Легенда королей. Дорогами Севера

      Пальцы сжались на рукояти меча, отдавая клинку излишний сейчас гнев. Рене снова обнажил оружие против того, кого должны были осудить по закону. Ему некогда было разбираться в подробностях случившегося: достаточно было видеть, как Эдвин касается оголённой шеи бесчувственного стражника остриём кинжала – гарантия честного поединка насмерть. Они не успели найти тех, кто был куплен казначеем или остался сторонником Гектора в дворцовой страже, и побег позволила перехватить случайность.       — И что же ты медлишь, бастард? — насмешливо спросил Гектор, перекинув меч из руки в руку. — Неужели наконец-то понял, что за чьей бы спиной ты ни спрятался, всё бесполезно? Давай же, признай это.       — Ты далеко не лучший из тех, кто пытался меня разозлить перед боем, — Рене посмотрел в глаза противнику, но спокойствие давалось действительно трудно.       — Ах, да, как я мог забыть. Убийца из Шантьё. Сколько трупов ты положил по пути к трону, которого ты так жаждал?       — Это ты так приговор дополняешь – вспоминая свои подвиги? — усмешка.       На тревожный звон колокола у подземелья среагировали все, и Рене ясно чувствовал на себе взгляды друга и брата. Что ж, именно ради брата он затеял всё это, начиная с похода на север и заканчивая поиском настоящих виновных прошлых смертей. Нет, здесь и сейчас он не станет мстить за себя. Этот бой будет за погибшего посла, пусть и трижды неприятного типа, за убитого исполнителя, за каждого покалеченного или убитого наказаниями стражника дворца, оказавшегося во власти такого командира. Он на мгновение прикрыл глаза и больше почувствовал, чем услышал, что у Гектора закончилось терпение.       Гектор был старше и злее. Он хотел уничтожить. В тусклом свете фонарей у бокового выхода из дворца, отражавшемся от снега, движения противника легче было чувствовать и предугадывать, чем видеть. Налетевшие низкие тучи скрыли луну и звёзды и вот-вот готовы были просыпаться очередным снегопадом, а ветер лениво бросал под ноги низкие снежные вихри, сметённые с ближайших сугробов. Холод едва ли чувствовался в горячке боя.       Первым достать противника удалось Рене, но Гектор смог уйти в сторону и скрыться за садовой вазой, смахнув с неё мечом гору снега в лицо принца. Достать в ответ, как он рассчитывал, у Гектора не получилось, и бой затягивался. Этот человек мог многого достичь в Шантьё, возможно, за следующие несколько лет превратить армию Валлоны в нечто не менее убийственное, чем армия Монта. Мог бы сцепиться с Дитрихом и хорошо откусить от его территорий, прежде чем выйти на ничью. Он не считал бы павших в тех боях и не думал о тех, что оказались бы недостаточно сильны, чтобы даже вступить в них. Ему не нужен был мир. Пусть даже он был на шаг позади планов Дитриха на Валлону. Впрочем, именно он мог бы легко сменить правителя, которому служит.       Сильный порыв ветра заставил Рене вспомнить, что сражается он в одной рубашке, тогда как Гектора успели обеспечить подходящей одеждой. От удара с ноги почти получилось уклониться, но край меча противника оцарапал руку. Мелочь, не стоящая внимания. До тех пор, пока мир перед глазами не начал мутнеть. Чем бы ни был смазан клинок, времени оставалось слишком мало. Когда-то он уже проделал нечто подобное. Вниз. Открыться. Ошибка! Колющий он не переживёт. Защита. Уйти. Назад насколько возможно. Подводить начало уже и равновесие. Снежно-белёсая темень перед глазами слилась в непроницаемый полог полусна. Это стало слишком похоже на битву против Корвина в заснеженных холмах Забытой долины. Так же, как и тогда, он не имел права на поражение.       Холодным каменным боком неосознанное движение остановила вторая ваза, заставив немного очнуться. Уйти бы за неё, но если оступится, то погибнет. Нет, позволить себе упасть сейчас, раз помогает очнуться холод. Чуть в сторону. Звон от встречи острия меча с камнем неприятно бьёт по ушам, а к холоду высокого сугроба добавляется ещё одна боль – налетел рукой на остатки розового куста. Но взгляд прояснился ровно на тот миг, который понадобился, чтобы вонзить меч Гектору под рёбра и последним усилием провернуть его. После этого сознание померкло окончательно.       Когда Рене очнулся, в небольшую щель между занавесями виднелось сереющее предрассветное небо, а в кресле, придвинутом к самому окну, кто-то сидел, но в почти что темноте было сложно разобрать. Он приподнялся на локте и хотел было окликнуть, но голос со сна подвёл. Человек у окна поднялся, и уже по одежде и движениям можно было узнать Клиамина. Принц зажёг свечу, стоявшую на столике у кровати, и замер.       — Ты… — его голос тоже сорвался, но он лишь коротко кашлянул, — ты забыл, что больше не наёмник? Что уже даже не свободный мечник, а принц? Кто тебя просил принимать этот бой!       Рене окончательно проснулся и сел в постели.       — Разве я мог иначе?       — Не просто мог. Ты должен был выставить вместо себя другого! — Клиамин быстро сорвался на крик. — Даже Эмиль бы пошёл, я сейчас это точно знаю. Это было бы законно. Но нет, ты привык закрывать собой всё и всех, не думая о последствиях. Если бы на мече был яд, ты бы погиб! И всё, ради чего мы столько прошли, оказалось бы зря!       — Постой, разве Гектор выжил? — Рене встревоженно коснулся руки друга, но тот резко отдёрнул её.       — Не выжил ни Гектор, ни Эдвин. Но мне плевать на них, слышишь! Пока ты сутки валялся без сознания, мне было плевать на всё, кроме опасений, что Валентин и Марсель ошиблись, и это не снотворное! В прошлый раз я только знал, о том, что ты отравлен, и то не хотел больше испытывать этого ужаса. А теперь… теперь… ты был больше похож на мёртвого, чем на живого. Каллисто и вовсе с таким никогда не сталкивался…       Клиамин замолчал и отвернулся.       — Запомни, принц-регент, не тебе больше бросаться под вражеский меч, какими бы гадостями тебя на это ни провоцировали, — голос Клиамина дрожал.       Опустив взгляд, Рене слушал друга и понимал, как во многом он прав. И правота эта касалась не только настоящего и будущего Валлоны, но и их настоящего и будущего. Когда Клиамин замолчал, он осторожно поднялся, всё ещё чувствуя слабость, и положил руки другу на плечи. Да, как и думал, дрожь была не только в голосе.       — Я не железный, Рене, и никогда таким не был, — тихо выдохнул принц Аль’Фиора. — И то, что мне уже не двадцать лет, на самом деле очень мало меняет дело, когда это касается смерти. Что-то я смог принять, осознать, но… думать, что однажды придёт расставание, после которого не наступит встреча – всё ещё выше моих сил.       — Прости, я действительно действовал по привычке, — тихо ответил Рене. — В этот раз мне сложно пожалеть об этом. Правда, я честен с тобой. Это было как доказательство того, что я могу защитить эту страну и её законного правителя. Но и ты прав в том, что больше я так поступать не должен. Обещаю, что сам обучу тех, кто будет в ближайшей охране, тому, что умею сам. И им буду доверять безопасность Клианса. И свою тоже.       — И всё равно будет наступать день, когда твой меч будет направлен против врага, — Клиамин провел ладонью по глазам и судорожно выдохнул. — Я буду помнить об этом. Потому что таков Север.       — Благодарю.       Только так коротко и можно было ответить на понимание невысказанного.       В ночь побега они сидели в покоях Клиамина у камина, пили вино и вспоминали счастливое прошлое. Как в то время, когда ночами сидели вдвоём во время болезни Клиамина в Аль’Фиоре. Южный принц кутался в накидку даже около огня, а сам Рене сидел в одной рубашке с накинутым на плечи покрывалом. Сорвавшись по тревоге, успел только меч схватить. А ведь… если бы он не успел вымотать Гектора, если бы удар оказался точным, то больше никогда подобных вечеров для Клиамина уже не было бы. Не случилось.       — Ляг, тебе ещё рано вскакивать, — первым отмер Клиамин.       — Это просто царапина… слабость можно не считать, — но всё-таки вернулся в постель, потянув за собой и друга. — А ты вот, подозреваю, с тех пор и не спал.       — Спал.       — В кресле.       — Но спал же.       Клиамин поправил накидку, и в свете свечи Рене заметил проступивший на запястье синяк.       — Откуда? — получилось напряжённо.       — А… это, — принц вздохнул и натянул рукав до самых пальцев. — Когда я понял, что ты почти не ориентируешься в происходящем, а продолжаешь бой по наитию, хотел вмешаться. Эмиль удержал. Его не за что винить.       — Хорошо, что ты не пострадал серьёзнее, — Рене качнул головой. — А теперь спи давай. Да, прямо здесь. Нет, возражения не принимаются.       Клиамин открыл и закрыл рот. Улыбнулся, снял и убрал на спинку кровати накидку и удобнее устроился, засыпая куда быстрее, чем мог бы подумать.       

***

      Аэрнес без стука вошёл в комнату Ирмели и остановился у двери, сложив руки на груди. Девушка сидела на краю кровати, обняв себя за плечи, и смотрела куда-то глубоко в себя, даже не обратив внимание на то, что уже не одна.       — Рене проснулся и даже вполне в состоянии вернуться к своим обязанностям принца-регента.       Ирмели вздрогнула и посмотрела на мужчину так, будто не вполне поняла его слова.       — Всё, для него от той ночи всех последствий, что несколько царапин, не все из которых от меча. А ещё я был в лекарском крыле и узнал, что парня, которого поранил Эдвин, удалось спасти. И, скорее всего, он сможет продолжить и дальше занимать своё место, когда окончательно встанет на ноги. Так что хватит изображать тут мировую скорбь. Тебя ждёт завтрак и тот, кому ещё предстоит возвращать рассудок.       — А Мориал? Его ведь тоже… если бы я тогда не…       — А Мориал уже давно занимается с Его Величеством Клиансом, и тот факт, что ему прилетело краем болта от самострела, ему нисколько не мешает, — Аэрнес подошёл к девушке и небрежно придержал её лицо за подбородок, не давая отвернуться. — А если бы не решила ещё раз попробовать уговорить Эдвина одуматься, то погибших было бы больше, а побег и вовсе мог состояться. И ловили бы мы их по всей Валлоне ещё неизвестно сколько.       — Он всё-таки… тоже погиб, ещё и невиновных с собой забрал, — Ирмели тихо вздохнула.       — Это был его выбор. Он до последнего мог сдать назад, признать свою вину, принять законного короля и его регента, возможно, даже сделать что-то на благо этой страны и получить не смертную казнь, а изгнание.       — И не пришлось бы Ариэлю так рисковать, стреляя мимо заложника…       — Именно. И сама ты ещё вчера успешно смогла успокоить своей музыкой хотя бы Клианса.       — Не до конца. А Клиамина и вовсе… кажется, что совсем нет.       — До конца или не до конца, но никто из них не бился в истерике до самого пробуждения Рене. Зато есть тот, кого как раз и пришлось укладывать с помощью трав. Тех же, какими успокаивают Анну. И вот сейчас именно ты можешь ему помочь.       Ирмели ненадолго прикрыла глаза, а потом решительно поднялась.       — Его ведь заперли в подземелье вместе с остальными участниками побега из стражи?       — В отдельной камере, но он действительно там. Он заслужил наказание, но вряд ли – лишение рассудка.       В подземелье было тепло – никто больше не стремился поиздеваться над заключёнными сверх всякой меры. Шедший чуть впереди Элиас положил руку на рукоять меча и немного помедлил в том месте, где они столкнулись с Гектором и Эдвином. Теперь же предстоял разговор с теми, кто помогал им сбежать. Трое. И ещё двое тех, кто так же были заперты здесь после того, как выяснилось, что они были куплены казначеем.       — Ничего, что тебе снова приходится идти со мной? — Ирмели остановилась, посмотрев на своего спутника.       — В прошлый раз мы пошли с тобой добровольно, пусть и встретились случайно, а теперь мне необходимо разобраться в мотивах тех стражников, — Элиас продолжал носить традиционное одеяние Аль’Фиора, но даже скрытая тканью улыбка слышалась в его интонациях. — Принцу и советнику и так есть, что делать сейчас. А твоя музыка может очень помочь разговору.       Когда Ирмели сказала, что хочет войти в камеру того, кому нужна была её помощь, поставленный у этих дверей стражник долго не соглашался впустить её, но Элиас заверил, что сначала останется рядом с ней, и только когда она закончит – пойдёт к остальным.       Со спавшим под действием трав парнем они были ровесниками, если считать прожитые годы, но по меркам вэри Элиас ещё долго мог считаться сущим мальчишкой. В Вердэне война с Корвином изменила многое, но годы мира постепенно изгладили остроту переживаний того времени. В Валлоне, трудно было говорить о мире даже тогда, когда не велась открытая война, ведь те, кто должны были быть на одной стороне, направили оружие друг против друга. Тяжёлым воспоминанием коснулась мыслей история нарушенной клятвы между Сааром и Амарантином, но там всё пришло к исцелению вражды даже через кровь. Как получится здесь, представить было трудно.       — Дамьен, — тихо позвала Ирмели, но ответа не последовало. Девушка чуть заметно вздохнула и присела на край деревянной лежанки, обратившись к лютне мягким касанием.       Музыка заполнила камеру и растеклась по всему подземелью. Не было слов, но Элиас чувствовал, что и она вспоминала минувшую войну: боль потерь, радость нечаянных встреч и надежду на долгий мир. Ирмели играла с закрытыми глазами, поэтому не заметила, как парень на лежанке пришёл в себя, дёрнулся и вжался в стену, увидев её и Элиаса, и так замер, то ли ожидая приговора, то ли вслушиваясь в переливы мелодии.       Сейчас Дамьен уже не напоминал человека, готового расстаться с последними каплями рассудка, заливаясь слезами и захлёбываясь бессвязными обрывками оправданий, но был всё ещё почти смертельно бледен. В тот момент, когда он едва уловимо выдохнул и немного расслабился, перестав метаться взглядом между Ирмели и Элиасом, мелодия сменилась. Точнее, Ирмели перестала играть, заменив струнный перебор переливами собственного голоса. Слов по-прежнему не было, но очень быстро к горлу подкатил ком, и Элиас порадовался, что сейчас не видно его лица. Перед глазами, как наяву, встали курганы у Кейбрских врат, посмертная улыбка Мелана Тарийского, погребальный плач после Битвы Надежды.       Задолго до конца этой необыкновенной песни Дамьен зашёлся в сдавленных рыданиях, но уже, как показалось Элиасу, без тени безумия.       — О чём ты пела? — с трудом выговорил стражник, когда Ирмели замолчала и посмотрела на него.       — Так на моей родине чтят погибших друзей, когда для скорби и прославления их не хватает слов, — она светло улыбнулась.       — Я… я не хотел их смерти, — Дамьен судорожно вздохнул, прижимая руку к груди, словно зажимая рану. Увы, эту рану так не закрыть и не успокоить. — Потому и нашёл снотворное, надеялся, что Гектор не поднимет руку на спящих, а он… — тут он снова едва не задохнулся слишком задавленным вздохом, но пальцы Ирмели вновь коснулись струн, полилась тихая мелодия, и парень смог сделать нормальный вдох. — Они мне поверили… мне и Этьену, который был мне другом и первый принял питьё из моих рук. А его… я даже не думал, что казначей способен так…       — Этьен жив, — мягко сказала Ирмели. А Дамьен вскинулся, вцепившись в неё взглядом тёмных глаз, как утопающий за единственную соломину. — Марсель смог его спасти, и даже даёт надежду, что он сможет вернуться на службу. Мне показалось, что этот лекарь пустых обещаний не даёт.       Девушка улыбнулась, а Дамьена вновь накрыло рыданиями, но теперь в них ясно чувствовалось облегчение. Хоть на каплю. Двоих из усыплённых им стражников спасти не было ни малейшей возможности.       — Как ты вообще оказался на стороне осуждённого преступника? — тихо спросил Элиас, когда парень немного успокоился.       — Под угрозой, — тот вздохнул, и показалось, что сейчас он больше не считает это оправданием. — Моего отца уже больше двух лет как сослали на южную границу без жалования. Это значит, что он там на довольствии, но домой прислать ничего не может. Осталась мать и младшая сестра. У них своя пекарня, но налоги на опальные семьи вдвое больше обычных. И без того не маленьких. Гектор поставил условие, что либо я служу ему, либо он покупает сестру, — Дамьен прикусил губу и немного помолчал. — После того, как из-за слишком сурового наказания погиб его пасынок, я до одури боялся вызвать его гнев. Даже тогда, когда его объявили преступником. Я знаю, что заслуживаю наказания, но… прошу вас, упросите Его Высочество позаботится о моей семье, — он поднял полный мольбы взгляд.       Безумие отступило, но надежды для себя Дамьен больше не видел, и Элиасу стало до невозможности жаль этого человека.       — Я передам твои слова, но думаю, сильно просить об этом его не придётся. И я рад, что ты больше не пытаешься сойти с ума.              Идя по коридорам дворца к кабинету Рене, Элиас с трудом заставлял себя не сгибаться под грузом услышанных откровений. Изгнанный в Шантьё брат и две семьи на одного. Как из Валлоны изгоняли в Шантьё Элиас запомнил слишком хорошо. Вероятнее всего, что ждать этим семьям уже некого. Поступивший в воинскую школу сын, и только от покладистости отца зависело, сможет ли он живым её закончить. Сгоревший дотла дом и молодая жена с младенцем без единого родственника у обоих. И усвоенный с беспризорного детства принцип «хочешь жить – убей первым».       Каждый из них нарушил закон, но Элиас не знал, как поступил бы сам, оказавшись на их месте. И сколько времени понадобится Рене, чтобы залечить настолько тяжёлые раны своей родины – тоже.