Легенда королей. Дорогами Севера

      Метель не унималась. Подливая Дитриху в вино успокоительный состав, Валентин верил, что поступает правильно, ведь часом раньше Виктор просил у него для себя и своих людей тот, что не даст уснуть этой ночью даже в непогоду. Только взгляд зацепился за флакон, о котором успел напрочь забыть. Не яд. Нечто, возможно, гораздо худшее. Подавляющее волю, подчиняющее одному хозяину.       Вернулся к себе Валентин за два часа до полуночи, убедившись, что его король смог спокойно и крепко уснуть. Тишина дворца была мягкой и немного вязкой, но в эту ночь редкие посты охраны бодрствовали. Похоже, для них тоже нашлись нужные травы. Он снова замер над открытым ящичком со снадобьями, но после долгих раздумий пришёл к выводу, что это подождёт до утра. За спиной Дитриха больше действовать не следовало. Звук захлопнувшейся крышки оказался громче, чем хотелось бы.       Усталость брала своё, мысли немного путались, и Валентин счёл за лучшее лечь, а обдумывать свои слова для короля уже утром.       Подступившие образы сначала были просто воспоминаниями. Неприятные всегда, сейчас они казались особо болезненными. Отмахнуться и поспать. Сейчас они не к месту. Но никакое усилие воли не могло преодолеть встававшие перед внутренним взором картины прошлого. Нужно было и самому выпить то, что дал Дитриху, да кто ж знал. Подняться и выпить – ничего сложного. Но мир вокруг покачнулся, вытесняя комнату дворца, заменяя её тюремными застенками в столице Монта. Постоянный запах плесени и тлена, пробирающий до костей холод в коридорах и плавящий сознание жар рядом с жаровнями.       Где-то глубоко память хранила каждый взгляд, каждый стон и крик отчаяния и боли. Он делал это для своего короля. Он научился не вспоминать. Многолетняя выдержка этой ночью дала трещину и разлетелась вдребезги.              Гверн был удивлён, когда оказалось, что не ему заступать на ночь к Клиансу. Советник договорился с Его Высочеством Клиамином, чтобы кто-то из его людей восполнял количество тех, кто должен находиться при наследнике валлонского престола. Мелан вызвался сам. Да и кто бы поспорил. Настоящим именем этого человека Гверн не называл даже в мыслях, но доверял ему теперь безоговорочно. Леонар пожелал ему доброй ночи и снова ушёл к шуту. Ещё один, с чьим именем стоило быть осторожным. Самому же Гверну Мелан предложил свою комнату.       И всё бы ничего, но осознав обстановку, в которой когда-то жил наследный принц, Гверн про сон как-то забыл. Комната прекрасно подходила для прислуги или ближайшей охраны, но не для принца. Ложное обвинение и изгнание было не началом, а итогом отношения к этому человеку при дворе. Они были ровесниками. Гверн закончил первый год обучения в воинской школе тогда, когда принца изгнали. Шрамы на лице… отвечая на вопрос Клианса, Мелан упомянул, что они – примерно того же времени. А что почти не видны – так Каллисто лечил, а у него – дар.       Воспоминания свернули на отношения в отряде южного принца, и растревоженные мысли постепенно успокоились. Сейчас Мелан там и с теми, где должен быть. На своём месте. Невольно улыбнувшись, Гверн готов был уснуть, но изнутри снова дёрнуло неясной тревогой. Теперь он совершенно не понимал, к чему она, но чувствовал – усиливается с каждым вздохом. За окном заунывно выло уже вторые сутки как, окно залепило снегом.       На улице никого не было. Руадан и Фернан оказались заперты в жилом корпусе для стражи, они с Леонаром – во дворце. Не о ком тревожиться. С этой мыслью Гверн поднялся с постели, оделся и вышел в коридор. Единственным человеком из тех, чья судьба была ему небезразлична и кого он сегодня толком не видел, был Валентин.       Люди Дитриха у дверей его покоев не обратили никакого внимания на того, кто без стука вошёл в комнату, где должен был спать тот, кого Его Величество перестал считать предателем.       В полумраке комнаты сложно было что-то разглядеть, но частое прерывистое дыхание Гверн слышал отчётливо. Зажёг от камина свечу, от неё – остальные. Разбудить не боялся. Из кошмара просто светом выдернуть сложно. То, что это именно кошмар, сомнений не осталось. Валентин разметался на постели и выглядел даже хуже, чем в тот день, когда Гверн смог впервые увидеть его после обвинения. Стражник встряхнул его за плечи, но Валентин мотнулся в его руках, как марионетка без нитей. Через тонкую ткань рубашки руки обжигало жаром.       Не думая, который час, Гверн бросился к Каллисто. Спал целитель очень чутко и сел от звука резко открывшейся двери.       — Валентина сильно лихорадит. Я не могу его разбудить, — никакие другие слова просто не шли на ум.       Молча подхватив свою сумку и накидку, Каллисто кое-как скрыл лицо и обогнал Гверна.       Надежда на то, что сейчас всё станет хорошо, разбилась о стеклянный взгляд целителя, который он устремил, казалось, куда-то мимо Валентина.       — Это не телу плохо, — наконец медленно выговорил Каллисто. — Мне нечего ему дать – он уже принимает лучшее из возможного.       — Но что это тогда? — голос Гверна сел до шёпота. С подобным он сталкивался впервые.       — Пообещайте, что забудете о том, что увидите сейчас, — в тёмных глазах Каллисто была отчаянная мольба.       — Обещаю.       Он был готов пообещать всё, что угодно, только бы Каллисто помог. Вот только забыть, как из-под длинных ресниц целителя показалось бледное свечение, было невозможно. Его тонкие пальцы легли на виски Валентина, а сам он замер, подобно мраморному изваянию. Мгновения. Годы. На часах стрелка сдвинулась едва на четверть часа, но Гверн не верил ей.       Накидка соскользнула, и было видно, что Каллисто до крови закусил губу. Когда он отстранился и открыл глаза, свечение пропало, но Гверну пришлось ловить уже его, помогая опуститься на край кровати. Не спрашивать. Ни о чём.       — На его руках слишком много крови. До сих пор он как-то с этим жил, — слова давались целителю с заметным трудом. — Этой ночью его что-то сломало. Да, его тело ослабленно, в этом кроется причина того, что он настолько глубоко ушёл в беспамятство. Но лекарства действительно нет. И есть ли способ избавить от вины, я тоже не знаю.       — Вы… никогда этого чувства не испытывали? — голос Гверна дрогнул.       — Испытывал. Оно было очень сильным, но всё же не убивающим.       — Как справились?..       — Встретил живым того, кого думал, что убил.       Каллисто смотрел в глаза, и Гверн верил каждому слову, хоть даже предположить не мог, что этот мягкий человек мог отнять чью-то жизнь.       — Это не его вариант, — продолжил целитель, и в голосе его слышалась боль.       Смертельные яды и небо знает, что ещё было создано руками Валентина. Гверн осознал это и принял в ту ночь, когда Валентин умирал от собственного яда. Умирал, но хотел жить. Выжил после наказания. Что же случилось сейчас?       Гверн взял горячую руку Валентина в свои.       — Вы… можете сказать, скольких он убил своими снадобьями?       — Не точно. Сотни.       — По закону Валлоны даже за одного могут казнить. Только воины, что убивают для защиты, не судятся. Быть может…       — Нет. Защитить Монт и Дитриха можно было меньшим количеством жертв, — теперь голос Каллисто звучал бесстрастно и пусто, словно он сам постепенно осознавал то, что ему открылось.       Надежда забилась в области сердца, словно охваченная агонией, готовая раствориться без следа. К горлу подкатил ком, и Гверн не смог выговорить следующего вопроса. Каллисто прерывисто вздохнул.       — Искупление. Возможно искупление. Думаю, именно это помогло Валентину дожить до сегодняшнего дня даже с осознанием всего совершённого. Нужно, чтобы он вспомнил об этом. Попробуйте его дозваться, а я скоро вернусь.       Он поднялся, вернул на правильное место накидку, взял сумку и нетвёрдой походкой вышел за дверь.       Гверн помедлил мгновение, а потом устроился так, что голова Валентина оказалась у него на коленях.       — Глупец. Ты ведь столько прошёл, столько смог. Знал ведь, зачем и почему. Почему же забыл? Я… — осёкся, обожжённый осознанием: он не сможет быть рядом долго. До весны. Тогда, когда это будет уместно. — Плевать, слышишь? Даже в разных странах я буду на твоей стороне. Ты уже спас, по меньшей мере, столько же жизней тем, что уничтожил яд. Ты смог убедить Дитриха свернуть с намеченного пути. Это тоже спасённые жизни тех, кого ты даже не видел и никогда, скорее всего, не увидишь. Слышишь меня? У тебя всё впереди. Только попробуй сдаться. Только попробуй…       Когда Каллисто вернулся с тремя кубками подогретого вина на травах, Валентин просто лежал с закрытыми глазами.       

***

      В распоряжении советника теперь был целый кабинет с массивным столом, который за короткий срок завалило бессчётными бумагами. Аэрнес знал многое о делах северных стран, но далеко не всё, что нужно было для управления одной из них. Дверь тихо открылась, и по лёгким шагам он узнал Ирмели.       — Не боишься выдать себя бессонным образом жизни? — она поставила на стол рядом с его рукой небольшой круглый поднос.       Пришлось отложить в противоположную сторону только что дописанное донесение. Аромат, распространявшийся из чашки вместе с белёсым паром удивил.       — Где ты это откопала? — на вкус это было именно то, о чём говорил аромат – насыщенная и в чём-то изысканная горечь с оттенком пряности.       — На кухне – всё лучшее для королевского советника, — в голосе Ирмели слышалась улыбка. — Даже плоды чудом сохранённого и с особым тщанием выращиваемого на южных границах Валлоны растения. Но ты уходишь от ответа.       — Упрямица, — Аэрнес качнул головой. — Пока внешне этого не заметно.       — А выводы стражников тебя не волнуют?       — Не так сильно, как желание убрать некоторых личностей с дороги.       — Смертный приговор? — Ирмели коснулась отложенного листа, лишь догадываясь о том, что на нём было написано.       — Верно. Думаю, за этим человеком тут никто сожалеть не станет. Со вторым сложнее.       — Ты хочешь отправить на смерть кого-то из близкого окружения королевы?       — Не на смерть. И не королевы. Её это даже обрадует. Гораздо больше проблем может возникнуть с той самой стражей.       — Это путь по краю, — Ирмели не стала спрашивать имена, но понимала, о ком идёт речь.       — Не впервые.       — Как долго ты собираешься удерживать Анну? И чем?       Аэрнес предельно аккуратно вернул пустую чашку на поднос и поднялся. Несколько резких шагов до окна, за которым по-прежнему непроглядно мело.       — Дурман, который ты намешал, не бесконечен, а ей требуется всё больше. Я права?       — Я не просил тебя лезть в это.       — А меня не надо просить, — Ирмели подошла и мягко коснулась его руки. — Ты в самом деле дашь ей то, чего она хочет?       — Не находишь, что заботиться о моей чести уже слишком поздно? — усмешка получилась почти злой. — Но нет, она сама показала мне яд, которым убила короля. Думаю, ей он будет в самый раз.       — Хочешь действовать как Корвин? Она всё-таки мать Клианса.       — Почему же? Медленный яд даёт время на осознание. Возможно, именно под его действием у Клианса и появится настоящая мать.       — Только перед её смертью?       — У этого яда есть противоядие.       

***

      Гверн уже готов был покинуть покои Валентина, надеясь, что того никто не потревожит слишком рано, но дверь открылась, и на пороге появился Его Величество Дитрих. Он явно не ожидал увидеть здесь постороннего, но виду не показал – просто закрыл дверь с чуть более резким стуком, чем можно было. Гверн не сразу понял, что неосознанно занял оборонительную позицию, не подпуская к Валентину. И кого – самого короля.       — И как давно тебе такое позволено? — губы Дитриха дёрнулись в жёсткой усмешке.       — Вы пришли к нему слишком рано, не находите? — давно было пора низко поклониться, извиниться и уйти, но стражник не мог заставить себя сделать это.       — Какая потрясающая наглость, — восхитился король Монта. — Простой валлонский стражник не подпускает меня к моему же другу. Не боишься, что даже твой принц не спасёт тебя, если я решу наказать за такое?       — Что ж, мой принц не обязан выгораживать меня, — Гверн почувствовал, что последний шаг по наклонной уже сделан – возможность остановиться упущена. И вернул Дитриху усмешку. — И я не стану отрицать, что Валентин был и остаётся вашим верным подручным. Только с дружбой это не имеет ничего общего.       Теперь в глазах Дитриха полыхал холодный огонь такого гнева, до которого даже Анне было далеко.       — Да что ты знаешь о том, что за отношения нас связывают? — голос короля превратился в шипение, он сжал руку на рукояти меча, но пока не потянул его из ножен.       — Только то, что видел своими глазами: использование для своих целей, принуждение пускать в расход чужие жизни, обвинение в предательстве, в конце концов. Как король вы имели на это право, хоть это и не по-человечески, но как друг – нет.       Удару Гверн не удивился. Только тому, что Дитрих отпустит меч и ударит кулаком. Удержаться на ногах удалось с трудом, но заметное украшение на лице уже получено.       — Правда глаза колет? — он смотрел в светлые глаза короля, не собираясь отводить взгляд. — Наверное, вы недолго бы грустили, если бы после этой ночи он не проснулся. Думаю, в Монте многие мечтают о его месте.       Следующий удар пришёлся под дых, и Гверн в полной мере понял, почему Дитрих путешествует с таким небольшим отрядом – король был в прекрасной боевой форме, и вполне мог защитить себя даже от нескольких противников. Только говорить теперь было тяжело, как и дышать.       — Ты не смеешь говорить о его смерти, — Дитрих перехватил Гверна за ворот. — Сейчас его жизни ничего не угрожает.       — Сейчас – может быть.       Валентин не должен был проснуться даже от такого близкого шума – Каллисто подмешал ему что-то сильнодействующее. Но всё же шевельнулся во сне, и привлёк к себе внимание Дитриха. Выглядел он лучше, чем ночью, но последствия того кошмара оставили заметный след. Король разжал руку и оттолкнул от себя стражника, в несколько шагов оказываясь рядом с Валентином.       — Что… ему же было намного лучше, — спрашивал Дитрих вряд ли у Гверна, но, отдышавшись, тот решил ответить.       — Было. А потом что-то пошло не так.       — Как ты вообще оказался рядом с ним?       — Честно? Сам не знаю. Просто не мог уснуть, и решил узнать, всё ли в порядке. Оказалось, что нет. Он горел от лихорадки и метался в кошмаре. Я даже разбудил Каллисто, но наш южный гость сказал, что Валентин и без того принимает лучшее лечение, которое только возможно.       — Даже Каллисто не смог ему помочь? — в тоне Дитриха что-то изменилось настолько сильно, что Гверн поверил в его беспокойство. — Что же это было?       — Не думаю, что Валентин захотел бы вам об этом рассказывать.       — Да… он тот ещё упрямец. Но ты сказал, что он мог умереть. Я не оставлю это так просто. Что произошло? Если ответишь, то не стану наказывать за наглость.       — Если бы я боялся наказания, то не нарывался бы.       Дитрих внимательно посмотрел на стражника и вновь перевёл взгляд на Валентина.       — У него было много возможностей умереть. Он не воспользовался ни одной из них. И дал мне обещание, которое не совместимо с его смертью. Я должен знать, что произошло.       Во всём облике короля Монта что-то стало иным, но Гверн не был силён в таких тонких материях. Немного помолчал, собираясь с силами.       — Каллисто сказал, что такое бывает от чрезмерного чувства вины. Скорее всего, Валентин не осознавал происходящее с ним. Я точно знаю, что он хотел жить, но ослабленное тело подвело. Будь он в сознании, ни за что бы не поддался.       — Ты так хорошо его знаешь, — не вопрос – утверждение.       — Хватило тех месяцев, что мы оба часто находились рядом с Его Высочеством.       — Хватило для того, чтобы, не зная наверняка, прийти на помощь… другу, — Дитрих усмехнулся, но в этой усмешке чувствовалась горечь. — Ты подтвердил, что сейчас он в безопасности, но Каллисто сказал, что лекарства для него нет.       — Я… — Гверн помедлил, — просто напоминал ему, зачем, почему и как сильно он хотел жить, пока не был услышан.       — Валентин смог всё вспомнить и проснуться из кошмара?       — Не сразу. Но смог. Каллисто сказал, что его что-то задело, но мы не стали спрашивать, а Валентин сам не заговорил об этом.       Дитрих немного помолчал и поднялся. Подойдя к столу, он открыл ящичек со снадобьями. Именно отсюда Валентин доставал то, что просил у него Виктор. И то, что без просьбы подмешал своему королю.       — Упрямец, — обронил Дитрих, ни к кому не обращаясь, и коснулся одного из флаконов. — Кажется, нашёл, — он сжал пальцы на холодном стекле с такой силой, что рисковал раздавить.       Гверн подошёл ближе.       — Очередной яд?       — Не совсем. Но близко.       — Каждая смертельная ловушка из трав, созданная им для других, теперь обернулась против него. Думаете, он увидел этот флакон и вспомнил его назначение?       — Почти уверен в этом. Этот состав столько раз помог… — Дитрих снова усмехнулся, и на этот раз жутковато повеяло безумием. — Впрочем, как и яды, которых больше нет.       Не произнеся больше ни слова, король Монта вышел прочь.       Гверн посмотрел на стоявшие на столе часы и вздохнул: у него ровно пять минут, чтобы придумать ответ на вопрос Клианса, где он заработал ссадину на лице.