***
— Мессир, вам письмо, — промолвил Блейз Забини, выходя на просторную цветущую поляну, на которой Сигнус устроил площадку для тренировок. Он прекратил дуэль с Иваном Долоховым, пригладил растрепавшиеся черные волосы, пришедшие от стремительных движений и ветра в полный беспорядок. Затем он рукавом рубашки утер со лба капельки пота. Несмотря на ранний час, солнце пекло нещадно. К тому же тренировка выдалась безумной, все ее участники взмокли и тяжело дышали, хотя не желали сдаваться. Даже чары не помогали, они быстро теряли силу, а времени накладывать их заново ни у кого не было. Сигнус любил проводить время на природе. Именно там он чувствовал свободу, в отличие от старого как сам этот мир особняка Блэков, в котором поселился за неимением другого жилья на этих землях. В особняке долгое время никто не жил, и Блэки, кажется вовсе успели позабыть о его существовании. Но после смерти Сигнуса — отца Беллатрикс — и сэра Ориона все имущество Блэков унаследовала леди Беллатрикс. Спустя почти пятьдесят лет запустения особняк наконец получил нового хозяина. Сигнус, переступив порог поместья, осмотрелся и пришел к выводу, что жилище ему не нравится, но выбора не было. Мать все же смогла убедить его не идти против приказа отца. Сигнус занял пост наместника крупного магического поселения и теперь большую часть дня разъезжал по владениям, слушая и записывая жалобы народа. Во всяком случае такое времяпровождение было ему больше по душе, чем существование в захолустном особняке, пропахшем плесенью. Да, там делали ремонт, но сути это не меняло. В старом поместье Сигнус чувствовал, что его заперли в клетке, ограничили свободу, которую он так любил. Он задыхался там, и поэтому делал все, чтобы проводить в особняке как можно меньше времени. Хотя, быть может, причина скрывалась не в доме, а в леди Лавинии? Вот и сегодня Сигнус предпочел тренировку в лесу, на поляне, а не на территории поместья. — От кого письмо? — спросил Сингус, когда Забини приблизился к нему. — Неизвестно, мессир, но мы проверили его на проклятия, не беспокойтесь, — промолвил Блейз, протягивая господину письмо. Сигнус молча принял его и вскрыл сургучную печать. Он давно перестал обращать внимание на то, как Забини называет его. Блейз Забини был наполовину итальянцем, по отцу. Пока тот был жив, они с матерью жили в Италии, но после смерти родителя, когда Блейзу было девять, они с матерью вернулись в Великобританию, но, похоже, Забини очень тосковал по отцу, по Италии, раз на подсознательном уровне использовал некоторые слова, популярные в Магической Италии. «Мессир» — означает господин. Сигнус был не против такого обращения, однако Иван Долохов, услышав его в первый раз, с трудом сдержал смех. Подобная реакция товарища весьма удивила Сигнуса, и тот поинтересовался, в чем дело. Иван вмиг стал серьезным и рассказал о произведении, написанным его соотечественником. Сигнус, всегда любивший хорошую литературу, заинтересовался и попросил найти ему экземпляр. Стоит ли говорить, что на следующее утро Долохов подарил ему книгу, купленную в маггловском магазине? Сигнус, вспомнив про эту историю, усмехнулся и принялся читать, но по мере того, как взгляд его скользил по ровно написанным строчкам, он становился серьезным. — Что-то случилось? — спросил Иван, когда Сигнус с силой скомкал послание и, сжав в кулаке, поджег его стихийной магией. Он посмотрел на друга немигающим взглядом, и Иван сделал шаг назад. — Следите, чтобы мне не присылали всякие глупости, — промолвил Сигнус холодно, после чего разжал пальцы, и на зеленую траву упал комок обугленной бумаги. Отряхнув руки от пепла, Сигнус направился в сторону особняка. Иван и Блейз молчаливо переглянулись и пожали плечами, не понимая, что произошло. Долохов посмотрел на тлеющий комок и поборол соблазн поднять его и развернуть чужое письмо. Да и наверняка написанное уже исчезло. Пока охранники ломали голову, Сигнус быстро несся по заросшей тропинке, на месте которой когда-то, очевидно, была ухоженная дорожка. Он чувствовал, как стучит сердце в груди, а перед глазами все еще мелькают строчки, написанные красивым почерком. Кто-то додумался написать ему любовное послание, еще и в стихах. Нет, конечно, он любил поэзию, как и любое другое искусство, вот только считал это неприемлемым по отношению к себе. В конце концов он сын своего отца. Но, признаться, прекрасные строки взволновали кровь, и природное тщеславие взметнулось в нем. Все же Сигнус знал, что очень красив, и пользовался этим. Но он не верил в любовь, а стихотворение было пропитано любовью, восхищением и обожанием. Так в задумчивости Сигнус дошел до особняка и через главный вход вошел в поместье. Тут же ему навстречу выбежала Лавиния, облаченная в любимое сиреневое платье из шелка. Девушка торопливо поклонилась и улыбнулась ему нежной улыбкой. — Как хорошо, что вернулись, — промолвила она нежным голоском. Лавиния была бледна и взволнована, но Сигнус не придал этому значения. В целом, ему было плевать на состояние любовницы. Он не чувствовал к ней ничего, кроме похоти. Именно поэтому Сигнус держал ее подле себя, хотя глупая девчонка за два года успела ему надоесть. Наверное, поэтому Сигнус избегал ее общества, но каждый раз оказывался на пороге спальни Лавинии, чтобы утолить желание. Ему кого-то или чего-то отчаянно не хватало. — Ваша матушка прибыла навестить вас. Фраза, сказанная Лавинией, заставила Сигнуса замереть посреди коридора и обернуться. Он смерил фаворитку внимательным взглядом, чувствуя, как напряжение стремительно разливается по венам. Почему мать решила навестить его? Что-то случилось? Что-то с отцом? Или новая война уже началась, и его помощь требуется на полях сражений? Вопросы множились в голове. — Что-то случилось? — спросил он взволнованно. Все волнение, вызванное анонимным любовным посланием, улетучилось. — Я не знаю, — выдавила Лавиния, втянув голову в плечи. Было очевидно, что девушка все еще боялась его и иногда опасалась говорить лишнее. — Где матушка? — спросил Сигнус. — Она в гостиной на втором этаже, — промолвила Лавиния. Сигнус, не обращая внимания на девушку, начал подниматься по лестнице, а девушка засеменила следом. Ее присутствие, еще и за спиной, напрягало Сигнуса. Зачем он вообще позволил Лавинии сопровождать его? Можно было вызывать ее раз в несколько дней, утолять физическое желание и отправлять обратно, домой. Нет же, поддался на глупые уговоры. Сигнус быстро преодолел расстояние до гостиной и, войдя в помещение, увидел мать в кресле перед камином с какой-то книгой в руках. Беллатрикс сидела, закинув ногу на ногу, и задумчиво читала. — Да, для маггла Данте оказался удивительно талантливым. Я слышала о его произведении, Рудольфусу оно очень нравилось, но не думала, что когда-нибудь прикоснусь к маггловской литературе. — Среди маглов было много талантливых людей, — согласился с матерью Сигнус, проходя вглубь комнаты. Он настороженно смотрел на Беллатрикс, прекрасно понимая, что она пришла не о книге поговорить. — К счастью, большинство из них давно мертвы, — промолвила та. — Позвольте заметить, что среди волшебников мало писателей, — робко проговорила Лавиния, выходя из-за спины Сигнуса. Беллатрикс медленно подняла голову и посмотрела на фаворитку сына, растянув губы в усмешке. — Тебе, кажется, не разрешали вмешиваться в чужой разговор, — угрожающе произнесла Беллатрикс. Лавиния натужно проглотила вставший в горле ком и с мольбой в синих глазах посмотрела на Сигнуса, однако тот оказался равнодушным и даже не вступился за нее. — Лавиния, выйди, — приказал, — да именно приказал, — Сигнус. Та только вздрогнула от его холодного и равнодушного тона и, поклонившись, поспешила покинуть гостиную, чтобы не навлечь на себя гнев. Она чувствовала, что ходит по очень тонкому льду, но не могла объяснить это чувство. Сигнус изменился. Да, он и раньше не отличался особой нежностью, не говорил о любви, но это было простительно для особы его происхождения. Но в последнее время он стал сам не свой. Можно было объяснить это сменой обстановки, места жительства, но Лавиния понимала в глубине души, что причина не в этом. Сигнус избегал ее общества, занимался важными делами, работал, объезжал провинцию и тренировался в лесу. У Лавинии появилось ощущение, что господин неосознанно избегает ее общества, стремится возвести вокруг себя надежные стены, чтобы она не смогла преодолеть их. Осознание этого больно жгло сердце. Сигнусу кого-то или чего-то не хватало; даже когда он целовал ее и утолял желание, мысли его были очень далеко. Он вглядывался в черты любовницы, словно пытался разглядеть в ней кого-то другого. Но кого? Лавиния вышла из гостиной и побрела в спальню, намереваясь заняться вышивкой. Знала бы она, каково ей будет жить под одной крышей с Сигнусом, она бы не прилагала столько сил, чтобы уехать с ним. В это время ни о чем не подозревающий Сигнус сел в соседнее кресло, стоящее рядом с креслом матери, которая задумчиво продолжала изучать содержимое книги. Но внезапно, когда она переворачивала страницу, ее внимание привлек сложенный вдвое листок. Беллатрикс взяла его и развернула. — Что это? Рецепт? — спросила она с сомнением, вчитываясь в торопливо написанные строчки на латинском языке. Рецепт зелья. Однозначно. — Да, наверное, Магнус забыл, — спокойно отозвался Сигнус, но удивленно взглянул на мать, которая, с силой скомкав лист бумаги, швырнула его в камин. — Магнус? Ты продолжаешь общаться с этим уродом? — спросила она, посмотрев на сына. Сигнус побледнел от этого взгляда. Он постоянно забывал о радикальных взглядах матери и не всегда ее понимал. — Я иногда заказываю у него различные снадобья, — туманно промолвил Сигнус, не желая вдаваться в подробности. — И иногда беру книги, — добавил он тише. Однако эта фраза произвела на Беллатрикс неизгладимое впечатление. — То есть ты пренебрегаешь моими советами? — спросила она с ощутимой угрозой в голосе. Сигнус молчал, хмуро глядя на мать. Он по природе был упрямым человеком, к тому же молодость и горячность делали свое дело, поэтому Сигнус не собирался отступать. — Что плохого в книгах? — спросил он уверенно. — Рудольфус говорил, что в книгах заключена мудрость предков. — Сигнус посмотрел на огонь в камине. Беллатрикс тем временем несколько раз вдохнула и выдохнула и, закрыв книгу, отставила ее на журнальный столик. — Я не против книг, я против твоего общения со сквибом, — промолвила она. — Подумай, что будет, если кто-то узнает. Я не хочу, чтоб тебя назвали предателем крови, — жестко заключила Беллатрикс. Сигнус вздрогнул от оскорбления и посмотрел в глаза матери. — К тому же обязательно найдутся люди, которые захотят очернить тебя в глазах отца. Сигнус, не желая дальше слушать увещевания матери, встал с кресла и подошел к окну. У него снова появилось ощущение, что его пытаются загнать в клетку и надеть ошейник. Подобное Сигнусу очень не понравилось. — Полагаю, я сам могу выбрать круг общения, — негромко изрек он, возвращая мыслям холодность. Беллатрикс на подобное заявление хмыкнула, встала и приблизилась к сыну. — Можешь, но выбирай среди чистокровных, пожалуйста. Иначе я буду весьма огорчена, — сказала она. — Магнус — сквиб, его место на помойке, среди таких же отбросов общества, что и он. Сигнус дернулся, услышав слова матери, и уставился на нее во все глаза. Он всеми силами пытался быть хорошим сыном, старался соответствовать представлениям матери об идеальном ребенке, но каждый раз что-то шло не так. Вопреки мнению людей, Сигнус не был так яростно настроен против полукровок и прочих низкосортных волшебников. Среди них встречались таланты, Магнус — верное тому подтверждение. Если бы его кто-то взялся обучать, то он достиг бы огромных высот в зельеварении, ведь, даже будучи самоучкой, Магнус умудрялся изобретать что-то свое. Однако Сигнус не мог сказать подобное матери. Просто не мог. Он слишком любил ее, даже боготворил, поэтому решил промолчать и сделать вид, что подчинился ее увещеваниям. В конце концов не всегда нужно доказывать свою точку зрения, можно сделать вид, что принял чужую, но остаться верным себе. — Я вас понял, — промолвил Сигнус, хмурясь. — Но полагаю, не это послужило причиной визита, — стараясь увести разговор подальше от опасной темы, проговорил он, прищурившись. Беллатрикс замерла на мгновение и побледнела, хотя казалось, что уже некуда. — Ты, как всегда, наблюдателен, — усмехнулась она, поправляя рукава платья, затем посмотрела в серые глаза сына и улыбнулась. — Дело в том, что твой отец утром получил послание из Османской Империи, от султана… — И что он же он написал, объявил войну? — мрачным тоном спросил Сигнус. — Нет, он предложил нам мир, но цена этого мира — ты. Ты женишься на дочери султана, — выпалила Беллатрикс. Сигнус дернулся, словно его окатили ледяной водой. Он неверящим взглядом уставился на мать. Этого просто не может быть. — Вы, вероятно, шутите, — с сомнением промолвил он, однако красноречивый и серьезный взгляд матери развеял последние надежды. — Быть не может. — К сожалению, это правда, Сигнус, — произнесла Белла, видя замешательство на лице сына. Тот потер переносицу и мотнул головой, словно пытаясь проснуться, развеять глупый сон. — Милорд принял решение. Между тобой и принцессой будет заключен брак. — Как приятно, что папа волен принимать подобные решения, — с сарказмом протянул Сигнус, пытаясь усмирить чувства. — Так заботливо. — Не ерничай, — попросила Беллатрикс. — Я понимаю, что тебе трудно принять это, но… — Она подняла руку, когда Сигнус хотел возразить. — Но пойми — это во благо нашей страны. — Значит, исход переговоров зависит от моего согласия на брак? — бесцветным голосом спросил Сигнус, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Внешне он напоминал ледяную и бесчувственную статую, но внутри у него бушевал ураган страстей. — В таком случае я подумаю, — холодно ответил Сигнус. — А теперь мне нужно поработать. Разобрать жалобы населения, — проговорил он и поспешил покинуть гостиную. Беллатрикс проводила сына задумчивым взглядом. Да, дипломат из нее не очень хороший. Можно было бы Руди попросить, но он, как назло, еще не вернулся из поездки. Оставалось надеяться, что Сигнус совладает с чувствами и подчинится голосу разума. Норд Райдинг. Лестрейндж-холл. Луна Лестрейндж не могла сказать, что все эти две недели маялась от тоски, страдала от разлуки с супругом. Вовсе нет. Она наоборот радовалась долгожданной свободе, словно птичка, вырвавшаяся из золотой клетки. В отсутствие Рудольфуса Полумна вернулась к старым занятиям, которые любила до войны и замужества. Она рисовала, читала, иногда создавала украшения. Кроме того, Рудольфус перед спешным отъездом разрешил ей навещать отца. Все эти моменты приносили покой и мир в душу Полумны, и жизнь казалась вполне сносной, но ей все равно кое-кого не хватало. Луна вспоминала Рольфа, вспоминала их кратковременные, но от того запоминающиеся встречи, разговоры, прогулки. Рольф подарил ей романтику первой любви, о прелести которой Луна даже не подозревала. Но, к сожалению, всему хорошему рано или поздно приходит конец. Она тосковала по Рольфу, изнывала от чувств, желала снова пережить те мгновения в его сильных объятиях, а потом гнала подобные мысли прочь. Не пристало замужней леди думать о ком-то, помимо мужа. Не пристало. Поэтому Полумна усиленно искала какие-нибудь занятия. К счастью, спустя несколько дней после отъезда Рудольфуса в Лестрейндж-холл вернулась леди Лаура с сыном, и теперь Луна проводила много времени в ее компании. Все же Лаура была удивительно доброй и понимающей девушкой, с чутким сердцем и светлой душой. Удивительно, как она оказалась связана с такой темной семейкой. Вот и в это утро Луна проводила время с Лаурой, сидя в уютном салоне, обставленном в бежевых тонах. Лаура очень любила бежевый и золотой цвета, поэтому в интерьере их было достаточно. В самих покоях царил уют, чему Луна была рада. Наверное, поэтому она любила находиться здесь. — Знаешь, я сегодня проснулась и обнаружила цветы на столике, — промолвила Лаура с весьма мечтательным выражением лица. Луна посмотрела на нее и улыбнулась. Эта девушка была такой доброй и милой и, глядя на нее, самой хотелось смеяться и радоваться. — Асентус хочет помириться со мной, — добавила она, склонившись над колыбелью, в которой лежал Руди-младший. — Я рада за вас, — промолвила Луна. Она постоянно забывала, что помимо Амелии, Рабастана, Рудольфуса и его отпрысков в замке живет еще и Асентус. К счастью, с этим человеком Луна почти не пересекалась. Он настолько редко появлялся в поместье, что Луна давно забыла о нем. Однако Лаура была влюблена в этого замкнутого и холодного человека, который все это время ни разу не вспомнил о жене и ребенке. — Скоро состоится бал в честь помолвки мисс Шарлотты, — произнесла Лаура. — Нужно бы купить наряды. — Зачем? У нас их полно, — ничего не понимая, промолвила Луна. Лаура посмотрела на нее и мягко улыбнулась, словно Полумна была несмышлёным ребенком. — Да, но будет большой прием, необходимо соответствовать требованиям, — промолвила Лаура с нежной улыбкой на губах. Луна вздохнула, вспомнив, что означает словосочетание «соответствовать требованиям». Высшее общество, к сожалению, устанавливало жесткие рамки, выходить за которые опасно для репутации. Луна не сможет носить брюки, джинсы, рубашки, свитера, кроме того, отныне ей недоступны платья и сарафаны, которые она так любила в прошлом. Еще нужно следовать моде, одеваться со вкусом, не болтать лишнего и всюду следовать за мужем, как тень. Перспектива малоприятная. Лаура, заметив, как поникла собеседница, понимающе улыбнулась. Луна посмотрела на нее и поджала губы. Ее воспитывали не так, как Лауру. Пусть та была из бедной семьи, но благородного происхождения, а люди с родословной, казалось, рождались с готовыми вежливыми фразочками в голове и умением скрывать чувства за маской, хотя Лаура в этих делах была не так подкована. Взять хотя бы Амелию. Она говорила осторожно, вежливо, при том могла сплести такую словесную паутину, что Полумна диву давалась от обилия оборотов, метафор и эпитетов. Насчет других членов семьи Луна не могла ничего сказать. С Рабастаном она пересекалась только за ужином, и то не всегда. Лестрейндж постоянно выполнял какие-то поручения Повелителя. Асентус тоже где-то пропадал, а если бы в замке, то делал вид, что Луны не существует. С Шарлоттой у Полумны отношения не сложились. Девушка почему-то люто возненавидела Луну, едва та впервые пересекла порог замка. Чувствуя холод и ненависть по отношению к себе, Полумна не стремилась найти с дочерью Рудольфуса общий язык, пыталась игнорировать язвительные замечания Шарлотты, которая обладала на редкость ужасным характером. Но жестокие слова Шарлотты западали в душу молодой леди Лестрейндж, и она втайне надеялась, что скоро падчерица выйдет замуж и исчезнет из замка. К счастью, в последние недели Шарлотта не начинала глупых конфликтов, была погружена в себя и таяла на глазах. К исходу второй недели девушка до того извелась переживаниями, что напоминала скелет, обтянутый бледной, полупрозрачной кожей. Пару дней назад Рабастан даже вызвал для племянницы целителя, который долго осматривал мисс Баркер и пришел к выводу, как потом Луне по секрету сказала Мадлена, что у Шарлотты расстройство нервов. Луна, узнав об этом, с одной стороны испытала жалость. Все же она знала, в чем, вернее, в ком причина болезни падчерицы. Полумна постоянно вспоминала ее танец с сэром Сигнусом на балу. После такого представления трудно не узнать о чувствах Шарлотты. Но с другой стороны, Луна испытывала удовлетворение и злорадство. Наконец-то эта выскочка испытает то, что пережила она, наконец-то! Едва подобные мысли приходили в голову, Луна всеми силами пыталась искоренить их из души. Она никогда не была такой, но события минувших дней, очевидно, слишком сильно ее изменили. Из размышлений Луну вырвал детский плач. Она вздрогнула и с каким-то удивлением посмотрела на Лауру, которая взяла ребенка на руки и начала его укачивать, ласково шепча слова утешения. «Ты должна родить сына», — прозвучал в голове голос Рудольфуса так отчетливо, словно он стоял у нее за спиной. Она вздрогнула и обернулась, но в салоне никого, кроме нее, Лауры и ее сына не было. «Я скоро сойду с ума», — подумала Луна и потерла переносицу, глядя на Лауру. Та, заметив взгляд компаньонки, истолковала его по-своему. — Не переживай, однажды и ты станешь матерью, — промолвила Лаура. — Познаешь счастье материнства. — На этой фразе Луна явно ощутила дурноту. Она никогда не задумывалась о детях и вообще была к ним как-то равнодушна. Да, маленькие, да милые, но дети — это ответственность. Чтобы родить ребенка, нужно быть уверенным в завтрашнем дне и морально готовым к этому. Была ли готова к материнству Луна? Однозначно нет. Она сама ребенок. Едва закончила школу. Она не чувствовала, что выросла, и предпочитала оставаться маленькой девочкой и дальше. Так было проще. И правильней. К тому же ребенка нужно рожать от любимого мужчины. Но Рудольфуса Луна не любила, но уже и не ненавидела, когда не думала, сколько на нем преступлений, разумеется. Но сути это не меняло. В здравом уме при других обстоятельствах Луна не желала быть матерью в ближайшие годы. Ей хотелось увидеть мир, получить образование, продолжить исследования матери, открыть новые виды магических существ. Однако иных обстоятельств не предвиделось. А над Луной острым кинжалом нависал проклятый контракт. Она должна родить, и как можно скорее. О близости с мужем Луна предпочитала не задумываться. В процессе ощущения были, конечно, новыми и где-то приятными, зато после исполнения супружеского долга Луна чувствовала себя паршиво. Каждый раз, когда Рудольфус заключал ее в объятия, она предавала память друзей и близких, каждый раз становилась предательницей. И отделаться от этого ощущения было практически невозможно. Совесть не давала покоя. — Лаура, я кое-где прочитала, что магический контракт имеет, так сказать, некоторые рамки, — тихо промолвила Луна, вспомнив про книгу, которую прочла пару дней назад в библиотеке Лестрейнджей. — Да, — кивнула Лаура, наконец успокоив сына. Девушка смотрела на собеседницу, и в свете солнца ее светло-карие глаза отливали золотистым оттенком. Луна прочистила горло и встала с софы. — Со дня заключения контракта начинает действовать магия, устанавливающая временные рамки для того, чтобы стороны выполнили все обязательства. — Значит, у меня мало времени в запасе, — мрачно заключила Полумна, и истеричный смешок сорвался с ее губ. — Рудольфус мне даже не сказал об этом. — Возможно, забыл, — промолвила Лаура. Луна наградила ее холодным взглядом серых глаз, но промолчала. — Спроси у него об этом. — Попробую, — промолвила Луна, усмехнувшись. Она никогда не думала, что будет ждать ненавистного мужа из поездки. Но то, что она узнала о контракте, не давало ей покоя. Что будет, если она не выполнит обязательства? Какая кара ее постигнет? Умирать или становиться сквибом Луна не планировала. В глубине души она надеялась, что после рождения ребенка Рудольфус оставит ее в покое, и она сможет жить как захочет. Была и другая причина ожидать приезда Рудольфуса. Ксенофилиус хотел поскорее отремонтировать дом, но у него не было никаких средств на это. Луна помнила, что Лестрейндж обещал помочь и собиралась напомнить ему об обещании.***
Тем временем Магнус Хоулп шел по коридору к покоям сестры. Он все еще жил в замке, пользуясь отсутствием отца, который уже давно бы выгнал его из дома. Впрочем, Магнус и без его вмешательства сбежал бы. Но Рудольфус уехал, Рабастан, хоть и обладал таким же паршивым характером, но, к счастью, был слишком занят. С Амелией и Полумной Магнус старался не пересекаться. Хотя с новоиспеченной леди Лестрейндж сталкивался довольно часто, к величайшему сожалению. Магнус сожалел, что девчонка не избавила его от проблем и не воспользовалась подарком. Одному Мерлину было известно, как Магнус ненавидел ее. Маленькая глупая соплячка, вчерашняя школьница, умудрилась окрутить его отца, привязать к себе, хотя строила из себя ангелочка. Та еще дрянь. Магнус знал, какие таланты могут открыться у женщин, когда на горизонте появляются деньги и власть. Он надеялся, что Луна примет яд, но девчонка все еще была жива и, более того, здорова. Слишком здорова. Все это заставляло Магнуса полниться злобой и ненавистью, его сжигала обида и ревность, но он все еще сдерживался, чтобы не отправить ее к праотцам собственными руками. Во-первых, отец точно начнет расследование, и тогда только Всевышний спасет его от смерти. Во-вторых, Рудольфус снова найдет пустоголовую дуру, и все начнется заново. В-третьих, Магнус не хотел пачкать руки. Пока не хотел, но видит Мерлин, если так пойдет дальше… Иными словами, нужно было как-то нейтрализовать Полумну, пока не появилось гораздо больше проблем, чем сейчас. Тогда у Рудольфуса не останется выбора, и он обратит внимание на Магнуса и его сестру, о которой из-за государственных дел и семейной жизни успел позабыть. Магнус завернул за угол, но по закону подлости столкнулся с неосторожной служанкой леди Лестрейндж. Девушка куда-то спешила, витая в облаках. Он частенько замечал за ней подобное. Глупое выражение на лице, мечтательный взгляд, идиотская улыбка. Все говорило о том, что Мадлена влюбилась без памяти. Оставалось надеяться, что в него. — О, как раз о тебе думал, — промолвил Магнус с сарказмом, придержав служанку под локоть, чтобы та не свалилась. Мисс Де Розир, кажется, приняла его слова за правду. Девушка отступила назад и густо покраснела. — Здравствуйте, — промолвила Мадлена дрогнувшим голосом. — Мы, вроде, перешли на ты? — вопросительно приподнял бровь Магнус, растянув губы в хищной ухмылке. Мадлена глупо улыбнулась и заправила за ухо прядь темных волос. — Простите, сэр, но я не могу, — промямлила служанка и попыталась разжать его хватку на предплечье. Магнус вздрогнул, когда она прикоснулась к нему, но не подал виду. — Мне нужно идти… — В чем дело? Мы, мне показалось, неплохо провели время тем вечером. Сама же сказала, что прогулка в свете луны — лучшее, что было в твоей жизни, — промолвил Магнус, впившись тяжелым взглядом в простоватое личико Мадлены, которая затравленным взглядом посмотрела на него, кажется, желая убежать. — Но избегаешь меня несколько дней. — Тот поцелуй… Он был случайностью, — дрожащим голосом промямлила Мадлена, и Магнус с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Как же его раздражали девушки, строящие из себя ангелочков и недотрог. Мадлена как раз была из этой категории. — Случайностью? — прошипел, сатанея, Магнус, сделав шаг к служанке. Та испуганно отступила и оказалась прижата к стене. — Отпустите меня, я закричу, — промолвила Мадлена, глядя снизу вверх на мужчину, коршуном нависающего над ней. Она втянула голову в плечи и изо всех сил пыталась скрыть дрожь. — И почему же ты не кричишь? — спросил Магнус. Если бы она хотела кричать, она бы уже давно верещала так, что на вопль сбежались все обитатели поместья. Но Мадлена молчала. Магнус, прекрасно понимая, что девушка уже по уши в него влюблена, решил закрепить успех. Он наклонился к покрасневшему личику служанки и, глядя ей в глаза, впился в дрожащие губы требовательным поцелуем. Мадлена дернулась и попыталась оттолкнуть его, но он даже не обратил на это внимание, продолжая вжимать ее в стену. В какой-то момент девушка, очевидно, сдалась и осторожно ответила на поцелуй, обнимая свободной рукой шею Магнуса. Тот отпустил ее руку, положив ладони на тонкую талию, одновременно углубляя поцелуй.