***
Валентин на занятиях был спокоен и задумчив. Сказал только, что останется надолго, несмотря на то, что Дитрих собирался уехать через день. Клианса это даже обрадовало – теперь он сможет увидеть этого человека самого по себе, без влияния короля Монта. Мысль о том, что он и сам, на самом деле, король, возвращалась часто, но понять, какие чувства она вызывает, не получалось. Радость от того, что его признали те, кто был верен его отцу, сменялась непониманием, почему же мать никогда не говорила, что по законам Валлоны он король с того момента, как его отец оставил этот мир. И венчал череду вопросов самый важный: что он должен в связи с этим делать? Как вести себя королю, если клятва верности была обоюдной? У Валентина он спрашивать не решился, а раньше, пока занимался с Маркусом, еще не успел подумать об этом. Но, быть может, Маркус сам со временем все расскажет. И поможет. В последнем Клианс теперь не сомневался. На письменном столе, за которым они с Валентином занимались, стояла тарелка с поздними яблоками и графин ягодного отвара. В этом все было так же, как с Юлиусом, и юный король загрустил. Ну и что, что старый учитель любил еще кого-то? С ним было так хорошо… а теперь не тянуло сделать даже маленький глоток, хотя пах напиток клюквой, которую Клианс очень любил. — Если вы устали, мы можем закончить на сегодня, Ваше Высочество, — Валентин внимательно посмотрел на своего ученика и потянулся закрыть учебник. — Нет… — ответил Клианс слишком поспешно. — Не стоит заставлять себя тогда, когда этого можно не делать, — мягкая улыбка тронула губы учителя, но в глазах осталось лишь пристальное внимание. — Простите, я просто задумался, мы можем продолжать, — уверенно произнес молодой король, взявшись за перо. Валентин едва заметно качнул головой и напомнил, на каком месте Клианс потерял сосредоточенность. А когда мальчик ушел, долго смотрел на нетронутое угощение.***
После всего испытанного, сумерки не смогли удержать Клианса от похода на кладбище. Там, в тишине, где покоилось большинство королей Валлоны, было по-прежнему тихо и спокойно. Золотые буквы в имени его отца не показались фальшивыми, обида не вспыхнула с новой силой. — Ты ведь слышишь меня, даже если тебя здесь нет… — тихо проговорил Клианс. — Я не могу обманываться… — он сбился, глубоко вздохнул. — Я все равно буду приходить сюда, а не на настоящую могилу – туда далеко, но… ты слышишь? Сомнение зазвенело так пронзительно, что он едва не закрыл уши руками. Да только звенело внутри. — Слышит. Неважно, где лежит тело. Чужой незнакомый голос заставил вздрогнуть и резко обернуться. В шаге от него стоял мальчик, возможно – его ровесник. Капюшон простого плаща плохо скрывал светлые почти до белизны волосы, светло-голубые глаза смотрели с нескрываемым сочувствием. И Клианс вспомнил этот взгляд. На балу в честь Новолетия он видел этот взгляд в последний раз. Сильный порыв ветра заставил хрупкого нежданного собеседника пошатнуться и вскинуть руку, защищая глаза от вновь посыпавшего снега. — Кто ты, и что тебе за дело до моих вопросов? Особенно тех, что не тебе были заданы, — Клианса еще никогда не заставали вот так, у склепа, и злость на то, что его уединение было нарушено, оказалась сильнее воспоминаний о том, что когда-то он хотел свести с этим мальчиком знакомство. — Простите, Ваше Высочество, — медленно ответил незнакомец и скованно поклонился. Но вместо ответов на вопросы развернулся уходить. Этого Клианс стерпеть уже не смог. В один миг он догнал наглеца и с силой дернул на себя, поймав за запястье. — Я задал тебе вопрос и жду ответа, а не извинений! — бросил он в лицо едва устоявшему на ногах мальчишке. — Мое имя Камиль, — тихо ответил тот. — И мне показалось, что сейчас вам нужен более осязаемый ответ, чем вам может дать Его Величество. Это было правдой, но за то, что этот Камиль нарушил тишину и не дал ответ сразу, Клианс его возненавидел. Довольно того, что он всю жизнь под стеклянным колпаком. Сумерки стали гуще, а юный король так и стоял, не отпуская руки своего непрошенного собеседника, словно ухвативший добычу хищник. — Похоже, вам не нужны честные ответы, Ваше Высочество, — голос Камиля стал прохладным, а последнее слово он произнес, как насмешку. В тот же день, как Маркус признал в нем короля, какой-то мальчишка с кладбища плюет ему в лицо тем, что для остальных он только принц. И что-то отразилось в его глазах такое, от чего Камиль опустил взгляд. — Что случилось? Может, я люблю честные ответы, и мне стало интересно, что еще ты можешь мне сказать? — Клианс внимательно смотрел на пойманного, но не пытавшегося вырваться Камиля. — С моей семьи достаточно того, что ее навсегда отлучили от двора, — тихо ответил Камиль. — Других последствий своей честности я не желаю. Приношу свои извинения, — и он опустился на колени в мокрый снег. От неожиданности Клианс выпустил его руку и отступил на шаг. Значит, на балах они больше никогда не встретятся. Но страшнее оказалось то, что Камиль его испугался. Испугался настолько, что, забыв о себе, готов умолять о прощении. Таким королем его видят, если и не сейчас, то в будущем. А пока боятся его матери. И того, что он может ей рассказать. В глазах на миг потемнело. То, что увидели в нем Маркус и Юлиус, для остальных вовсе не очевидно. В сгущающихся сумерках еще было видно, как начали мелко подрагивать плечи Камиля, и Клианс рухнул на колени рядом с ним, ловя за обе руки и выталкивая вверх, заставляя подняться. Камиль вздрогнул, напрягся, но оказался слабее и легко поддался, поднимаясь. — Мне правда нужен был ответ. Спасибо, — единственное, что смог выговорить Клианс в свое оправдание. И бросился прочь, не оглядываясь.***
Вернувшись домой, Камиль хотел тихо проскользнуть к себе, но из кабинета отца слышались приглушенные и встревоженные голоса. Дверь оказалась закрытой неплотно, видимо, никто из говоривших не опасался, что их могут услышать. Мальчик замер, узнав голоса: отец разговаривал со своим давним другом. — Жан, ты не хуже меня понимаешь, что дальше так продолжаться не может. Валлона все больше напоминает Монт, хоть нас никто не завоевал. Вот только на троне враг! — Причем абсолютно законно, Дени, — прозвучал спокойный ответ отца. — Мы уже не раз возвращались к этой теме, и ничего нового с нашего последнего разговора я не решил. — Законно?! А почему Его Величество Артур ушел так рано, ты когда-нибудь задумывался? Почему все верные королю люди постепенно лишились своих должностей? Если мы ничего не сделаем, Валлона падет! — послышались торопливые шаги, но к двери никто не подошел. — У тебя дети, подумай об их будущем. — Именно потому, что у меня дети, я против восстания, — голос отца звучал твердо и уверенно. — Его утопят в крови, и тогда у семей тех, кто в нем участвовал, совершенно точно не будет будущего. И тебе, Дени, я не советовал бы разбрасываться своей жизнью. Побереги ее для более достойных дел. — Как Мари, да? Что ты за человек, Жан, что даже смерть жены не может подвигнуть тебя к решительным действиям? — Самое решительное, что я мог для нее сделать – это запретить отдавать хотя бы то, что надето на ней самой! — Камиль вздрогнул, когда голос его отца сорвался на крик. — Я каждый день просил ее об этом, но каждый раз слышал, что она – не голодный ребенок, которому переохлаждение будет стоить жизни. То, что она умерла именно из-за холодного ливня, под который попала в одном платье – не моя вина! Не могу я быть везде одновременно. Послышался грохот упавшего стула, и воцарилась тяжелая тишина. — Ты можешь считать меня кем угодно, Дени, но если хочешь сохранить нашу дружбу – ни слова больше, — голос отца показался Камилю ужасно усталым и каким-то надтреснутым. — Мне нечего хранить с человеком, который считает, что такое количество голодных детей в Валлоне никак не связано с королевой Анной, и недостаточная причина свергнуть эту змею с шеи нашей родины. Но, может, ты хочешь сохранить нашу дружбу и передумаешь? — Нет, Дени, я не передумаю. Прощай. Дверь кабинета резко распахнулась, и мимо Камиля стремительно прошел граф Дени Тиёльский, даже не взглянув на него, хотя мальчик неосмотрительно замер на видном месте. Дени. Человек, которого даже ему позволено было называть просто по имени. Невозможно было поверить, что он больше никогда не переступит порог этого дома. Почему-то сейчас Камиль задумался, как станет отвечать на вопросы сестренки, которая была удивительно близка с другом их отца. Неужели больше не будет совместных вечеров, когда они по очереди читали сказки и легенды, сидя у камина? Неужели навсегда стихнет голос флейты, на которой играл только Дени? В сердце Камиля стало пусто и холодно. Он вспомнил о том, что вызвал гнев наследного принца Валлоны, и стало совсем горько. Вместо того, чтобы помогать отцу, он, возможно, накликал на него новые беды. — Камиль? Что ты здесь делаешь? — раздался над мальчиком голос отца, и он вздрогнул, вскинув вверх испуганный взгляд. — Простите, я не должен был… — от волнения Камиль запнулся и отчаянно покраснел. — Мы громко ругались, немудрено было услышать, — Жан ласково обнял сына. — Раздевайся, зови сестренку, и пойдем ужинать. — Да, отец… — на миг мальчик прижался к самому родному человеку на свете и, выскользнув из его рук, побежал к себе, чувствуя, как быстро стучит сердце. Он не мог сейчас рассказать о встрече на кладбище, просто не мог. В конце концов, бежать от расплаты граф Жан Прюнельерский не стал бы никогда.***
Расплаты не последовало. Камиль ждал ее каждое мгновение, даже не удивившись должным образом, как отец объяснил маленькой Николь, что их дорогой друг Дени занялся важным для себя делом и долгое время не сможет бывать у них. Возможно, очень долгое. Отвлечь от ожидания не могли ни занятия, ни чтение, потому после обеда Камиль поспешил на кладбище. Вдруг Его Высочество снова придет к склепу королей. На улице было ветрено, сыпал мелкий мокрый снег, и Камиль подумал, что зря пришел. Зачем наследнику престола Валлоны идти на кладбище в такую погоду, да еще и после того, как вчера был? Вот только обычно запертая дверь склепа оказалась приоткрытой. Склеп королей Валлоны всегда манил к себе Камиля красотой архитектуры и величием людей, чьи тела нашли там свое последнее пристанище, хоть и не все. Отец-историк рассказывал, что некоторые короли были похоронены рядом с местами битв, в которых погибли, некоторые – завещали своим родным, чтобы похоронили их в особо памятных им местах. Похоже было, что именно так случилось с их покойным королем Артуром. Но он выбрал покров тайны, поэтому его имя начертано на стене склепа. Камиль шагнул к двери, пренебрегая мыслью о том, что склеп мог быть открыт для королевы. И в этот самый миг дверь открылась ему навстречу, и на пороге остановился наследный принц, Клианс Артур Валлонский. — Все-таки пришел, — губы принца дрогнули в подобии улыбки, и он отступил, пропуская Камиля в полумрак склепа. Тепло там не было, свет пробивался сквозь единственное витражное окошко над дверью, но ветер и снег остались снаружи. Камиль задумчиво осмотрелся. В довольно просторном помещении тремя рядами возвышались мраморные надгробия с высеченными на них именами, украшенные геральдическими орнаментами. Но долго рассматривать их он не стал, посмотрев на того, перед кем собирался извиняться. — Вчера я поддался гневу, — принц заговорил первым, взглянув в глаза своему собеседнику. — До сих пор я жил среди полуответов и отговорок. И не знал, насколько у жителей Валлоны отвратительное мнение обо мне. От этих слов Камиль растерялся, ведь по сути – это были извинения. — Я испугался собственной дерзости и хотел уйти, сделав вид, что ничего не говорил. Это было неправильно, вы вправе гневаться, — ответил он, прямо глядя на принца. — И понял, что ваш гнев может иметь последствия. Надеюсь, понял вовремя. — Последствия имеет гнев моей матери, — Клианс поморщился. — А ей совсем не нужно знать, что я здесь бываю. Да и без этого… мне действительно было важно узнать, имеет ли значение место погребения. И я поверил тебе. Заодно оказался должен нормальную благодарность и извинения. — Вчера вы не сказали ничего по-настоящему обидного, Ваше Высочество, — Камиль склонил голову и не видел, как изумлением полыхнул взгляд Клианса – теперь обращение «Ваше Высочество» не звучало обидно. — Простите меня за то, что судил вас по Ее Величеству, даже не попытавшись понять. Сумерки поздней осени выманили из склепа свет куда раньше, чем надеялся Клианс. — Главное, что мы поняли друг друга, — он сдержал вздох нежелания покидать безветренную прохладу этого места. — Я не могу бывать здесь так часто, как мне того хотелось бы, но был бы рад поговорить не только с покойными королями. Камиль вскинул на принца удивленный взгляд, но не стал спрашивать уточнение, только задумчиво улыбнулся: — Я прихожу к матери раз в неделю, но могу делать это чаще. — Это дает надежду на встречи хотя бы раз в неделю, — Клианс улыбнулся сдержанной улыбкой, точно пытался убедить себя не верить в возможность общения с Камилем. — Может быть, тогда я пойму, почему некоторые сверстники мне сочувствуют. Камиль тут же потупился: неужели принц вспомнил его на том последнем балу, и даже взгляд заметил? — А почему не спросите? — тихо озвучил он пришедший в голову вопрос. — Потому что уже пора прощаться, а ответ явно получится длинным, — Клианс толкнул дверь склепа, пропуская Камиля вперед, и, выйдя за ним, запер. — Доброй ночи, — улыбнулся Камиль на прощание и поспешно направился в сторону дома сквозь густые сумерки, не заметив в тени кладбищенской ограды высокого человека в черном плаще. — Маркус? — Клианс поднял удивленный взгляд на отступившего от стены мужчину. — Королева искала вас. Меня спросили последним, и придумать убедительную ложь не вышло. Единственное, что мне удалось – пойти на ваши поиски одному. Голос учителя звучал приглушено и печально. — Я сбежал в город. Это единственное, что нужно знать Ее Величеству, — медленно проговорил Клианс, подозревая, что с Камилем они встретятся еще не скоро. — А встретились мы недалеко от дворца, — понимающе кивнул Маркус и замолчал до тех пор, пока перед ними не открылись двери малых приемных покоев Ее Величества Анны Валлонской.***
Королева ожидала возвращения сына, стоя у окна, и обернулась лишь тогда, когда Маркус доложил, что наследник престола найден. Жестом не дав ему объяснить, где именно, Анна внимательно посмотрела на Клианса. Во взгляде ее темных глаз читался гнев, досада и неприятное изумление. Казалось, с ней заговорила дворцовая стена или зеркало. — Как ты посмел покинуть дворец без моего ведома? — голос ее звучал резко и холодно, напоминая Маркусу допрос, случившийся двенадцать лет назад. Клианс молчал. У него был ответ о том, где он был, он мог сказать и почему ушел, хотя это королеве вряд ли понравилось бы. Но ответить, как посмел, мальчик затруднялся. До сих пор мать ни разу не столкнулась с его отсутствием. До сих пор он никогда не ходил к склепу два дня подряд. А еще у него при себе был ключ от склепа, который он не успел вернуть шуту Ее Величества Анабель. — Захотел увидеть город, но подозревал, что вы меня не отпустите, — ответ все же отыскался. Честный ответ. Анна смотрела на своего сына так, словно впервые увидела. — Маркус, — обратилась она к замершему у двери мужчине, — проводи принца в северную камеру. Пусть он узнает еще больше о том, что ему позволительно, а что – нет. Ужин и завтрак такие же, как у других заключенных, завтра же пусть приступит к своим обычным занятиям. Идя по хорошо освещенным факелами подземельям дворца, Клианс украдкой поглядывал на напряженного Маркуса. Складывалось ощущение, что он уже вел сюда кого-то против своей воли. Неужели изгнанного принца Рене? Подземелья королевского дворца использовались для содержания и наказания провинившихся стражников или прислуги. В редких случаях сюда попадал кто-то более знатный. Разве что особы королевской крови. Сейчас, при новом командующем королевской армии и, соответственно, охраны дворца, пустовала лишь та самая северная камера, предназначенная для особых случаев. В ней не было ничего, кроме деревянной лежанки, накрытой старой тряпкой, и ведра в углу, которое Клианс заметил далеко не сразу. Но хуже всего оказался затхлый холодный воздух. — Ужин принесут через два часа, завтрак – на рассвете, — негромко сообщил Маркус прежде, чем запереть дверь. На замершего посреди камеры мальчика он не смотрел. — Спасибо, Маркус, доброй ночи, — в тон ему отозвался Клианс, обернувшись лишь тогда, когда замок щелкнул в последний раз. Стоял Клианс долго, не решаясь сделать шаг к лежанке или пройтись по камере. Было странно думать, что много лет назад здесь так же был заперт сын его отца, на тот момент наследный принц Валлоны. Наверняка он не знал, спрашивать у Маркуса не стал, но уверенность, что догадался правильно, не покидала. Каково было знать, что уже не вернешься к привычной жизни? Сам Клианс завтра вновь приступит к повседневным занятиям и, может, даже забудет об этой ночи в холодной камере. Только ведь принц Рене был изгнан из королевства. Попытавшись представить себе, что завтра его вывезут за пределы не только дворца и столицы, но и всей страны, Клианс понял, что не знает ровным счетом ничего, что помогло бы ему выжить. Даже само это слово – «выжить» – было хоть и знакомо, но не до конца понятно. Быть может, Маркус лишь надеется, что изгнанный принц живет где-то в Шантьё, а на самом деле он погиб, будучи совершенно не готовым к жизни изгнанника. Мысль эта почему-то добавила грусти в и без того тоскливое настроение, и Клианс присел на край лежанки, прислушиваясь к окружавшим его звукам. Вокруг было так тихо, что казалось, что даже стражи в начале длинного коридора не двигались и не разговаривали между собой. Первым звуком за два часа до обещанного ужина как раз и стали шаги и голоса разносчиков, грохот посуды и щелканье затворов на окошках в дверях камер. Камеру принца даже открыли полностью, и разносчик поставил поднос на лежанку и быстро вышел, не глядя на странного узника. Есть то, что ему принесли, Клиансу было трудно, почти невозможно. Вот только голод заставлял быть более снисходительным ко вкусу слипшейся каши. А вода и вовсе оказалась свежая и вкусная. Только доесть принц не успел – пришли за грязной посудой. Слишком долго он думал, как подступиться к непривычной пище. Ему не дали ничего, что могло бы скрасить одиночество. Даже задания на самостоятельную работу останутся невыполненными, и за это тоже придется отвечать, только уже перед Валентином. Погруженный в эти мысли Клианс лег, но почти тут же вскочил – оказалось гораздо тверже, чем он привык. Однако совсем скоро усталость взяла свое, и принц кое-как свернулся на жесткой лежанке, накрывшись прохудившимся покрывалом. Шаги и голоса резко разорвали тишину подземелья. Команда «В пыточную!» вырвала Клианса из сонного оцепенения, в которое он начал погружаться. Пыточная находилась рядом с северной камерой, а решетчатые окошки на дверях обеспечивали прекрасную слышимость.Было слышно каждое слово обвинения в том, что четверо стражников дворца, видевших шедшего мимо них принца, проявили преступное безразличие к цели его пути и не попытались остановить. Наказание за такой проступок полагалось суровое, и Клианс с ужасом вслушивался в хлесткие звуки ударов. Хотелось вскочить и закричать, чтобы прекратили, но тело и голос не повиновались, скованные страхом и отчаянием. «До утра на коленях. Присматривайте тут за ними, чтобы на их месте не оказаться», — голос начальника дворцовой охраны был холодным и бесстрастным. Виновные были наказаны так, как любит королева. Теперь никто не покинет дворец без ее позволения. Особенно принц. Клианса колотило так, будто он стоял раздетым на морозе. Из-за него пострадали те, кто вообще ни причем. Жестоко пострадали. Как он сможет смотреть им в глаза, если встретит в коридорах или на территории дворца? О том, что наказание, которому он стал невольным свидетелем, не являлось окончательным, принц старался не думать. О новых встречах с Камилем нужно было забыть. И с Дитрихом хорошо бы не ерничать, даже скрыто. Мало ли, кому достанется за плохое воспитание наследника. К утру Клианс был продрогший до костей и совершенно разбитый. Поесть не смог вообще, а когда за ним пришел Маркус, на приветствие ответил лишь кивком. Дверь в пыточную оказалась открыта – полутемное помещение отмывали от крови. — Те стражи, что… — Клианс набрался смелости задать интересующий его вопрос только когда подземелья остались далеко позади. — Трое на попечении лекарей, — не сразу ответил Маркус, понимая, что больше не вправе скрывать правду от этого мальчика, какой бы она ни была. — Четвертого уже похоронили.