Никогда
27 ноября 2020 г. в 20:42
Его лагерь никогда не затихал совсем. Даже во время отдыха: переговаривались стражи, общались между собой те, кто не мог уснуть, а где-то даже звучали колыбельные. В ночной темноте его лагерь нельзя было окинуть взглядом. Лишь далеко на границах смутно угадывались сторожевые костры, но только потому, что он точно знал, где они расположены и мог отличить от тех, что разжигали утомлённые переходом люди, чтобы немного согреться. Его лагерь дрожал и всхлипывал по утраченному и в страхе перед грядущим.
Уверенные шаги отличали немногих из тех, кто свободно подходил к шатру в центре лагеря. Пусть даже шатром это было весьма условно. Ободранный по краям полог резко распахнули. Снаружи пахнуло дымом и жухлыми листьями.
— Они устали, всё, — уверенный, привычный к командам голос заполнил небольшое пространство полностью. — Дальше не пойдут.
— Пойдут, — собственный голос звучал приглушенно и хрипло, но пока не срывался на кашель. — Мы в трёх шагах от Сумеречного леса.
Затхлый воздух живой ограды между Севером и Югом, казалось, остался где-то глубоко внутри и всколыхнулся, стоило упомянуть мрачное название. Перед глазами поплыли воспоминания о пятидневном блуждании между неверных троп, скрытых трясин и ледяных прудов. Он не знал, сколько точно людей осталось в тёмных, удушливых чащах. Своими глазами видел несколько смертей — чьи-то крики эхом отдавались в ушах даже теперь — но никому не смог помочь.
— В четырёх днях пути, Рене! — окрик вырвал из затянувших воспоминаний. Точнее, не только окрик, ведь теперь он стоял, удерживаемый сильной рукой за ворот.
— Это всё равно близко, мы должны уйти ещё дальше, — сознание возвращается в действительность, взгляд встречается с карими глазами давнего друга и соратника.
— Не все такие упрямые, как ты, — его со вздохом отпускают, позволяя снова рухнуть на сиденье, которым служил старый и уже достаточно лёгкий из-за потерянных деталей сундук. — Многие не могут и не хотят продолжать путь. И ведь дело идёт к зиме, а севернее — будет куда холоднее.
— Эреон, мы слишком близко… ты знаешь, кто мог последовать за нами оттуда.
— Дай им выбор. И отдых, чтобы его сделать, — не отступался Эреон. — Хотя бы три дня.
Опущенные веки скрыли высокую фигуру в свете масляной лампы. Не было сил спорить с правдой.
— Себе дай отдых, — прозвучало гораздо тише с неуловимой интонацией далёкого прошлого, когда они были счастливы.
— Хорошо. Пусть оповестят всех, что стронемся только на четвёртый день. Охрану усилить. Я сам проверю.
Тяжёлая усталость обвалилась на плечи, как сбитая из катапульты башня.
— Не раньше, чем выспишься. Я позову Моргелин. Так что готовь для вас постель, и чтоб до полудня не появлялись. Иначе я уложу так, что неделю не встанете.
Молодой король без королевства не сдержал улыбку и поднялся, чтобы обнять друга на прощание и заняться приготовлением ко сну.
Утро наступило хриплым дыханием и тяжёлой неподвижностью. Сил, чтобы подняться, потребовалось едва ли не больше, чем на один из самых тяжёлых боёв. Моргелин спала, и это было первое, чему Рене обрадовался, сталкивая себя с их скромного ложа. Ещё не супруга, уже не просто верный друг и соратница. Совершенно не хотелось будить её кашлем, но выдать себя кому-то из стражи — тоже. Оставалось надеяться на то, что где-то рядом есть костёр и кипяток, который поможет даже сам по себе. Должен помочь.
У костра рядом с королевским шатром обнаружился Эреон. Он смерил Рене недовольным взглядом:
— Полдень ещё не наступил.
— Прости, так получилось, — а вот заговорил он зря — голоса не было абсолютно.
Сидевший на перевёрнутом ведре Эреон подскочил и внимательно посмотрел в глаза друга. И по лицу Рене видел, что то, что он услышит сейчас, ему не понравится.
— Ты первый не можешь идти дальше, — подтвердил его догадку Эреон непререкаемым тоном. — Не три дня.
— Я всё сказал на эту тему, — Рене увернулся от взгляда и подобрал с земли дымящуюся кружку с водой. После первого глотка едва не выронил — только что кипело — и вместо облегчения получил приступ надсадного кашля.
Кружку Эреон у него отобрал и молча ждал, пока король снова начнёт нормально воспринимать слова.
— Да я тебе лучше ноги переломаю, чем в таком состоянии дальше на север отпущу, — прорычал он, встряхивая друга за плечи.
— Нам нужно дальше…
— Да что ты за человек!
От толчка Рене едва устоял на месте и с изумлением и ужасом увидел в глазах друга слёзы.
— Драться мы точно не можем уже, — тихо и устало обронил он. — И если нас кто-то догонит — погибнем. Остаётся продолжать путь.
— И бросить тех, кто уже и идти не может?
Молодой король пошатнулся и опустился прямо на землю, уронив голову на руки. Правильное решение не давалось, сомнения драли сердце на части, как зазубренные мечи врагов. Трещали ветки в костре, ветер бросал в лицо пепел и дым с мелкими искрами, снова вырывая кашель.
— Переломай уже, и успокойтесь оба, — Моргелин выглянула из шатра, кутаясь в плащ. — С переломанными костями я хоть знаю, что делать. А вот с переломанными душами — нет.
— С кашлем ему сделай что-то, а то ж не дойдёт, — Эреон подал руку неудачно попытавшемуся подняться Рене и почти вручил его девушке.
— Снова скрыть попытался, — в голосе Моргелин прозвучала усталая обречённость, и Рене устыдился своих действий. Вот уж и вправду никому не полегчает, если он рухнет в пути.
— Никаких больше разговоров и мыслей об этом. Не раньше, чем на третий день, — Эреон хлопнул Рене по плечу и ушёл куда-то вглубь лагеря.
Моргелин вернула его в шатёр и ушла, чтобы совсем скоро вернуться с кружкой целебного отвара.
— Завтрак уже почти готов, я потом принесу, — она села рядом с молодым королём и прижалась к его боку.
Тихо поблагодарив, Рене сделал осторожный глоток, и по телу сразу разлилось тепло.
— Прости, я глупец, что скрывал, — он обнял девушку.
— Ты король. И считаешь, что у короля не должно быть слабостей. Только они ведь никуда не денутся, сколько так ни думай.
Невольно закашлялся — от этих слов ли, или от горячего питья.
— Только знаешь, в чём-то ты прав. Здесь всё ещё слишком близко к тому, от чего мы уходим. Я пойду с тобой до конца.
— Эреон тоже прав, не всем это под силу, — Рене вздохнул.
— Значит, кого-то надо отпустить. Оставить их судьбе.
Новой тяжестью легла на сердце правильность этих слов. У него есть три дня, чтобы сжиться с ними.
Туман опустился на лагерь плотным пологом, скрывая очертания шатров и делая костры лишь смутными рыжими точками в белёсой мути. Дым стелился над землёй, смешивался с туманной влагой и оседал на одежде, проникал внутрь от каждого вздоха. Рене шёл между шатрами, больше слушая, чем всматриваясь в происходящее.
— Пошёл слух, что дальше пойдут не все, — услышал он где-то рядом приглушённый голос. — Неужели Его Величество утомился от величины своего народа?
— Может, и он тоже утомился, — прозвучало в ответ, — но лично я из тех, кто больше не может за ним идти.
— Странные у тебя, брат, шутки.
— Потому что я не шучу. Он сам идёт вслепую. Спасибо, дорогу через Сумеречный лес я своим младшим уже проверил.
На долгое мгновение в воздухе застыла тишина.
— Да и старший твой после этого каким-то другим стал.
— Называй вещи своими именами: угрюмым и жестоким он стал. А ему всего двенадцать. Нет, хватит. Можешь считать, что это я так из уважения к королю Эдриану его сына от остатков нашего семейства берегу.
Тихо-тихо Рене перевёл дыхание и отправился дальше, надеясь, что остался незамеченным. Отпустить. Этим он может спасти и тех, кто пойдёт с ним, и тех, кто останется здесь.
К шатру целителей он подошёл не с той стороны, но, не успел сделать и двух шагов в сторону входа, как услышал полный отчаяния крик:
— Убей уже! Не могу так больше!
— Тихо ты! — строгий окрик Моргелин, в котором, однако, звенел искренний испуг.
В несколько неуловимых движений Рене оказался внутри шатра, ища взглядом девушку и того, кто дошёл до такого отчаяния. В самом большом шатре лагеря умещалось шесть человек, и ещё оставалось место для того, чтобы целители могли к каждому подойти. В противоположном от входа углу король увидел Моргелин и понял, кому принадлежали те слова.
— Астелл, — окликнул он от входа и заметил, как человек рядом с девушкой дёрнулся в попытке подняться. — Лежи спокойно и объяснись.
По сути, объяснять ничего и не нужно было. Рене прекрасно помнил, как Астелл закрыл его собой в последней стычке, но выжил и дотянул аж сюда. Старше на пять лет, он был одним из тех, кого приставили к принцам для охраны задолго до того, как стало от кого реально охранять. Всегда спокойный, но при этом лёгкий на смех, в итоге он остался с Рене в конце войны, когда Эйрин ушёл к крылатым. Память о брате полыхнула болью неведения, но больше молодого короля волновало то, что случилось с Астеллом, что он дошёл до таких слов. И услышать это было важно от него самого. Бледного, истаявшего за эти недели.
— Я тебе обуза, мой король, — хрипло ответил мужчина. — И должен либо встать уже наконец, либо умереть. Хватит изводить на меня силы, травы и съестное.
— Глупец ты, — горько обронила Моргелин и поднялась, уходя из шатра.
— А может, это я тут всем обуза? — Рене плюнул на желание прятаться от своих людей и демонстративно кашлянул. Получилось впечатляюще. Глаза Астелла расширились от изумления. — Давай начнём с себя и остальным передадим, что раз устали, то можно навсегда отдохнуть. Только там-то что, за гранью? Я вот ни отцу, ни брату, если они уже вместе, не смогу в глаза посмотреть. А ты?
Воин закрыл глаза.
— Прости меня, мой король, только я и вправду паршиво себя чувствую.
— Не ты один, — Рене сел рядом, устало ссутулившись. — Эреон настаивает на длительной, если не постоянной остановке, но я боюсь, что мы ещё слишком близко. Тем не менее, мой страх не прибавит сил никому из тех, кто уже не в состоянии идти.
— Ты хочешь разделить народ? — Астелл приподнялся на локте, глядя в серые глаза Рене.
— Я должен. Иначе быть беде.
— Но ведь и ушедших, и оставшихся кто-то должен защищать.
— Да, но я уверен, что желающие найдутся. У нас ещё есть лошади, мы сможем посылать вестовых, чтобы те, кто оправится и пожелает догнать нас, смогли это сделать.
— Ты думаешь, что не все пожелают?
— Знаю, — голос дрогнул, губы исказила надтреснутая улыбка.
— Рене, ты…
— Очень нуждаюсь в тебе живом, — тихо произнёс король, жестом не дав своему верному договорить. — Пожалуйста, не бросай меня так.
Тишина растянулась в бесконечность, руку Рене сжали прохладные пальцы.
— Обещаю, что догоню тебя.
— Спасибо, — только сейчас у старшего сына Эдриана Верного получилось глубоко вздохнуть и по-человечески улыбнуться.
Оставалась на месте их длительной стоянки примерно треть народа людей, что когда-то населяли земли между Сумеречным лесом и рекой Астрид на далёком теперь Юге. Разного возраста и сословий, по разным причинам, на разный срок. Кто-то стремился отдохнуть и догнать своих, кто-то — научиться жить без правителя, раз он уходит дальше на север.
Молодой король, навсегда утративший земли, на которых родился и оставил могилы предков, чувствовал, что повторяется вновь болезненное прощание. «Я умру или вернусь после победы!» — стояли в ушах слова Эйрина. Что из них сбылось, Рене не знал.
С Астеллом он уже попрощался, вновь принимая обещание догнать при первой же возможности. Теперь смотрел в глаза Эреона, что оставался тем уцелевшим сильным, кто может командовать обороной в случае опасности.
— Весной мы сможем подумать о том, как вас догнать, ты только карту рисуй, — улыбка на губах и ни тени её — на дне глаз.
— Можешь не сомневаться, мой друг. Береги себя, и остальным передай, — Рене улыбнулся со всей искренностью, на какую был способен сейчас.
— Ты тоже. Не сумасбродствуй, мой король и друг.
Их объятия были отчаянно крепкими, а глаза… слезились от поднявшегося ветра и дыма костров.
Горы на востоке народ Нордена обошёл с запада, не стремясь преодолевать непроходимые зимой перевалы. Раскинувшаяся перед ними долина не казалась холодной, нехоженые людьми тропы сами ложились под ноги, и Его Величество король Рене почувствовал, что дальше идти не нужно.
В начале весны гонец с подробной картой отправился к Эреону, а обратно вернулся с длинным посланием, где сообщалось о том, что Сумеречный лес прошла и та часть норденцев, что последовали за Аделмаром, под предводительством Кадма, ещё в начале войны прозванного Проклятым. Это остановило не успевшее начаться продвижение на север, хоть и не открытыми боями, поэтому сам Эреон тут нужен даже больше, чем в начале.
Шли месяцы. Лагерь превращался в город, воля к жизни сглаживала печаль от потерь. Первым праздником стала свадьба Рене и Моргелин, на которую добрались Эреон и окончательно окрепший Астелл. Но никто не пришёл с ними.
— Я не могу их бросить, Рене, не сейчас, — во всегда уверенном голосе Эреона что-то дрогнуло.
— Никогда, — поправил его молодой правитель одними губами, потому что голос перестал ему повиноваться, — никогда ты их не бросишь.