Золотой жемчуг

В своем ответном письме он написал, что его жизнь медленно, но уверенно отнимает анемия, но я и не представляла, что смерть уже настолько близка и буквально наступает на пятки. Его одели и причесали, однако от этого он еще больше стал похож на призрак. Что Алистер, что Леви обладали светлой кожей, но они оба выглядели как нагулявшиеся румяные ребятишки по сравнению с бледностью отца. Даже белки его глаз были лишены всякого сосуда и смотрели на меня словно с того света. — Корделия, дочка, — он попытался встать со стула, но руки и ноги его были слабы даже для того, чтобы прямо сидеть в кресле. — Здравствуй, отец. Много времени прошло, — мне даже стало его жаль. — Да, уже почти двадцать лет, — он оставил попытку шевеления и спокойно откинулся на спинку кресла. — Я очень рада видеть тебя. Спасибо за приглашение, нет большего счастья, чем воссоединение с семьей спустя долгие годы разлуки. — Твоя правда, принцесса. Особенно сильно это чувствуется в моем положении. — Надеюсь, мне удастся привнести покой в твою душу. Отец явно хотел услышать от меня именно это. Если у него еще хватало сил вести светские беседы и быть безупречно вежливым, то эмоции он, казалось, уже и не пытался скрывать. — Я ценю это, моя дорогая. Не передать, как я благодарен тебе за согласие навестить старика перед кончиной, — слова эти прозвучали медленно и удовлетворенно. — Это меньшее, что я могу сделать. — Какой же взрослой ты стала… — продолжил он. — Знаешь, ты сейчас в том же возрасте, что была твоя мама, когда мы с ней виделись в последний раз. Ты очень на нее похожа, такая же красавица… Я слышал, и в карьере ты делаешь успехи, это очень похвально. — Спасибо, отец. Приятно осознавать, что я оправдываю твои родительские ожидания. — Расскажи, как ты жила все это время, как получилось так, что ты оказалась в рядах наших доблестных воинов. Можно подумать, им это неизвестно. Должно быть, я и сама не знаю себя лучше, чем эти люди, и очень сомневаюсь, что они не подняли всю мою биографию до мельчайших подробностей. В таком случае, ему не интересен мой фактический ответ, он просто проверяет, что я могу сказать на поставленный вопрос и как могу проявить себя. — Для свободного сердца нет большей чести, чем сражение за эту самую свободу. Я была рождена, чтобы внести свой вклад в развитие знаний человечества о внешнем мире и о нас самих. Стандартный ответ любого бойца Разверкорпуса и ни словом больше. Вылетающие из моих губ, эти слова были сущей ложью, я верна службе совсем по другой причине, но только так я могу поддерживать разговор и не выдавать лишней информации о себе. — Что значит для тебя свобода, милая сестрица? — вмешался в разговор Алистер. — Разве все эти годы ты была свободна, переезжая из города в город в поисках работы? Разве ты была свободна выбрать хотя бы то, что ты будешь есть на завтрак? — Свобода — это возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Моя жизнь никогда не была беспечной, брат, но все, что есть у меня сейчас, это дело моих собственных рук. — Гораздо проще делать любой жизненный выбор, зная, что у тебя есть надежный оплот, который не позволит остаться проигравшим в случае ошибки. Разве ты оспоришь это? А этот Алистер довольно интересный человек, и в словах его есть рациональное зерно. Деньги действительно в некотором смысле определяют степень свободы, но не они создают ее. — С точки зрения мужчины ты рассуждаешь здраво. Но я — не мужчина. Вырасти я в достатке, уже давно была бы замужем по договору за кем-нибудь из дворян и воспитывала третьего наследника, — на ум пришла история Рене, которую она рассказала мне при нашем знакомстве, о судьбе девушек благородного происхождения, — в нашем мире свобода женщины создается ею самой. А что касается количества денег, всегда найдутся охотники до их избытка у незамужней молодой девушки. — Насколько мне известно, в Разведкорпус ты попала не по своей воле. Где же тут свобода, о которой ты так кричишь? Под столом Леви слегка ударил меня ботинком по щиколотке, давая понять, что пора прекратить спор с Алистером. — Полно, дети, полно, — в эту же секунду отец привлек внимание на себя, — мы собрались здесь для того, чтобы с удовольствием провести время в компании друг друга, а не ради пустых препираний. Капитан Леви, вы сегодня молчаливы. Расскажите о вашей дружбе с моей дочерью. Леви обратил на него свой взгляд, оставаясь спокойным, как река в ясную погоду. — Мы познакомились полтора месяца назад, и с того момента Корделия проявила себя как ответственный солдат и чуткий лидер. Я безоговорочно доверяю ей, и мы не перестаем учиться друг у друга нравственности и согласию. В первые секунды после того, как он произнес эти слова в своем обыкновенном размеренном тоне, внутри себя я искренне рассмеялась над этой голимой чепухой, но немного после я поняла, что смысл высказывания Леви не так уж и далек от истины. Конечно, о безоговорочном доверии и речи быть не может, что уж говорить, я до последнего сомневалась в том, что он не назовет Бальфов «свиньями» или «ублюдками», или еще как-нибудь в этом духе, но то, что благодаря друг другу мы становимся лучше и терпимее, я могу принять как факт. Я никогда не видела его таким вежливым и многословным. Кто бы мог подумать, что капитан, если захочет, может стать совсем другим человеком. Вернее, изобразить другого человека. Может, на незнакомца он и сможет произвести угодное ему впечатление, но я уже достаточно хорошо знаю его, чтобы почувствовать неискренность его поведения. Так или иначе, талантливый человек, судя по всему, талантлив во всем. За время ужина я смогла понять для себя, что Алистер категорически мне не нравится. Я бы сравнила его с редким кинжалом. Тонкая резьба, дорогие материалы и искусная работа творца не делают из кинжала пустую игрушку, вот и Алистер — точно такой же. Все время он старался прощупать почву, задать провокационный вопрос, но, едва мне стоит измениться в лице, Леви тут же замечал это и брал инициативу в свои руки. Осознание того, что я не одна, придавало мне уверенности, и, в целом, мы сумели придерживаться нейтрального стиля общения. Отец же проявил себя как уставший от жизни и от своей болезни старик, а ведь в этом году ему исполнилось всего лишь пятьдесят лет. Вместе с тем, он казался совершенно искренним, был спокоен, пока беседа шла плавно, и расстраивался, когда атмосфера начинала нагреваться. Пока я даже не знаю, как мне относиться к нему, и, чтобы решить, я должна подумать об этом наедине с собой. Когда я вернулась в комнату, мои вещи уже были аккуратно сложены на полки, а все самое, по мнению горничной, необходимое лежало на видных и доступных местах. Я все еще очень мало знаю о своей семье, но совершенно очевидно, что у каждого ее члена есть свой собственный мотив для того, чтобы общаться со мной. Что ж, у меня есть еще целые сутки для того, чтобы чего-то добиться, послезавтра рано утром нам придется выехать обратно в штаб. — Госпожа? — постучав и получив разрешение войти, Джуд прервала мое уединение. — Я пришла помочь вам переодеться. — Да, спасибо. Проходи, — я согласилась принять ее помощь, чтобы аккуратно спросить ее об известных ей мелочах касательно отца и брата. Девушка поклонилась и прошла вглубь комнаты. — Какая красивая у вас форма, госпожа, — она завороженно смотрела на мой галстук, ослабляя его узел. — Ты так считаешь? — Да, еще бы! Такая строгая и элегантная, сразу видно, что сшита для офицера. Я бы с удовольствием носила такую вместо фартука, — в ее глазах отразилась тень печали, которая тут же исчезла. — Сколько тебе лет, девушка? — 19, госпожа. — Почему ты не пошла в кадетский корпус в свое время? — Не знаю. Испугалась, не подумала, что уж теперь. Быть горничной легче и безопаснее, хоть и гораздо менее почетно. Множество людей жалеет о том, что заняли не свое место в обществе, что ошиблись в выборе тогда, когда необходимо было его сделать. Но глядя на эту девушку, я не могу представить ее в иной роли, уж очень она… послушная и наивная. Пусть она и желает большего, но в моей профессии не место трусливым людям, не способным к принятию волевых решений. Джуд хотела стать кадетом, но не стала из-за нерешительности. В определенный период своей жизни я тоже проявляла похожие склонности, но ряд усложняющих событий заставили меня стать сильнее просто ради того, чтобы выжить. Что ж, тем лучше для нее, она погибла бы, даже не дойдя до выпуска. — Все к лучшему. Ты ничего не знаешь о профессии военного, в ней на деле нет ничего романтического, — я говорила тепло и дружелюбно, чтобы расположить ее к себе. — Кроме формы, разумеется. — Хи-хи, — Джуд немного повеселела. — Это — лучшая часть. Я впервые увидела ее на одном рисунке, когда прибирала кабинет молодого господина. — Да? Он интересуется делами армейской моды? — Не совсем, на рисунке был изображен ваш спутник, господин Леви. — Вот как? Зачем бы? — я вскинула брови вверх. — Не знаю. Может, просто для того, чтобы знать, как он выглядит перед вашим приездом. Так ли это? Уж не копают ли они под него? Какие факты о нем могут всплыть в неподходящий момент? Алистер не знал и того, как выгляжу я, но почему моего портрета не было на его столе? Или горничная просто не увидела его? — Наверно, ты права. Так или иначе, я очень рада встретить родных людей спустя много лет одиночества. Надеюсь, они хорошие люди. — Хорошие, — улыбнулась Джуд, — не хуже прочих, по крайней мере. Ваш отец вчера был очень воодушевлен вашим скорым приездом, даже начал немого ходить. Господин Алистер бывает строг, но в целом тоже никогда нас не обижал. — Бывает строг? — Ну, знаете, такой уж он человек. Любитель идеального, если можно так сказать, — в этот момент она закончила переодевать меня и отошла на шаг назад. — Спасибо, Джуд. Для меня очень важно знать о них хоть немного, чтобы поскорее найти общий язык. Когда девушка оставила меня, я выждала несколько минут и сама вышла в коридор, чтобы незаметно просочиться в комнату Леви, ведь после ужина нам явно есть что обсудить. Его комната находится в том же крыле, что и моя, но в другом коридоре, поэтому вероятность встретить одного из обитателей дома все же существует. Будет нехорошо, если кто-то увидит меня в спальной сорочке. Босиком я передвигалась совершенно бесшумно, а глаза бегали из угла в угол, выискивая в них людей. Я уже почти добралась до нужного коридора, как вдруг услышала тихий плачь из комнаты, мимо которой проходила. Внутри не горел свет, но она все равно освещалась тусклым пламенем свечи, видимым через приоткрытую дверь. Кто там может быть? Это плачь женщины, значит, проблемы возникли у одной из служанок. Я встала спиной к косяку и внимательно всмотрелась в проем. Моя горничная? Что с ней? Она выглядела нормально еще четверть часа назад. Джуд держала в руке какую-то длинную проволоку, что ли… с крючком на конце. Зачем она ей? Надо ли мне вмешаться? Она рыдает буквально так, словно с ней случилось серьезное горе. Я отошла от двери и спряталась за углом, когда девушка направилась к выходу из комнаты, и в слезах она скрылась в глубине коридора. Куда мне теперь идти? Туда, куда я изначально планировала или за ней? Почему она расстроилась именно после разговора со мной? Это как-то взаимосвязано? Не выйдет ли мне боком тот или иной выбор? Проклятье… Я зажмурила глаза и помотала головой, чтобы отрезвить сознание. Плевать. Если ей нужна помощь, я не могу оставить ее одну. Я нагнала Джуд у входа в помещения для слуг и беззвучно просочилась за ней. Спустившись вниз по лестнице в подвал, она взяла с полки бутылку, должно быть, какого-то вина, зашла в кладовую и плотно закрыла за собой дверь. Я быстро оббежала проходы, соединяющие кухню, кабинет дворецкого и другие комнаты, чтобы убедиться, что остальные слуги уже ушли из них, заперла вход в подвал, и вернулась к кладовой, где находилась горничная с бутылкой и проволокой. Как бы мне узнать, что она делает? Я прильнула ухом к двери и прислушалась ко звукам. Джуд до сих пор тихо всхлипывала, но больше я ничего не распознала. Тогда мне пришлось опуститься на колени и попытаться рассмотреть что-то сквозь промежуток ниже двери, благо девушка не погасила свою свечку. Она сидела на полу, задрав свои юбки и раздвинув ноги, и, то делала глоток из бутылки, то опускала в бутылку крючок… для обеззараживания? Черт подери эту деревенскую пустоголовую идиотку!!! Она собирается сделать то, о чем я думаю?! Она ведь и сама сейчас нахер сдохнет от кровопотери! Я подскочила на ноги и одним резким движением выдрала щеколду из косяка, освобождая себе путь. — Какого дьявола ты делаешь здесь, девка?!!! — гнев застелил мне глаза, я отобрала у нее проволоку и бутылку, и разбила последнюю об стену. — Г-г-госпожа, — сквозь слезы и дрожь Джуд обратилась ко мне, — ч-что вы здесь… — Не будь я здесь, ты бы уже наделала таких дел, что кровь с этого пола еще долго не смогли бы смыть! — У меня нет выбора, — истерика накатывала на нее с новой силой, — госпожа, у меня нет выбора! Она откинулась назад и оперлась спиной о стену. Как искривилось ее лицо в гримасе величайшей боли, я буду помнить еще долго. — Есть он у тебя, это ты слишком бестолковая, чтобы разглядеть его, — ярость сменилась на сухую, давящую злобу, и говорить я начала сквозь зубы. — Я не могу родить его, — всхлипнула Джуд, — у меня нет мужа, дома или близких. С ребенком на руках меня выгонят даже отсюда… Вдвоем мы точно будем обречены! — Это не повод вырезать из себя плод ржавой железкой, дура. В твой плоский умишко не приходила идея сходить к какой-нибудь местной бабке за травами? Я села на пол рядом с ней. Лицо девушки было красным и опухшим, а слезы все продолжали и продолжали высушивать щеки еще больше. — Если я начну спрашивать, что может помочь мне убить его, то пойдут слухи и все поймут, что я — всего лишь бесчестная шлюха с ублюдком в животе. — То есть рисковать жизнью для тебя — лучший выход? — Моя честь — все, что у меня есть… Теперь я и ее потеряла. Я схватила ее за воротник платья и прошипела ей в глаза: — У тебя есть твоя жизнь. Никакая честь не сравнится с ней в ценности, ты понимаешь? Пока ты жива, у тебя полно возможностей, смерть же перечеркивает их все до последней. Прекрати реветь и слушай сюда, девка. На лице Джуд застыл ужас, и руки ее инстинктивно прикрыли голову в защите, но от страха она хотя бы перестала плакать. — Пожалуйста, не бейте меня, госпожа, — взмолилась она, — я буду послушной, только не бейте. — Что? — с моих глаз словно спала пелена, моментально успокаивая жар в груди, — я хочу помочь тебе, а не делать все еще хуже. Она боязливо глянула на меня подобно испуганному бродячему щенку. — Вы можете? — ее нижние веки снова взмокли. — Сейчас ноябрь, и так просто нужные травы не раздобыть, но у тебя будет хотя бы знание. Скажи сначала, какой у тебя срок. — Пять недель… — Хорошо, еще совсем небольшой. Тебе помогут козлятник и пижма, а для сохранности тайны, можешь попробовать купить их в разных аптеках. А если одновременно попросить у аптекаря несколько разных трав от разных болезней, он точно ничего не заподозрит. — Д-да, хорошо, — вытирая с лица оставшуюся влагу, Джуд просияла надеждой и благодарностью, — а вы что делаете здесь в такое время… и в таком виде? — Я заметила, что с тобой что-то не так еще в комнате, но не могла знать наверняка, — мне пришлось соврать, чтобы она не заподозрила того, что ей знать не обязательно. — Вы следили за мной? — Скажи спасибо, ты обязана мне своей жизнью, девица. В обмен я требую от тебя только молчание. Мне не сделают чести ночные прогулки по коридорам в одном ночном платье, сама понимаешь. — Клянусь, госпожа. А вы? Вы ведь не расскажете господину? — Обещаю, что не буду злоупотреблять. Заинтересованные не узнают о твоих тайнах, пока сохранны мои. — Спасибо… Большое спасибо! Я приберу тут, так что, пожалуйста, простите за неудобства, и не беспокойтесь больше, — девушка низко поклонилась мне, — я сделаю, как вы говорите. — Хорошо. И в следующий раз прежде, чем под кого-то ложиться, думай головой, а не другими местами. Все-таки меня раздражало ее легкомыслие в этом вопросе. Глупые простушки никогда не думают о последствиях, а проблемы доставляют в итоге не только себе. Конечно, мне бы хотелось верить, что ребенок — это общая проблема обоих родителей, но на практике отцы зачастую просто исчезают в закате, и такие дурочки, как Джуд, вынуждены калечить себя, чтобы просто продолжить жить. И ведь еще возносят свою репутацию чуть ли не в ранг святых дев, и не дай бог кто прознает о том, что они — всего лишь люди, какая досада. Я позволила себе разозлиться на Джуд, а зря. На нее ушло много сил, которых после ужина было и без того мало, но я должна обсудить с Леви наши с ним насущные дела. Выйдя из служебных помещений, я удостоверилась, что коридоры пусты, и ничто не преграждает мне путь отхода. В этот раз мне удалось добраться до нужной комнаты без происшествий, и, когда я уже стояла у порога, я ногтями поскреблась о дверь, чтобы Леви по этому заранее оговоренному условному знаку смог понять, кто к нему пришел. Он открыл буквально через пару секунд и кивком пригласил войти. — Привет, — я все еще не отошла от ситуации с горничной, и мой голос прозвучал тихо и озадаченно. — Что случилось? — Полезла не в свое дело, но на свою голову, — я беспардонно упала в кресло у туалетного столика и прикрыла глаза рукой. — Как обычно. Последствия будут? — Нет, дело не настолько серьезное. Я пришла спросить тебя, что ты думаешь о сегодняшнем вечере. Мне придется еще раз сосредоточить свое внимание на конкретном объекте и взять себя в руки. Если я этого не сделаю, Леви выдумает мне очередное прозвище и прогонит к себе до завтра. Рука все еще лежала на глазах поперек лица, я только услышала, как он сел на кровать и позволил тишине заполнить собой комнату. Это помогло мне немного успокоиться, но уже через минуту или две я почувствовала на себе пристальный взгляд. Сначала я поглядела на Леви в ответ сквозь пальцы, полагая, что он, как и обычно, просто чего-то ждет, но сейчас этот взгляд был совсем другим… изучающим меня с головы до пят, буквально скользящим вниз от ключиц. Что, простите? — Я думала, что «базарные шлюхи» тебя не привлекают, капитан, — ситуация не вызвала у меня никаких эмоций, кроме насмешки, уж слишком сильно она противоречит сложившимся отношениям между нами.