривал какие-то бумаги или делал вид, что просматривает. Рудольфус же, ощущая напряженность господина, не рисковал заговорить. За годы службы он успел неплохо изучить Повелителя, к его досаде, разумеется. В такие моменты, когда нервы Милорда были натянуты до предела, любой лишний звук мог оказаться спусковым крючком. Все же характер у Волдеморта был тяжелый и временами резкий. К счастью, моменты гнева случались нечасто и были направлены в основном на провинившихся слуг. Рудольфус же почти никогда не совершал ошибок. Он столько лет защищал Беллатрикс и ее сына своей фамилией, что ему уже никто не мог угрожать, кроме Темного Лорда, разумеется.       В какой-то момент, очевидно, Волдеморту надоело играть в молчанку, он отложил бумаги и снова посмотрел на Лестрейнджа.       — Рудольфус, мой старый друг, скажи мне, как продвигается расследование покушения на сквиба? — очень спокойным голосом спросил Темный Лорд, выделяя последнее слово. Лестрейндж с трудом сохранил самообладание и мельком взглянул в глаза Правителя, пытаясь угадать, о чем тот думает, чтобы выбрать наиболее приемлемую линию поведения.       — Никаких следов, — промолвил он тихо.       — Понятно, но ты, я вижу, очень стараешься найти отравителя. Я бы сказал, слишком стараешься. — Рудольфус напрягся, уловив тень угрозы в словах Темного лорда. — Народ недоволен действиями твоих цепных псов. Они творят беспредел и пугают мирных жителей.       — Прошу прощения, Милорд, я прикажу им быть тише, — промолвил Лестрейндж.       — Да, веди расследование тише. Или вовсе прекрати, если это повстанцы, то они дадут еще о себе знать, и мы их схватим, а если твой сын, — Лестрейнджа передернуло, — нажил себе врагов, то это уже не твои проблемы.       — Как прикажете, — покорно кивнул Рудольфус. Нет, он точно не прекратит расследование. Отравитель будет найден и казнен.       Милорд некоторое время помолчал. Лестрейндж же внимательно за ним наблюдал, но не заметил никаких странностей. Может, он просто спокойно поговорил с Сигнусом? Но тогда почему состояние юноши такое ненормальное? Нет, что-то определенно произошло между отцом и сыном.       — К слову, Беллатрикс недавно обмолвилась, что ты решил выдать дочь замуж. — Лестрейндж вскинул на Волдеморта удивленный взгляд и нахмурился. Как обычно, все, что знает Беллатрикс, знает и Темный Лорд. Давно бы пора привыкнуть к этому. От этой парочки ничего не утаишь. — Позволь посоветовать тебе достойного кандидата на руку твоей дочурки. Младший сын Роберта Пиритса, не помню его имени, уже пару лет как оказывает знаки внимания Шарлотте. — Рудольфуса передернуло, и он судорожно вдохнул, словно ему вмиг стало дурно.       Лестрейндж откинулся на спинку кресла, словно силы покинули его, и потер пальцами переносицу. Нет, он скорее сам поцелует дементора, чем отдаст единственную дочь в руки злейшего врага, который через несколько лет погубит ее. В этом почему-то Рудольфус не сомневался. Роберт Пиритс слишком сильно его ненавидит, чтобы не воспользоваться ситуацией. Если в его руках окажется Шарлотта, то у Лестрейнджа будут связаны руки, и проклятый ублюдок начнет творить все что вздумается. Допустить этого Рудольфус не мог. Он не хотел кому-либо подчиняться, кроме Правителя, и был слишком гордым, чтобы заключить подобный договор с врагом.       Размышляя над словами Темного Лорда, Рудольфус невольно подумал, что ни отпрыск Пиритса, ни сам Сигнус не смогут сделать Шарлотту по-настоящему счастливой. С первым она снова окажется в клубке интриг и заговоров, да и второй кандидат не вызывал доверие. Да, Сигнус мог бы защитить ее от всего на свете. От всего, кроме самого себя. К сожалению, наследник был слишком похож на мать, да и черты отца в нем присутствовали. И неизвестно, какая кровь хуже — Блэков или же кровь Волдеморта.       Рудольфус был много лет влюблен в Беллатрикс, и он как никто другой знал, каково жить с Блэком под одной крышей. Мало того, что Беллу невозможно было переспорить, так ее всегда волновали в первую очередь собственные желания и помыслы. Если она любила, то всем сердцем, если ненавидела, то всей душой. Если чего-то желала, то шла по головам, чтобы получить желаемое. Ее никогда не волновали чувства окружающих, она готова была использовать близких людей, чтобы утолить собственные страсти. И Сигнус, к сожалению, был таким же. Его ничто не волновало, кроме самого себя. Если Сигнусу что-то будет нужно от Шарлотты, он будет с нее пылинки сдувать, а если нет, забудет, словно ее никогда не существовало.       К тому же кровь Волдеморта тоже иногда просыпалась в нем, проявляясь холодностью и жестокостью. Да и Милорд всегда был падок на женскую красоту, и сын его тоже был не прочь провести время с очередной девицей, жизнь которой после ночи с ним теряла смысл и ценность. Все же наследник в полной мере унаследовал дьявольское очарование отца. До Рудольфуса часто доходили слухи об очередной фаворитке принца, все считали это высочайшей честью. На самом деле в этом не было ничего хорошего. Утолив похоть, Сигнус чаще всего что-нибудь дарил девушке и на следующее утро не мог вспомнить имя новой пассии.       Да, Рудольфус сам был таким в молодости. Он в упор не видел чьих-либо чувств. Его так же волновали только собственные желания и страсти. Был недостижимый идеал, Беллатрикс, а остальных можно было без зазрений совести толкать в пропасть. Лина Хоулп и Элизабет Баркер — не все женщины, которых он погубил. Их было гораздо больше. Только проведя четырнадцать лет в Азкабане, в одиночной камере, Лестрейндж пересмотрел свои взгляды на жизнь. И понял, что совершил огромное количество ошибок. Но, разумеется, он никогда не смог бы признаться в этом.       — Что же ты дергаешься? — снисходительно спросил Темный Лорд. — Пиритс — не самый худший вариант для незаконнорожденной девушки, — промолвил он, и Рудольфус поджал губы.       Он не очень-то любил, когда кто-либо упоминал о происхождении Шарлотты. Да, кровь девушки не была идеально чиста, она была незаконной, но тем не менее пользовалась большим вниманием отца. Рудольфус пылинки с нее сдувал и оберегал от всего на свете, от злых языков в первую очередь. Лестрейндж обладал такой властью и богатством, что многие чистокровные волшебники с легкостью могли забыть о происхождении Шарлотты, мечтая урвать толику власти.       — Повелитель, я превыше всего ценю ваше беспокойство, — тщательно подбирая слова, начал говорить Рудольфус. — Но, полагаю, что Пиритс недостоин руки моей дочери. Она — все, что у меня есть, и я желаю ей счастья.       Темный Лорд ожидаемо нахмурился, но к счастью для Лестрейнджа не выглядел сильно разгневанным. Очевидно, правителю не особо нравилось, что к его советам не желают прислушиваться. Однако он давно привык, что вездесущий Лестрейндж благодаря хитрости довольно осторожно обходит установленные им рамки.       — Разумеется, — холодно ответил Темный Лорд. — Тебе решать, кто станет твоим зятем.       «Хотелось бы мне так думать», — подумал Рудольфус, но, конечно же, промолчал. Почему-то ему казалось, что не просто так Повелитель затеял этот разговор. Лестрейндж с подозрением прищурился. А ведь это Беллатрикс натолкнула его на мысли о замужестве Шарлотты, как бы между делом заговорила об этом сразу после его свадьбы, теперь еще и Темный Лорд ясно намекал на «достойного» кандидата. Лестрейндж подавил усмешку. Да, он хорошо знал бывшую жену. Он знал, что при желании она могла веревки вить из Волдеморта да так, что тот и не подозревал об этом. Наверное, Пиритса посоветовала правителю Белла, кто же еще? Вот только зачем, она прекрасно знает, что Рудольфус на дух его не переносит.       — Роберт Пиритс, как бы ты ни пытался это отрицать, влиятельный и сильный волшебник. Он мне служил столько лет, что я не сомневаюсь в его верности, — начал Темный Лорд. Рудольфус усмехнулся про себя. Да, Роберт служил верой и правдой, вот только не Милорду, а себе. — Я хочу, чтобы вы действовали на одной стороне, Рудольфус. Ваша дружба более выгодна, чем вражда.       Лестрейндж молчал, чувствуя на себе пронзительный взгляд Темного Лорда. В его голове множились безрадостные мысли. Очевидно, что правителю надоели вечные склоки в Ближнем Круге, которые тормозили деятельность организации, и он решил помирить враждующие стороны. Но интересно, он сам так решил или ему помогли?       — Я готов зарыть топор войны, Повелитель, но готовы ли они? И какова вероятность, что эта подлая крыса не нападет со спины, от него можно ожидать всего, — промолвил Лестрейндж, вспоминая историю с кинжалом.       — Твоя дочь станет залогом мира, — ответил Темный Лорд, и Рудольфус вздрогнул, уставившись на него во все глаза. Правитель говорил уверенно, словно уже принял решение. Если так, то оспорить его будет невозможно. Посмотрев в глаза Милорда, Лестрейндж понял: решение принято. Мужем Шарлотты станет младший сын Роберта, и осознание этого неприятно обожгло сердце. — Что же, возвращайся домой, обрадуй дочь, — давая понять, что разговор окончен, произнес Волдеморт.       Лестрейндж поджал губы, прекрасно понимая, насколько «обрадуется» Шарлотта, узнав о замужестве. Она и так восприняла намерения отца в штыки и теперь всеми силами избегала его общества. Рудольфус был в таком смятении, что в один миг забыл о просьбе Беллатрикс разузнать о разговоре Сигнуса. Он встал с кресла и, поклонившись, вышел. Переступив порог, Рудольфус запер двери и тяжело прислонился к ним спиной, словно ему сделалось дурно. Видит Мерлин, так и было.       Лестрейндж, хмурясь, взял себя в руки и побрел по коридору, сам не понимая куда. От одной мысли о возможности породниться с Пиритсом, с которым воевал и которого ненавидел всем сердцем, передергивало, и Рудольфус не желал этой свадьбы. Однако решения Повелителя не обсуждаются. Никто не может их оспорить, никто, кроме Беллатрикс…       Рудольфус замер в оцепенении посреди коридора и с удивлением огляделся, понимая, что свернул не в тот коридор. Покои и личный кабинет Беллы были в другой стороне, да и Сигнус желал его видеть. Только сейчас Лестрейндж вспомнил о просьбе Беллатрикс разузнать о произошедшем скандале у Милорда, но был ли скандал? Волдеморт выглядел спокойным и сдержанным, словно ничего не произошло, но почему тогда у Сигнуса был крайне взбудораженный вид?       Вздохнув, Лестрейндж устало потер переносицу, понимая, что домой вернется только после полуночи. Царственное семейство скоро лишит его рассудка и без Круциатуса. Собравшись с мыслями и закрыв тревожные мысли о дочери в глубинах сознания, Рудольфус поспешил в покои бывшей жены.       Уже поднимаясь по лестнице, Лестрейндж расслышал крики. Беллатрикс отчитывала сына, обвиняя его в непредусмотрительности и глупости. А Сигнус вежливо и сдержанно защищался, но голос его с каждой фразой все сильнее звенел и креп.       — Ты хоть понимаешь, к чему могут привести твои поступки?! Твое благородство скоро нас всех в могилу сведет, — раздраженно говорила Беллатрикс. — Повелитель всегда был скор на расправу, особенно если видел в ком-то угрозу.       — Мама, довольно! — рявкнул Сигнус. Рудольфус, подходя к комнате, вздрогнул. Еще никогда на его памяти наследник не позволял себе так говорить с матерью, но, очевидно, последние события довели его до крайней точки.       — Не смей кричать на меня, я твоя мать, — немного погодя вскрикнула Беллатрикс. — Раскрой скорее глаза, подчинись приказам отца, пока он не вынес более суровое наказание. И я сейчас не о ссылке, — срывающимся голосом добавила Беллатрикс.       — Отец никогда не казнит меня, — проговорил уверенный в собственной правоте Сигнус. Беллатрикс тяжело вздохнула.       — Хотела бы я в это верить, но то, как он смотрит на тебя… — устало прошептала Белла, весь ее гнев и злость куда-то испарились, и голос теперь звучал надломленно, словно она боролась с истерикой. — Сигнус, я люблю вас обоих одинаково, но если мне придется делать выбор… Я не смогу его сделать. Я не смогу предать Повелителя, чтобы спасти тебя, но и быть подле твоего отца тоже не смогу, если он погубит тебя.       — Этого никогда не произойдет, матушка, — так же внезапно успокоившись, как и взорвался, отозвался Сигнус. Рудольфус неловко помялся у двери и, постучав, вошел.       Его глазам открылась занимательная картина: Беллатрикс с трудом стояла на ногах, положив одну руку на грудь, и тяжело дышала. Сигнус стоял рядом с матерью и бережно придерживал ее за плечи. Она тяжело прислонилась лбом к плечу сына и зажмурилась, однако, заметив вторжение, оба вздрогнули и приняли невозмутимый вид.       Лестрейндж поджал губы. Сколько подобных сцен с участием Беллатрикс он видел? Вот только на месте Сигнуса был его отец, Темный Лорд. Ничего не изменилось, к сожалению. Отношения Беллатрикс с Повелителем выровнялись и стали спокойнее, но теперь кровь кипела у их сына. Рудольфус, глядя на крестника, понимал, что скоро им всем не будет покоя.       — Рудольфус, хорошо, что ты пришел. Как прошла твоя беседа с Повелителем? — спросила Беллатрикс, заинтересованно глядя на него. Лестрейндж с подозрением прищурил глаза, гадая, могла ли Беллатрикс предложить Повелителю «достойного кандидата» на руку Шарлотты?       — Все прошло приемлемо, — промолвил он, немного погодя. — Повелитель так обеспокоен судьбой Шарлотты, что даже предложил мне достойного кандидата… — сказал Рудольфус, внимательно наблюдая за реакцией Беллы, но та только удивленно приподняла брови, словно действительно была в замешательстве.       — И кто же это? — спросила Беллатрикс заинтересованно.       — Младший сын Роберта Пиритса, — мрачно заключил Рудольфус, краем глаза заметив, как ожесточилось лицо Сигнуса, и он презрительно сощурился. — Повелитель желает, чтобы между ними в скором времени был заключен брак.       — Значит, так и будет, — спокойно промолвила Белла. — Воля Темного Лорда — закон, это всем известно.       — Я и не спорю… — вздохнул Рудольфус.       — Мыслимо ли? — внезапно спросил Сигнус, переводя напряженный взгляд с матери на крестного. — Всем известно, что Пиритсы — злейшие враги Лестрейнджей.       — Очевидно, Милорд хочет помирить враждующие стороны, — возразила Беллатрикс. И Рудольфус в очередной раз посмотрел на нее, пытаясь понять, причастна ли она к решению Милорда. Скорее всего, причастна. И это ему сильно не нравилось. Норд Райдинг. Лестрейндж-холл.       Из-за слабости и какой-то странной усталости Луна решила лечь спать пораньше. К счастью, Рудольфус задерживался где-то, чему она была несказанно рада. Приняв ванну, Луна облачилась в фиолетовую шелковую сорочку, украшенную лентами и кружевом. После этого она, пребывая в безрадостных мыслях, вошла в просторную спальню, накинув на плечи халат. Пусть он не согревал, но тем не менее скрывал от посторонних глаз слишком откровенную ночную сорочку.       Полумна взглянула на Мадлену, которая готовила для нее постель. За прошедшие дни Луна никак не могла привыкнуть, что теперь даже самое маленькое и несущественное действие за нее делают слуги. Мадлена не заметила приближения госпожи и, что-то весело напевая себе под нос, поправляла шелковый полог на резных столбиках кровати.       Полумна с раздражением на нее посмотрела. В последнее время ее злило абсолютно все, но злость эта была какой-то странной. Луна быстро вспыхивала от любой неосторожной фразы и так же быстро угасала. После таких вспышек злости в душе царила какая-то странная звенящая пустота, которая, ко всему прочему, почему-то мешала дышать и причиняла невыносимые муки.       Вот и теперь присутствие радостной Мадлены раздражало. Служанка глупо улыбалась своим мыслям и мечтательно прикрывала глаза, думая о чем-то или о ком-то. Но, разумеется, Полумне не было дела до того, о ком думает Мадлена, хотя она часто ловила ее мечтательные и полные нежности взгляды, однако Луна, увлеченная собственными переживаниями, не придавала этому значения. А зря.       — Госпожа, простите, я вас не заметила, — промолвила Мадлена, наконец обратив внимание на Луну, вернувшуюся из уборной. Девушка торопливо поклонилась, сцепив руки в замок. — Я подготовила для вас постель, и вот ваш ромашковый чай и зелье. — Мадлена указала на прикроватную тумбочку, на которой стоял серебряный поднос.       — Благодарю, — устало проговорила Луна и, сняв халат, который Мадлена поспешила тут же забрать, легла в нагретую специальными заклинаниями постель. — Можешь идти, — проговорила она, и служанка, поклонившись, покинула покои, предварительно повесив халат на вешалку за ширмой.       Полумна дождалась, пока за ней закроется дверь и, тяжело вздохнув, потерла виски. Мерлин, как же она устала от происходящего. Она взглянула на поднос и взяла флакончик с заветным зельем. От сильных переживаний Луна совсем потеряла покой и плохо спала. Нет, засыпала она хорошо, но часто просыпалась ночью и, глядя в потолок, думала. Думала, думала. И если днем можно было хоть как-то скрыться от этих мыслей, заняться чем-то, то ночью она оставалась один на один с ними. К тому же спящий рядом Рудольфус откровенно говоря напрягал.       Рядом с мужем она постоянно чувствовала скованность и страх. Даже во сне он ее пугал, и Луна засыпала в одиночестве, но, просыпаясь посреди ночи, боялась его разбудить. Мало ли что ему придет в голову, когда она в опасной близости от него, да еще и полуобнаженная. Как показала практика, Рудольфус не знал меры и слова «нет». Он шел всегда напролом, чтобы получить желаемое и никогда не считался с мнением юной жены, которая была вынуждена каждый раз подчиняться.       Вспомнив про мужа, Луна вздохнула и откупорила пузырек, после взяла столовую ложку с того же подноса и по каплям отсчитала зелья сна без сновидений. Отставив пузырек, она выпила снотворное и вздохнула, про себя надеясь, что в эту ночь у нее получится выспаться. От недосыпа и ночных кошмаров Полумна весь день ходила в удушающем тумане и не могла собраться с мыслями. В голове у нее был полнейший бардак и ей казалось, что еще чуть-чуть, и она станет пациенткой психиатрического отделения Мунго.       Откинувшись на подушки, Полумна посмотрела в потолок, на котором были изображены райские сады. Невесело усмехнувшись про себя, Луна в который раз подумала, что изображения ада больше подошли бы для супружеской спальни. Не желая созерцать образы счастливых ангелов, сидящих на облаках с арфами, Полумна закрыла глаза. Образ одного из ангелов, изображенных на потолке, до боли напоминал ей Рольфа.       Даже сейчас образ возлюбленного преследовал ее по пятам. Те же вьющиеся темно-русые волосы, те же лучистые светло-карие глаза с золотистыми вкраплениями, те же черты лица, та же добрая и невинная улыбка. От которой на душе становилось так тепло и уютно.       Луна с сожалением поняла, что скучает по Рольфу. Прошло несколько недель с их последней встречи, и она уже изнывала без его общества. Снимки, которые ей отдал Рудольфус, все еще были у Полумны, она спрятала их в одной из шкатулок, надежно закрыв ее заклинанием. Иногда, когда было особенно тяжело, Луна просматривала колдографии и ее окутывало весьма странное пьянящее чувство. Счастье, но с примесью боли. Боль эта была какой-то приятной, и почему-то раз за разом ей хотелось ее испытывать.       Полумна думала, нормально ли это? Мысли о Рольфе терзали ее каждый день. Она засыпала, думая о нем. И, когда она просыпалась, он сразу же приходил в ее мысли. Но потом Луна видела мрачного Рудольфуса и членов его семьи, и все размышления о возлюбленном отходили на второй план, поскольку общество Лестрейнджей кого угодно вгонит в напряжение.       Признаться, Рольф сейчас не так сильно тревожил Полумну. Больше она беспокоилась об отце, который пропал на следующий после свадьбы день. Куда он мог исчезнуть так внезапно? Рудольфус, конечно, сообщил, что мистер Лавгуд добровольно покинул Холл, но Луна не могла в это поверить, отец не мог ее бросить одну в этом мрачном замке, наедине с сэром Лестрейнджем и его странной семьей. Не мог.       Полумне не хватало отца в эти дни. Он мог бы стать для нее опорой и поддержкой, но предпочел остаться в стороне. И Луна, лишенная нормального общения, медленно угасала. Хотя в школьные годы ее так же редко баловали вниманием и общением. Но потом появился Гарри и…       Луна, вспомнив погибшего друга, ощутила печаль и горечь. Именно Гарри Поттер стал для неё первым и самым верным другом, он научил ее стойкости и храбрости. Научил, что все зависит только от тебя, от твоего желания. Поттер стал для Полумны проводником во внешний мир, и она впервые после смерти матери доверилась кому-то. Теперь же Гарри Поттер мертв, его больше нет. Он никогда не протянет ей руку помощи, никогда не научит новому заклинанию. Никогда.       Полумна зажмурилась, пытаясь унять дрожь в теле. Она давно не вспоминала друзей. И все чаще ловила себя на мысли, что не помнит их голосов. Как она могла уйти от них? Предать их общее дело?       «Я не виновата!» — упрямо твердила себе Луна. Не виновата, так сложились обстоятельства, так решил Рудольфус.       Интересно, считают ли ее предательницей? Наверное, да. Но Луна, спасая отца, предпочла стать женой Лестрейнджа. В иных обстоятельствах она ни за что не согласилась бы на этот брак. Однако иных обстоятельств не было. Луна гадала, как приняли эту новость друзья. Почему-то вспомнился лагерь для повстанцев, в чудовищных условиях которого она прожила полгода. Видит Мерлин, Луна пыталась забыть те жуткие и страшные дни, полные неизвестности и мрака, но до сих пор она иногда во снах видела жалкие бараки, груды кирпичей и толпы голодных, злых, лишенных рассудка от потерь и озлобленных людей, которые раз за разом швыряли в нее камни и оскорбляли, называя подстилкой и предательницей.       И, видит Мерлин, они правы. Каждое их слово отражало действительность. Но польстилась Полумна не на золото Лестрейнджа, а на спасение. В силах ли друзья понять ее? Луна верила: в силах, но не все. Гермиона, Джинни, Лаванда ее точно не поняли. Особенно Грейнджер. А Гарри понял бы и поддержал, если бы был жив.       Луна потерла глаза, ощущая, как начинает щипать в носу. Мысли о единственном товарище что-то надломили в ее душе, и Полумна, уткнувшись лицом в подушку, зарыдала. Беззвучно и тихо, как ребенок. Она без остановки всхлипывала, закусывая край наволочки, чтобы никто ее не услышал. Впрочем, замок был таким большим, что вряд ли кто-то был рядом с главными покоями. Да и не заметил бы никто ее слез, даже если она на глазах у всех разрыдается.       Луне казалось, что она абсолютно чужая в поместье. Лестрейнджи занимались своими делами и не обращали внимания на молодую леди Лестрейндж. Шарлотта и Магнус, наиболее близкие ей по возрасту, по какой-то причине на дух ее не переносили. И если Магнус молчал, то Шарлотта не отличалась выдержкой брата и постоянно говорила ей что-то неприятное при каждом удобном случае, прикрываясь лживой заботой.       Амелия была занята благотворительностью или чем-то еще, о чем не спешила сообщать. Но Полумне не особо нравилась жена Рабастана, что-то с ней было не так. Когда Амелия смотрела на Луну, в ее взгляде постоянно сквозило напряжение, и даже вроде бы искренняя улыбка не могла его скрыть, к тому же слова Амелии звучали до того сладко и нежно, что Луна явно ощущала притворство, хотя и не могла понять причин для этого.       Лаура Лестрейндж отправилась в дальнее поместье поправить здоровье вместе с сыном. А ведь только она понимала Полумну, только она. К тому же душа у Лауры была нежной и доброй, полной света и любви, и проводить с ней время было в удовольствие. Луна, тоскуя в одиночестве, желала, чтобы девушка поскорее вернулась в замок.       Полумна, давясь рыданиями, внезапно услышала шум из кабинета мужа и замерла. Должно быть, Рудольфус уже вернулся. Интересно, где он столько времени был? Впрочем, ее это не должно волновать. Главное, что муж не трогал ее.       Лестрейндж вошел в супружескую спальню, Полумна поспешила закрыть глаза и притворилась спящей, надеясь, что сегодня он не удостоит ее вниманием. Рудольфус прошел в гардеробную, Луна использовала этот момент, чтобы лечь поудобнее и закрыть лицо волосами. Через некоторое время Лестрейндж вышел из гардеробной, переодевшись в пижаму из темно-синей ткани. Он подошел к кровати и лег, тяжело вздохнув.       Луна напряглась всем телом, все еще чувствуя, как слезятся глаза и неприятно колет в носу. Она хотела подавить всхлип и вдохнуть, чтобы немного успокоиться, но не получилось. Полумна сдавленно всхлипнула, отчего ранее лежащий с закрытыми глазами Рудольфус распахнул глаза и приподнялся в постели.       — Полумна? — спокойным голосом позвал он. Луна поспешно притворилась спящей, но Лестрейндж, вздохнув, склонился над ней и осторожно убрал с лица длинные светлые волосы. Он, несмотря на царящий полумрак, без труда заметил, что ее щеки влажные. — Что произошло? — спросил Рудольфус, взяв жену за руку. Та, понимая, что ее попытка с треском провалилась, открыла глаза и с мольбой посмотрела на него.       — Я устала, — вздохнула Луна первое, что пришло в голову.       — Шарлотта снова сказала что-то нехорошее? — спросил Рудольфус, напрягаясь. — Я поговорю с ней, — промолвил он, понимая, что пыл дочери нужно поумерить. Луна покачала головой.       — Просто… — начала она и снова всхлипнула, зажмурившись. У нее и в мыслях не было жаловаться на кого-либо, тем более Лестрейнджу, но за последние дни столько всего накопилось, столькими переживаниями полнилась ее истерзанная душа, что Луна не сдержалась и снова расплакалась. — Почему отец не пишет? Что с ним случилось? — спросила, задыхаясь от слез, она. Рудольфус нахмурился и хотел уже что-то ответить, как внезапно Луна, как ужаленная, подскочила в постели и в неверии уставилась на него, широко распахнув серые глаза. — Он… Он… Умер, да? — срывающимся голосом предположила она и истерично хихикнула.       — Твой отец живее всех живых, Полумна, не переживай, — промолвил Рудольфус. От него не укрылось, как Луна с облегчением вздохнула и прикрыла глаза.       — Почему тогда он бросил меня? — спросила, по-прежнему плача, Полумна, глядя в лицо супруга, в котором неосознанно искала поддержку. Все же его она видела больше всех, и он чаще всего был рядом с ней, как бы она ни отрицала этого.       Рудольфус помрачнел и поджал губы. Он сам не понимал тестя. Что толкнуло его на столь опрометчивый поступок? Почему он оставил дочь, хотя всегда при любой возможности подчеркивал, что готов на все, чтобы уберечь ее? И где же его благородство? Почему он поспешил покинуть замок?       Лестрейндж терялся в догадках, но склонялся к тому, что Ксенофилиус банально струсил. Нет, он испугался не зятя, а самого себя. Наверное, Лавгуду тяжело было признать поражение, и что хуже того, он понимал, что это из-за него дочь вынуждена стать женой темного волшебника. Ксенофилиус жив только благодаря жертве дочери, и осознание этого, наверное, жгло его не хуже огня, поэтому Лавгуд малодушно сбежал от Рудольфуса, от дочери и от самого себя.       Однако Лестрейндж, глядя в глаза юной жены, не мог сказать ей, что ее горячо любимый отец, ради которого она стольким пожертвовала, поставил собственные чувства выше чувств дочери.       — Он не бросил тебя, — промолвил Рудольфус уверенно. — Разве отцы бросают своих дочерей? — спросил он, но тут же помрачнел, вспомнив, что должен сообщить родной дочери о грядущем браке с Пиритсом. Но Рудольфус поспешил откинуть дурные мысли. Он отложил тяжелый разговор на завтра.       Полумна задумалась, и это удивило его. Она хмурилась и о чем-то напряженно думала.       — Что-то не так?       — Все в порядке, — отозвалась Луна. Лестрейндж понял, что она не хочет делиться с ним мыслями и счел, что это вполне предсказуемо и объяснимо.       — В таком случае давай ляжем спать. У меня завтра много дел, — промолвил Рудольфус, снова ложась в постель. — Если ты так переживаешь за отца, завтра навести его. Насколько мне известно, он живет в вашем старом доме, заодно и спросишь, зачем он оставил тебя.       — Вы разрешаете мне покинуть замок? — с неверием спросила Полумна, широко распахнув глаза. Рудольфус усмехнулся и кивнул.       — Разумеется, ты же не пленница, а моя жена, — сказал он. Луна впервые за несколько дней искренне улыбнулась, отчего ее бледное и уставшее лицо вмиг преобразилось, став более живым. Полумна легла в постель и закрыла глаза, радуясь грядущей встрече с отцом.       — Спасибо, — прошептала она спустя некоторое время. Ответом ей послужила тишина, нарушаемая только размеренным мужским дыханием. Луна посмотрела на мужа, который уже спал. Она вздохнула и вскоре тоже уснула. Впервые за долгое время сон ее был крепким и глубоким. Норд-Райдинг. Комната Магнуса Хоулпа       В отличие от отца и его новой жены, Магнус Хоулп не мог сомкнуть глаз, сидя в кресле напротив камина. Он был облачен в пижаму и вид имел крайне усталый и болезненный. За минувшие дни юноша, и до того не отличавшийся крепким телосложением, похудел еще больше. Испитый яд серьезно повредил слизистую оболочку желудка, отчего Магнуса преследовали сильные боли, от которых он зачастую не мог сомкнуть глаз. Лечебные отвары давали временный эффект, и Хоулпу оставалось только терпеливо ждать и терпеть, когда поврежденные ткани заживут.       Мучаясь от тошноты и слабости, Магнус пытался читать очередную книгу по зельеварению, которую принесла ему Шарлотта этим утром. Однако в стариной рукописи не было ничего интересного, все описанные в ней снадобья он знал наизусть и некоторые даже сам немного усовершенствовал. Все же зельеварение и алхимия — это единственное направление, в котором он хоть как-то преуспел.       Магнус перевернул страницу, уже не сомневаясь, что она абсолютно бесполезна для него. Но ему было до такой степени скучно, и нужно было хоть как-то убить время. Может быть, тянущая боль в желудке притупится, и он наконец-то сможет заснуть. Хотя за минувшие дни Магнус столько времени провел в постели, что один вид кровати вызывал отвращение. Он не привык проводить время так. В основном Хоулп коротал дни в лаборатории, отдавая всего себя алхимии, поскольку работа неплохо вытравливала из головы дурные мысли. Вечерами, раз в несколько дней, Магнус отправлялся в один из баров Лютного Переулка, где спускал почти все заработанные деньги и знакомился с очередной девицей с сомнительным происхождением.       Теперь же все это было ему недоступно, пока он заперт в замке. Конечно, Магнус мечтал быть рядом с отцом, стать ему опорой и поддержкой в его нелегкой работе, но… в реальности все оказалось гораздо труднее. Во-первых, Хоулп питал к отцу странную смесь из любви и страха. Он тянулся к нему, но одновременно с этим боялся приблизиться. Все же у Рудольфуса был тяжелый, подавляющий окружающих характер, и он зачастую говорил довольно резкие слова. К тому же Магнуса подозревали в убийстве Сильвия.       Хоулп, вспоминая двоюродного брата, каждый раз кривился, поскольку с Сильвием у него были просто ужасные отношения. Они на дух друг друга не выносили, и если Магнус умел молчать, то Сильвий всегда при встрече говорил ему что-то особенно неприятное и обидное. Чаще всего задевал происхождение брата и его недуг.       Магнус захлопнул книгу, поскольку в голове снова множились мысли о погибшем родственнике. Он не был виноват в его смерти, но все, абсолютно все подозревали в смерти Сильвия его. Да, Хоупл ненавидел его всем сердцем, да, он в гневе кричал, что убьет его, но дальше слов дело не ушло. Однако кому это интересно? Никому, даже родной отец подозревал Магнуса.       Вот только юноша не понимал, почему Рудольфус не наложит на него Империус или же не даст ему сыворотку правды, чтобы разобраться в происходящем. Это раз и навсегда сократило бы пропасть между ними. Однако Рудольфус медлил, хотя со смерти Сильвия прошло полтора года. Быть может, сэр Лестрейндж был уверен в виновности непутевого сына и предпочел не копать дальше. В таком случае ему пришлось бы вынести Магнусу приговор. Или же Рудольфус боялся. Боялся, что его подозрения оправдаются, поэтому предпочитал ничего не предпринимать. Но Магнус был невиновен в произошедшей трагедии. Кто же знал, что на одном из незначительных рейдов по запугиванию мелкого министерского чиновника отряд, руководимый Сильвием, наткнется на засаду Ордена Феникса? Кто знал? Никто.       Хоулп, ощущая новый приступ дурноты, вскочил на ноги и побежал в уборную, но споткнулся о край ковра и упал. Его тело содрогнулось от спазмов, и юношу вырвало. Через некоторое время Магнусу стало чуть легче, и он отполз обратно к креслу, ощущая во рту горький привкус. За прошедший день он не съел ни крошки, одна мысль о еде вызывала ухудшение состояния, поэтому Хоулп боялся есть, лишь бы снова не испытывать жгучую боль.       Магнус тяжело дышал, ощущая, как тело вновь наливается свинцом. Слабость была сильной, и Магнус откинул голову назад, пытаясь прийти в себя. От рвотных спазмов он обливался холодным потом, и рыжие вьющиеся волосы липли к его высокому лбу. Хоулп, более-менее придя в себя, посмотрел на испорченный ковер и щелчком пальцев призвал домовушку Полли. Та явилась сразу же и поклонилась ему.       — Прибери, — слабым голосом приказал Магнус, указав на ковер. — Пусть принесут мне укрепляющий отвар, — добавил он. Полли исчезла, очевидно, чтобы кому-то передать приказ. Магнус с трудом встал на ноги и побрел к кровати, с трудом переставляя ноги. Дойдя до постели, он лег и закрыл глаза.       Через некоторое время раздался стук в дверь, Магнус поднял голову и устремил взгляд на вошедшего. Его губы согнулись в усмешке, когда он увидел, кто именно явился на его зов. Юная служанка Полумны, которая никак не могла выучить правил, относящихся к прислуге, попадала в неприятные истории и действовала на нервы абсолютно всем.       Мадлена приблизилась к постели, держа в руках поднос, на котором стоял кубок с дымящимся отваром.       — Вы звали меня? — спросила она очень тихо. Магнус, невзирая на дурноту, усмехнулся.       — Нет, мне больше интересен отвар, — сказал он, придав голосу силу. Ему не хотелось, чтобы кто-то считал его слабым. Мадлена покраснела, и взгляд ее раскосых серых глаз забегал по комнате. — Дай его.       — Кого? — спросила она, забавно округлив глаза. Магнус цокнул языком, показывая всем видом, что он думает об умственных способностях девушки.       — Мерлин, отвар, конечно же, — вздохнул он. Мадлена тут же засуетилась. Она торопливо зашагала к кровати, но, наступив на подол платья, опрокинула поднос. Хоулп вскрикнул, когда горячая жидкость полилась ему на ногу. Он подскочил в постели и гневно посмотрел на смертельно побледневшую девушку, которая глядела на него в ужасе.       — Моргана, кто тебя принял на работу?! — рявкнул Магнус не своим голосом. Мадлена задрожала под его тяжелым взглядом и сдавленно всхлипнула. Хоулп нахмурился, желая продолжить гневную тираду, но, несколько раз вздохнув, вспомнил про одно дело, в котором Мадлена могла ему помочь, и успокоился. — Это становится традицией, — зло выплюнул он. Мисс де Розир уже начала всхлипывать, стоя рядом с постелью. Она боязливо втянула голову в плечи и дрожала.       — Простите, — пролепетала девушка жалким голоском. И Хоулп успокоился, хотя место ожога неприятно болело.       — Ладно, со всеми бывает, — произнес он. — Не плачь. — Магнус протянул руку и осторожно коснулся локтя служанки. Та вскинула на него слезящиеся светлые глаза.       — Вы больше не злитесь? — со странным выражением в глазах спросила она.       — Не злюсь, — натянуто улыбнулся Магнус, хотя ему хотелось, как следует наорать на неосторожную девчонку, но она была нужна ему. Значит, придется быть повежливее и подобрее, чтобы Мадлена не шарахалась от его. Хотя девчонка злила Магнуса до зубного скрежета, однако цель, как говорится, оправдывает средства.