***
Потемневшее небо затягивали тучи, различимые благодаря лунному свету, который ни одна ещё не успела закрыть. После трагичных для многих событий этого вечера Эмиль просто слонялся по дворцу, пока не заметил, как вышедший из подземелий мужчина в тёмной одежде приближённых короля Монта прошёл во внутренний двор. Из-за снега тут было почти светло, а холод вовсе не волновал дракона. Как и северянина. Направленному на себя мечу Эмилиэн не удивился, и даже свой не достал. Просто вовремя остановился, чтобы не напороться. — Простите, кажется, я нарушил ваше уединение, — он отступил на шаг от оружия и отвесил лёгкий полупоклон. Мужчина убрал меч и качнул головой. Если он хотел никого не встретить, то должен был запереться в своей комнате, а не надеяться на то, что на улице слишком холодно. — Скажите, как поступают с предателями в вашей стране? — он посмотрел на южанина и с трудом скрыл досаду: разговаривать с человеком, чьего лица не видно, было неуютно. — Зависит от предателя и того, что именно он совершил, — медленно ответил дракон, размышляя, какую страну считать своей. Конечно, северянин думал про Аль’Фиор, но то, что это неправда, давало множество вариантов ответа. — Если совершил попытку убить правителя? — Поскольку мой принц уже поведал это за ужином, то и вам я вправе рассказать: в его ближайшем окружении есть люди, участвовавшие в кровавом мятеже против его отца. Они неверно определили врага и шли убивать правителя и его наследника. Шли по трупам и рекам крови, — дракон немного помолчал. — Но я стоял рядом с правителем тогда, когда он вышел к мятежникам не для того, чтобы убивать. Просто поговорить. И его слова у многих затронули что-то глубоко в сердце. Заставили сомневаться. Вызвали их самих на разногласия. Так чаша весов качнулась в его сторону, и часть из тех, кто шли убивать, встала на защиту. Мой принц взял на себя заботу о раненных после того боя, и таким образом завоевал их верность. Теперь те, кто желали его смерти, готовы отдать за него свои жизни. — Их всех должны были казнить, — с сомнением произнёс северянин. — Правитель Аль’Фиора добр и милосерден: он согласился на то, что за всех умрёт только предводитель мятежа. И только после того, как поможет разобраться с очагами мятежа во всей стране. Он сделал многое, чтобы искупить вину, пока был жив, и с честью принял смерть. — За то, что совершил… А если наоборот? Если должен был, но не выполнил приказ, и тем самым предал? Эмилиэн помолчал. Он никогда не жаловался на память, но подчас одновременно вспоминалось слишком многое, чтобы быстро выбрать нужное. В конце концов, он и сам однажды создал видимость предательства, чтобы проникнуть вместе с Роксан в замок Корвина. Но нужный пример вновь оказался в Аль’Фиоре. — Было и такое. Человек нарушил приказ, исполнение которого должно было привести либо к смерти того, в ком приказавший видел врага, либо, если так называемый враг оказался бы сильнее, к смерти того, кто приказ отдал. Он был наказан, но остался жив. А те, кто были по разные стороны этого приказа, пусть не сразу, но со временем примирились. Так предательство обернулось благом, показав то, что можно назвать любовью предавшего к преданному. Небо окончательно потемнело, и из низких туч снова посыпал снег. Несколько долгих мгновений мужчины стояли молча, но что-то общее было в этом молчании. Потом северянин коротко поклонился, и со словами благодарности вернулся во дворец. Эмиль проводил его взглядом и подумал, что окружение Дитриха выглядит небезнадёжным.***
Сломленный усталостью Камиль забылся беспокойным сном, но Клианс не мог уснуть. Он свернулся в кресле у камина и неотрывно смотрел на отблески пламени, мысленно возвращаясь к разговору с братом. Валентин не смог попрощаться с ним сам, попросил Рене. Валентин давно знал, что так будет.Все прекрасно слышали ответ Каллисто: рана неглубокая и вовремя обработана, поэтому жизни короля Монта ничего не угрожает. Неужели же Валентин специально нарвался? Или было что-то ещё? Рене молчал, но в этом молчании не было неизвестности, просто всю правду он сказать не мог. Оглушительной тишины момента первым не выдержал Гверн и рассказал, что Валентин избавился от ядов, что у него хранились.Такое ещё лучше укладывалось в понятие предательства, и дополняло картину, но что-то всё равно не давало покоя. Когда его вопрос «Для кого были эти яды?» прозвучал вслух, пусть и на грани шёпота от подкатившего ужаса, Рене закрыл глаза. Этот едва уловимый жест был красноречивее любых слов. Дитрих всегда ненавидел его, считая исключительно помехой своей неограниченной власти. Вот откуда это необъяснимое неприятие в нём самом к тому, кто тоже был ему братом. Тогда он готов был пойти к Дитриху и завершить то, что попытался начать Валентин, но Рене мягким, но сильным захватом удержал его на месте. Клианса кинуло в холодный пот, когда так же тихо и спокойно, как до сих пор, брат сказал, что именно Валентин просил за Дитриха. Просил сохранить ему жизнь, доказать, что здесь его не считают врагом, сломать убеждение, что именно его, Дитриха, ждёт смерть, если он не убьёт первым. И напомнил про Маркуса. Про то, как больно было самому Клиансу помнить о том, что один из тех, кто его вырастил, в смертельной опасности выбрал не его. Понимание не только ненависти Дитриха к нему, но и её скрытых причин, и, более того, его состояния сейчас медленно клубилось внутри, разрастаясь из точки-укола осознания. Но всё это отравляла горечь – Валентина никто из них спасти не в силах. «Каллисто – один из лучших целителей. Верь ему», – сказал брат на прощание, оставляя его на ночь. Клианс не понимал, чем эти слова могут помочь, но каким-то непостижимым образом они не давали потерять надежду. Леонар смотрел на принца, но не мешал ему – сейчас этого нельзя было делать. Зато можно было вспомнить, как примерно за час до того, как ему нужно было сменить Гверна, в их комнату зашёл Арлен и опустился на пол у его кровати, обронив лишь, что Валентин нарвался. Больше он не произнёс ни слова, и так же, как сейчас, Леонар тоже молчал. Только накинул на плечи шута покрывало с кровати и устроился рядом. Они все знали, что рано или поздно это случится, но глупо надеялись, что даже рано – это не сейчас. Когда ему пришло время уходить, Арлен вышел вместе с ним, благодарным жестом коснувшись плеча, и скрылся в коридорах по направлению к покоям королевы Анабель.***
Что-то, чему Дитрих привык доверять уже много лет, подсказывало ему, что идти в подземелье сейчас не нужно. На часах почти полночь, назвать тот сон отдыхом не получалось даже с большой натяжкой, но думал он об этом, уже минуя дворцовую стражу у двери перед лестницей, ведущей вниз, к камерам. Коридор тускло освещался чадящими факелами, от которых расходилось обманчивое тепло. У пыточной стояло двое его людей. Он знал, что Виктор не любил напрасной крови, но не сомневался, что даже этот, неожиданно незнакомый Валентин уже готов на всё, только бы это закончилось. Дитрих не удивился представшей картине. Из видимых следов на том, кто был с ним с восьми лет – только ссадина от его удара по лицу. Король медленно прошёлся по пыточной, но на него даже взгляд не подняли. Валентина зримо трясло от холода, напряжения и боли – никаким движением он не мог облегчить своё состояние, только усугубить. Стоило поднять его голову за подбородок, чтобы заглянуть в лицо, как из потемневших глаз покатились непроизвольные слёзы. Даже тот Валентин, которого Дитрих знал, предпочёл бы не показывать их, но сейчас ничего не мог сделать. — Тебя совсем не беспокоит, что из-за тебя пострадал твой король? — поинтересовался Дитрих, глядя сверху вниз. — Что твой друг оказался прав, говоря, что невыполнение приказа грозит ему смертью? — Клиансу не нужна твоя смерть, — с трудом, почти без голоса, выговорил Валентин. Не просит прощения. Не жалеет о сделанном. Дитрих с силой бьёт, заставляя содрогнуться в цепях и не заботясь о том, что, если упадёт, Валентин может не выдержать боли от вывихнутых суставов. Не упал, хоть и едва держится в сознании. — Ради нашей дружбы я могу простить, — Дитрих склоняется к самому уху предателя. — Только поклянись, что больше никогда не нарушишь мои приказы. Ни один. Даже самый жестокий. Дружба. Валентин уже понял, что это такое на самом деле. Между ними её никогда не было. Тени. Отголоски. Ради них? — Отступись от подлости, — Дитрих не стал отстраняться, и это позволило не напрягать голос. — Выбери мир, и я поклянусь защищать тебя до своего последнего вздоха. — Выбрать мир? Сейчас, когда Монт поддерживает меня именно в войне. Ты точно хочешь моей смерти, — голос Дитриха дрожал от злости. — Так твой враг всё-таки Монт? Это сейчас была насмешка? Король отшатнулся. Какая-то часть человека перед ним сходила с ума от того, что происходило с его телом. Но он прошёл не одно испытание, закалившее его, как лучшую оружейную сталь. Валентин принял решение, и никакие пытки не заставят его отступиться. Дитрих месяцами может убивать его, оттягивая избавление в смерти, но не добьётся возвращения в том качестве, в каком они расстались здесь, в королевском дворце Валлоны. «…дорог даже предатель…» Дитрих почувствовал, что трясёт уже его самого. — Если я только заикнусь о такой слабости, как мир, меня растерзают! Вот она – правда, рок проклятых королей Монта. — Даже если убьёшь меня сейчас, но пойдёшь по этому пути, Виктор не даст тебе погибнуть. И оставит для твоей защиты только по-настоящему верных людей. Найдёт тех, кто примет твою сторону – Монт большой. Да и… Анна не вечна, а Клиансу уже хватает смелости идти против навязанной жестокости, заступаясь за правду. — Ты сошёл с ума так же, как твой брат. Стоит Клиансу только заподозрить, что я собирался его убить – он пожелает мести. — Собирался… значит, передумал? — Валентин почти улыбнулся, и Дитриха окатило тем самым леденящим ужасом, что он испытал во сне. Хотелось выбежать прочь и забыть о том, что этот человек когда-либо существовал. Как недостойно великого короля! Дитрих стремительно отошёл к забитому деревом на зиму окну под потолком. Кто он на самом деле? Величайший из правителей Монта, или человек, который в попытках спасти свою жизнь отказался от всего человеческого? Проклятый Каллисто! Проклятая девушка-менестрель! — Ваше Величество, вы узнали то, что хотели? — послышался от двери голос Виктора. — Приняли решение, какой смертью умрёт предатель? — Виктор. Как хорошо, что ты здесь. Ответь-ка мне, что достойнее короля: абсолютная власть или мир без войны? — Я прикрою вашу спину от любого врага, — Виктор спокойно смотрел на своего короля. — Если вы выберете войну, это будет сопротивление в захваченных странах. Одним ударом его не уничтожить. Если вы выберете мир, врагами станут те, кому выгодна война. — Ты не сомневаешься в моей победе, но уверен, что враги у меня всегда найдутся, — Дитрих нервно усмехнулся и закрыл глаза. Тихо звякнула цепь, и в одно точное движение Виктор оказался рядом с Валентином, чтобы удержать его от падения. Дитрих вскинул на него вопросительный взгляд. — Он не выдержал. Лишился чувств, но ещё жив. Если я отпущу сейчас, это его убьёт. Решайте, Ваше Величество. Если вы хотите для него долгой смерти, то я запру его в камере. Если быстрой – то отпущу. Или убейте своей рукой. — Зачем ты поймал его? — испытующий взгляд в глаза. — На самом деле. — Чтобы дать вам выбрать, — Виктор спокойно выдержал взгляд короля. Дитрих обнажил меч, который по привычке носил с собой, и до побелевших пальцев сжал рукоять. Он смотрел на бесчувственного Валентина и перебирал в памяти сказанные им слова. Меч со звоном ударился о каменный пол. — Ко мне в покои и позови Каллисто, — резко, властно, зло. Если бы не выброшенный меч, Дитрих мог разрубить по меньшей мере несколько украшений дворца, но он не наклонялся за ним и не оборачивался, стремительно идя к своим покоям.