***
Магическая Британия. Норд Райдинг. Лестрейндж-холл Полумна шла по темным коридорам замка, то и дело нервно поправляя юбки розового платья. Она взволнованно смотрела по сторонам, тщетно пытаясь унять бушующее в сердце волнение. Луна сама не понимала, почему так нервничала. Рудольфуса она ни капли не любила, не тосковала во время разлуки, однако, несмотря на это, переживала из-за грядущей встречи с мужем. Сердце заходилось в безумном ритме, руки мелко дрожали, во рту пересохло так, что становилось трудно дышать, а ноги подкашивались. Может, волнение связано с тем, что Луна собиралась сделать? Она хотела попросить мужа помочь Ксенофилиусу деньгами. Да, Рудольфус сам дал обещание две недели назад, но из-за государственных дел, возможно, позабыл об этом. Луна желала напомнить мужу о данном обещании. К тому же ремонт в родительском доме нужно закончить до осени, чтобы Ксенофилиусу было где жить с наступлением холодов. А вести стройку под проливным дождем и порывами ветра не лучшая идея. Луна это знала наверняка. Она все еще помнила те ужасные полгода, которые провела в заключении в лагере для повстанцев. Их заставляли работать и существовать в чудовищных условиях, накладывали ограничения на применение магии, и многие волшебники умирали в неволе, не выдерживая жестокого отношения и тяжелых условий жизни. Вспоминая те далекие, как казалось ей, дни, Луна каждый раз мрачнела, а потом, не выдерживая плохих мыслей, которые нагоняли печаль и тоску, гнала их прочь, старалась отвлечься. Она спустилась на первый этаж, направилась в большую гостиную, прилегающую к огромному бальному залу. Луна вошла в гостиную, как ни в чем не бывало прошла к креслу у зашторенного окна и села, расправив юбки платья. Напротив нее устроилась Лаура с ребенком на руках. Мальчик капризничал, и она тщетно пыталась успокоить сына. — Дай его мне, — промолвила Амелия, до этого о чем-то беседовавшая с сыном. Лаура тем временем, порядком устав от капризов сына, отдала свекрови ребенка, и та начала его успокаивать, шепча ласковые слова. Луна посмотрела на леди Амелию и подумала о том, что теперь, держа на руках крошечного внука, Эми, как жену Рабастана называли члены семьи, выглядела более естественно, чем когда пыталась заботиться о домочадцах. Луна несколько раз вдохнула и выдохнула, борясь с переживаниями. От волнения ей сделалось совсем дурно. В желудке появилась какая-то тяжесть, в области солнечного сплетения завязался узел, а по спине стекал холодный пот. К тому же в висках появилась тупая боль, и к ней иногда добавлялась тошнота. Либо она окончательно рехнулась и на фоне нервов заболела, либо простыла после прогулки в саду вместе с Лаурой. Они тогда попали под слабый дождик. Луна взглянула на Лауру, с улыбкой смотрящую на успокоившегося в объятиях бабушки сына. Девушка выглядела здоровой и счастливой, ей-то уж точно не угрожала простуда. Она не Луна, которая все детство не вылезала из болезней. — А где мистер Лестрейндж? — тихо спросила Лаура, взглянув на стоящего у камина мужа. Тот окинул ее ледяным взглядом голубых глаз, после чего вновь обратил взор на огонь. Несмотря на летнее время, почти во всех помещениях замка горели камины. Поместье было просто огромным и каменным, даже в сильный зной в замке было довольно прохладно. — Он на улице, встречает дядю, — ответил Асентус немного погодя. Луна посмотрела ему в спину. Асентус внешне был похож на мать, но в противовес ей характер имел не самый приятный. Он был холодным и замкнутым. — В таком случае надо поторопить Шарлотту, она почему-то задерживается, — промолвила Амелия, обеспокоенно взглянув на сына. — Не утруждайтесь, матушка. Шарлотта приболела, и она вряд ли почтит нас присутствием сегодня, — как бы между делом заметил Асентус, взглянув на мать. На его лице по-прежнему властвовало выражение светской скуки, но в светлых глазах промелькнула насмешка. — Магнус, разумеется, будет охранять покой сестры. Какое благородство. Луна прищурилась, вглядываясь в черты Асентуса. Тот был красивым мужчиной, и Луна понимала, почему Лаура потеряла голову и без памяти влюбилась в мужа. Однако черты Асентуса были холодными и какими-то отталкивающими, взгляд замораживал и пронзал душу. Но, несмотря на внешнюю красоту, Асентус казался неприятным человеком, к тому же он не отличался словоохотливостью. Из-за этого Луна избегала его. К счастью, Асентус сам не горел желанием жить в Лестрейндж-холле, постоянно пропадал где-то. — Думаю, они все-таки явятся поприветствовать отца, — осторожно заметила Лаура, но тут же осеклась, встретив колючий взгляд мужа. Тот презрительно поджал губы и отвернулся, словно не желая видеть супругу. Лаура поникла и вздохнула. Луна с жалостью посмотрела на расстроенную девушку, давя в себе желание приобнять ее за плечи, утешить. Но обнимать никого не пришлось. Послышались громкие мужские голоса, а после в гостиную вошли двое мужчин. Рабастан улыбался во все тридцать два зуба, отчего его резкие черты лица преобразились. Ему шла улыбка. Рабастан вообще был довольно веселым человеком, если дело не касалось службы Темному Лорду. За ужином, если не было срочных дел, он рассказывал забавные истории о приключениях, в которые попадал да так, что даже Луна с трудом сдерживала смех. Рабастан был полон жизни, несмотря на все горести, выпавшие на его долю. Хотя Луна могла поклясться, что иногда видела на дне темно-карих глаз деверя вселенскую тоску и печаль, словно он о чем-то очень жалел. Кроме того, иногда она замечала напряжение, когда Рабастан пересекался с Магнусом или с Асентусом. Он был совершенно не похож на Рудольфуса, ни внешне, ни характером. Рабастан — ветреность, свобода, безумие и необязательность. Рудольфус, наоборот, серьезность, собранность и обязательность. Они были абсолютно разными, но оба носили одну фамилию, и это заставляло забывать о различиях. Луна, последовав примеру Лауры, встала с кресла и теперь со смятением наблюдала за встречей двух братьев, которые приветствовали друг друга, не замечая ничего и никого вокруг. — Мне нужно многое тебе рассказать. Как хорошо, что ты приехал, еще пару деньков, и я рехнулся бы, как ты выдерживаешь это сумасшествие? — трещал, как заведенный, Рабастан. Его рука по-прежнему покоилась на тощем плече брата, а сам он улыбался. — Большой жизненный опыт, — проговорил, криво усмехнувшись, Рудольфус, похлопав брата по плечу. Тот хохотнул. — Да уж, — пожал Рабастан плечами, наконец давая брату поприветствовать остальных членов семьи. Рудольфус первым делом посмотрел на Полумну, которая не знала, куда деть глаза. Он быстро поприветствовал леди Амелию и Лауру, сухо поцеловав им руки, а после подошел к Луне. — Здравствуйте, сэр, — пробормотала Луна, не зная, что говорить. Рудольфус скривился, словно съел лимон. Но все же шагнул к ней и, положив руку на щеку, поцеловал в лоб. Луна от этого действия смутилась, радуясь про себя, что муж решил не проявлять чувств. Зато она точно знала, что ждет ее в спальне. Подумав об этом, Луна покраснела, а взгляды членов семьи вгоняли в краску еще больше. — Как ты, Полумна? — спросил Рудольфус, вглядываясь в бледное лицо супруги. Та только пожала плечами и натянуто улыбнулась. Ее очень смущало внимание Рудольфуса, особенно на глазах посторонних по сути людей. — Все в порядке, сэр, — промолвила она, натянуто улыбнувшись. — Как ваша поездка? — спросила Луна и тут же прикусила язык, заметив, как в глазах Рудольфуса промелькнуло раздражение, а добродушная улыбка исчезла с его губ. — Поездка не принесла ожидаемых результатов, к сожалению, — туманно ответил сэр Лестрейндж, после чего еще раз оглядел присутствующих, словно желая кого-то увидеть. Луна даже знала, кого именно. — Где Шарлотта? — Брат, я не писал тебе, не желал отвлекать от более важных дел, — промолвил Рабастан, но осекся под тяжелым взглядом Рудольфуса. — Шарлотта приболела, но не переживай, это всего лишь небольшая простуда. Сэр Лестрейндж, услышав это, тут же покинул гостиную, оставив членов семьи переглядываться в недоумении. Луна про себя усмехнулась. Если в Рудольфусе было что-то хорошее, то об этом знала только Шарлотта. Рудольфус, едва услышав о внезапной болезни дочери, почувствовал небывалое волнение. Шарлотта обладала крепким здоровьем и даже в детстве болела редко. Поэтому весть о болезни дочери испугала его, и он ощутил укол совести. Две недели назад Лестрейндж покинул страну и нормально не простился с Шарлоттой. Он уезжал утром, а она отказалась выходить из покоев, аргументируя это тем, что не желает его видеть. Рудольфус знал, чем обусловлено поведение дочери. Грядущая помолвка с Анри Пиритсом даже его выводила из равновесия, и он тщетно пытался найти выход. Беллатрикс бы разобралась с проблемой радикально. Нет человека — нет проблем, как она любила говорить. Но у Беллы была защита в лице Милорда, а положение Рудольфуса не было таким прочным, как у бывшей жены. Повелитель не одобрял убийства чистокровных, особенно сторонников, которые верой и правдой служили ему много лет. За убийство того же Пиритса можно было хорошенько получить от Правителя да так, что сам вряд ли встанешь с постели, если не присоединишься к нему в другом мире. Если бы не вероятный гнев Милорда, Рудольфус давно расправился бы с Робертом и его сынишками, чтобы не допустить кровной мести. Можно было действовать интригами и ядом, но о его вражде с сэром Пиритсом не знает разве что слепой и глухой. Все подозрения падут на Рудольфуса. Уничтожить Пиритса мог только Темный Лорд, и никто больше. Лестрейндж ждал, когда Роберт совершит роковую ошибку, чтобы раз и навсегда сокрушить врага. Но Роберт был слишком осторожен и умен. Размышляя о сложившейся ситуации, Рудольфус остановился у нужной двери и, постучав, вошел. Просторные покои, когда-то принадлежавшие леди Белинде, матери Рудольфуса, встретили его полным безмолвием. Рудольфус прошел вглубь дамского кабинета, оформленного в зеленых тонах. Он грустно усмехнулся. Зеленый — любимый цвет его покойной матери. Матери, которую он почти не помнил и знал только по фотографиям. Покои после внезапной кончины леди Белинды долгое время никому не принадлежали. Даже новая жена отца не смогла в них поселиться. Сэр Сильвий так любил Белинду, что в память о ней опечатал комнаты магией. Рудольфус в детстве и юности часто любил приходить в роскошные покои, любовался картинами, интерьером, там он чувствовал себя в безопасности, словно мама была рядом. Теперь же в этих покоях жила Шарлотта. Он не сумел отказать дочери, когда сразу после ремонта она начала исследование поместья и наткнулась на опечатанные магией комнаты. Девушка попросила отца открыть двери и, переступив порог покоев, решила, что они будут принадлежать ей. Рудольфус не смог противиться воле Шарлотты. И вот теперь Лестрейндж снова находился в комнатах, оформленных со вкусом. Он шел, оглядывая зеленые шелковые обои, на которых золотыми нитками были вышиты ястребы. В большом камине, украшенном статуэтками ястребов, полыхал огонь. Кабинет был большим и чистым. Шарлотта, как и Рудольфус, была педантична и аккуратна. Все же она была очень похожа на отца. Рудольфус подошел к двери, ведущей в спальню. Оттуда доносились приглушенные голоса. — Я не могу видеть тебя в таком состоянии, — тихо промолвил Магнус. — Перестань изводить себя. — Я не могу, — ответила Шарлотта. У Рудольфуса сжалось сердце от того, как надломленно и устало звучал ее голос. — Почему отец так поступил со мной? За что? — ответом ей послужил тяжелый вздох Магнуса. — Скорее всего, это не в его власти, — промолвил он. Сэр Лестрейндж, решив не тянуть кота за хвост, постучал в дверь, и голоса тут же стихли. Он вошел в спальню дочери и огляделся. Шарлотта, бледная и похудевшая, лежала в постели, а рядом с ней сидел Магнус, имеющий мрачный и серьезный вид. — Добрый вечер, — промолвил Рудольфус, заметив, что Шарлотта отвернулась, переводя взгляд на окно, за которым царила непроглядная темнота. Ночь уже вступила в царствование. — Даже не поприветствуешь отца? — спросил, усмехнувшись, Рудольфус, подходя к кровати. Он чувствовал на себе немигающий взгляд сына, который буквально пронзал его насквозь. Но ему в целом было плевать на мальчишку. Шарлотта не шелохнулась, ни единый мускул не дрогнул на ее красивом, но осунувшемся лице. В глазах цвета весенней травы не вспыхнул огонь, прежде согревавший хозяйку. Она напоминала статую, красивую и безжизненную. Рудольфус, понимая, что разговор будет нелегким, взглянул на сына и промолвил: — Выйди, Магнус. — Но тот даже не шелохнулся, продолжая сидеть на кровати рядом с сестрой, имея вид серьезный и сосредоточенный. — Я сказал — выйди, нам с Шарлоттой нужно поговорить. — Я вас бесконечно уважаю как отца, — негромко заметил Магнус, не сдвинувшись с места. — Но кто-то должен защитить Шарлотту. Рудольфус смерил его внимательным взглядом, от которого Магнуса передернуло, но тот, оставаясь верным себе, не сдвинулся с места. Он сидел, расправив плечи, с неестественно прямой спиной, в его глазах царила уверенность, а выражение лица казалось упрямым. — От кого защитить? — спокойно спросил Рудольфус, прищурившись. Он не имел ни малейшего желания ссориться с Магнусом, впрочем, как и всегда. Но тот обладал просто поразительной способностью выводить Рудольфуса лишь парой фраз. В Магнусе все было не так. Он неправильно смотрел, неправильно говорил, даже улыбался неправильно. Улыбка у него была презрительная, словно он смеялся отцу в лицо. Презирал. Но, скорее всего, все вышеперечисленное было лишь плодом воображения Рудольфуса. Все же память — самый страшный яд. Когда-то Рудольфус нарушил слово, данное сыну, и обрек его на незавидное существование. К тому же Лестрейндж был виноват не только в этом. Скорее всего, поэтому, пытаясь защититься от собственных воспоминаний и совести, он закрывал в глубинах души все теплые чувства, которые когда-либо испытывал к единственному сыну. Все же ненавидеть проще, чем любить. Магнус, которому стало не по себе от взгляда отца, с трудом сохранял самообладание. В глазах родителя он вновь увидел нечто непонятное и по обыкновению решил, что это уже знакомое презрение и ненависть. Но отступать Хоулп не намеревался, все же он был Лестрейнджем до мозга костей, а все Лестрейнджи славились гордыней и упрямством. Магнус, собравшись с мыслями, уже хотел заговорить, но Шарлотта, почувствовав приближение бури, вынырнула из мрачных размышлений. — Магнус, оставь нас наедине. — Тот вздрогнул от негромкого голоса сестры и посмотрел на нее с недоверием. Шарлотта устало потерла покрасневшие от недосыпа глаза и грустно улыбнулась брату: — Не переживай. Магнус уже хотел начать спор, но вовремя понял, что не стоит. Рудольфус слишком любил дочь, чтобы причинить ей вред. Он буквально пылинки с нее сдувал в свободное от работы время. Опасности не было. Хоулп поднялся и, наградив отца взглядом исподлобья, покинул спальню. Едва за сыном закрылась дверь, Рудольфус вздохнул. Присутствие Магнуса всегда напрягало его, рядом с ним он чувствовал себя мерзко, словно был предателем. Хотя кого он обманывает? Он и есть предатель. Желая отогнать мрачные думы, от которых не было спасения, сэр Лестрейндж приблизился к кровати и сел рядом с притихшей дочерью. Шарлотта разглядывала свои руки, лежащие поверх одеяла, которым она была укрыта по пояс. — Мне сказали, что ты заболела, — тихо промолвил Рудольфус, вглядываясь в бледное лицо дочери. Та не шелохнулась. — Если бы я знал, прибыл бы раньше. Все же мой долг отца оберегать тебя. — Ваш долг, отец, верно служить Повелителю, — невесело усмехнулась Шарлотта. — И, стоит заметить, с этой ролью вы справляетесь лучше, чем с ролью отца, — негромко добавила она. — Шарли, — устало вздохнул Рудольфус. — Я в первую очередь Пожиратель Смерти. — Я заметила, — не думая о манерах, промолвила Шарлотта. Сэр Лестрейндж проигнорировал неуважительный тон. Она была его любимым ребенком, в ней он видел тень давно погибшей матери, в ней он видел себя, поэтому закрывал глаза на поведение дочери, мог простить ей все что угодно. Даже пренебрежение манерами. Когда Шарлотту обуревали эмоции, когда у нее в душе начинали бушевать страсти, ее заносило. Девушка была зависима от чувств, она жила и упивалась ими. — Шарлотта, сейчас очень непростое время для нашей семьи, — наконец промолвил Рудольфус, игнорируя мольбу во взгляде дочери. — Я надеюсь на твое благоразумие… — Благоразумие?! — вскрикнула, теряя контроль над собой, Шарлотта. — Что вы называете благоразумием, папа? Почему согласны отдать меня врагу, почему ничего не предпринимаете? — сплошным потоком выпалила она. С Шарлотты окончательно слетела маска равнодушия и спокойствия, за которой она тщетно пыталась скрыть чувства. От одной только мысли, что она станет женой младшего Пиритса, который пытался когда-то за ней ухаживать и намекал на всякие мерзости, становилось дурно. К тому же Шарлотта никак не могла унять зов сердца, который повелевал ею ныне. Ах, если бы она смогла достучаться до Принца, привлечь его внимание… Если бы могла быть счастливой. — Я поговорю с Повелителем, попытаюсь разорвать помолвку, но шансы минимальны, — произнес Рудольфус, глядя в сверкающие злостью глаза дочери. Та мотнула головой, словно пытаясь проснуться от ночного кошмара. — Амелия уже начала подготовку к помолвке, — сдавленно прошептала Шарлотта. А после, жалко всхлипнув, закрыла лицо руками и расплакалась, как маленький ребенок. Сэр Лестрейндж опешил. Шарлотта даже в раннем детстве редко плакала и почти не доставляла проблем, но теперь что-то словно сломалось в ней. Будто девушка безмолвно молила о помощи, но никто не слышал ее крика. Чувствуя укол совести, Рудольфус притянул к себе плачущую дочь и обнял ее. Шарлотта попыталась вырваться, она упиралась дрожащими руками в плечи отца, силилась оттолкнуть его, но сэр Лестрейндж только сильнее обнял ее. В какой-то момент Шарлотта сдалась и обмякла в объятиях отца, зарыдав в голос. Она положила рыжеволосую голову на его плечо, жалко всхлипывала, больше не стыдясь собственной слабости. — Прошу, не выдавайте меня за Анри, отец, я не переживу этого, — в перерывах между всхлипами бормотала Шарлотта, отчего сердце Рудольфуса обливалось кровью. Он чувствовал себя отвратительно. Да, отец из него просто ужасный. Магнуса он на дух не переносит, потому что не может договориться с собственной совестью и закрыть глаза на старые традиции чистокровных волшебников, а дочь банально не понимает. Дети росли без него. Они не знали родительской ласки долгих четырнадцать лет, они не ведали, какой Рудольфус человек, но все равно любили его. Или любили образ из детских грез? Скорее всего, последнее. Сэр Лестрейндж сам не знал, как вести себя с детьми. Магнуса проще ненавидеть, чем разобраться в его поступках и словах. Именно это Рудольфус из собственной трусости и малодушия делал, хотя ощущал, что этот путь неверный. Шарлотта… Шарлотту Рудольфус любил, но чувствовал, что этой любви не хватает. Жизнь у него была не самой легкой, и много моральных ресурсов ушло на войну, на женщину, которую он любил и ничего не получал взамен. И вот теперь те, кто действительно достоин его любви, не могли получить даже ее капли. Это печальное открытие угнетало, давило на плечи. Рудольфус разучился любить. Он разучился чувствовать. — Сделайте что-нибудь, молю! — с отчаяньем вскрикнула Шарлотта, резко отстраняясь от отца. Она прикусила дрожащие губы и с мольбой посмотрела в лицо Рудольфуса. — Я не хочу свадьбы с Пиритсом. — Я поговорю с Повелителем, но вряд ли он изменит решение, — сказал тот не в силах видеть слезы своего ребенка. Рудольфус прекрасно понимал, что зря обнадеживает дочь, что Темный Лорд уже точно не изменит решения, но просто не мог промолчать, видя, как убивается Шарлотта. Она вздохнула с облегчением и закрыла на мгновение глаза. Ее била мелкая дрожь, словно она попала под какое-то заклинание. Выглядела Шарлотта неважно: бледная, худая, с искусанными губами. Рудольфус вновь обнял дочь, в этот момент она до ужаса напомнила ему Элизабет Баркер, бывшую любовницу. Бетти, как ласково называл любовницу Рудольфус, была маленькой и слабой, зависимой от чувств. Элизабет была незаконнорожденной дочерью Кэрроу-старшего, она с семи лет не знала ласки и любви, могла только мечтать о них. Ей жизненно необходимо было знать, что кто-то в этом мире ее любит и ценит. В свое время Рудольфус со скуки подло воспользовался этим. Ему не составило труда привлечь внимание одинокой и несчастной семнадцатилетней девушки и завладеть ее сердцем. Очень скоро Элизабет без памяти влюбилась в него. Лишенная внимания и любви, девушка устремилась к единственному человеку, который хоть как-то обращал на нее внимание и заботился о ней. (На деле за заботой, всеми красивыми словами и подарками стояла обыкновенная похоть). Лестрейнджу быстро надоела покорная игрушка в постели, готовая на все ради внимания хозяина и пары добрых слов. Со временем Элизабет начала раздражать его. Вся ее невинность, доброта, чистота оказались пустой глупостью и слабостью. И вот по прошествии стольких лет Рудольфус ощутил слабый укол совести. Увидев слезы их с Элизабет дочери, он явно почувствовал страх за нее. Она внешне была похожа на отца, характер, к счастью, тоже унаследовала от Лестрейнджей. Но тем не менее в Шарлотте жила та самая маленькая девочка, верящая в чудеса и в большие чувства, именно эту девочку Рудольфус в свое время убил в Элизабет. Это неожиданное открытие пугало. Рудольфус покрепче обнял дочь, боясь, что если он ослабит объятия, кто-то причинит Шарлотте вред. Ему захотелось оградить ее от жестокости внешнего мира, чтобы она никогда не познала разочарований. Но что-то шептало Лестрейнджу, что он опоздал, занимаясь чем угодно, но не семьей. Шарлотта уже отдала кое-кому сердце, и его могли в любой момент разбить. — Ты давно писала матери? — спросил сэр Лестрейндж немного погодя, когда Шарлотта окончательно успокоилась, а теперь просто нежилась в объятиях отца. Она заметно напряглась и ответила: — Пару недель назад. — Пиши ей чаще, она, должно быть, волнуется, — промолвил он назидательно. Почему-то вновь сердце сковало чувство вины, словно он забрал у Элизабет дочь. — А лучше навести ее. — Но отец… — возразила Шарлотта, отстранившись от него. Слезы высохли на ее щеках, и об истерике теперь говорили только покрасневшие глаза да растрепанные волосы. — Она твоя мать, и ты нужна ей, — строго заметил Рудольфус. — Из-за тоски ее здоровье совсем ослабло. — В таком случае ей нужна не я, а вы, — тихо промолвила Шарлотта. Но Лестрейндж словно не услышал ее. Такое часто бывало, когда что-то не нравилось Рудольфусу, он делал вид, что не заметил или не расслышал. Удостоверившись, что дочь более или менее успокоилась, получив от него обещание, Рудольфус поднялся с постели и ласково погладил Шарлотту по щеке. Та прильнула к руке отца, глядя на него, как и прежде, горящими восторгом глазами. — Мне пора идти, а ты не думай о всяких глупостях, — негромко проговорил Рудольфус. Шарлотта в тот же миг насупилась, глядя на отца снизу вверх. — Может, останетесь, я прикажу принести ужин, вы, должно быть, голодны. Мы позовем Магнуса и… — начала говорить Шарлотта, но Рудольфус поднял руку, призывая ее к тишине. — Я бы с радостью, но мне нужно уделить время Полумне, я две недели ее не видел, — промолвил Рудольфус, и в его глазах промелькнуло нечто темное и пугающее. — В другой раз, — сказал сэр Лестрейндж и направился к выходу. Шарлотта поджала губы, понимая, что спорить бесполезно. Ей оставалось только беспомощно глядеть вслед отцу, внимания которого ей так отчаянно не хватало. Когда Рудольфус покинул покои, Шарлотта схватила маленькую подушку и с силой швырнула ее на пол, поддаваясь вспышке злости. Ее всегда швыряло из крайности в крайность. Она жила чувствами. И вот теперь чувства снова застили ее взор. — Маленькая дрянь, — злобно прошипел Шарлотта, вспомнив новоявленную мачеху, которую она на дух не переносила. Честно сказать, ей было плевать на Луну, вот только эта девица отнимала у Рудольфуса слишком много времени. Шарлотта была собственницей по натуре и не любила ни с кем делиться. Исключением мог стать только Магнус, и то под большим вопросом. Все же братец никогда не пользовался расположением отца. Она же, Шарлотта, раньше была центром Вселенной для Рудольфуса, и вся его ласка и любовь направлялась только на нее. С появлением в их жизнях Полумны все встало с ног на голову, и Шарлотта чувствовала, что ее отодвинули на второй план. Это неприятное открытие очень не понравилось Шарлотте. Она не хотела ни с кем делить отца, поэтому, поддаваясь ревности, люто возненавидела юную леди Лестрейндж. То же самое испытывал Магнус.***
Полумна Лестрейндж после встречи с мужем отправилась в их покои, где, вызвав служанку, переоделась ко сну. Облачившись в ночную сорочку ярко-синего цвета, подчеркивавшего цвет ее глаз, она позволила Мадлене нанести на свою шею немного духов и расчесать длинные вьющиеся волосы. Луна заметно волновалась, ожидая прихода супруга. Хотя, быть может, ее волновало вовсе не это, а то, что она задумала? Ксенофилиусу необходимы деньги для ремонта дома, Луна решила напомнить Рудольфусу об обещании, но как? Она понятия не имела, но общество Лауры натолкнуло ее на некоторые мысли. «Путь к сердцу мужчины лежит через постель», — легкомысленно заметила Лаура несколько дней назад. Луна же восприняла ее слова всерьез. Она не знала всех нюансов отношений между мужчиной и женщиной, но чисто женским чутьем понимала, что только так сможет повлиять на мужа. К тому же необходим был ребенок, иначе Луну настигнет расплата за нарушение условий контракта. А так уж вышло, чтобы родить, нужно потерпеть в постели мужа. Еще Луна понимала, что после долгой разлуки Рудольфус, скорее всего, потребует от нее выполнения супружеского долга. Так что нужно было подготовиться, чтобы в любом случае выполнить задуманное. Луна, волнуясь, подошла к трельяжу и, отодвинув ящичек стола, достала шкатулку, в которой хранилось зелье, подаренное Беллатрикс. Она откинула крышку и взяла заветный пузырек. — Госпожа, может, воды? –спросила Мадлена едва слышно. Луна с волнением на нее посмотрела и кивнула, не в силах дать внятный ответ. После этого она вновь посмотрела в зеркало и нервно поправила волосы, лежащие на правом плече. Выглядела она весьма недурно. Передышка в две недели и отсутствие морального давления пошли ей на пользу, и Луна теперь не напоминала ходячего мертвеца. Кожа ее по-прежнему была бледной, но на щеках играл живой румянец, серые глаза не напоминали больше омуты печали, все же встречи с отцом пошли ей на пользу. А многочисленные маски и бальзамы оздоровили волосы, и теперь они не напоминали паклю. Как ни крути, хороший уход и дорогая косметика, позволяющая следить за внешним видом, пошли Луне на пользу. Молодая леди Лестрейндж затянула пояс халата из синего шелка, который надела поверх сорочки, потому что та была чересчур красивой и откровенной. Украшенная кружевом и лентами, сорочка подчеркивала все изгибы ее юного тела, и Луна невольно смутилась, увидев себя в ней, и поспешила скрыть красоту за тканью халата. Мадлена, все это время внимательно следившая за действиями госпожи, налила в стакан воду, а после осторожно вытащила из кармана платья небольшой пузырек. Воровато оглядевшись и убедившись, что Полумна занята собственным отражением, служанка откупорила флакончик и вылила содержимое в стакан. После чего положила флакон в карман. — Ваша вода, госпожа, — промолвила Мадлена, натянуто улыбнувшись. Она протянула Луне стакан с водой. Та, ни о чем не подозревая, взяла его и улыбнулась. — Спасибо, можешь идти, — изрекла Полумна. Мадлена двинулась в сторону выхода из опочивальни, при этом взволнованно поглядывая на задумчивую хозяйку. Она должна проследить, чтобы леди Луна выпила зелье. Полумна поднесла стакан к губам и сделала несколько жадных глотков, осушив при этом его почти наполовину. Мадлена, облегченно вздохнув, покинула покои, радуясь, что все получилось. Луна тем временем, ни о чем не подозревая, взяла подарок Беллатрикс и отмерила положенное число капель в стакан. После чего закрыла пузырек, положила его в шкатулку и спрятала в выдвижном шкафчике. Это зелье было самым ценным ее сокровищем. Нужно бы узнать, что это за снадобье. После проделанного действия Луна, пытаясь унять волнение, выпила воду с лекарством и села на софу. Она взволнованно посмотрела на часы. Скоро придет Рудольфус. Она готова его встретить. Прошло около двадцати минут, и Луна уже едва рассудка не лишилась от волнения, когда в спальню вошел Рудольфус. Она, увидев мужа, тут же вскочила на ноги, взволнованно глядя на него. Лестрейндж снял с себя черную дорожную мантию и остался в сером сюртуке. По щелчку пальцев хозяина в опочивальне появился домовой эльф в накрахмаленной белой наволочке, на которой был вышит герб рода. — Принеси что-нибудь перекусить и вино, — промолвил сэр Лестрейндж. Луна мысленно обругала себя, как она могла не понять, что Рудольфус голоден. Эльф отправился выполнять приказ, а сэр Лестрейндж тем временем повесил мантию на спинку кресла и подошел к жене. Луна замерла, не в силах пошевелиться. Все мысли и планы, которые она вынашивала до того момента, как посмотрела мужу в глаза, куда-то улетучились, и в голове царила звенящая пустота. Вместе с этим Полумна напряглась, ожидая дальнейших действий со стороны Рудольфуса. Обычно он выступал инициаторам их близости, и Луна не хотела менять успевшие устояться за недолгое время их брака порядки. Будь ее воля, она вообще не делила бы с ним постель. Но отец и деньги… — Скучала? — криво ухмыльнувшись, спросил Рудольфус, окидывая цепким взглядом хрупкую фигуру юной жены. Луна невольно покраснела под его внимательным взглядом, но все же нашла в себе силы не отворачиваться. Она откинула голову назад, глядя снизу вверх в лицо мужа, который практически вплотную к ней приблизился. От Рудольфуса пахло уже знакомым одеколоном, и чувствовался горьковатый, едва заметный запах лекарств. То ли зелье начало уже действовать, то ли Луна перенервничала, но у нее закружилась голова, когда Рудольфус по-хозяйски положил руки на ее талию, прижав к себе. — Как прошла поездка? — силясь перебороть волнение и оттянуть неизбежное, спросила Луна. — Она не принесла, к сожалению, необходимых результатов, — туманно промолвил Лестрейндж, глядя тяжелым взглядом на жену. — Но, думаю, можно поговорить о службе после. Сказав это, Рудольфус удивительно бережно обнял Полумну, уткнувшись в ее волосы. Она замерла в его объятьях, как птичка в клетке. От близости мужчины голова у юной леди Лестрейндж закружилась, а ноги подкосились. Она безвольно обмякла в руках Рудольфуса. Вся решимость и желание воплотить план в реальность куда-то провалились, оставив только слабость и смущение. Лестрейндж же, взяв Полумну за волосы, слегка оттянул ее голову назад и припал губами к нежной коже на шее. Луна жалко пискнула, скорее от неожиданности, чем от боли и страха. Горячие поцелуи опалили ее шею, и каждое прикосновение мужа неожиданно нашло в ней отклик. Внизу живота появилось странное ощущение, которое росло с каждым мгновением. Рудольфус тем временем нетерпеливо развязал пояс халата и быстро стащил его с плеч жены. Легкая ткань соскользнула вниз, упав к ногам Луны. Она тяжело и быстро дышала, словно ей не хватало воздуха. Лестрейндж на мгновение отстранился от нее и начал расстегивать пуговицы сюртука. Он буквально срывал с себя одежду, а когда остался в одних брюках и легкой белой рубашке, потянул жену в сторону большой кровати с пологом. Там Лестрейндж снова впился требовательным поцелуем в дрожащие от волнения губы Луны, после чего положил руку на шею и слегка сжал ее, отчего у Полумны перехватило дыхание. Язык Рудольфуса проник в ее нежный рот, и он, углубив поцелуй, начал возиться с многочисленными лентами сорочки, имитирующими корсет. — Проклятье! — зло шикнул он, запутываясь пальцами в клубке ленточек и кружев. У него никак не получалось стянуть сорочку с супруги, и в какой-то момент его терпение лопнуло. Лестрейндж отстранился и, недолго думая, руками разорвал лиф сорочки, обнажив небольшую грудь. Луна сдавленно пискнула и попыталась прикрыться ладонями, но Лестрейндж перехватил хрупкие запястья и, с силой сжав их, развел руки Полумны в стороны. Рудольфус впился плотоядным взглядом в грудь жены, и взор его в тот же миг заволокло похотью. Луна задрожала под его взглядом и опасливо втянула голову в плечи, чувствуя смущение. Они не в первый раз делили постель, но каждый раз она волновалась и нервничала, опасалась близости. Рудольфус снова начал целовать Полумну, бесстыдно сжимая в руках ее грудь. Он толкнул Луну на постель, а сам навалился сверху, продолжая ласкать ее подрагивающее тело. В какой-то момент Лестрейндж отстранился и, расстегнув рубашку на несколько пуговиц, снял ее через голову и отшвырнул в сторону. После этого он помог Луне избавиться от изорванной сорочки, и вскоре она тоже была отброшена прочь. Рудольфус окинул цепким взглядом тело жены в его постели. Луна лежала на шелковых простынях и быстро дышала. Взгляд ее серых глаз был так затуманен, что Рудольфус невольно напрягся, не понимая, чем вызвана эта неожиданная перемена. Но он тут же отбросил мысли в сторону и снова набросился на жену, уже не помня себя. Он стянул с Луны кружевные трусики и, раздвинув ее худенькие ножки, навис над ней. Луна заерзала и заволновалась, уперевшись дрожащими руками в его плечи, словно пытаясь отстраниться. Вообще вела она себя странно. Сначала была не против близости, затем, оказавшись в постели под ним, начала предпринимать попытки к бегству. Однако Рудольфус не обратил внимания на жалкие попытки жены отстраниться. Он снова начал покрывать шею и лицо Луны поцелуями и нетерпеливо вошел в ее лоно. Полумна тихо вскрикнула и впилась ногтями в кожу на его плечах, зажмурившись. С ее губ сорвался не то стон, не то всхлип, когда Рудольфус начал нетерпеливо двигаться. Сэр Лестрейндж сильнее вдавил юную супругу в кровать, буквально подминая ее под себя. Он уткнулся носом в шею Луны, сжимая ее в своих объятиях. — Осторожней! — заметил он хриплым от возбуждения голосом, когда Полумна особенно сильно впилась ногтями в его плечи. Он перехватил ее запястья и зафиксировал у нее над головой. Луна начала вскрикивать от каждого его движения, что тут же нашло в нем отклик. Он ускорил темп, хрипло дыша. Полумна закрывала глаза, выгибаясь навстречу мужу. Рудольфус же навалился на Луну всей массой, изливаясь в нее. Луна шумно дышала, лежа под Лестрейнджем. Он придавил ее своим телом, и она не могла нормально вздохнуть. Было очень душно, словно камин горел в полную силу. К счастью, Рудольфус быстро пришел в себя и перекатился на вторую половину кровати, блаженно закрыв глаза. Луна же скрестила ноги и повернулась на бок, отвернувшись от мужа. Она не могла сказать, что не испытала удовольствия от близости. До этого неизвестная похоть и темное желание овладели ею, и во время близости с мужем эта тьма окончательно пробудилась. Что это было? Неизвестно. Скорее всего, так подействовало зелье, подаренное Беллатрикс на свадьбу. Наверное, оно обострило инстинкты и затуманило разум. Теперь же, когда действие зелья проходило, и разум Луны прояснился, она чувствовала себя отвратительно, словно ее облили грязью, осквернили. В такие моменты она всегда чувствовала себя использованной, и это открытие вызывало дурные мысли и ощущения. Луна закусила губу, до сих пор чувствуя отголоски приятных ощущений. Она замерла, почувствовав прикосновение к спине. Рудольфус неожиданно пододвинулся ближе и заключил ее в объятия. — Ну и чего ты так печальна? — спросил Рудольфус. Луна промолчала. В голове снова всплыл разговор с отцом. — Я виделась с отцом, — тихо произнесла Луна и пожалела, что не видит лица мужа. Тот ощутимо напрягся. Полумна приподнялась на локтях и взглянула на лежащего рядом Рудольфуса, который задумчиво смотрел на нее. — С ним все в порядке? — спросил без особого интереса он. — Да, — кивнула Луна, глядя в лицо Лестрейнджа. Тот продолжал на нее глядеть, но в чертах его сквозила усталость и какая-то слабость. — Папа хочет начать ремонт дома. Его разрушили во время войны. Ответом ей послужило молчание. Она вздохнула и снова взглянула на мужа. Тот уже лежал с закрытыми глазами, словно спал, но он продолжал гладить Луну по спине. — У него нет денег на ремонт, — промямлила Луна, не зная, что сказать. Легко придумать план, но воплотить его в жизнь не так-то просто. К тому же она никогда не действовала подобным образом. — Вы говорили, что поможете ему… — Значит, помогу, — отозвался Рудольфус, открыв глаза. — Не переживай. Луна довольно улыбнулась и, поддавшись внезапному порыву, обняла Рудольфуса. Лестрейндж улыбнулся и обнял ее в ответ. — Давай спать, поздно уже, — промолвил сэр Лестрейндж. Луна кивнула и устроилась в постели. Рудольфус молча взял одеяло и укрыл им супругу.***
На следующий день Полумна, Рудольфус, Лаура и Шарлотта сразу после завтрака покинули родовое поместье. На этот раз для перемещения они использовали порт-ключ, поскольку каминную сеть в связи с неблагоприятной обстановкой в стране заблокировали, а аппарировать сэр Лестрейндж не мог из-за старой травмы спины, так не вовремя давшей о себе знать. До этого момента Луна даже не подозревала, какие боли приходится терпеть мужу, прошедшему две войны. Утром перед завтраком она застала супруга сидящим за письменным столом, на котором в ряд были выставлены флаконы с лекарствами. — Я принимаю каждое утро огромное количество зелий. Боевые проклятия всегда оставляют след, — пояснил Рудольфус, заметив ничего не понимающий взгляд жены. Луна переступила порог кабинета и неловко замерла у дверей, наблюдая за мужем. — Некоторые из лекарств дурно сказываются на рассудке и умственных способностях, поэтому я пью их только в случае крайней необходимости. — Сказав это, сэр Лестрейндж усмехнулся и, взяв ложку, начал отмерять из первого флакончика определенное количество капель. Луна молчала, наблюдая за всеми манипуляциями. В памяти очень вовремя вспыли моменты, когда лучшие целители Европы, нанятые Рудольфусом, лечили ее отца. В его комнате в те дни витал горьковатый запах лекарств, что Луна невольно привыкла к нему. Но, стоит заметить, те зелья и исцеляющие чары помогли Ксенофилиусу, поставив его на ноги за несколько месяцев. Но необходимо было регулярно применять некоторые из снадобий. Интересно, отец соблюдает предписания лечащего врача? Луна ощутила укол совести. Из-за личных переживаний и любовных терзаний она сосем забыла о здоровье отца. Нужно бы узнать, хватает ли ему средств на необходимые зелья. Рудольфус тем временем завершил прием всех снадобий и теперь взмахом палочки раскладывал флаконы на полке книжного шкафа, где оборудовал мини-аптечку. … Лестрейнджи отправились в Косой Переулок. Рудольфус, сжимая с силой челюсти, чтобы перетерпеть, очевидно, приступ боли, отправился прямиком в банк. (Порт-ключ перенес их к зданию банка). Луна, Лаура и Шарлотта же по настоянию Рудольфуса решили прогуляться по Косому Переулку. Луна, ступая по магической улице, оглядывалась по сторонам и не могла до конца поверить, что происходящее — не сон. Она почти два года не была в Косом Переулке и почти забыла волшебную атмосферу, царившую здесь. Молодая Леди Лестрейндж шла рядом с Лаурой, которая, не переставая, говорила о каких-то цветах, модных в этом сезоне, а Луна слышала фоном только непонятное жужжание. Она изредка кивала Лауре, когда та делала паузы, а сама разглядывала небольшие магазинчики, словно впервые попала в Косой Переулок. Действительно, некоторых магазинов и ресторанчиков раньше не было, но на большинстве висели специальные таблички с надписями: «Домовикам и магглорожденным волшебникам вход воспрещен». Луна с трудом удержала на лице ровное выражение, но на самом деле ей не совсем была понятна ненависть нового правительства к магглорожденным. Она выросла в других условиях, поэтому никак не могла смириться с окружающей действительностью. Все решения нового правительства казались Полумне по меньшей мере дикостью, но лучше бы, чтобы никто не узнал об этом. Она увидела нескольких волшебников, облаченных в какие-то серые жилеты поверх черных рубашек. Эти люди, очевидно, выполняли работу дворников или уборщиков. До того они были на них похожи, хотя Луна редко бывала в маггловском мире, но отец ей рассказывал о такой профессии магглов. Дворники убирали мусор, но действовали они, словно обычные люди, без волшебных палочек. Что за глупость? Магия должна облегчить жизнь волшебников, а не наоборот усложнить. Но почему они не используют колдовство? Луна невольно замедлила шаг, разглядывая людей в серых жилетах. Каково же было ее изумление, когда она узнала некоторых из них. Эдгар Смит — магглорожденный студент Хаффлплафа, на год младше Луны, в школе был лучшим на факультете, теперь же работает дворником. Или же Эмили Уилс, ее однокурсница, студентка Когтеврана, с которой Луна жила в одной комнате на протяжении пяти или шести лет. Ее мать была магглой, а отец — магглорожденным волшебником. Эмили хорошо училась, но какой в этом толк, если к власти пришли чистокровные? Видя всех этих людей в столь незавидном положении, Луна ощутила сожаление, которое сменилось уколом жалости. Они не заслужили такой судьбы, они не выбирали, в какое время и в какой семье появиться на свет. Эдгар Смит в очередной раз выгрузил мусор из ведра в мусорный бак и тяжело утер со лба пот. Он несколько раз глубоко вздохнул и, оглядев улицу, остановил взгляд на идущей вдоль прилавков Луне. Та едва заметно кивнула ему, но наткнулась на мрачный и серьезный взгляд Шарлотты, который не сулил ничего хорошего. Луна отвела взгляд, и они с Лаурой поспешили войти в магазин одежды. Шарлотта последовала за ними с плохо скрываемой триумфальной улыбкой на губах. Но Луна не обратила на это никакого внимания. В магазине было тихо и, куда хватало глаз, простирались витрины с манекенами, облаченными в самые разнообразные платья. От увиденной роскоши и красоты у Луны дыхание перехватило. — Здравствуйте, добро пожаловать в магазин. — К ним подошла миловидная светловолосая девушка. — Чем могу быть полезна? — спросила она. — Здравствуйте, — холодно поздоровалась Шарлотта, смерив ледяным взглядом консультанта. — Мы заказывали у вас платья пару недель назад. Они готовы? — спросила она. — Вашу фамилию, пожалуйста, — улыбнулась девушка. — Лестрейндж, — растянула губы в усмешке Шарлотта, отчего девушка-консультант замерла и побледнела. — О, госпожа Лестрейндж, разумеется, ваши наряды готовы, — натянуто улыбнулась продавщица и жестом пригласила следовать за ней. Шарлотта, Лаура и Луна, которой не оставалось выбора, последовали за ней. Девушка-консультант провела их в большую комнату, в которой имелись уютные диванчики и столики. — Подождите, пожалуйста, здесь. Я принесу вам платья, — промолвила она. — Принесите еще парочку нарядов для леди Луны, — проговорила Шарлотта, устроившись в кресле и взяв с журнального столика какой-то модный журнал. Продавщица кивнула и удалилась, оставив девушек одних. Лаура и Луна разместились на диванчике напротив Шарлотты. Лаура тоже взяла модный журнал и, открыв его на первой попавшейся странице, начала читать и комментировать каждый наряд. — Шарли, неужели это действительно ты, я так давно тебя не видела! — раздался восторженный голос, а в следующий миг в салон вошли три девушки, в которых Луна без труда узнала Пэнси Паркинсон, Дафну Гринграсс и ее маленькую сестренку Асторию. У всех троих волосы были завиты в локоны и подобраны гребнями так, что Луна без труда узнала прическу леди Беллатрикс. Платья тоже оказались похожего кроя, с тугими корсетами и не слишком пышными юбками. Только у Пэнси платье было зеленое, у Дафны — голубое, а у Астории — светло-желтое. — Здравствуй, Пэнси, — проговорила, усмехнувшись, Шарлотта, вставая, чтобы поприветствовать знакомых. Луна внимательно наблюдала за этим действием, пытаясь понять, чего ей ожидать. — Как ты? — Все хорошо, — хихикнула Паркинсон, ее щеки тронул легкий румянец, а карие глаза лукаво заблестели. — Ты же будешь на моей помолвке? — спросила она. — Разумеется, — кивнула Шарлотта. — Представляешь, о нас с Драко даже в газете написали! — восторженно произнесла мисс Паркинсон. Луна невольно навострила уши и с трудом удержала разочарованный вздох. Еще со школьной скамьи было заметно, что Пэнси Паркинсон по уши влюблена в Драко Малфоя. «И почему кому-то так везет? — подумала Полумна, глядя на счастливую Пэнси. — Она станет женой любимого человека, а я вынуждена похоронить собственные чувства ради отца». — Леди Лестрейндж, добрый день, как ваши дела? — спросила все с той же улыбкой Пэнси. — Здравствуйте, мисс Паркинсон. У меня все хорошо, — промолвила Луна, с трудом сохранив самообладание. Она и не думала, что будет когда-либо так говорить с представителями вражеского факультета и с теми, кто называл ее Полоумной Лавгуд. Все-таки судьба — удивительная вещь. — Как ваши дела? — изо всех сил изображая радость от встречи и вежливость, спросила Луна. Ответом ей послужила улыбка Паркинсон. Луна внимательно на нее посмотрела, подмечая про себя, что от той заносчивой девушки-слизеринки почти ничего не осталось. Пэнси, кажется, действительно, была рада встрече. Луна посмотрела на стоящую рядом с Паркинсон Дафну и тут же наткнулась на ледяной взгляд голубых глаз. Мисс Гринграсс в противовес Пэнси была мрачна и чем-то недовольна. Об этом красноречиво говорили нахмуренные брови и холодный взгляд. К тому же она скривила пухлые губы в презрительной усмешке, глядя на Луну. — Ай, Дафна, больно же! — вскрикнула Астория, нарушив тишину, повисшую в помещении. Дафна вздрогнула и взглянула на нахмурившуюся сестру, которая отшатнулась от нее, потирая правую ладонь, за которую ее держала Дафна. Видимо, ее старшая сестра, не рассчитав силы, слишком сильно сжала руку Астории. — Извини, я случайно, — промолвила Дафна. В этот момент вернулась продавщица с тремя платьями на вешалках. Шарлотта, увидев наряды, довольно улыбнулась, но тут же, очевидно, что-то вспомнив, помрачнела. — Вот, госпожа, — промолвила продавщица. Шарлотта подошла к ней и взяла темно-зеленое платье, украшенное золотой нитью. — Оно вам очень подойдет, подчеркнет цвет ваших прекрасных глаз, — заливалась девушка соловьем, желая угодить. Шарлотта кивнула и отправилась в примерочную. Второе платье золотисто-желтого цвета забрала Лаура, которая все это время сидела тихо и читала журнал, не желая привлекать к себе лишнего внимания. Когда миссис Лестрейндж удалилась, продавщица повернулась к Луне и, улыбнувшись ей, попросила последовать за ней для выбора подходящего наряда к торжеству.