Легенда королей. Дорогами Севера

      Впервые за последние два или даже три года королева позвала к себе сына просто на чай. Они были только вдвоём в её личных покоях, Анна сама подлила немного молока в тёмный отвар из листьев с самого юга Валлоны. В вазочке были фрукты в сахаре, а строгий взгляд женщины сейчас казался почти мягким — настолько, что один раз Клианс даже осмелился назвать её мамой. На что она благосклонно улыбнулась. Это было время между занятиями с Валентином и Маркусом, но так давно уже — не просто перерыв. Королева расспрашивала о занятиях, о том, нравится ли ему, как обучает Валентин… а ещё варенье из аронии.       К тому моменту, когда Анна привычно властным, но по-женски лёгким жестом увлекла принца к выходившему во внутренний двор окну, Клианс перестал ждать удара. И тем более обескураживающим стало для него то, что на открытом месте рядом с фонтаном спиной к их окну стоял Камиль в той же одежде, в которой они до этого занимались. Мгновение — и кто-то из слуг окатил его ледяной водой из ведра.       Клианс вздрогнул, но сумел сдержаться и не вскрикнуть.       — Почему? — он с трудом перевёл взгляд на мать.       — Не почему и не за что, — спокойно ответила королева. — В жизни иногда случаются беды. Случаются внезапно и не обязательно с теми, кто в чём-то провинился. Задача короля быстро принять меры. Что нужно сделать сейчас, Ваше Высочество?       Клиансу отчаянно хотелось сорваться с места и бежать туда, во двор. Ухватить Камиля за руку и быстро-быстро затащить в купальню, потом…       — Срочно укрыть в тепло, снять мокрую одежду, подготовить горячую купальню и отвар из укрепляющих трав, уложить в тепло и следить за состоянием.       — Выполняйте, — громко сказала королева и слуга, который уже успел появиться в её покоях, скрылся за дверью.       Совсем скоро, но для принца — спустя вечность, Камиля действительно увели с улицы.       — В идеале он не должен заболеть, но, если что-то в твоих приказах было неверно, то в следующий раз ты будешь формулировать их лучше. И быстрее. Ступай, на сегодня ты свободен.       Анна отошла от окна и больше не взглянула на сына.       С трудом заставляя себя переставлять ноги, Клианс покинул покои Её Величества, не забыв даже положенный поклон, и почти уткнулся в ожидавшего его Руадана. Стражник едва уловимым жестом придержал принца, отчего тот опомнился и зашагал к своим покоям. К его удивлению и отчасти ужасу, ни Камиля, ни Валентина там не оказалось.       — Но где… — он растерянно замер посреди комнаты.       — Вам уже пора к Маркусу. Не думаю, что опоздание на занятие приведёт к чему-то хорошему, — тихо произнёс Руадан, с сочувствием глядя на принца, пока тот его не видел.       — Да… это правда… — Клианс мотнул головой, наскоро переоделся и скорым шагом направился в зал для тренировок.       Выкладывался принц настолько яростно, что Маркус предпочёл ни о чём не спрашивать. Уже то, что Клианс был сегодня один, многое объясняло, но подробности мечник решил узнавать не сейчас и не от мальчика. Только старался сдерживать его, чтобы не вымотался сверх меры и не навредил себе случайно.       Когда принц вернулся в свои покои, там уже жарко пылал камин, в кресле рядом с которым укутанный в одеяло сидел Камиль, отпивая из огромной кружки ароматный отвар. Увидев Клианса, он дёрнулся подняться, но это оказалось слишком сложно в его положении.       — Сиди спокойно, — принц подошёл к нему, но замер в шаге от кресла.       Жгучее чувство вины вспыхнуло с новой силой, и он не знал, что сказать.       — Я уже совсем хорошо, — улыбнулся Камиль. — И согрелся давно. Валентин сказал, что я не заболею.       — Ему я верю… — Клианс перевёл взгляд на огонь, ничуть не успокоившись.       В этот момент после лёгкого предупреждающего стука в комнату вошёл сам Валентин. Выглядел он несколько задумчивым, но улыбнулся принцу.       — Сейчас слуги принесут ужин, кажется, все уже привыкли к заведённой нами традиции.       Но Клианс пропустил эти слова мимо ушей.       — Хоть вы мне можете ответить, почему она так поступила? — Валентин имел все шансы отступить на шаг, поддавшись напору принца во взгляде и голосе, если бы не провёл столько лет при Дитрихе. Он лишь поднял руки в примирительном жесте.       — Это традиционное первое испытание, — спокойно прозвучало в ответ. — Несмотря на некоторую жестокость, в нём есть смысл.       Руадан присвистнул, но ничего не сказал. Он лишь частью слышал итог общения Клианса с королевой, но ничего хорошего и смыслового в этом не видел.       — Правда жизни заключается в том, что случаются стихийные бедствия вроде наводнений, затяжных метелей или засухи, а также пожары из-за нелепых случайностей, например. В таких случаях главная ответственность лежит на тех, кто старше по званию. Вплоть до правителя, — продолжил Валентин, не обратив внимания на реакцию стражника.       — Вы сказали Камилю, что он не заболеет. Значит, я всё сделал правильно? И почему вас здесь не было сразу после того, как его забрали с улицы?       — Отвечу сначала на второй вопрос: Камиля забрали не сюда, поскольку здесь в ваше отсутствие едва горит камин, и долго разогревать для достаточной температуры купальню. Это сейчас, к окончанию вашей тренировки, она уже готова, а тогда до этого было ещё несколько часов. Поэтому мы были там, где всегда жарко — возле кухни. Там нашлось достаточное количество горячей воды, хорошо прогретое помещение и, конечно, горячее питьё, — тут Валентин отвлёкся на принёсших ужин слуг, впуская их в комнату, и продолжил, когда они ушли: — Но если вас это удивило, то в будущем может стоить жертв.       — Почему? — изумлённо выдохнул Клианс.       — В Валлоне всё же большее число людей руководствуется человечностью даже здесь, во дворце. Да и в новинку для них такое. Поэтому слуги исполнили ваши приказы с предельной пользой. Но в случае, если исполнители допускают безразличие к бедам другого и только выгораживают себя, последствия могут быть иные, даже если дословно будет не к чему придраться. Например, Камиля могли отвести в ближайшую более-менее отапливаемую караулку, завернуть просто в одеяло вместо одежды и идти разогревать купальню здесь, где-то между всем этим принеся ему чашку чего-то тёплого.       Мальчик обречённо закрыл лицо руками. Его спасли те, кто вполне мог этого не делать. А болезнь Камиля он бы себе не простил.       — Уверен, в будущем вы будете помнить о подобном, но и люди, что будут служить вам, не станут действовать другим во вред, — Валентин обнял принца за плечи и мягко подтолкнул к столу.       Стульев в комнате стало больше, и поэтому только Камиль остался в кресле — остальным вполне хватило места. Несколькими фразами Валентин отвлёк всех от случившегося, чтобы можно было спокойно поужинать, но когда трапеза подошла к концу, Клианс не выдержал:       — У вас с Дитрихом тоже такое было?       — Было, — учитель не стал отпираться, хоть и не сразу ответил. — Только Дитрих тогда не был наследником, так что для него вопрос стоял не столь глобально. Впрочем, для него все вопросы стояли глобально, — он невесело усмехнулся.       — Он сделал всё правильно? Вы не заболели? — робко спросил Камиль.       — Он… В какой-то мере, он сделал всё правильно, но, видимо, здоровье у меня тогда оставляло желать много лучшего, — Валентин улыбнулся.       На самом деле, Дитрих так долго и обстоятельно выспрашивал у отца все возможные детали ситуации, начиная от того, насколько выгодно вообще что-то с ней делать, или проще потом отмахнуться компенсацией выжившим, что никакие верные меры, принятые после его раздумий, уже не помогли. Это был единственный раз в жизни, когда Валентин порядка десяти дней провёл в беспамятстве, прерываемом редкими просветлениями, и избавился от кашля только к середине лета. Но говорить об этом сейчас не хотелось.       

***

      Шут королевы Анабель слонялся по пустынным коридорам дворца. Было между вторым и третьим часом ночи, но уснуть он даже не пытался. Тёмные переходы, молчаливые стражи там, где стояли посты на пути к покоям Их Величеств. Темнота скрадывала не только очертания, но и время. Он видел испытание. Отметил, что всё было сделано быстро и верно. Быстро — из-за Клианса. Верно — из-за Валентина и тех людей, что ещё оставались людьми в королевском дворце Валлоны. Их было больше, чем в Монте.       Он помнил другое испытание. Оно переломило жизнь на «до» и «после». Не решение наследника престола Монта выбрать их для своего сына, даже не протест Дитриха против двух человек рядом, хотя близнецы казались его отцу эффектным решением. Испытание, которое один из них мог не пережить. Сейчас, спустя столько лет, он забыл слово «брат». На десять дней их тогда поменяли местами — пока выздоравливал один, его роль исполнял второй. Десять дней он пытался понять ровесника, его характер, желания и стремления. И смог разглядеть только стену из покрытого льдом камня. Словно Дитрих уже родился таким: безразличным к жизням других, не терпящим рядом с собой никого из тех, кого он считал посторонними. Никого. Могло ли быть так, что он намеренно решил избавиться от навязанного человека?       За десять дней понять не удалось ничего, а потом едва державшегося на ногах Валентина вернули на прежнее место. Так было нужно. Именно так. А ему осталось на память стойкое желание отомстить. По меркам кого угодно они тогда были просто детьми. Все трое. Только кто-то из них — в роли игрушки, орудия.       День за днём, год за годом он всматривался в свою родину, в людей. Их семью вернули ко двору, но Валентина они видели редко и чаще всего издалека. Дитрих ревниво относился к своей собственности. Решение занять место поближе к наследному принцу подвигло поглощать все знания и навыки, до которых только удавалось дотянуться. Что-то придумал сам, тайком тренируясь пробираться в окна, прятаться в комнатах, слышать то, что не было предназначено быть услышанным, видеть то, что желали скрыть от чужих глаз.       Так ему не раз удавалось пробраться в дом принцессы Анабель и её супруга, порой заставая Валентина в одиночестве. Несколько раз даже смог предложить сбежать. Только ответом была странная, незнакомая улыбка и отрицательный жест головой.       Тогда он начал подслушивать разговоры родителей в надежде услышать, что они не рады такой ценой покупать нынешнее положение. Но они никогда не говорили об этом даже наедине.       Их пригласили на бал в честь пятнадцатилетия Дитриха. Отец был горд успехами оставшегося сына и искренне рассказывал о них принцу и принцессе в надежде и его приблизить к королевскому дому. Но ответом была короткая фраза о том, что Валентин показывает превосходный результат, и его одного вполне достаточно.       Тогда Дитрих с усмешкой позвал его за собой. В светлой комнате с несколькими зеркалами были только они втроём. Дитрих сам уверенными движениями поставил двух близнецов напротив друг друга перед зеркалами на противоположных стенах. Если смотреть на зеркало — будешь видеть только своё отражение.       «Скажи, Валентин, разве у тебя был когда-нибудь брат?» — смеясь спросил тот, кто когда-то должен будет править Монтом, но не раньше смерти своего отца.       Тяжёлая тишина висела в комнате невыносимо долго. Дитрих ходил между ними, всматривался в глаза каждого, пока не остановился за спиной Валентина, обнимая его за плечи, и повернул его голову за подбородок, заставляя смотреть только в зеркало.       «Отвечай мне», — в тоне дрогнул металл.       «Нет», — оглушительно тихо сорвалось с губ Валентина.              Леонар сменился со своего ночного дежурства. У него было всего пять часов на отдых, и в такие моменты ему казалось, что их действительно решили извести. Кто-то шёл по коридору, ведущему к одному из чёрных выходов дворца, но только когда он в полумраке едва не натолкнулся на Леонара, стражник узнал шута королевы Анабель. Таким он его ещё не видел: словно шут был далеко отсюда, но при этом — совершенно нормальным. Давно даже стража во дворце столицы Валлоны знала, что королева Монта Анабель пожалела умалишённого юношу и приблизила к себе в качестве шута, но сейчас его взгляд был не менее нормальным, чем у того же Фернана.       — Что с тобой? — Леонар поймал парня за плечо, легко останавливая. Где-то на краю сознания вздрогнула мысль, что он накличет на себя ещё одну беду, но пройти мимо почему-то не смог.       — Извините… — шут не успел сориентироваться, и прозвучало это непривычно тихим и серьеёным голосом.       Они были примерно одного роста, только шут — чуть тоньше, как Валентин.       — Разве стоит тебе быть здесь в такое время?       — Ох, простите-простите, я думал, что никому здесь не помешаю! Но всем известно, что думать у меня получается не всегда, — он всплеснул руками и попытался улыбнуться, перестроившись на свою обычную манеру говорить.       — Не держится на тебе сейчас маска, не пытайся, — тихо и серьёзно проговорил Леонар. — Пойдём со мной, а то одному мне скучно.       Не дожидаясь возражений, он потянул не сопротивлявшегося парня за собой в казармы. Идти было всего ничего, так что переживёт шут без верхней одежды. Но свернул не к комнате, где должны были сегодня отсыпаться Руадан и Фернан, а к столовой. Сейчас тут не было никого, кроме дежурного, который без вопросов дал по две полных тарелки жаркого и кружки ягодного отвара. Шут замер между несколькими столами и явно пытался понять, как здесь оказался. Выбрав дальний стол за колонной, Леонар поставил туда тарелки и позвал шута.       — Ужин давно был, так что не отказывайся, — жестом указал на тарелку и принялся за еду сам.       Шут какое-то время медлил, но потом тоже взял ложку и медленно начал есть.       — Никогда тебя таким не видел, — стражник решил не ходить кругами. — Неужели и тебя это испытание впечатлило? В Валлоне такое впервые, слухи по дворцу разлетелись быстрее ветра.       — Глупый шут, глупые причины гулять среди ночи.       — Я же сказал — оставь свою маску, — Леонар внимательно заглянул в глаза. Он не очень-то рассчитывал поймать взгляд, но шут сам изумлённо смотрел на него. — Ты ведь не сумасшедший.       Эта мысль посетила Леонара впервые с тех пор, как шут вместе с королевой Анабель первый раз переступил порог этого дворца, и уверенным в ней он совершенно не был.       — И у тебя есть нормальное имя, — довершил свой шаг наугад. — Какое?       Если ответит, значит, так и есть. А всё это шутовство — игра.       Тишина стала душной от сомнений. Нет, так сомневаться может только тот, кто в своём уме.       — Арлен, — прозвучало очень тихо, смахивая духоту и тяжесть.       — Красивое имя. Я Леонар, — даже смог улыбнуться.       — Я знаю, — Арлен опустил взгляд. — Не понимаю только, что тебе вдруг до меня стало.       — Да мне после Его Высочества Клианса мир несколько перевернулся. Начал обращать внимание на то, на что раньше не додумывался.       — Слышал, ты из тех, кто были несправедливо наказаны. Неужели понравилось? Вдруг я на самом деле шпион Монта.       — Так бы мне шпион и признался, — невесело усмехнулся Леонар. — А про наше наказание только глухой не слышал. До сих пор иногда обсуждают.       — А зачем бы мне ещё ненормальным прикидываться?       — Причин может быть много. Например, я кое-что слышал из твоих шуток и могу сказать, что только ненормальный может говорить такое в глаза правителям. Но думать так… — он понизил голос до шёпота, — думать так совершенно нормально в моём понимании. Да и не только я такого мнения.       — Тебе точно понравилось быть наказанным, — шут качнул головой.       — А кто меня выдаст? Дежурный по кухне нас не слышит, а больше тут никого нет.       Арлен немного помолчал и тихо вздохнул.       — В Монте даже такое первое испытание может стоить жизни. Выбор, каким быть, становится довольно рано. А определяется он чаще всего желанием жить. У тех, кто хочет говорить неудобную правду, выбор очень небольшой.       — Отказаться от жизни или от разума? — догадался Леонар.       — Ты быстро схватываешь. Но такие, как ты, гибнут первыми.       — А такие, как ты? Не думаю, что в Монте очень уж много похожих на королеву Анабель.       — Да, это правда. Многие не живут в домах и гибнут зимой на улицах, или попадаются страже.       — И как же такие, как Валентин?       Услышав это имя, Арлен вздрогнул.       — Валентин… Валентин переломан и собран заново послушной марионеткой. Таких в Монте большинство, — в голосе шута слышалась застарелая боль.       — Он не чужой тебе. Думаю, ты не всё видел, поэтому осмелюсь сказать: рядом с принцем Клиансом Валентин вполне себе живой, хоть и бросаются в глаза некоторые странные привычки. Но всё же, на куклу он совсем не похож.       Арлен закрыл глаза и вслепую, но безошибочно допил последний глоток из кружки. Сейчас отчаянно хотелось, чтобы в ней было что-то гораздо крепче ягодного отвара.       — Спасибо, Леонар. Мне действительно важно было это услышать. Но лучше тебе забыть о нашем разговоре.       — Понял тебя, — стражник кивнул и поднялся, чтобы отнести пустую посуду.       Арлен дождался его у двери, но даже попрощались они кивками, не сказав друг другу ни слова.       Только оказавшись за запертой дверью своей маленькой комнаты шута, Арлен съехал по двери на пол и закрыл лицо руками.       Если то, что сказал о Валентине Леонар — правда, то его брат уже мёртв.       

***

      Гверн задумчиво смотрел на слабо освещённое отблесками камина лицо уснувшего в кресле Валентина. Он сам не отпустил учителя принца в его покои, чувствуя в словах и движениях того странное напряжение. Мальчишки давно крепко спали вместе в тепле полога и одеяла. Валентин настоял, что эту ночь лучше будет провести так, а сам не мог найти себе места, трижды прощался и… в конце концов, поддался уверенному жесту стражника, которым он впечатал его в кресло. Вдвоём они дождались, пока дети уснули, и Гверн задал прямой вопрос: что за срань их ждёт дальше, что Валентина так колотит? И получил почти односложный, но понятный им обоим ответ: учиться играть слишком долго. Если бы Анна додумалась зайти в покои сына после занятий, то без труда бы разгадала истинное отношение Клианса к Камилю. Сейчас ей это почему-то было не нужно, но смогут ли научиться раньше, чем она заметит?       Тогда он успокоил уверенным «смогут». Потому что сам не знал, какой их принц настоящий, пока не случилось наказание и трагедия с Реми. И не только он. И вообще, в такое время спать нужно, а не изводиться кошмарами, которые ещё не наступили. Вот только не дал Валентину уйти, удерживая за плечо. Впрочем, если бы тот на самом деле хотел, то ушёл бы. Видимо, у себя бы он точно не смог уснуть, а тут даже в кресле совсем скоро опрокинулся в омут забвения, как говаривал дед. Такой сон всегда был без сновидений и на любой поверхности. Вот и лицо Валентина сейчас отражало почти безмятежное спокойствие.       Человек короля Дитриха. Верный принцу Клиансу.